Холодом веяло от чужака - странным холодом, который в то же время вполне вязался с жаром сумасшествия, выдыхаемого им. Леденящими и пустыми были темные, пустые глаза его, пронизывающие насквозь и словно бы стремящиеся завладеть волей скальда, подчинить себе его разум. Барьер едва удерживал напряжение, давал трещины, тонким скрипом отдававшиеся в ушах Даниэля и легким уколом - в сердце. Силен был незнакомец, очень силен, но и подчинить волю альха не так-то просто. Однако тело часто бывает слабее духа - вот и сейчас древний клинок, пробив защиту в самом слабом месте, легко вошел в плоть, и мгновением позже алой волной захлестнула сказителя боль, и хлынула кровь из раны, обагряя покрытую трещинами сталь, унося с собой силу и жизнь.
Тяжело осел на землю Даниэль, судорожно цепляясь за ускользающие осколки сознания, горестно звякнула рядом упавшая лютня, траурным стоном отозвался охваченный безумием город, плетя еле уловимую мелодию реквиема из шорохов, криков, воя ветра и отдаленного мяуканья кошек. Или это только казалось ему, рождалось в его помутневшем разуме, уже не имевшем возможности сопротивляться натиску сводящей с ума энергии чужака?
Тяжело было скальду. И пусть не впервые он испытывал боль, пусть не впервые глядел в глаза смерти, пусть верил, что только через преодоление себя и слабости своей лежит путь к мудрости, природа брала свое, и пульсирующая струя с каждым ударом слабеющего сердца выталкивала из его тела вместе с кровью глоток жизни. А незнакомец продолжал стоять над ним, холодный и отрешенный, почти безразличный, и лишь тень улыбки появилась в его взгляде, словно потешался он над павшим, упивался его болью, его беспомощностью, его страхом...
Нужно собраться. Зажать рану вокруг клинка, дотянуться другой рукой до упавшей лютни, найти в себе силы не сбиться и сыграть древнюю целительную мелодию, вспомнить - и не проговорить даже, а хотя бы представить - слова баллады:
Ветры пришли из запада, тучи дождя гоня,
То, что давно искали мы, - сторонись меня.
Плащ мой изодран в клочья и стар,
Лютня струной звенит.
Старший горел, как горел пожар,
А я до сих пор забыт.
Ливни пришли, и хватило всем – всем по себе далось.
Тот, кто не верил ни в жизнь, ни в смерть,
Взял ее пепел в горсть.
Звоны мечей и полночный дым –
Были, да не сбылись…
Так они вместе упали в ночь,
А я ушел невредим.
Годы прошли и легендами стал мой кровавый род,
Что ты посеешь, то и пожнешь – я же последний лорд.
Тех, кто смеялся страхам в лицо,
Под перекрестьем стрел
Не уберег ни доспех, ни Отец,
А я опять уцелел.
Все потерял, сохранил лишь то, чего мне совсем не жаль.
Только душа под серым плащом бродит по гребням скал.
В ответ на молитвы молчит небосвод
И нет ничего над ним.
Проклятье мое – во веки веков –
Всегда выходить
живым.
Даниэль не очень любил эту песнь - за рваный ритм, за чужую судьбу, - и никогда не исполнял ее вслух, на публику, но уже пару раз она спасала ему жизнь в безвыходных, казалось бы, ситуациях, и память его бережно хранила ее строки. И он дотянулся уже до струн, коснулся их дрожащими непослушными пальцами, когда вдруг неожиданно подоспела помощь. Он скорее почувствовал, чем увидел, как сгусток магической энергии сорвался с чьих-то пальцев позади него, окутал чужака вязкой пеленой, не давая ему пошевелиться, но и не раня.
Скальд одними глазами ответил спасителю - да, мол, пока еще жив, - но не снял пальцев со струн. Когда еще подоспеет знахарь - если и вовсе найдут его в суматохе - а шансов оставалось с каждой секундой все меньше. А боевые маги редко бывают хорошими целителями. Но появление союзников приободрило Даниэля и дало надежду на благополучный исход приключения.