Говорят, ассирцы, ушедшие с Салаштой Двублагословенным, были недовольны тем, что последний дал Хану уйгуров звание Друга Ремаллы и Народа. Хан, говорили они, едва ли не бежал с поля боя, и осторожность его, граничившая с трусостью, лишила их победы и погубила немало ассирских бойцов.
Салашта же, даже если и имел свои соображения о происходившем в бою на юге, не мог говорить о них, дабы не оскорбить ни ассирцев, ни хана, с которым желал поддерживать союз.
"Ремалла", - сказал он вместо этого, - "Называет своими друзьями тех, кто помогает ей в трудную минуту. И хоть вы скажете что помощь, оказанная ханом Ремалле не так велика, но второе дает тот, кто дает вовремя. Вот и вы, воины, хотя и не участвуете в битве, а стоите вместе со мной в Менассе, даже при этом оказываете мне большую услугу."
С этими словами он наделил аналогичным званием того, кто командовал ассирцами в то время, а так же Ашшера-реш-иши посмертно. Для последнего же он купил земли и возвел там небольшой, но красивый кенотаф.
* * *
Рассказывают, Салашта Двублагословенный, придя в Менассу и узнав о том, что оставил на произвол судьбы войско гномов, пал на колени при дороге и посыпал свою голову прахом. Горе, говорил он, ему как трусу и предателю, бросившему храбрейших воинов горного народа на потеху безжалостным врагам. После этого неделю он не носил украшений, не стриг волос и не брил лица, трижды начиная и трижды обрывая покаянное письмо в горное королевство.
В написанном наконец послании он признавал свою вину и не просил прощения для себя лично, а лишь для его союзников менассцев, ибо те ушли лишь по его приказу. Сам же он, писал Двублагословенный, не видит надежд оправдаться иначе как через посредство богов. И потому он обязался поставить на том месте, где оставалось войско гномов, святую стеллу их мужеству, если боги дадут ему победу в Эстэре.
Кроме того, он в наказание запретил себе возвращаться на родину до знака свыше, и многие сочувствовали этому - ибо что может быть жестче и страшнее, чем разлука с родным домом, семьей и согражданами? Однако злые языки говорили, что Салашта сделал так из опасения за свою жизнь - политические враги его непременно устроили бы так, что б он оказался Осужден.
* * *
О других его делах говорят такое: будто бы, услышав о приговоре, вынесенном Антилоху на родине, он послал Главку благодарственное письмо.
В послании он говорил о несомненном счастье, доставленном этим решением ему, а так же парсиатам и всем другим воевавшим с Никоссией, и просил изгнать или убить ещё больше героев и воинов - тогда-де радость их будет ещё большей.
Главк, говорят, на письмо не ответил.