Безлюдная платформа мерзнет под открытым небом– покинутая пассажирами своими, стайками порхающих людей. Одинокая такая, словно женщина брошенная грустит, смотрит вдаль напрасно, чего-то ждет быть может. Призрачная женщина посреди неуверенного этого дня, она зябнет в жиденьком наряде своем, она тоскует, отдаваясь во власть мгновений этих пустых и грустных, ожидания царапающего в груди. Кутается. Надежду свою вкушает, обманчивую пустышку.
В глаз попала ресничка, я сморгнул поправив ширинку. Мир расплылся безрадостной акварелькой, скуксился, словно ребенок желающий разрыдаться. Проверил молнию на штанах, - расстегнута или нет. Подышал на пальцы, пытаясь согреться – после теплого поезда, холод казался омерзительным. Он наваливался волной, проникая под одежду. Отнимал уверенность и чувство сытости мягкой, прикарманивал себе. Эгоист.
Пустая платформа всего лишь, и монотонный вой ветра в ушах, тоскующего серого пса. Как наяву его увидел. Брошенного этого, погибающего без внимания зверя. Я ощущал...
Я ощущаю уже царапающее чувство тревоги в груди, обиды какой-то незаслуженной. Пощечины. Словно позвали куда-то на бал, прислали цветное приглашение украшенное завитушками. В золоте. То самое, которое все неудачники исправно ждут! Я пришел на праздник. Я готовился очень долго и ждал заветного дня. Обрывал листки календаря, отмечая прошедшие дни крестиками, выбирал костюм и смаковал мгновения недолгой этой радости. Вот пришел. Прибежал. Дождался! А вокруг привычное дерьмо. Толкнул тяжелую дверь, желая окунуться в чудо с головой, а тут…- Пыльные столики, перевернутые стулья ногами кверху, накурено крепко, на полу ворох конфетти, использованные презики, бокалы с шампанским и плесень. И брошено все уже давно, позабыто. И меня никто не ждет, лишь тени порхают. Смеются хрипло:
"Дурень, кому ты нужен?"
Я поглядел на часы, которые прямо сейчас шли назад. Глупые эти стрелки. Услышал свист ветра, и чихнул, ощущая подбирающуюся простуду. Интуитивно. Я еще не болел, но уже хотелось джема вишневого и жаркого чая, уже хотелось ныть, и хлюпать простуженным носом. Смотреть по телеку третьесортные шоу и желать сдохнуть себе, где-то внутри. Когда один тупой сериал, сменял другой. Понимая. Что от простуды не умирают, но все же...
Я снова поглядел на часы, желая убедить себя что все это лишь чья-то неудачная щутка. Такой вот прикол дешевый, как странная записка и эта дурацкая помада. Какой-то поганый гомик, вообразивший себя шутником. Всего лишь урод, миллионер быть может подыхающий от рака. Или просто маньяк. Ну скажем не дешевый прикол, дорогой. С размахом представление.
Крик ветра, пронзительный. Жуткий такой вопль. Застывший паровоз и пустая платформа, словно у меня ответа доискивающаяся, где же пассажиры её? Где жизнь, обычная привокзальная. Суетная. С руганью, бомжами и жаркими прощаниями. С грохотом чемоданов и сотней ног, приминающих серый бетон. Осиротевшая платформа, казалось, спрашивала. Так где же, скажи? А я не знал ответа, не мог его дать. Мог лишь нос сопливый утереть, отправившись к зданию вокзала. Сомневаться. Что все это ради меня, целый перрон осиротевший для одного идиота. Даже для полоумного милиордера, розыгрыш был слишком глупым.