Роберт свернулся в калачик и плакал. Обида, горе, зависть разорвали ему душу напополам. Когда индиец уводил в темный провал недостроенного здания Клода, Роберт на секунду поймал его взгляд. И в эту секунду в его глазах умерла зависть, скончалась обида. Осталась лишь тоска - непередаваемая тоска человека, уже знающего, что потерял любимого.
Когда Клод и индиец спускались по лестнице, с этажа грянуло шесть выстрелов. По числу официантов и музыкантов. А потом зазвучала скрипка. Одинокая, печальная, горюющая скрипка.
Роберт играл, и его слезы капали на идеально отполированный инструмент. Он играл, и, казалось, это рыдала его душа. Он будет играть долго в холодной комнате среди тел убитой прислуги, запачкав дорогие ботинки кровью. Он будет играть долго - каждую ночь, до конца жизни.
Скрипка рыдала.