Соломон сидел у окна, глядя на мелькающие за окном пейзажи, но мысли его были далеко. Мысли его были в светлом и ярком кабинете, где приятный молодой врач - таким, наверное, был его отец в молодости - не глядя ему в глаза, прятал за длиннотами специальных терминов простую несказанную фразу.
"Скоро ты умрёшь"
Вот такой вот, молодой, в меру привлекательный, интересный и полный идей - из-за какого-то комка взбесившихся клеток в голове размером чуть больше ногтя. Неоперабельное новообразование. Головокружений не было? Будут. Вот таблетки, отпускаются в нашей аптеке. Страховка покрывает. "Юпитер" заботится о своих сотрудниках. Даже похороны, наверное, оплатят. Как оплатили регулярное профилактическое обследование, где, собственно, и обнаружилось это самое новообразование. Молодой приятный врач был уже третьим, к кому Соломон обратился. Теперь, когда жить ему оставалось не более нескольких месяцев, следовало собраться и подумать - а думать-то как-раз не получалось. Эта "Башня Ласточки" была запланирована уже год назад - не отменять же мероприятие. Возможно, удастся немного отвлечься, собрать в кулак волю и решить, как провести это оставшееся время. Он проверил свои банковские счета - не так уж и много он заработал, как ему казалось. Всё не что-то расходились эти деньги, во что-то вкладывались, кому-то одалживались. На скромную квартиру на окраине столицы, может, и хватит. Впрочем, зачем ему теперь квартира?
В полупустом вагоне электрички остались лишь редкие дачники да такие же, как он, паломники, едущие на "Башню". Группа молодёжи - девушка и четверо молодых людей - довольно громко включила музыку, и неведомый Соломону герой какого-то "шансона для небыдла" надрывался, рваными аккордами выплёскивая свою экзистенциальную тоску:
Он в мире первом смотрел телевизор, читал Кастанеду, сушил носки,
И пес одиночества рвал его горло тупыми клыками хмельной тоски.
А в мире втором мотыльки и звезды хрустели, как сахар под сапогом,
И смысла не было, не было - ни в том, ни в другом.
А в мире третьем он стиснул зубы, подался в сталкеры мертвых зон,
Сдирал дымящийся полушубок, пройдя сквозь огненный горизонт,
Ввалившись в прокуренное зимовье, рычал из спутанной бороды,
Что смысла не было, бля, не было, туды-растуды.Соломон лениво обсасывал мысль подойти и попросить сделать потише, но тут в вагон электрички просочился примечательный персонаж. Огромный мужик - такой огромный, что Соломон поначалу попросту не поверил своим глазам. Ещё немного - и он бы головой коснулся потолка вагона - а это, на минуточку, метра два с половиной. При том мужик вовсе не выглядел непропорционально "тонким", какими были известные "самые высокие люди планеты". Нет, напротив - широченные плечи, толстенные руки и ноги, даже голова огромная. Одет мужик был в какую то шинель, через плечо небрежно перекинута перемётная сума размером с туристический рюкзак. Пара длинных свёртков торчит из-за спины. Сапожищи на ногах соответствующего размера. Лицо при этом у мужика было какое-то печально-пришибленное. Обречённо-усталое выражение глаз, какое часто можно увидеть у лошадей. Это самое печальное лицо было исчеркано глубокими шрамами, самый заметный проходил прямо под глазами, пересекая нос.
Странный персонаж, которому впору куда-нибудь в книгу пана Анджея, а не в прозаичный вагон электрички. В несколько шагов мужичище подошёл к твоему месту. Кажется, под его шагами вагон содрогается.
- Можно сюда? - кажется, к тебе обращается. Густой бас звучит по-детски умоляюще. За окном электрички мелькают какие-то странные тени.