Пока горит огонь, пока бурлит котелок с водой. Пока успокоившиеся люди переговариваются и даже чему-то смеются, пока от промокшей одежды идёт пар, пока тлеет в пальцах сигарета... пока всё хорошо.
Они вчетвером снова рядом. Просто так, сели там, где было место, прямо на гравийный пол.
И век бы так сидеть, глядя на тонкие белые пальцы, протянутые к костру и подсвеченные по краям розовым, чувствуя касание тепла к опущённым векам...
И снова поднимается со дна память непонятная, туманная, мучительно-правдивая, как память не о снах, не о фантазиях – о прошлой жизни... И только в ней можно найти ответ на вопрос каждого: «Откуда я?»
Художник
Это чёрно-белые фотографии, обугленные по краям и забрызганные чем-то бурым, запечатанные в прозрачный пластик. Пожелтевшие, потрескавшиеся, почерневшие, как те, которые принёс с фронта давно умерший дед. Но это другие... страшные... Измученные, истощённые люди со впалыми грудными клетками и круглыми животами. С отрезанными руками и ногами, с проводами, вживлёнными в тело. Искорёженные трупы, горы обгоревших трупов. Беременные женщины, растянутые на операционных столах, младенцы...
На твоих плечах платок, согретый женским теплом, и жар от костра ластится к коленям, как кошка.
Учёный
...Ты видел всё это на чёрно белых фотографиях, и навсегда унёс это в себе.
Ты сидел и писал о том, что видел, ты записывал каждую ужасающую деталь, чтобы никто и никогда больше не повторил такого. Ты сидел за столом, заваленным книгами, на корешках которых было «История, война...» и что-то ещё. Ты сидел, и при свете дня видел изуродованные тела и шептал одно важное слово, которое никак нельзя было забыть: «Вандалы, вандалы...». За окном медленно темнело, и женщина, смутно похожая на ту, что шла сегодня рядом с вами, зажигала лампу на твоём столе, потому что ты не мог оторваться от своей работы...
Ты открываешь глаза и не видишь ни стола, ни книг. Снова этот глупый сон, в котором идут кислотные дожди, и остатки Общины убегают от Вандалов.
Женщина
Ты смотрела, как в зеркало, и видела себя, но другую. Ты видела свои длинные черные тяжёлые волосы и собирала их в пучок на затылке. Ёжась от холода, закутывалась поплотнее в шаль и закрывала форточку. Ты шла на кухню и заваривала ему чай. Тебе хотелось послать его к чёрту, хотелось наорать на него, но ты только с тихим стуком ставила на стол дымящийся стакан и щёлкала выключателем. Ты знала, что будешь там, на страницах, что он пишет...
Наваждение проходит, и ты видишь, что Анджей лежит рядом, широко раскрыв глаза и не мигая.
Бродяга
Затяжка, свист воздуха в глотке. И ты падаешь медленно, как бы опускаясь на дно мутного озера. В глазах зелёный дым – курящийся как от плавящегося льда... Тепло растекается по членам, будто ты глотнул спирта. Тепло и расслабление. И это место кажется знакомым... но не так, как если бы ты бывал здесь раньше, а так, как если бы ты его придумал... сам... Ты знаешь, что нужно идти туда, в темноту, что там есть дверь, за которой... Ты лежишь на полу с широко раскрытыми глазами, и слышишь стоны, приглушённые расстоянием, и ты знаешь, что нужно идти туда, к той двери, а потом вниз, и нужно сказать об этом...
- Скажи им, скажи им! СКАЖИ!!
... только тем троим, которые сейчас рядом. Только этой женщине с прекрасно-взволнованными глазами, склонившейся над тобой, промокшему чудаку и мужчине, который нашёл ключ (ты не видел этого, но знаешь, что так и есть). Только они поймут тебя.