Ветер. Ветер вокруг. Сухой, холодный прямо в лицо – от такого тяжело дышать, и хочется отвернуться, подставить спину…
Это странный мир. Зеленовато-серое крошево под ногами, хрустит, как обломки залежавшихся в земле костей. Однообразный пейзаж без растительности, почти ровный ландшафт, редкие холмики прикрыты всё тем же ковром из этой странной ломкой породы. Она волнами, слоями покрывает всё вокруг, и кажется, что внутри, если раскопать поглубже, есть что-то…
Путь Учёного долог. Путь к открытию, вечерняя прогулка… да и сама жизнь. Прозвучит, может быть, глупо, но учёные умирают реже, чем рок-звёзды.
Жизнь учёного – не факел, а мерное горение свечи: кропотливая работа над сбором информации и её классификацией. Такая работа может потерять смысл, только если вдруг окажется, что больше изучать нечего.
Как бы ты классифицировал место, где находишься? С чем бы его сравнил?
Наверное, Учёный жалел сейчас, что он не астроном, так как было в высшей степени интересно, почему на небесном теле, на котором в принципе отсутствуют признаки атмосферы, можно дышать, и дует ветер.
Вверху, как-то невероятно высоко, тускло поблескивают звёзды. Изредка среди них промелькнёт одинокая комета – просто яркая запятая, которую сгоряча мазнул кто-то посреди пустого пространства. А прямо над головой – огромное, больше, чем эта планетка, уродливое, как будто проржавевшее насквозь…
Когда-то это была звезда. Когда-то она догорела, и нависает теперь над крохотным астероидом, как огромный бурый труп, покрытый подсохшими ввалившимися в плоть язвами. От тела то и дело отрываются струпья, и течение пространства подхватывает их и уносит вверх, вниз, в стороны…
Бродяга сидит и смотрит вверх. Ветер обдувает прокалённую солнцем его кожу, туго обтягивающую скулы. Сколько раз уже встречался на пути такой ветер...
Спина опирается на верный Байк. Он – часть Бродяги, он – символ свободы, он – сама свобода. Но…
Вот она, свобода, вокруг – бери! Но хочешь ли ты её теперь?
Бродяга встаёт и берёт мотоцикл под уздцы. Нет бензина, но нужно вперёд. Просто нужно.
Здесь пусто. Пусто. Не за что зацепиться глазу, нет ничего, на чём можно было бы остановить свою мысль. Это как сон, который длится то ли всего две минуты, то ли уже несколько лет.
Пусть скажет Художник, хотел ли он этого? Рядом нет никого, кто осудил бы, перед кем можно показаться неуклюжим. Хорошо, спокойно. Ведь сколько бы ты ни пересиливал себя, страх никуда не уйдёт, и только оставшись в одиночестве, ты расправляешь плечи. Хорошо ли тебе здесь?
Некому оценить тебя, некого тебе оценить.
Художник идёт, и ветер треплет полы его пиджака. Ветер заставляет хватать воздух ртом – по-другому не надышишься.
Ни один художник не может прожить без публики.
Пусто вокруг и внутри такая опустошённость, что хочется вывернуть себя наизнанку, только бы наполниться хоть чем-то. Хоть песком. Это так, словно отрезали половину души… нет, не половину, больше…
Но сквозь это всё – одна тонкая ниточка, одна серебряная иголка впивается в мозг: здесь есть… есть… Но что?.. ЧТО?!!
Кто?
Она идёт. Вперёд, обхватив плечи руками, склонившись против ветра. Она, Женщина. Дама. Ветер откидывает с лица мягкие светлые волосы. Каблуки то и дело вязнут, застревают, платье не может защитить от холода.
Одна здесь.
Тушь осыпалась, растёрлась по щекам, и не для кого быть красивой. Безразличие на лице, полуприкрыты глаза.
Одна…
Вперёд. Все идут вперёд. Потому что нужно туда, ведь там… есть… должно быть…
Потому что оттуда, издалека, светит самое бесполезное и глупое чувство –
Надежда…