Джейн с нескрываемым торжеством наблюдала за тем, как он щурится от наслаждения, подчиняясь ей, но давая понять напрягающимися мускулами гибкого тела, что он именно отдается ей, но отнюдь не принадлежит. Она обожала эту игру во власть, да и он, похоже, получал от нее особое удовольствие, интуитивно чувствуя тонкую грань между укрощенной силой и рабской покорностью и не позволяя ей зайти слишком далеко.
- Не знаю, как насчет крови, но кое-что другое, - временно отпустив его ладонь, она, прогнувшись, завела руку за спину и провела пальцами сверху вниз и обратно, обнажая корону и сильнее прижимая его к себе, - я с удовольствием из тебя высосу. И непременно до последней капли. Но как-нибудь в другой раз.
Чувствуя, что он уже достиг полного возбуждения, она все же не спешила освобождать его от напряжения. Наоборот, привстав и позволив горячему стержню немного свободы, она увела его чуть дальше, чем ему того хотелось, положив плашмя и не позволяя войти, еще шире развела бедра и заключила его в мягкие объятия влажных губ, начиная медленно двигаться вперед и назад в такт дыханию.
Вновь сжимая его запястья в своих руках, она целовала его лицо и шею, играла языком с его губами, легко и дразняще, а потом вдруг целовала глубоко и страстно – и снова отстранялась, глубоко вдыхая, давая ему возможность полюбоваться ее грудью и заглядывая в его глаза, не переставая двигать бедрами, скользя по нему, делясь с ним женственной влагой и задевая его наливающимся кровью бугорком у самой кромки вьющихся волос, слегка щекотавших его кожу. О, нет, ему это не надоедало: как бы ни хотела его плоть поскорее оказаться в ее горячем и жадном лоне, его невероятная для мужчины чувственность была сильнее, и она знала, что он наслаждается каждым ее прикосновением, каждым ее поцелуем, каждым полуслучайным касанием их тел не меньше, чем она сама. Люди так много теряют, не умея наслаждаться истомой пульсирующего на грани взрыва возбуждения, трепетностью отказывающегося подчиняться воле сознания тела, единением сплетающихся в плотный клубок страсти энергий, эстетикой воплощающейся любви… Ей нравилось представлять (в те моменты, когда она еще могла думать отстраненно), как они выглядят со стороны: его смуглое тело и матовая белизна ее кожи, его чуткие губы на ее груди, ее тонкие пальцы в его волосах, его сильные руки на ее бедрах и плавные изгибы ее нежных форм – это было, несомненно, красиво.
В какой-то момент, не в силах больше сдерживаться, она снова приподнялась и позволила, наконец, любовнику наполнить ее собою – резко, глубоко, полностью. Она тут же подалась вперед, выпрямляясь и выгибая спину, все еще держась за руки Тая и впиваясь ногтями в его ладони, оказавшиеся на уровне ее бедер. Волна крупной дрожи прошла по всему ее телу, мышцы плотно обхватили пульсирующий внутри нее орган, из груди вырвался хриплый стон. Она на секунду замерла, закрыв глаза и постепенно ослабляя хватку, давая рукам Тая свободу ласкать ее тело, чем он не преминул воспользоваться – от бедер вверх, к груди, задержаться там, потом за спину, притянуть ее к себе, впиться поцелуем в ее приоткрытые губы, вниз по спине, едва ощутимыми прикосновениями подушечек пальцев, снова руками на бедра – и чувствовать, все это время чувствовать ее тепло, ее страсть, ее всю…
Первые движения – самые сладкие, самые чувственные. Без преобладания животных инстинктов, без неистовства сокрушительной страсти, без беспорядка неконтролируемых эмоций их можно прочувствовать до миллиметра и просмаковать до мгновения. Не отрываясь от губ Тая, Джейн позволила ему выйти почти полностью, задержав лишь головку, и теперь ритмичными сокращениями интимных мышц целовала его, повторяя ритм на его губах, и с каждым движением она впускала его чуть глубже, и чуть напористее сплетались их языки, пока он снова не оказался в ней полностью и она не обхватила губами его язык, посасывая и слегка покусывая его. Она сделала так еще пару раз, а когда ее движения стали более плавными, он положил руки на ее ягодицы, заставив ее выгнуться еще больше, и начал двигаться под нею, со все нарастающим ритмом и все увеличивающейся амплитудой. Она вскрикивала каждый раз, когда он задевал наиболее чувствительные точки, и крики становились все громче и чаще с каждой минутой, она подавалась бедрами ему навстречу, а он ловил губами ее колыхающуюся грудь. В какой-то момент он перевернул ее, оказавшись сверху. Теперь ему было удобнее двигаться, и она кричала почти не переставая, не в силах сдерживать переполнявшие ее эмоции. Его тело влажно блестело в лучах утреннего солнца, а вдоль позвоночника щекотно стекала струйка пота, когда он почувствовал, как судорожно сжимаются ее мышцы, а она, вдруг задышав мельче и чаще, резко выгнулась под ним, схватив его за бедра и привлекая к себе. Тогда он тоже перестал сдерживаться, и вместе с очередной волной судорожного удовольствия она почувствовала в себе горячую пульсацию его семени. Он наклонился над ней и целовал ее, нежно и медленно, но глубоко, пока ее тело не перестало вздрагивать, а потом приподнялся на руках, чтобы видеть ее разрумянившееся лицо. Она открыла глаза и улыбнулась ему. Его черные волосы были влажными, и подняв руку, она кончиками пальцев прошлась от виска, по почти видимо пульсирующей вене на шее, по влажной груди…
- Я люблю тебя, Тай…
…Через полчаса, освеженные после душа и одетые, они сидели за небольшим столиком, неспешно пили чай со свежими ароматными круассанами, принесенными домработницей из французской булочной, и молча поглядывали друг на друга томными, счастливыми глазами…