 |
|
- Я не понимаю… Зачем вы говорите загадками, зачем пытаетесь убить друг друга. Я не могу никому помочь и не могу уже ничего решать… Хизз! – Элла закрыла лицо руками, все равно от боли, вспыхнувшей вдруг по всему телу, она почти уже не могла ничего видеть, и слова Хизза далеким эхом отдавались у неё в ушах. Кровь из носа падала алыми каплями на ковёр, а голова разрывалась от боли, словно вдруг весь воздух начал давить со всех сторон, стремясь раздавить, уничтожить. Больно говорить, идти, больно дышать. Элла бессильно осела на колени. Сломанная в третьем классе левая ключица раскаленным металлом обжигала внутри, девушка с силой сжала зубы, только чтобы не закричать. За что такое страшное наказание? Кровь прилила к вискам, сердце гулко стучало, мешая думать, ощущать. Казалось, что вскрылись, закровоточили все старые раны, Элла даже подумала на миг, что умирает, потому что терпеть это уже не было никаких сил. Девушка заплакала, обессилено, от горя, страха, боли… … Но быть не может, чтобы она была уже мертва. Разве мертвые что-то ощущают? Быть может, когда-то, нога все-таки соскользнула с подоконника, и действительно сбылось то самое, желанное порой, и пугающее одновременно? Нет, не было такого! Она бы знала, точно поняла, что умерла, наверное… Элла, опустив голову, сидела на полу, как и прежде, сжимая в руках белоснежное перо. А может, она и не жила никогда? Этот поезд, может, она всегда была тут? Сколько времени прошло? Зачем она здесь? И почему, почему так больно? Сейчас, как никогда раньше, было сложно взять себя в руки. Всё тело воспаленно саднило, руки слушались плохо. Только мысли остались рядом, воспоминания… Ведь, что делает человека – человеком? Из чего складывается жизнь? Из череды событий, безвозвратно уходящих все дальше и дальше, в прошлое. ***
На секунду показалось ей, что вдруг снова стало шесть лет. Она уже совсем взрослая и в этом году пойдёт в школу. И сейчас она сидит, на деревянном стуле, весело болтая ногами, а воспитательница, Карина Леонидовна, читает ей книжку. Детские сказки – они же совсем для детей! Но Элла не возмущается и даже делает вид, что ей интересно. Ведь она очень любит Карину Леонидовну. Любит её мягкий голос, добрые зеленые глаза и кудрявые черные волосы, так красиво спадающие на спину. Элла хочет быть такой же, когда вырастет. А еще от Карины Леонидовны пахнет сиренью. И читает она хорошо.
- … и жили они, долго и счастливо. – Воспитательница закрыла книжку и ласково улыбнулась, глядя на девочку.
- Мне не понравилось!
- Почему? – Искренне удивилась Карина Леонидовна.
- Белоснежка глупая! Вы же сами нас учили, нельзя брать у незнакомых людей подозрительные вещи!
- Но она просто очень добрая, и верила людям – это очень редкие и ценные качества в наше время…
- Нет! Добрая и глупая! Так нельзя! – Элла продолжала упрямо настаивать на своём.
- Ну, глупая, не глупая, а принца получила. – Карина Леонидовна задумчиво посмотрела в открытое окно, словно враз погрустнев.
- Нет! Не хочу принца! Хочу быть ведьмой!
- Ведьмой? Но зачем, милая? Разве тебе понравилось то, что с ней случилось в конце?
- А-а… – Элла махнула ручкой. – Ерунда. Она же знала колдовство и не могла по-настоящему умереть, наверняка она просто притворилась, чтобы все от неё отстали!
- Ну, милая… - Карина Леонидовна ласково потрепала девочку по голове. – И чтобы ты тогда делала, если бы ты тоже умела делать колдовство?
- Я бы… я бы заставила моих родителей быть всегда со мной! Чтобы они не уезжали больше никуда!
- Но разве можно таким образом кого-то заставить быть рядом?
- Конечно, можно! Можно всё! Это же колдовство!
- Элла, милая, ты же уже большая девочка и понимаешь, что родители работают, чтобы тебе было лучше, они очень любят тебя.
- Они меня не любят! Меня любите только вы! – Элла наморщила лобик, призадумавшись о чем-то, и вдруг расцвела, улыбнувшись, ведь ей в голову пришла такая чудесная идея. - А можно, можно я стану вашей дочкой?
Карина Леонидовна удивленно вскинула брови и рассмеялась:
- Ну что ты, милая, как же ты можешь быть моей дочкой, когда у тебя уже есть мама? – Женщина протянула руку, чтобы погладить Эллу по голове, но та увернулась от ладони и спрыгнула со стула.
- Вы тоже меня не любите! – Заявила она, выражение лица недвусмысленно намекало на то, что девочка готова разреветься в любую секунду. – Меня никто не любит и никому я не нужна!
Элла запустила пальцы в волосы и взлохматила их.
- Вот поэтому я и хочу быть ведьмой, я всем прикажу меня любить!
*** Глупое, глупое детство. Элла шмыгнула носом, утирая кровь. Никакой ведьмой, она, конечно же, не стала. Но ведь это точно, точно было, с ней, это была она, а не какая-то другая девочка. Ей всегда не хватало теплоты, отчаянно пытаясь быть нужной для кого-то, не понимала, что именно она делает не так. Из чего еще складывается личность? Из окружающих людей, которые все, по своему, чем-то важны. У Эллы были такие люди. Сейчас они кажутся лишь бледными тенями, вспоминать так трудно, больная голова мешает думать спокойно – кажется, начинается жар, девушке кажется, что её лихорадит, что у неё одновременно и простуда, и ветрянка, и ОРЗ, и десятки других неизвестных, но ужасных инфекций. Хочется закрыть глаза, лечь, заснуть… Происходящее подернулось пеленой, Элла ощущала своё тело ватным, вязким, неподатливым и очень, очень больным. То ли засыпает, то ли сознание теряет, и вот уже услужливое сознание подкинуло второе воспоминание, совершенно бесполезное и никчемное. Должно быть решило, что сейчас самое место и время для подростковых межличностных отношений. Элле не нравилось вспоминать об этом. ***
… Кажется, это был седьмой класс. Элле не спалось, и она решила пройти в гостиную комнату, которая была справа по коридору от их спален, немного почитать. Накинув поверх пижамы халат, девочка тихонько пробралась мимо спящих комнат. Включила в гостиной маленькую лампу в клетчатом абажуре, и удобно расположилось в кресле с книгой. Но быть в одиночестве долго не пришлось, дверь открылась и в проёме показалась долговязая фигура, нарушив шагами тишину.
- А, Литвинова, это ты. – Бросила фигура, заметив Эллу.
- Валя? – Элла подняла взгляд от книги, осмотрев вошедшего. Высокий светловолосый мальчик в спортивной форме – вот, что значит, прирождённый футболист, даже ночью в форме спит – был её одноклассником. Девочка облегченно вздохнула, хорошо, что не кто-нибудь из учителей. И тут же возмущенно зашипела, почти как змея:
- Ты чего сюда пришёл, уходи отсюда сейчас же, а то нас обоих выгонят, а я, в отличие от тебя, хочу ещё почитать, и вообще у меня бессонница, так что иди-ка ты отсюда, сейчас ночь и надо спать!
- У меня, тоже, может, бессонница, и почему это я уходить должен?
- Потому что я первая сюда пришла!
Валя хмыкнул, скрестив руки на груди. Подошел ближе, стащил какую-то книгу с полки, повертел в руках, отложил. В последнее время он вообще вёл себя странно. Вдруг выпрямил зачем-то спину, и теперь казался совсем высоким.
Элла рассерженно уткнулась взглядом в книжку.
- Что читаешь? – Поинтересовался Валя. Он сцеплял и расцеплял руки, словно вообще не представлял, что с ними надо делать. А, ну да, он же футболист, подумала Элла. Зачем ему руки.
- Это По. Эдгар Алан По. Хотя какая тебе разница, ты же даже не знаешь, кто это.
- Вот только не надо из меня кретина делать! Если у меня есть крутые результаты в спорте, это не значит, что я идиот. И вообще! Да что б ты знала, меня возьмут в молодежную сборную России, когда я подрасту, а потом, потом я стану играть за основную сборную и буду как Зидан!
Похоже, он очень разозлился, потому что покраснел вдруг ужасно, взмахнул как-то по-глупому руками, Элла уже даже передумала спрашивать, кто такой, этот Зидан, и хотела сказать, чтобы он не нервничал так, как вдруг…
… произошло все очень быстро, Элла не успела ничего понять, но увидела Валино лицо близко, так близко, что оно расплылось в мутное пятно, и почувствовала на своих губах прикосновение его губ, неожиданно мягких, и ужасно влажных. И длилось это, кажется, целую чертову вечность, девочка вцепилась пальцами в подлокотники кресла, пытаясь вжаться поглубже в спинку, потому что, оцепенев от неожиданности, больше ничего не могла сделать. Книжка упала на пол, а Элла окаменелым изваянием ждала, пока это всё закончится.
Может, Валя понял, что что-то пошло не так, а может еще что, но, наконец, он отлип от её губ и выпрямился, оставшись стоять рядом с креслом.
Повисла неловкая пауза, на протяжении которой Элла пыталась понять, что это вообще сейчас было. Она неуверенно сглотнула и покосилась на Валю, все еще вцепившись побелевшими пальцами в кресло.
Первым заговорил мальчик.
- Ты что, никогда до этого не целовалась? – Он смущенно почесал затылок, уставившись в пол.
Элла вскочила с кресла, и возмущенно скрестила руки на груди.
- Да что б ты знал, я целовалась уже сто раз! – И снова уселась в кресло.
- Врешь ты всё!
- А вот и нет! – Элла вдруг начала смеяться, позабыв, что надо быть тихо. - А вот ты целуешься ужасно, просто отвратительно, но если ты о-о-очень меня попросишь, то я никому не скажу. Честно! – Элла схватилась за живот и, давясь смехом, скатилась с кресла.
- Я думал, ты отреагируешь иначе… – Пробормотал смущенный Валя, густо покраснев до кончиков ушей. Он теперь держался в стороне, боясь даже пошевелиться, почти испуганно наблюдая за Эллой. Неужели всё было действительно настолько плохо?
- О-о-й… - Простонала она, вытирая выступившие от смеха слёзы. – Мой тебе совет – никогда… ни с кем… больше… ой... такое… не делай!
Элла всё смеялась и смеялась, до боли в животе, уткнувшись носом в кресло. Долго. А когда пришла в себя, увидела, что она снова одна. Книга Эдгара Алана По по-прежнему валялась на полу, замяв несколько страниц под своим весом; светила желтым лампа в клетчатом абажуре. А мальчика с девчачьим именем Валя, в комнате уже не было.
Обиделся, что ли? Элла подняла книгу, заботливо расправив страницы. И чего это он вообще полез? Что хотел этим сказать? Посмотрите на меня, я крутой футболист и целую кого захочу? Вот странный же. «Я думал, ты отреагируешь иначе…» И как, интересно, она должна была отреагировать? Элла все еще ощущала прикосновение его влажных губ и поморщилась, брезгливо утерев тыльной стороной ладони рот. Поцелуи – это ужасно, противно и сыро, и чего в них Вика находит? Девочка вздохнула, непонимающе дернув плечами. Наверное, Валя действительно обиделся. Элла решила попозже у него прощения попросить. Ведь она всегда относилась к нему неплохо – хотя, здесь вообще было мало людей, к которым можно было испытывать негатив. Плохие, хорошие ли, у всех были свои характеры, и общий дом, крыша, которую они делили одну на всех, месяц за месяцем, год за годом, это сближало их, делало единой семьей. Валя был почти братом. Разве может быть как-то иначе? И всё же что-то подсказывало ей, что он действительно ожидал от неё какой-то иной реакции. Но мало ли! Пусть знает.
- А то в следующий раз, если вздумает лезть и слюнявить мой рот, я ему по носу двину!
Элла решительно выставила перед собой кулак и попробовала ударить по воздуху.
Пусть знает.
*** Глупое, ненужное воспоминание. Даже не первая любовь. Не было у неё тогда никакой любви, не было подростковых переживаний, рыданий в подушку. Элле так хотелось, чтобы любили её, но совершенно не представляла, что при этом надо отдавать что-то взамен. Не умела, не знала, как правильно. Но даже это было важно. Она жила. Она существовала, и даже сейчас, почти без сил, Элла знала, что живёт, и что эта боль, которая разрывает всё тело на части, позволяет верить, что смерть не наступила еще. Но как же хочется спать. Элла закрывает глаза.
|