- Эй, Паша, ты меня вообще, что ли не слушал? – Элла помахала ладонью, обращая на себя внимание. Неужели он совсем-совсем не понимает, что всё происходящее здесь, это не веселый приключенческий роман? – Вынь из ушей вату, или чего там у тебя! Это всё бред какой-то. Ты ведь не знаешь, во что ввязываешься! – По скромному мнению Эллы, Павел походил на Наблюдателя, не более, чем самосвал на спичечный коробок, то есть, вообще никак. Надо ли упоминать, что сама идея казалась ей кощунственной, ведь для неё Наблюдатель здесь только один – это Горан и более никто не имел права претендовать на эту роль, особенно Паша.
Напряжение не спадало, тем более, когда появился Агриэль (Элла не могла не отметить красоту черных одеяний, но в то же время как-то чисто по-женски возмутилась про себя, что теперь не одна она носит этот цвет) – уже почти не слушая их разговора с Дашей, решила, что пора уходить. Дальше, куда угодно, только бы успокоиться, привести мысли в порядок, потому что…
- Не смей называть его ничтожеством! – Не выдержала Элла, позабыв, что до этого обращалась к Даше на «вы».
Вот именно поэтому. Всё зашло слишком далеко. Но выключившийся свет и появление мужчины, задержали девушку в вагоне еще на пару мгновений.
Сейчас! Удачный момент! Она расскажет всё, обличит Дашу и все её темные дела, прекратит этот неудачный спектакль, всё станет ясно и понятно. Но.
Элла посмотрела на фотографию – чего делать не стоило: внутри что-то защемило и разбилось на тысячу маленьких осколков – она больше не могла, просто не имела права отбирать у людей надежду. Но в то же время, всё это было категорически неправильно. С этим никак нельзя было примириться.
- Послушайте. – Элла подняла на человека взгляд слезящихся глаз, пытаясь донести нужную информацию. Проблема была в том, что она понятия не имела, о чем надо говорить. Здесь её всё равно никто не слушал. Даже если бы она сказала правду - поверили бы ей? – Прекратите слепо верить всему, что вам говорят – вы обманываете сами себя…
Закусила губу. Не стала продолжать. Элла поняла, что дрожит, хотя в вагоне стало ощутимо теплее. Это не озноб.
Повторила напоследок, обращаясь, видимо, ко всем, перед тем как оттеснить мужчину от двери и перейти в следующий вагон:
- Я в этом участвовать не стану. Вот где мне ваша ложь и притворство. – И показала, где, приложив ребро ладони к шее.
Уходя, от души хлопнула дверью – это надо было сделать, для душевного успокоения, для выражения твердости своих убеждений и намерений. Разумеется, она спешила не завтракать - сейчас даже самое вкусное блюдо показалось бы плесневелыми объедками.
Элла продолжала нервно комкать в руках салфетку – она уже не ощущала соли на губах, значит, кровотечение остановилось. Оставшись наедине с металлическим грохотом колёс, в густой темноте, она снова чувствовала себя проглоченной хищным китом. Узкий коридорный проход сужался, давил со всех сторон, а бесконечно далёкая дверь утопала в холодных тенях демонического состава. Девушка шла почти на ощупь, интуитивно, сжав в кулаке янтарный кулон – она понимала, что довольно глупо идти туда, в то купе, но ведь не зря она всё это сделала – проникла в Дашин разум, это было для чего-то нужно. Элла не могла поступить иначе, ей хотелось увидеть Хизза – ведь даже если с ним там ничего плохого не случится (а ведь в этом тоже быть уверенным нельзя), то наверняка ему там очень и очень плохо. Немудрёные мысли воспалённого разума. В такой ситуации Элла едва ли бы смогла сложить два и два. Холодность рассудка – важное преимущество, но вспышка ярости её этого лишила.
А еще она не могла перестать думать о Горане – хоть и верила, что он обязательно придет, но этого тоже нельзя было знать наверняка. Где он сейчас? Что с ним? Как бы она могла ему помочь? Имела ли она право вообще думать о подобном?
«Я бесполезная, никчемная, от меня никакого толку, я всё делаю не так, я…»
И все же она чувствовала, что нужна ему.
Это было, должно быть, излишне самонадеянно, но лишь это и придавало сил.