Рядом с Ульрихом в тот момент, когда он начал переворачивать чашу, не осталось практически ни одного лучника; однако на противооположной стене было около двух десятков стрелков, и профессиональных воинов, и ополченцев; последние, впрочем, мало внимания обращали на уставшего хирдмана, который возился со светильником, пытаясь попасть по сражавшимся на земле скандинавам. Итак, в Ульриха, к его счастью, почти никто не стрелял: только две стрелы царапнули его, пролетев в опасной близости от его плеча и выбив несколько щепок из щита с его внутренней стороны.
А стоило бы...
Схватив лук, Ульрих подбежал к чаше с горящим маслом. Ткнув одно плечо лука под чашу, он подложил труп, что бы использовать оружие как рычаг. Навалившись всем весом на противоположное плечо, Ульрих стал наворачивать чашу - но та оказалась даже тяжелее, чем рассчитывал Свенсон. Светильник лишь накренился, пролив несколько струй раскаленного масла вниз - затем от сильной усталости хирдман отпустил лук, и чаша с сильным звоном встала на место, едва не облив горючим самого Ульриха. Но и этого было вполне достаточно: вязкие струи масла полетели вниз, загораясь на лету, окатили со спины одного из риттеров, проникнув тому за шиворот, под стеганую куртку со стальными пластинами; тот дико закричал, выпустил из рук копье, инстиктивно пытаясь освободиться от прожигающего кожу масла, не удержался верхом и упал с лошади набок. Масло задело и пару пеших воинов, но остальные успели разбежаться, поняв, чем рискуют.
Ульрих вскинул лук: один из всадников все еще оставался на коне. Ульрих вдохнул, задержал дыхание на секунду, и с выдохом выстрелил. Стрела за доли мгновения пролетела свой путь, вонзилась всаднику в плечо, едва не выбив его из седла; но француз оказался крепким мужем. Проскакав несколько метров и развернув коня, он с трудом перехватил копье в левую руку, прижал его к телу, рванул лошадь с места навстречу Вигде и на скаку ударил того в грудь. Копье оставило широкую рану прямо напротив храброго сердца скандинавского мужа; тот, бросив меч, попытался было вырвать тяжелое копье, но силы уже покинули его. Вдохнув полной грудью свежий утренний воздух, перемешанный с запахом крови, Вигде упал на спину; копье оттянуло его тело на левую сторону...
И в тот же миг вторая стрела, пущенная с поразительной для измотанного хирдмана точностью, вонзилась в шею последнего риттера.
Топор Ательстана впился в плечо одному из французских воинов, не убив, но оставив его калекой. Ательстан оглянулся, поднял с земли относительно цедое копье, приготовившись к нападению. Ударил острием в пах первому, с силой рванул древко на себя, и только тут услышал за спиной знакомые голоса...
Гисли обернулся; радость отразилась на его лице.
В открытые ворота один за другим, парами и тройками вбегали свежие скандинавские воины. Под ударами пали несколько французов, а через некоторое время вся площадь перед воротами была в руках викингов. Лучники не выполняли своей задачи: лишь один муж, незнакомый ни Ательстану, ни Ульриху, упал навзничь, пораженный стрелой в грудь, да двое других схватились за пробитые плечи. Под рычаги у ворот поставили по несколько секир с длинными древками, которые не позволяли им двинуться и закрыть ворота.
Работа Ульриха, Ательстана и других оставшихся в живых четверых воинов была сделана. К вечеру от этого города останется разве что груда пепла: Рагнар Лодброк не привык церемониться с врагами.
Но ведь битва еще не закончена!