Минут через десять взываний и выкриков в здании что-то зазвенело, загрохотало, и из недр сколоченного кое-как дома в два этажа шагах в двадцати впереди выкатилась огромная орочья бабища. На ней был промаслённый и замызганный, но прочный кожаный передник и какие-то лохмотья - видимо, остатки платья. Или штанов и рубашки - трудно сказать. Размером она была вдвое больше любого дварфа. В руке бабища держала здоровенную ложку-поварёжку, сделанную из неизвестного металла. Неизвестного - поскольку она была настолько замызгана и закопчена, что металла-то почти и не было видно. Бабища вышла на середину улицы и зычным голосам возгласила, уперев руки в боки:
- Ах вы хреновы бородатые недоростки! Это кто ж вас, окаянных полумужиков, научил припирать свои зады в мирное поселение и пужать детей? Наши тут тоже - только блядовать, бухать, и кулаки чесать знают, а до честного дела им дела нет! Хоть бы с дитём поиграли, драконья икра, коли совсем уж голова пустая! Нет - подавай им драки, да трахи, да выпивахи! Вот и наши так тоже повеялись кому-то кизды давать, а дома понимаешь одни беззащитныя женщицы!
Тут бабища сунула два пальца в рот и молодецки свистнула. Из зданий повываливали орчихи - различных форм и размеров, и превеликое их было множество. В руках держал кто сковородку, кто лопату, кто ухват, а кто и дубину. Толпа орчьих женщин перегородила и путь к отступлению прежде, чем дварфы могли бы им воспользоваться. Из окон повысовывались любопытные зелёные рожицы подростков.
- Бей их, бабоньки! - Возгласила бабища зычным голосом, и вся толпа бросилась на дюжину наших героев, размахивая кухонным инвентарём.