- Они ждут подкрепления, грязные осквернители - с яростью процедил сквозь зубы Шаман. - Чтож, остаемся тут, в лесу.
Он не стал говорить это вслух, но было ясно: просто яростной атакой разбить их он не мог. Ритуалы он проведет, но проведя его без порошка богов он нарушит заповеди отцов, а от такого кощунства и его ритуалы могут так и не получить благословения богов.
- Может обойти поле? - Гелла внимательно глянула на своего шамана.
Он внимательно посмотрел в ее черные глаза. Она была умна, эта сексуальная детка. Ни один гор не предложил бы подобного. Сберечь силы, испросить благодать у тотема и встретить врага на своей территории, под сводом крон вековых лип.
Шляхт перевел взгляд на поле. Чистое и ровное, как стол. И кони с попонами. Он видел такого у руин Морхейма. Странствующий рыцарь, искатель чести и славы, а на деле, как все - варпкамня и богатства. В поле за ним не угнаться, да и не устоять, если налетит на своей кобыле на тебя. Да и в узкой ложбине, где его все-таки выследили, трое парней уложил, пока его не прикончил сам Вождь. А тут таких одиннадцать, и поле, ни единого бугорка. Нет, далеко не одни бабские мысли под рогами нашей Геллы крутятся.
Сейчас они спешены, а если усядутся на своих коней, да как помчатся? Лагерь у них видный, большой. Людишки, они конечно не ровня детям леса, но когда их становится слишком уж много... Да еще и лучники эти - шкура гора, скорее всего выдержать сможет, а вот у безрогих то она совсем слабенькая. День, светло, как пить дать, что расстрелять их - как в тире поупражняться.
Тот, второй в голове, тоже думал. Ему не было дела ни до Тотема, ни до Империи. Но образ всадника в стальных доспехах несущегося навстречу с опущенным копьем и остальные воспоминания пастора всколыхнули и второго. И его опыт и мысли, человека, выросшего на сухих равнинах, где тень - благодать, а вода - жизнь, тоже начал проявляться из марева небытия.
Пять рук людей не могли стать лагерем в поле без воды. Значит, где-то по поляне протекает ручей. А значит - из него берут воду.
Шляхт поманил к себе минотавриху и заговорил с ней, проходя мимо пленников.
- Ты права, Гелла. Ты все правильно предлагаешь. Боги видят - это не наш бой и не наше дело, лезть на этот лагерь. Уйдем лесом. А пленных тут оставим, они выдать нас могут при отступлении. Жертвы богам нам для последнего рывка ой как пригодятся.
- Пастор, спасибо что согласился - она зарделась, пораженная комплиментом.
Когда они зашли за обоз и удалились от пленников, он с силой рванул ее к себе, тряханул, и снова отстранил.
- Ты - глупая овца! - зашипел негромко, но яростно Пастор. - Обойти? Дать людишкам все выполнить по своему плану? Дать им отдохнуть, собраться с силами, получить подкрепления?
- Но ты же только что... - начала возражать пока несмело Гелла, но в голосе уже звучали ожесточенные нотки. Трупы очень немногих горов, называвших минотаврих овцами, да еще и глупыми, могли потом опознать знакомые.
- Я нарочно согласился с тобой там, около этих гнилых голокожих безрогих жаб, чтобы когда их найдут, другие им подобные жабы, отправились в лес искать нас.
- И ты, как тупой козел полезешь в открытую на них? - она ткнула в сторону лагеря.
- И полезу, и ты полезешь, но нет, не в отрытую. Твое предложение резонно и правдоподобно, но оно - предсказуемо и ослабевает волю, поэтому оно достойно овцы, а не такой дочери Неделимого, как ты!
Гелла никогда не слышала, чтобы Пастор так ее называл. И Дочь Неделимого вдруг замерла, теперь она могла выслушать план.