Снова загремели выстрелы, и Арлетта, оторвав лицо от теплой шеи верного скакуна, с опаской глянула вперед, боясь увидеть, что кто-то из коллег лежит распластанный на земле, и кровь толчками покидает тело. Это стало бы для алхимика самым страшным испытанием: как штатный медикус группы она была бы обязана проверить, жива ли жертва стрелка и, если ответ положительный, постараться вытащить тело из зоны огня, либо, если ранение крайне тяжелое, оказать первую помощь на месте. Ну, то есть, самой сунуться под пули Эстебана с высокой вероятностью ничего не суметь и только самой нарваться на выстрел. Конечно же, логичней в такой ситуации было наплевать на пострадавшего и, сорвав дистанцию, дождаться, пока уцелевший свяжет неприятеля боем, и только потом приступить к лечению – или же потом всю жизнь корить себя за трусость, поняв, что соратник без ее незамедлительной помощи скончался. Муки совести на всю жизнь или смертельный риск здесь и сейчас – непростой выбор, и девушка не знала, что ей предпринять.
К счастью, ставить так вопрос перед собой не пришлось: охотники продолжали споро рвать вперед и скоро должны были достигнуть спасительного укрытия. Арлетта, убедившись, что все целы, снова дала шенкелей и уткнулась носом в коня, стараясь стать как можно меньше. Теперь, когда Мрачный и Романтик были почти у цели, для Башнелаза Засадного оставалась одна цель: она сама. Алхимик понимала, что еще секунда, две – и снова прогремит выстрел: тогда ей остается только надеяться на удачу или вспоминать крепко позабытые молитвы, потому что вся ее жизнь будет зависеть только от меткости Эстебана. А на то, что тот безусловно промажет, девушка и затертого пенни не поставила бы.
Страх не меньший, чем при встрече с жуткими чудовищами, безжалостно терзал ее. Холодный пот катился по лбу, по прижатой к коню щеке. Зубы, если бы она их не сжала столь плотно, что и нитку не протянуть, наверняка отбивали бы чечетку. Сердце, как бешенное, пыталось проломить клеть ребер, и виски отвечали ему нервным злым перестуком. Она даже дышать забыла, съежившись в седле и втянув голову в плечи. В мозгу билась навязчивая мысль:
- Почему, м-мать, я вольтижировкой не занималась, дура? Поднырнула бы под брюхо Вьюнка или хотя бы на бок свесилась: попробуй зацепи, родной! И зачем я вперед рвусь, как будто там бесплатно ингредиенты раздают: сидела б в тылу, горя не знала, так нет же… Чертова боязнь за других, проклятая самоуверенность, паршивая моя глупость… Но все равно, хрен вам: я прорвусь вопреки всему, потому что должна!