Тянет за руку незнакомка – ну держи, чего же? Пойдем с тобой в кинотеатры, трактиры, кафе. Оторвала от подушки голову. С комнаты взгляд на себя перевела – одета: не в пижаме и не нагишом гостей встречать. Так и упала ночью, усталая, даже покрывало с постели не сбросив и одеяло не развернув? Люди так, верно, в обморок падают. Мягким и нежным черным рукавом водолазочным по векам и щекам провела, капли утренних слез с кожи снимая, будто росу с листьев; а взгляд вновь как магнитом к плакатам тянет: «В чем же клянешься ты концертному идолу? И коль обещаний не помнишь, освобождена ли от них? Если ж слова то были чужие, освободишь ли других, обо всем позабыв?». Не клятвами решаются судьбы мира.
На ноги поднялась, родной незнакомкой влекомая. Отступил на шаг барабанщик сердечный – не тело твое теперь бьет, а мерным стуком задает ритм: «Ступайте же, бравые воины, по коридору на кухню колонной по двое, шагомммм-арш!». Проносится мимо царство дверей – коридор; кухни стекло, кастрюли бурление, солнца оконный свет, звон посуды, голоса незнакомых людей. Паша и «Мане». А может, «Моне»? Снова «Ира» – глас одиночества. Настороженность. «Знаю ли я тебя?» – неуверенный взгляд.
Нашла у стола табуретку, спиной прислонилась к стене. Взглянула на белый оконный квадрат: картина в жанре кубизма.
Развернулась обратно к Паше.
– Память отшибло, – сказала спокойно и тихо, изучая чужое лицо.