Радуга запихал мебель в угол, после чего вышел на середину и осмотрелся напоследок. Обстановка более чем неприхотливая, и понятно, почему засова на двери нет — чего тут возьмёшь? Впрочем, Лугайду опасаться кражи в собственной таверне — это как пиратскому капитану бунта на собственном корабле: истории про это ходят очень живописные, но в реальности случай исключительный. Для северянина таким исключением был Радуга, хотя, честно говоря, особенных сложностей тогда не возникло. Он так и ушёл бы с рецептом в кармане и книгой в рюкзаке, если бы не решил нагло отобедать в только что обворованной «Серебряной маске», и даже так Лугайд с Краком обнаружили пропажу только когда он ждал добавки. Надо будет спросить, устроили на кухне тайник по его совету или нет. А в этой комнате… Радуга скользнул к небрежно сложенным одна на другую шкурам, настолько косматым, что в первый раз даже его намётанный глаз не заметил утонувший в шерсти предмет — изящную цитру с переливчатыми струнами.
Подняв инструмент, табакси наугад придумал аккорд, размашисто бренькнул… и его голову пронзил разряд боли! Радуга зашипел, выронив цитру из рук, но тут же подхватил её, стараясь не касаться струн. Его озадачила находка, никак не вязавшаяся с образом Лугайда, по крайней мере того Лугайда, которого он знал в прошлом году. Табакси отправился за разъяснениями.
Друга так сразу найти не вышло, но по пути к выходу из таверны на задний дворик Радуга обнаружил открытую дверь, из которой в коридор тянуло теплом. Заглянув туда, он обнаружил здоровенную деревянную кадку, источавшую пар, а прямо перед ней, спиной к нему — Мисти, по пояс склонившуюся над водой.
Сильной стороной Радуги было умение принимать быстрые решения. Вильнув хвостом, он шагнул во влажные сумерки, нарочно скребнув когтями по полу, чтобы официантка не подумала, будто он подкрадывается.
— Привет, Мисти! — искренне улыбнулся он. — Смотри, чего я нашёл у Лугайда. Только осторожно, она кусается, я не шучу. Вещь редкая, в Кормире такие на заказ делают, — козырнул Радуга знанием предмета. — Вот я и думаю, то ли какой-то богатый путешественник её забыл, то ли какой-то бедный в залог оставил. А как было взаправду?
Залив последнее ведро в кадку Мисти подалась в перед, погрузив ладонь в воду, дабы убедится в том нужной ли она температуры. В этот момент в двери появился Радуга. Табакси опасался, что может напугать официантку внезапным появление, но этого не произошло.
- Привет. – Утомленно произнесла девушка, потирая распаренной рукой затекшие плечи.
Она окинула табакси взглядом, ненадолго задержав взгляд на лютне.
- О да. Я как-то сама по глупости тронула струну, когда наводила порядок в комнате Лугайда. – Девушка поежилась и улыбнулась.
– Потом месяц отказывалась к нему в комнату заходить! Боялась, что еще чем-нибудь шандарахнет. А от этой его Ледяной скорби, у меня вообще мурашки по коже. Ты только Лунайду не говори, он меня ее точно протирать заставит. – Она мило засмеялась.
- А лютня точно его. Он выменял ее у проезжего барда за хорошую историю. Представляешь! – С ноткой восторга рассказывала Мисти.
- Лугайд с тех пор постоянно тренируется и даже пишет собственную балладу о ваших приключениях. И должна отметить, у него в последние время очень даже недурно получается.
— Серьёзно? — удивился новостям Радуга. — Вот это да! Надеюсь, он в балладу вставит, как его оборотень за задницу укусил? Честное слово, не вру, у него следы на килте от зубов, — табакси очертил в воздухе подкову волчьей пасти и доверительно наклонил голову. — Но ты тоже ему не говори, а то с Лугайда станется и меня заставить что-нибудь… полировать.
Он хохотнул и переключился на кадку, засунув туда руку чуть не по плечо.
— У-ух… — по шерсти Радуги прошла короткая дрожь удовольствия. — Водичка прям как дома! Только представь, Мисти: сухой сезон, синее небо, пальмы скрипят от бриза, шумит прибой, — он щёлкнул пальцами под водой, и послышался далёкий звук набегающих на берег волн, — кричат чайки, с другого конца лагуны рычит в джунглях аллозавр, — тихо прозвучали и они, — а ты после купания дремлешь на белом песочке под жарким солнышком. Спасибо, что такое мне устроила. Устала?
- Правда! – Мисти звонко засмеялась, прикрыв ладошкой лицо.
- Обещаю не говорить, будет наш с тобой секрет. – Пообещала она сквозь смех. А затем табакси стал рассказывать ей о своей родине. Мисти смотрела на Радугу не отрываясь, затем прикрыв глаза подняла голову в верх будто старалась поймать теплые лучи солнца.
- Как же хорошо и тепло у тебя на родине Радуга. – Произнесла она, вынырнув из фантазии, навеянной словами табакси.
- Я никогда не видела моря. – Вздохнула девушка, убирая прядь волос за уха и смотря Радуге в глаза. – Рада, что ты доволен. Я переживала, что тебе не понравится. – Она замялась, опустив взгляд и произнесла неуверенно. – Подумала вдруг ты не любишь воду как моя кошка. – Мисти спохватилась. – Ой не подумай я не сравниваю тебя с кошками, ты ведь не кот, ты человек, да? – Раскраснелась она, решив, что сболтнула лишнего.
— Да брось, чего тут плохого? Я люблю кошек, — выпрямился Радуга, стряхивая капли на пол и вытирая руку о штанину. — А вот ты, — он окинул Мисти с ног до головы оценивающим взглядом, — мне лисичку напоминаешь. Знаешь, у вас такие шустрые водятся, с красивой белой шёрсткой. Слушай, — разыграл табакси главную карту вечера, — я же понимаю, спина у тебя затекла от работы. Услуга за услугу — у себя в племени я считался мастером «ломиломи», это что-то вроде массажа. Давно уже не пробовал, но говорят, что талант — это навсегда. Так вот, Лугайду ты не нужна сейчас, народ из таверны расходится, а спать ещё рано ложиться. Давай я тебя разомну чуть-чуть! — Радуга деловито хрустнул пальцами в ожидании ответа Мисти.
Когда Радуга опроверг страхи Мисти касательно ее сравнения его с кошкой, девушка заулыбалась. А вот затем Мисти резко изменилась в лице. Она поджала губы, а глаза стали мокрыми, года табакси сравнил ее с лисичкой. Стараясь, не встретится с Радугой взглядом, девушка произнесла, сдерживая эмоции. – Извини у меня еще много работы.
После чего продолжая смотреть в пол поспешила покинуть помещение. Радуга уловил как она едва всхлипывает.
Северный это народ или южный, да только самки всех народов одинаковы — одинаково непредсказуемы.
— Погоди, погоди, — поспешил за девушкой Радуга, стараясь заглянуть ей в лицо то слева, то справа. — Я обижать не хотел совсем. Просто ты красивая, и лисы красивые, а волосы у тебя светлые, и у них шкурка белая, а мне нравятся светлые, ну же, Мисти, чего не так я сказал?
Мисти остановилась у самого выхода. Лицо девушки Радуга увидеть не мог ведь она закрыла его ладонями. Несколько долгих мгновений она тихо всхлипывала, а затем сделав глубоки вдох опустила руки.
- Ты не виноват. – Произнесла она, посмотрев на Радугу глазами мокрыми от слез.
- Просто, просто. - Ей хотелось зарыдать. – Мой братик Кирис, он… Я не досмотрела, а он любопытный. Полез к этой чертовой лисе, а она, она гадина укусила его. Я думала ничего страшного, а он, он заболел и потом, потом… - Мисти заревела и разобрать, что она говорила было нельзя, но Радуга и так все понял.
Будь на месте Радуги Кайя, она бы легко успокоила Мисти как-то по-своему, по-женски. При Лугайде рыданий и вовсе не случилось бы, он-то всю историю с Кирисом знал давно. Но у Радуги было собственное секретное оружие. Он без раздумий привлёк Мисти к себе, уткнув её ослепшее от слёз лицо в вырез майки, где шерсть на груди была особенно пушистой. Получилось то, что называют «плакать в подушку», только подушка была живая и тёплая. Придерживая девушку одной рукой, а в другой сжимая бестолковую цитру, табакси стал осторожно пятиться.
— Ничего, ничего, всё будет хорошо, — ворковал он Мисти на ухо, пока наконец не довёл её до короткой скамейки, на которой аккуратно размещались нехитрые купальные принадлежности — стопка мягких полотенец, ковшик и мыло. Несмотря на деликатный момент, Радуга всё же изловчился задней лапой скинуть слоистый брусочек на пол. Мыло он ненавидел.
Усадив Мисти, Радуга обнял её уже по-настоящему. Он медленно гладил девушку по спине, а сам смотрел через её голову на игру масляного света в завихрениях горячего пара из кадки и перебирал в уме собственных погибших родственников. Табакси относились к этому легче. Горевали, конечно, но мало кого чужой несчастный случай останавливал от его повторения, не то что упоминания. Двоюродной сестрёнке Радуги, Тихой-как-Ручей, не повезло прыгнуть через жерло гейзера аккурат в момент извержения. Прошли долгие годы, но табакси не сомневался, что самоуверенные подростки и сейчас развлекаются этой опасной игрой.
Мисти всё плакала, шерсть на груди порядком вымокла, и Радуга уже начинал задумываться, как ему быть в случае, если она не остановится. Словно прочитав его мысли, девушка глубоко вздохнула, всхлипнула в последний раз и широко потёрлась щекой по сухому месту, для чего ей пришлось придвинуться вплотную.
— Всё пройдёт, я знаю, — уже довольно твёрдо сказала она, зарываясь носом куда-то в шею Радуги и продолжая путешествовать вверх. — Да и прошло давно, только иногда накатывает, и тогда хорошо, чтобы кто-то рядом был, а то совсем… Это я не к тому, что ты для этого нужен… В смысле, ты мне просто так нравишься… такой… странный… южный… Ох, я и глупая, правда? — шепнула она на ухо Радуге, запутавшись в эпитетах.
— Умнее, чем ты думаешь, — добродушно ответил табакси. «Или хочешь показаться», — мелькнула у него весёлая мысль, когда Мисти поцеловала его в щёку.
— Я пойду, — утвердительно сказала она, отстраняясь, но не вставая, а словно ожидая чего-то. Глаза её почти не покраснели, но после слёз казались блестящими.
— Не, — возразил Радуга. — Говорю же, справятся там без тебя. Слушай, — он взял лицо Мисти в ладони, — ты мне тоже нравишься. Я кому попало «ломиломи» не предлагаю, а настоящее тропическое делается в воде. Это, конечно, не море, но я так постараюсь, что ты пищать от удовольствия будешь. Так что давай раздевайся, — буднично продолжил он, вставая, — и ныряй в кадку. Я только бандуру оттащу назад, и мигом обратно.
— Ладно, беги, — смущённо рассмеялась Мисти, потянув концы завязанного на боку пояса. — И не подглядывать!
Через минуту Радуга возник в общей зале.
— Лука, вот хорошо, что ты здесь, — затараторил он, кидая через барную стойку цитру. — Лови! Передай Лугайду, будь другом, а? Струны не трогай только! Всё, меня нету, дела.
Вернувшись к двери, он завязал на ручке снаружи красную обмотку с руки, подумал, прицепил к ней колокольчик — для самых непонятливых — и скользнул внутрь.