Брызги кислоты попали и на щёки Аджиева. Почти мгновенно почернели и осыпались его знаменитые усы. Изувеченный вахмистр в последний раз взглянул в лицо Леонида Измаиловича: его преданный камердинер, его старый боевой друг и верный последователь масонского учения… неуживчивый, нелюдимый, но справедливый и безусловно верный — таким он запомнился графу Каменскому, когда его палец вдавил спуск.
Лязгнул курок, царапнул кресало, ударил о пороховую полку. Искра нырнула в брандтрубку и подожгла порох в стальной камере. Пузырь из огня выплюнул круглую пулю. Та кувырнулась в воздухе и расшибла на куски череп первого стража, свирепого черкеса Исы Хазматовича Аджиева. Последним, что смог сделать для своего слуги граф Каменский, была милосердная смерть вместо мучительной гибели. Кто-то стрелял следом, шатались восставшие мертвецы, получая пулю за пулей. Но сейчас в ушах графа продолжал звенеть единственный выстрел — его выстрел.
Тем временем аж трое голых, полуразорванных тел, ведомых нитями-потрохами, ковыляюще приближались к Олеандр. Позади турчанки кипела ваза с гноем. Куда, куда?..
Прочие мертвецы торопились к арке, с жуткой поспешностью и невпопад шлёпая босыми ногами — у кого ещё уцелели ступни. Они не шагали сами, это кишки волочили их вперёд.