Шанс, ещё один шанс все исправиться. Такой соблазнительный. Лёгкий порыв вслед... И резко встаёт как вкопаная. Стоп. Как это глупо! И что дальше? Возможно, тогда бы она и нашла слова. Тогда. Десять лет назад. Но сейчас, сейчас это и смешно и глупо. Нет, она бы не отдала ни единой минуты своего триумфа на сцене. Ведь для Эвы это все равно, что променять себя, свою суть. И на что? На чужие обиды и зависть? Эйвери прищуривается вслед призраку Сильвии. Какой бы она не была, но уж точно не лицемерной. Нет. Она не променяет ни одного мгновения жизни примы. Балерина сжимает кулачки и стискивает даже как-то агрессивно зубы. Ни за что!
***
— Что?!
Вопрос, конечно же, был риторическим. Эйвери понимала все, что говорил мужчина. Но его претензиями она была возмущена. Да как он посмел обвинять других в собственном малодушии?! Испытывала ли девушка к нему жалость? Нет. Зато чувство ненависти было взаимным. До этого момента она была обижена на весь мир и ненавидела его. А теперь этот океан волнами стремился к одной точке. К тому, кто сломал ей жизнь. Но помимо ненависти, в голосе Эвы зазвучало ещё и пренебрежение. Кажется, как когда-то в ресторане.
— Ты жалок.
***
Как она прекрасна...
Эва залюбовалась своей Защитницей. Пожалуй, так она не любовалась даже братом, несмотря на то, что в своём новом облачении он был настолько эффектным, настолько шикарным, что невозможно отвести взгляда. Да и подружки-школьницы были чудесны в своей открывшейся яркости, мощности и стремительности. И все же...
Защитница видела Эве её отражением в Другом Городе. Тёмная кожа рождала в голове ассоциации со Светом и Тьмой, Город и Другой Город. То изящество, с которым Балерина колотила Зелёного монстра.
Как же она прекрасна...
***
Нет. Даже картины из жизни того маньяка, представшие перед взоров в зелёном пламени не заставили девушку испытывать жалость. Разве что ненависть стала медленно утихать. Однако, на смену пришло другое чувство. Тревога, сомнения.
Хотела ли Эйвери возвращаться обратно?
Несмотря на опасность этого, Другого Города, здесь её не сбивала машина. Здесь она здорова, полна сил. Причём, не просто полна сил, а обладает сверхвозможностями. Возможно, здесь тоже есть театр, есть сцена...Эва смотрела на дверь и явно не торопилась направляться к ней... И тут она снова вспомнила про Балерину. Кажется, здесь место примы занято. Горькая усмешка исказила лицо.
Эва слушала Зайку, а взгляд блуждал по комнате. Конечно же, она заметила и шахматную доску. Что же, даже если они и фигуры в чье-то игре, они все ещё живы и партия не завершена, а, значит, это ещё не конец.
— Полагаю, даже ещё не раз, — ответила Цунемаги, указав на шахматную доску, — и надеюсь, мы все также будет по одну сторону.
Конечно, чувство собственного величия у Эйвери зашкаливало. Зацикленность на своей гениальности, трагичность вследствие невозможности её проявлять и дальше, превратили девушку в невыносимого человека. Она никогда не была подарком, а после аварии и вовсе. Отвернулись все. Кроме него. КАТТЕР. Её драгоценный человек. Эйвери смотрела на него, отчетло осознавая, теперь осознавая, что если бы у неё спросили, что ей дороже, брат или балет, она бы не смогла ответить.
Ведь без него она такое же чудовище, сгорающее в зелёном пламени.
Эва благодарно и прощаясь кивнула Зайке, а затем подошла Каттеру и взяла его за руку. Впервые сама так уверенно.
— Нам пора.