Австрия, Венская государственная опера
Вечер того же дняВ театральной ложе по правой стороне от сцены никого, кроме двоих зрителей, сидящих молча в приятном полумраке. Огромная хрустальная люстра уже померкла, но периодически Йована поднимает глаза к потолку, рассматривая нет-нет да и вспыхивающие отблески от огней рампы. В Венской опере есть на что полюбоваться; всё здание что с внешнего фасада, что изнутри — произведение искусства, поражающее изяществом архитектурных форм и убранства: и лепнина, и фрески, уходящие под самый потолочный свод, и входной ансамбль в мраморе и золотой патине… Но больше всего Йовану поразила люстра над партером — это сколько же там метров в диаметре, пять, семь?.. Просто с ума сойти, дух захватывало!
Поначалу женщина сомневалась в сообразности всех тех подготовительных мероприятий, в которые она пустилась, как только вышла от герра Штубеля. Она никогда не посещала оперу такого масштаба и, признаться, не была знакома со всеми условностями, которые заядлому театралу известны на зубок. И тут, как говорится, окей, Гугл. Последний расписал советы достаточно подробно, вплоть до типов тканей и их оттенков с иллюстрациями фасонов платьев. Но одно дело дресс-код в Интернете — мало ли что там понапишут — и совсем другое в реальной жизни. Но теперь, посматривая в арендованный бинокль на солистов с мировым именем, Йована была уверена: все те муки с выбором между шуршащей юбкой и мягким бархатом, обоих в сдержанно-винном цвете, более чем оправданны. Заявиться в такое место в джинсах как-то неприлично даже, всё равно что прийти на совещание совета директоров какой-нибудь международной корпорации в набедренной повязке из фигового листа. И поход к парикмахеру и визажисту тоже. От последнего отвертеться не удалось бы никак — проклятый синяк на скуле всё никак не желал сходить, хоть и сделался уже к этому времени противно-жёлтого цвета. Пришлось затушёвывать. Периодически ловя на себе сочувственный взгляды мастера с немым вопросом: «Сильно бьёт?».
Васкес, на удивление, сидел рядом. Йована не слишком-то рассчитывала на согласие, когда спрашивала, не желает ли он составить ей компанию, раз уж они оказались неподалёку от одного из всемирно известных центров музыки. Не слишком-то они были знакомы, да и у мексиканца явно дел было невпроворот, насколько женщина могла судить по его вечным спутникам — ноутбуку и телефону. Тем не менее, Алехандро согласился, и Йована была благодарна ему за компанию: одинокая женская фигура в пустой ложе смотрелась бы не очень гармонично.
Арии исполняли замечательно. Лёгкие, полётные голоса, тот поставленный тембр, который так разительно отличает итальянское бельканто от других школ пения. Йована слышала об этом лишь мельком и не разбиралась в видах того же сопрано — просто почувствовала это на уровне восприятия неискушённого слушателя. Почувствовала и получила удовольствие, от которого на душе стало немного светлее.
Лишь главная героиня не вызывала у неё ни отклика, ни сочувствия. Йована не понимала её мотивации. В самом деле, в чём смысл добиваться внимания мужчины, который не интересует и не нужен? Верней, понимать-то понимала — потешить собственное эго, заполучить новую игрушку — но не разделяла и не принимала. Неужели коренные испанки такие бессердечные? Их язык — те слова и фразы, которые сербка успела услышать от Васкеса — создали у неё совсем иное впечатление. Эмоциональность, подверженность страстям, контрастность и бросание в крайности, честность и экспрессивность, непосредственность и в чём-то даже наивность мировоззрения, схожего с детским — такими представлялся ей национальный характер этого южного народа.
Впрочем, скоро она сама всё прочувствует на личном опыте. В тот короткий пересменок, что оставался до отбытия в Паламунгу, женщина решила освоить краткосрочный курс испанского языка. Пожалуй, в Питере. А после и реальная языковая практика подоспеет.