Олле нервно улыбнулся оттого, что вопрос монаха так походил на его ночные признания Джей-Джею. Но любому нормальному человеку известно, что взрослым доверять нельзя. Поэтому Олле рассказал настоятелю только то, что могли подтвердить другие буканьеры:
— Каменный идол ожил, — не слишком поэтично стал излагать юнга. Рассказ о шепчущем голоске над ухом заставил его снова вздрогнуть и глубже спрятать ладони подмышками. В церкви будто похолодало. Щёлканье чёток звучало как лязг многозубых челюстей божка. — …а мы изрубили его, взорвали ему голову. Прямо в той пещере, где «камзолы» приносили ему жертвы. Че… чел… человеческие, в общем, жертвы. Добрых христиан. Прямо как дикари из джунглей. Тот испанский корабль вроде как раскололо надвое, вынесло на скалу, а его нижние палубы, значит, соединялись вот этим гротом.
Олле подавил желание показывать руками по старой привычке, как именно и что соединялось. Монаха, поди, интересовали не схемы.
— В том гроте у «камзолов» было капище. Злое место. Svartheim och gengångareplats! — эмоционально добавил мальчик на своём тарабарском. — И, значит, они сбрасывали тела идолу. Чтобы он их ел. А он ожил. Шептал всякие ужасы мне в голове. Спрашивал, для чего мне две ме… то есть, всякое спрашивал. А мы его убили. Это ужасное место, поверьте, отец. Оно изменило испанцев. Поверьте, они не были такими, как вы или я. Вам… или кому-то… или вам… наверное, вам… надо пойти туда. Там надо прочитать молитву. Или сжечь к ослиной заднице.