Олле поднял глаза выше — на струящееся с золотисто-зелёных скал небо, на запертые в панорамной ловушке овечки-облака. На его лице, перечёркнутом россыпью солнечных веснушек, одновременно читались омерзение и блаженство. С тихим плеском волны набегали на отмель, заставляя белый песок дрожать в прозрачном мерцании. Олле вспомнились мыза с мазаными такой же белой известью стенами, в чьей буфетной он родился. Стылые поля, побитые морозом, кривые тропы в болотах… В Нуэво-Пескадор всё оказалось совсем иначе, не как в проклятых богом джунглях. И не как дома.
Только мозги гудели от жары. Олле потянул шнуровку на груди и неловко стащил рубашку через голову. Острые лопатки, резкие треугольники ключиц и очертившиеся от скудной еды мышцы на животе мгновенно вспыхнули теплом. Мальчик накинул холщовую ткань на макушку, повязал рукава в лихой узел и затолкал светлые пряди за уши. Теперь он был готов к тропическому дню. На его шее добавилось украшений: к смятой пуле на шнурке присоединились кокосовые амулеты почившего капитана и авантюриста Отто. Жестокого авантюриста. Теперь юнга не знал, как воспринимать бывшего заказчика. В пути этот человек казался лихим храбрецом, но история кабатчика серьёзно подменила первое впечатление.
Наконец Олле встряхнулся. Из таверны по очереди вышли Люций, сбивающий с топора щепки, а за ним остальные. Их Олле проводил рассеянным взглядом и повернулся в другую сторону — к человеку-каменоломне. Начинать, пожалуй, стоило с самого простого: Олле некоторое время пытался припомнить, как зовут доходягу-сторожа, потом бросил это занятие.
— Слушай, Булыжник, — доброжелательно заговорил юнга вместо приветствия и широко, застенчиво улыбнулся. — Мне сказали, ты всех кругом знаешь. Правда?