Но мальчишка послушался Акселя. Неловко запихав два амулета за пазуху («ай!» — кактусовые мумии закололи голый живот), Олле кое-как поднялся и заковылял через разгромленный лагерь к болтливому нобилю. Он старался не смотреть на девочку и окруживших её персон. Фон Кетлер, впрочем, тоже представлял своего рода зрелище. Когда Олле увидел его впервые, тот возвышался на баке подобно картине имени себя: в алом плаще и при шляпе с плюмажем, взгляд устремлён вдаль, кираса сияет на балтийском солнце. Затем балтийское солнце сменилось атлантическим, потом карибским — и фон Кетлер тоже подрастерял портретный шик. Сейчас он напоминал скорее котлету, чем Кетлера.
Олле не знал, как положено себя вести перед знатными особами. Поэтому он уселся на переломленный прут от клетки, где дикари держали фон Кетлера, и протянул тому флягу с пояса. Внутри плескался ром.
— ******* ** ** *********, — заговорил Олле на чеканном языке, одновременно похожем и не похожем на голландский. При этом он внимательно изучал конечности фон Кетлера.