Глубокая ночь. Женя засыпа́л под стрекотание сверчков за сараем и шорох занавесок. Вернее, он пытался заснуть, но сон не приходил. То ли Дамашин недостаточно устал за день, хотя прошёл пешком за сегодня куда больше, чем привык, то ли его отвлекали мысли. Те самые мысли, которые не находят лучшего времени, кроме как перед сном, чтобы обрушиться снежной лавиной. Алёша, Свиридова, кот, найденная кепка… конечно, ещё из головы не шла Таня. И снова кот: а кстати, где он? И снова Таня со своими «помнишь-не помнишь». Что он должен был помнить? А ещё стояние на перекрёстке и стойкое дежа вю, связанное с этим, но осознанное только теперь. Что за игры разума? И снова Таня…
Со стороны окна резко подул ветер. Женю обдало неуютной прохладной под одеялом, будто кто-то сделал это нарочно. Кто-то, кто мог бы, например, стоять за окном вместе с ветром. Шторы всколыхнулись двумя призрачными вуалями. И внезапно Женя понял, что за окном кто-то
есть. Эта мысль пронзила Женю! Он резко сел в кровати, не понимая, почему уверен в этом.
— Женя…
Он реально слышал своё имя. Его называл знакомый голос с улицы. Женя всё ещё дрожал, но как будто не только от холода. Голос вызывал приятные мурашки, перекликаясь с недавними мыслями. Торопливо вскочив, он прошлёпал к окну, отмахнулся от занавесок. В первые секунды его глаза ничего не могли разобрать в темноте, но потом, как будто подсвеченная изнутри и извне одновременно, в освещённую луной полосу ступила Таня. Она стояла внизу в одной сорочке, накинутой на… на полностью голое тело. Когда тебе семнадцать, ты подмечаешь такие факты раньше, чем узнаёшь собеседника в лицо. Узнавать в лицо и не требовалось.
«Блин! Она же мокрая!»
Действительно, газовая ткань лежала на худой девочке так, будто серебряное лунное сияние прилипло к её коже. Дамашин отчётливо видел её всю. Видел её плечи и грудь с тёмными метками сосков.
— Же-еня, — звала она тихо, почти шёпотом, сложив руки домиком возле рта. — Это я…
— Да я… да я вижу! — выдавил Женя.
Таня тихонько помахала ему.
— Я затопила баньку, — зачем-то сказала она.
— А?.. — Женя глупо улыбнулся, вцепившись пальцами в подоконник. Он-то хорошо знал, что начинается после таких фраз. Он смотрел много фильмов об этом.
— Баньку, — повторила Таня как будто по тому самому сценарию. — Чтобы помыться… Не хочу идти одна…
Что-то было не так с её голосом. Он звучал с неясной тоской, словно банька была для Тани недосягаемым счастьем. Чем-то таким, о чём ты можешь прочесть в книге, но неспособен насладиться сам. Но Женя отмахнулся от этого. По его телу бежала волна предвкушения, и мысли о том, насколько невероятным должно казаться происходящее, насколько их дома далеко друг от друга для похода в ночной рубашке, исчезли, не появившись. Дамашин жадно облизывал Таню взглядом, сердце трепыхалось так быстро, как будто Женя уже был в бане, где шипят клубы пара. Голова перещёлкивала тумблеры: презервартивы! нету! хер с ним! Он был готов на что угодно.
— Пойдём вместе? — прошептала лунная Таня.
Почему-то вопрос звучал недостаточно вопросительно. Она
хотела, чтобы Женя пошёл с ней. Всё в ней говорило об этом. Как она стояла, как смотрела. Её томный голос, и даже окружающий её воздух, насквозь вибрирующий в эротическом ожидании. Баня, конечно, была только предлогом.
— Подожди! — сдавленно прошептал Женя. — Подожди, я сейчас! Ты чё, блин, вообще…
Запнувшись, Женя решил не уточнять. Может, нажралась или «колесом» закинулась — вчерашний школьник в любом случае не был против. Ему пока не выпало шанса увидеть голую тян не в хентае или «домашке», и упускать этот абсолютно стрёмный, сумбурный, непонятный, спонтанный, но шанс Дамашин не собирался. Он на цыпочках кинулся по лестнице, на бегу схватив с тумбочки очки, мятые джоггеры и футболку. Кое-как надел их уже перед входной дверью, потянул её к себе, чтобы не заскрипела, скинул крючок с засова, сунул ноги в кеды, не зашнуровывая… и выглянул на улицу. Он всё ещё не мог поверить, что Таня действительно ждёт.
Таня ждала — стояла уже чуть поодаль, ближе к перекрёстку. Помахав Жене, она повернулась и легко побежала к своему дому — светлой точке в конце той длинной аллеи, где подростки расстались лишь пару часов назад. Женя бежал следом, путаясь в шнурках, но Таня не давала поравняться с собой: то ли заигрывала, то ли, может, всё же стеснялась.
— Эй! Погоди ты! — Женя пару раз пробовал позвать её, но в ответ слышал лишь отзвук игривого смеха.
«Как в тупых древнерусских сказках» — происходящее всё сильнее заводило Женю, хоть и напоминало какой-то трек Горшка. Тянка в бане, теперь догоняшки. Не хватало костра и стога сена, хотя Женя уже прикидывал, как именно они обойдутся без сена. Поэтому он не отступал, летел стрелой между старых дубов. Худое тело Тани, машущей ему из-под окна, всё ещё стояло перед глазами.
Наконец, Таня остановилась у золотистого бревенчатого домика с кирпичной трубой и небольшой боковой пристройкой-предбанником. Баня стояла на безопасном отдалении от основного дома, разделённая с ним живописным огородом и несколькими яблонями. Треугольная крыша недобро сходилась над крыльцом. За полуоткрытой дощатой дверью светилась сорокаваттка, выхватывая из темноты скамью и угол большого стола с вениками. Из серебряной тени Таня стала силуэтом, очерченным жёлтым электрическим глянцем.
Женя ничего больше не говорил. Просто бежал, глотая вдохи, и представляя, как будет разде…
Девочка бросила манящий взгляд через плечо и… потянула сорочку через голову. Женя рванул быстрее, стараясь успеть, догнать и увидеть как можно больше. Между тем, влажная ткань легко соскользнула с Таниных плеч. Полностью голая девочка сделала шаг в предбанник, другой… Она не прикрывалась и не пряталась. От стеснения, если оно и было, не осталось намёка, — больше никаких игр. Таня отступала всё глубже в баню по мере того, как Женя быстро шёл по дорожке. Застыв у самой двери в парилку, девочка как будто в раздумьях лениво откинулась на неё, согнутой в колене ногой закрывая живот. Её рука невзначай легла на обнажённое бедро. Длинные ногти с чёрным лаком лениво чертили дорожки по электрически-жёлтой коже.
Женя одним прыжком оказался на крыльце! Таня улыбнулась, благосклонно наклонив голову. Она приглашала снести последнюю преграду. Несколько шагов, парилка, и… и…