Пока Яра и Карась прощались у бывшей школы, кот оставался предметом дискуссии. Девочка-гот и очкарик в мятой футболке сидели на корточках вокруг Бегемота Чехова и угарали в почти полной темноте.
— Почему-то… у-уф… — Таня продолжала фыркать. Женя с подозрением смотрел на неё:
— Почему-то что?
— Почему-то я сомневаюсь в этом! — отдышавшись, сказала Таня и убрала платком слезинки из уголков глаз. Естественно платочек был чёрным.
— В том, что Ярослава любит классиков? Пушкин, Толстой… — «какая гадость» мысленно продолжил Женя, который наравне с Аникеевой не осилил монументальный план по литературе.
— …и Чехов? — с сомнением дополнила Таня.
— Вот именно. Вы просто мало общались! Хотя… ладно. Не сказать, что ты вообще много с кем здесь общалась, — с вопросительной интонацией констатировал Женя.
Они перестали улыбаться как по команде. Таня поднялась, обняв себя за плечи, но продолжала смотреть на дорогу. Потом кивнула:
— Ну… наверное. Не сказать, чтобы кто-то особенно хотел. Ну, разве что...
— Разве что что? — снова переспросил Женя.
Кот, неожиданно лишившись внимания, принялся тереться о её ноги. Чёрное платье, чёрные кожаные сандалии, чёрный лак на ногтях и чёрный кот — тянуло на комбо.
— С тобой мы когда-то общались… — внезапно заявила Таня. — Помнишь?
Женя чуть не икнул. В глубинах памяти что-то шевельнулось, буквально пара смутных образов из детства. Какие-то кляксы из берёзовых листьев, неразборчивого забора, старой шины на ветке… Может, что-то такое и происходило, но как будто не с ним или просто в другой жизни. Целую вечность назад. В семнадцать лет Женя уже всё знал о вечности, но в упор не мог вспомнить, когда это он дружил с Таней и как, когда или почему они перестали. Поэтому он замялся. Ему не хотелось говорить неприятные слова в минуту откровенности, но Женя не любил обманывать (если речь не шла о кондукторах).
— Э-э-э, ну, не очень, — промямлил он. — Но я смотрел одно аниме, где про это неплохо сказали. Мол, люди быстро забывают встречи, зато духи умеют помнить единственный разговор бесконечно долго. Получается, ты больше призрак, чем человек.
— Ну да. Я про себя это уже слышала, — Таня грустно усмехнулась и погасила экран телефона. Её усмешка ещё секунду стояла перед глазами Жени как мираж на сетчатке.
— Ну сорян, — признался он. — Реально не помню. Я мелкий был, наверное.
— Это ничего, что не помнишь. Я понимаю.
В неловком молчании Таня некоторое время наблюдала, как кот чешет уши о застёжку на её сандалии, а Женя вглядывался в ночные поля. Соревнование созерцателей мира. Девочка как будто не хотела портить этот момент, это спонтанное воспоминание, которого могло никогда не существовать, но после колебаний всё-таки спросила:
— Скажи, а ты… ты уже знаешь про Лёшу? Ну, помнишь, с той фермы? — она указала в сторону, откуда пришёл Женя. Дамашин не видел её жест, скорее догадался о нём по движению воздуха.
— Знаю, конечно, — ответил он. — Дедушка за ужином рассказал. Сказал, что пошёл к карьеру и потерялся. Там лес, конечно, но Алё-Алёша сюда с детства ездит…
— Он тут живёт, — поправила Таня.
— Ну тем более. Я и забыл уже. Вот и чё ему теряться!
— Моя тётя с его бабушкой говорила…
Женя повернулся к ней и теперь смотрел, как в рассеянном свете телефона играют тени на подоле её короткого летнего платья.
— И чего она?
— Не свети в лицо, пожалуйста, вот чего, — стоически ответила Таня, и Женя прыснул. Нервно отсмеявшись, он направил телефон на собственные кеды. А рассказ о главной местной новости продолжился:
— Она сказала, что Лёша туда после пяти пошёл за ягодами, и к вечеру вернуться должен был. Они его всей округой искать ходили, представляешь?
— Дедушка тоже ходил. Говорит, кепку нашли, — передал тоскливую весть Женя и замолчал. Он почему-то не знал, чего ему говорить, хотя не прекращал думать про исчезновение Лёшки.
Теперь в его воображении они стояли не в храме-обсерватории. Нет, они болтали на обочине пыльного шоссе в Монтане, курили и вспоминали то дело, которое пылится в картонной коробке в железном шкафу у местного шерифа. По крайней мере, история располагала. Таня опять вмешалась в его мысли:
— Вообще, странно как-то. Вроде Джеррик, говорят, тоже не вернулся...
— Говорят, — опять непонимающе согласился Женя.
— Он же всегда Лёшу защищал, да?
Женя посмотрел на её чёрный в чёрной ночи силуэт. Что Таня хотела услышать? Что пропажа Алёши после выглядела как стрём? Выглядела. Что собака бы сумела добежать домой? Сумела бы. Что у карьера никто никогда не пропадал? Не пропадал. Надо было закончить эту беседу на беззаботной ноте, а завтра пойти купаться на речку, греть тощее бледное пузо на солнце и веселиться перед треклятым учебным годом. Но детектив-Женя с дороги Монтаны спросил:
— Ты слышала про то, что он уже второй?
Он спросил напрасно, потому что сам испугался собственной фразы. Стало холодно. От голых локтей до шеи побежали мурашки. Таня несколько секунд в упор смотрела на него, проверяя на юмор, и медленно произнесла:
— В-то-рой?
— Ага. Слушай, блин, — Женя боязливо оглянулся. — Пошли-ка домой с такими разговорами!