Монах хотел упомянуть, чтобы все благодарили Господа, но при виде всего того кровавого месива у других могли возникнуть сомнения по поводу Бога. Умный монах знает, что большинство людей — овцы заблудшие, ибо идут за пастушьим посохом и блеют каждый раз, когда им что-то нужно, и лишь немногие сами прокладывают свою путь, пользуясь доброй душой и чистым разумом. Заблудших овец нужно беречь так, как и оберегают овец, если не получается переубедить их не быть овцами. А Яков был обычным монахом, и не имел ни репутации, ни внутренней силы, ни чистой души, чтобы наставлять других, поэтому он принялся оберегать; поэтому он умолчал про Господа.
— Яко есть тут раненные или тревожные, пусть идут в путь в Верхнест, я буду ждать на тропе и постараюсь помочь каждому чем смогу. — Сказал твёрдо и уверенно — для нравственности нужно быть таковым, чтобы люди не сомневались и не стеснялись. А потом направился за спасёнными к окраине деревни и выслушал обеих. Плачивый размягчился в сердце, когда Торин начал говорить мягко и улыбчиво, а легенда про золотое озеро погрузила монаха в думы. Он решил промолчать, чтобы пострадавшие не напрягались в размышлениях и согласился послушаться совета девушки и найти того деда. Но в этот момент явился Баффун и Адриан. Слова первого уже во второй раз не ранили Якова и он остался неизменным в своём серьёзном лице. Теперь он понял — убежать от прошлого невозможно.
— Что же, бес, уже много времени причиняешь ты мне неудобства, но благодарен я, что напоминаешь мне о грехе, содеянном мной. — Он говорил простым, бытовым языком, потому что не пытался ни оправдываться, ни прятать свою речь за умной схоластической проповедью. Он посмотрел на Адриана, потом на остальных. — Этот бес призван из Пекла в мир, чтобы мучить мена за грехи, которые я совершил, среди которых выделяется один, из-за которого сам Дьявол обратил на меня свой взор и уготовал мне тёплое место Там. Ну же, бес, скажи им, что я сделал. Я не боюсь ни тебя, ни твоего господина, ни своего греха. А ещё я убил рыцаря в латах, что также явился мне после своей смерти в облике нежити. — Он взглянул на Ланзо и до сих пор не чувствовал ничего — внутри его вдруг оказалась блаженная пустота. — Я не помню ни его настоящего имени, ни момента, когда мой меч проткнул его. А кроме него я убивал десятки людей. — Он не упоминал ни войну, ни то условие, что почти все убийства он убивал потому, что так нужно было. Яков не хотел как либо искажать истинную суть своих слов. — Ежели есть что сказать кому — говорите сейчас, а ты, бес, не соблазнишь сердце моё своими уловками и хитростями, ибо «ни хытру, ни пытьцу ни горазду Суда Божиа не минути!».