— Ты спрашивал меня, рыцарь Адриан, яко умер человек иль всяка твар земная, кто властью владеет нарушать заслуженный покой телесный? И я сказал тогда тебе, и скажу сейчас иначе — на всё Воля Божья , токмо милостив Господь не порушит сон до Страшного Суда. Позволь окропить твой клинок, чтобы дарил ты однажды умершим — заслуженный покой от магии чёрной, диавольской. — Монах протянул руки и взял клинок рыцаря. Он положил волнистый фламберг на чашу и с распятием в руках начал читать молитвы, втирая левой рукой святую воду в лезвие и гарду клинка, каждое такое своё движения сопровождая перекрёстыванием. — Созда́телю и Соде́телю челове́ческаго ро́да, Да́телю благода́ти духо́вныя, Пода́телю ве́чнаго спасе́ния, Са́м, Го́споди, посли́ с вы́шним благослове́нием на ве́щь сию́, я́ко да вооруже́на си́лою небе́снаго заступле́ния хотя́щим ю́ употребля́ти, помо́щна бу́дет к теле́сному спасе́нию и заступле́нию и по́мощи. Я́ко твое́ е́сть Ца́рство, и си́ла, и сла́ва, наве́ки-ве́чные. Аминь. — Сказал напоследок. Перекрестился напоследок. И привстал с колен. Поднял клинок и передал его обратно рыцарю. — Вытри его и отблагодари Господа Нашего. Сие оружие несёт смерть, но Всевышний решил сделать его более эффективным в твоих руках, уж не знаю, испытание ли это твоё, либо сражаешь ты живых и мёртвых с чистым и благородным сердцем. Но пускай твои думы не опускаются с Града Небесного, когда лезвие срежет очередную голову, наполненную магией чёрной. — Его речь под конец стала медленной и уставшей. Ритуал всегда утомлял, хоть, казалось, негде было утомляться. Но Яков не подал виду, поднялся и, трижды перекрестившись, вышел на улицу. Распятье он оставил себе, как и Бибилию, ибо нечего святыням делать в окружении чёрной магии.