Левый уголок губ Гаррета приподнялся, чуть обнажая зубы, когда в свете фонаря появилась подвеска. Жест брезгливости? Презрения? Негодования? Все смешалось на очерствевшем лице старика, когда он принял безделушку.
— Оборотни, — негромко, сквозь тихий шум дождя, проговорил один охотник, глядя в глаза другому охотнику. Кажется, в тот момент, Гаррет и думать забыл о «довеске» в лице мальчугана. — Собирай вещички, живо! Чует моя старая селезенка, ночь ещё только начинается.
Смачно высморкавшись в грязь под ногами, старик и сам принялся за дело: большая часть его вещей была в багажном сундуке на корме экипажа и, по всему, не пострадала от атаки. Широкополая шляпа была найдена на сиденье внутри кареты и вскоре уже прикрывала лысину старика. Закинув походную сумку на плечо, Олдстаут поднял ворот плаща, так что видны оставались лишь глаза. Гаррет прикинул, нужен ли им еще один источник света, но решил что единственного фонаря должно быть достаточно.
Для стороннего наблюдателя старик Олдстаут казался типичным горожанином, которого в пути застала не жуткая напасть, но беда средних размеров. Да, его бубнеж и тихие проклятья были слышны ближайшим соратникам, но действия его не выдавали нервозности совсем: его сапоги одинаково месили и дорожную грязь и кровь с внутренностями, коль таковое вставало на пути охотника. Казалось, что тела тварей и растерзанных возницы и торгаша ничуть не задевали душу Гаррета. Воистину, ад давно уже бродил с ним по этому свету.
— Лишь бы глотку все смачивать, — недовольно проворчал мужчина, подходя к Бригитте и на несколько мгновений задерживаясь, чтобы оценить готовность своих товарищей.
Тяжелый взгляд задержался на несколько секунд на мальчишке и, кажется, брови Гаррета сошлись на переносице еще больше. Этот тщедушный подросток скрывал в своем теле силы темные и запретные, и, судя по всему, сам не знал насколько глубока эта бездна. Старик почувствовал как зачесались его руки, как голосок интуиции внутри подсказывал придушить ведьмака здесь и сейчас, лишая себя проблем в будущем, но Гаррет одернул сам себя: «Он должен искупить свой грех потом и кровью».
— Идем, — наконец, произнес мужчина, возглавляя процессию к городку впереди.