Звонкий хохоток греет мима: не только ради презренной бумаги, но и для радости публики работает Микаель. И пусть это лишь одна девчонка, актёру всё равно: нет малых ролей, один зритель — уже не пустой зал.
А вот заметивший неладное ковбой вызывает несколько иные эмоции. Творческий азарт. Желание преодолеть сие малообразованное (можно ведь было и красивее, чем "Ууу, сссука", выразиться) препятствие. И острый холодок вдоль позвоночника, столь приятный взопревшему телу. Леблан ждал такого поворота и, к своему стыду, надеялся на него. Не потому, что рассчитывал победить. Но сама ситуация предлагала уникальную возможность разыграть не просто классику комедии, но, буквально, самую её основу... по крайней мере, в немом жанре (ведь даже полицейский рядом!). Возможность, которую парень не упускает.
Снова отступает на шаг, опять прижимает ладонь к груди и будто бы сдувается в размерах: вот походил на великана, а теперь напоминает коротышку, да ещё и ноги странно оттопыривающего. Другой рукой к ковбою слегка тянется (но возможности схватить не даёт), открывается всей душой, невинно-обиженным выражением лица дополняя. Мол: "Ну что вы, сударь, как могли вы что-то нехорошее подумать, я свят и безгрешен, вы глубоко меня задели подозрением!". А сам, меж тем, следит внимательно за кулаком и мужиком, отшагивает вовремя, безопасное расстояние сохраняя. Метнётся вдруг движение резкое, разрывая дистанцию, и присядет паяц (или отскочит), увернётся от грядущего удара. Всё по канону, только кирпича (и девушки-заступницы) не хватает.