Судьбе противиться — богов гневить. Так говорила бабка с крайней хаты в деревне, где жил Горыня. Пока малым был, то особо и не понимал чего такого может быть обидного для самих богов, в том что какой-то там человек будет судьбе уготованной перечить. Однако не много зим прошло, а таки дошло, что дело и не в судьбе, а в высшей воле, согласно которой та самая судьба и определяется. Коли сам человек будет жизнь свою править, то зачем же боги тогда? От такого и вправду осерчать можно.
Вот и теперь, готовясь к бою с врагом лютым, парень понял, что прямо сейчас может он головушку свою и сложить. Тут, посреди леса гнилого, да озера ядовитого. Даже костей, вестимо, не останется — отрава источит. Однако не смерти боялся он, скорее того, что за просто так животом рискнёт и проиграет. А вдруг как, они с таким врагом сейчас схлестнуться удумали, с которым им и тягаться не выйдет, не то что победить!
Хоть и точили сомнения юношу, но слабее не делали — от них он лишь крепче дубинушку руками сжимал. Привыкший для начала делать, а потом уж думать, теперь не страдал от этого, а наоборот, пользу имел!
Кусок ткани от рубахи оторвал и лицо перевязал, дабы испарения в самый неподходящий момент кашель не нагоняли. Встал неподалеку, чтобы помочь вдруг чего и изготовился.
Вжух! И тут уже змей! Прямо на берегу оказался, да так быстро, что и опомниться не успел Горыня. Но на ус сразу намотал — только свиду неуклюжа тварь, а на самом деле юркая аки ласка.
Зарычала гадина — пора значится! Кинулся он к змею и примерился дубиной шарахнуть прямо в бок, там где рана виделась.