Раз решено было идти через проклятый мрачный лес смерти, то Ингьяльд, конечно же, выбор сей оспаривать не стал. Ведь путь этот схоронит им несколько дней в дороге, которые ну никак они не могли потратить и стерпеть, ведь ножки их скакунов тогда точно сломались и надломились бы, а то, что придётся мокнуть теперь в трясине леса и с лошадей спешится, пробираясь по земле гибельной, так это только в радость. А ведь можно было обойти место зловредное. Можно было.... Но зачем? Как поговаривал безумный дед Ингьяльда: заметил местечко проклятое – закладывай там дом. Ну а Ловчий, видимо, под стать родному деду человеком был гениальным в своих суждениях, следопытом что надо, и уж он, молодой, попрекать охотника никак не мог. И вот с такими мыслями на уме горько насмешливыми, с недоумением выразительно кислым, поплёлся юноша за всеми, деревьям мрачным отвесив поклон: уж приютите, как подобает.
Как выходят спустя время на поляну просторную, тяжело вздыхает Ингьяльд – усталость его берёт жуткая. Десяток и больше тел умерщвлённых варягов заметив, отворачивается юноша и на трупы не засматривается, сделав вид, что их вовсе тут нет. Подходит к остальным, голову почёсывает и отвечает Горыне и Василисе, когда те о смерти заговаривают:
- Да уж понятно, что их погубило. Тоже не смогли пройти мимо этого безумно чарующего местечка.
И тут все осматриваться начинают, разведывать прытко округу, и Ингьяльд тоже приступает соображать деятельность полезную и вовлечённую: подойдёт к деревянным идолам с глубоко задумчивым видом, пару раз головой кивнёт понимающе по подбородку указательным пальцем постучав; обойдёт отбелённые камни, нахмурится деловито, руки на пояс поставит и на небо уставится; заглянет в змеиный рот валуна старого, долго и внимательно прищурится в очертание пасти; остановится у камнемётов, руки свои расставит широко в стороны, мол, размеры замеряет. К мёртвым при всём этом ни на шаг. Потянувшись всем телом после осмотра своего, плечами пожимает и зевает:
- Ну и делишки.