Когда Горыня отвлёк Гордея от спора с другими мужиками, тот внимательно его выслушал, оглядел с ног до головы, а затем сокрушённо покачал курчавой головой.
- Сделать-то оно можно, да только займёт это не единый день. К тому же, варяжье отродье это меня крепко посекло, трудно мне будет у домны стоять, а это ещё работу растянет. Я тебе благодарен, что в стороне не стал стоять, но помочь сейчас ничем не могу. Аккуратней только будь, вот и всё, что тебе отсоветовать могу.
Ловчий тем временем отправился к Вужлаку, плотнику, что дом его в лесу сладил. Нашел его где ожидал - не помер ещё тот низенький мужичишка с козлиною бородкой, чуть выкаченным наружу правым глазом и характером сущего змея.
- Опять явился, приблуда. - Сказал он вместо приветствия, когда обнаружил Изборского Ловчего у себя на пороге. - Чего надо?
Возможно, в другое время старого ворчуна пришлось бы уговаривать занять дом Ловчего да досмотреть за ним, но после всего, что случилось прошлой ночью, Вужлак не стал долго упираться.
- Это ты вовремя мне подвернулся. Будет теперь где схорониться от варягов. Ладно, догляжу за твоим домом. А если ты вдруг помрёшь там где, тогда я его себе приберу. Всё равно это я его строил.
Больше оставаться в Вешенке не имело никакого смысла. По крайней мере такого мнения придерживался Изборский Ловчий, вновь взбираясь на коня. Пришпорив Сивку, пустил он её неспешным шагом мимо вдовьего дома, да не останавливаясь зычно свистнул, призывая попутчиков в дорогу. Делать нечего, вскочили тогда все на коней, да двинулись следом за Ловчим в Изборск.
-----------------------------------------------------------------
Дорога до Изборска заняла ещё полтора дня. Один Ловчий, может, добрался бы и быстрее, но когда с ним было ещё шестеро спутников, приходилось сдерживать спешку. А впрочем, куда спешить? Разве был сейчас Изборск местом, куда хоть один из путников действительно желал бы попасть? Однако, спутники не только тормозили продвижение - многие их таланты действительно оказались полезными. Спать ведь, как водится, пришлось под небом открытым, среди леса, в стороне от дорог. Спешился Ловчий, пошёл было сухих веток да хворосту для костра искать - а Провидица уже разожгла огонёк, только посохом стукнув оземь да блеснув глазами своими зелёными. Хотел было лапника насечь для шалаша - а уже несут его звери дикие, у коих старый волхв Богомил подмоги попросил. Хотел место обойти, проверить - а Ольга уже на страже стояла, волчицею обернувшись, любого унюхает, кто решится ночью подобраться. Горыня до озерца сходил, воды принёс, чтоб коней напоить. Ловчему не пришлось ничего делать самому - спутники его со всеми делами сами управились.
Ночь прошла спокойно. Только раз проснулись они все, разбуженные топотом копыт. Недалече от них прошёл большой отряд варягов - сквозь густые заросли было видно, как проносятся они мимо на своих конях, высоко над головою держа пылающие факелы. Двигались они по той же дороге, какой шли герои, только в обратную сторону. Может, и к Вешенке шли, исполнять угрозу погибшего в бою с Ловчим вожака.
Наутро снова двинулись в путь. Всю дорогу до Изборска Ловчий чувствовал на себе пристальный чужой взгляд - соглядатаи Ягини следовали за ним неотступно, но теперь уже не приближались так сильно, куда как реже показываясь ему на глаза. Прошли через варяжьи заставы вдоль дороги - варяги и правда не тронули, увидав рушник. Смотрели зло, презрительно, было видно, как чешутся у воинов руки отомстить за павших - но пропустили. Кивнули молча, мол, езжайте дальше. До Изборска осталось всего ничего.
Когда к Провидице приезжал её крёстный, Возгарь Пересветович, он, конечно же, рассказывал ей про Изборск, город, которым выпало ему править. Сказывал про то, что раньше, дескать, звался город Словенском, в честь Словена, основателя, но наследовавший княжение сын Избор переименовал город в честь себя. Стоял Изборск у дальней западной границы Руси, и стоял так, чтоб ни один ворог с той стороны мимо города не прошёл. Бывало, подымал Возгарь маленькую ещё Василисушку высоко-высоко над головой, поддерживая под мышки, а сам рассказывал, что вот эдак же высоко стоит его родной Изборск на Жеравьей горе, и со стен крепостных да с башенок вся округа видна до самого горизонта - никому не скрыться, никому незамеченным не подойти. Василиса его помнила как сейчас - высокий был дядька Возгарь, широкоплечий, статный, с курчавыми светлыми волосами и колючей бородой, которой любил шутя потереться о её щёку. И хорошо помнила, как помрачнел Возгарь, когда впечатлённая его рассказом Василисушка спросила его - а когда он её возьмёт с собой в Изборск?
- Скоро. - Только и сказал он тогда. - Скоро. Потерпи немного. На вот тебе пока. - И вложил в маленькую, пухлую ручку насаженного на палочку петушка из застывшей сладкой патоки.
Вот как оно в жизни повернулось. Обещал Возгарь её в Изборск с собой взять, а приехала она сюда с Ловчим. Говорил Возгарь, что никакой ворог от дозорных его не укроется, а ворог в ворота вошёл, и открыла их его родная дочь. И всё же, даже сейчас Изборск был величественным. Виден он был издалека- всё подножие северного мыса Жеравьей горы, на которой Изборск располагался, было уставлено деревянными хатами. Дело было уже к вечеру, и обычно в это время в каждом окошке теплились огоньки, но сейчас светилась едва ли половина обычного числа. Опустел Изборск, стал тёмным и молчаливым. А усечённую вершину треугольной горы венчала та самая крепость Изборская. Сложенные из просмоленных брёвен двурядные стены, опиравшиеся сложенное из плитняка основание, опоясывали всю плоскую вершину горы, а на острие мыса были расположены ворота, через которые можно было пройти внутрь, если подняться наверх по узкой, извилистой тропинке. Ловчий, пока смотрел на приближавшиеся очертания города, вспоминал, как когда-то давно во так же возвращались они с охоты с князем Возгарём Пересветовичем, и тот всё делился своими большими задумками на будущее города.
- Разросся Изборск, разросся. - Сказал он тогда. - Раньше-то весь Изборск внутри стен умещался, а теперь вот погляди, и хаты, и торг. Хорошо это, с одной стороны, а с другой и плохо. Ежели враг какой нападёт, так не успеют укрыться. Сколько людей придётся за стенами оставить, врагу на расправу. Я вот думаю - переносить город надо. Туда вон, южней вдоль озера Словенского. Да не деревянная будет, каменная! Чтоб точно никто не взял.
Проехали через городские ворота- приземистую деревянную арку над узкой дорожкой, утопленной меж двух отвалов из плитняка. Варяжья застава была и там. Пропустили без слов - один из варягов только криво усмехнулся, показывая посеревшие зубы, когда увидал ручник. Сказал что-то своим напарникам. Ингьяльд понял их речь. Примерно..
- Смотри, егерь приехал, которого ведьма ждала. И угощений много ведьме привёз. Как думаешь, она правда всех сожрёт?
- Не всех. Старик для неё суховат будет. Дряблый, противный, и бороду брить надо. А два сопляка слишком тощие. Отдаст. - Был ему ответ от другого. Похоже, Варвару он принял за мальчишку, такого же, как Ингьяльд. Уже в спины Ловчему и его спутникам донёсся смех варягов. Не звучало в нём ни весёлости, ни издевательства. Шутка висельника, как она есть.
За воротами уже начинался город. В былые времена Изборск был город людный, даже вечером не затихающий. Ловчий не любил шума людских сборищ, суеты ремесленных и торговых городов, но даже он с лёгкой тоской по ушедшей молодости вспоминал те дни, когда возвращался в Изборск после долгой охоты. Князь въезжал в город по самой широкой улочке, приветливо улыбаясь всем встречным, кто перед ним кланялся в пояс да завистливо смотрел на добычу, что тащили за ним следом на волокуше. Кланялись и Ловчему - не так глубоко, то тоже почтительно, а Ловчий молча оглядывал город. В крепость Возгарь возвращался всенепременно проходя через торг, а там, как рынку и полагается, всегда было шумно. Торговля и так шла бойко, но как князь появлялся, рынок гудел, как улей, в который ткнул палкою мальчуган. Каждый зазывал князя к своему лотку, а кто без лотка был, так гурьбою облепляли со всех сторон, аки оводы корову. Мужичок с бородой тянул к князю корзинку с пирогами, дородная и румяная женщина разливала по кружкам квас из кувшина, горбатый блажной скоморох приплясывал козлом, пощёлкивая ложками и потрясая висящим на сухой шее хомутом... А князь, коли был в добром расположении духа, одаривал всех по очереди. Тогда вот взял, купил у мужика все его пироги вместе с корзиной, а сверху ещё подвязку с калачами на шею навесил, небрежно кинул ему гривенник серебряный, и давай пироги с калачами малышне раздавать да смеяться. Кроме торгов на рынке бывали и праздники - тогда сдвигали в сторонку лотки с товаром, освобождая место, и были тут танцы да музыка, и тут без Возгаря тоже не обходилось. Помнил Ловчий, как добры молодцы собиралися тут перед кулачным боем - ох и лихо они отплясывали. Ноги так и взлетали вверх, когда парни ходили вприсядку. Один удалой молодец танцевал с тяжёлым сосновым бревном, лихо его прокручивая да перебрасывая с ладони на ладонь над головою, а другой прыгал высоко-высоко, касаясь носками сапог вытянутых перед собою ладоней. Бывало, и Возгарь стерпеть не мог - сам в пляс пускался, а плясать он умел. Вприсядку мог ходить с чарою в руке и ни капли не пролить, а потом залпом до дна осушить и как ни в чём ни бывало подкрутить влажные от зелена вина усы. Были ж деньки...
Теперь улицы Изборска были почти что пусты. Люди прятались в домах, без нужды за порог не выходя, а если и выходили редкие единицы, то шли быстро и не оглядываясь, прижимаясь к обочине. Варяги тоже были - они заняли некоторые дома, возможно, выселив из них прежних хозяев. Следы погромов и грабежей были повсюду - поломанные заборы, вышибленные окна и двери, отлетевшее тележное колесо, видневшееся под дорожной грязью, выкинутая из разграбленного дома сломанная лавка, повреждённое деревянное ведро у крыльца... Рынок и вовсе был пуст - в самом его центре торчал одиноко высокий ярмарочный столб с колесом наверху, а с колеса свисали верёвочные петли. Пустые. И хорошо, что пустые. Вокруг столба же стояли одни лишь пустые лотки, большинство из которых было перевёрнуто и поломано.
Ловчего узнавали. Редкие встречные люди начинали шептаться, едва увидели его, и глядели вслед ему с надеждой и с тревогой одновременно - они не знали, чего ждать. Ловчий долгие годы спасал их от чудовищ и лихих людей, но Ловчий был человеком князя, а князем сейчас был Чахлик, его дружиною были лихие люди, а чудовище было его сестрой. Кроме того, Ловчий ведь был не один, сопровождала его очень пёстрая и разнообразная компания. Красавица в красном притягивала чужие взгляды взгляды, но бычий череп на посохе пугал людей, которым и одной ведьмы хватало. На волхва косились недобро - большинство изборян были убеждённые христиане, обратившиеся вслед за своим князем, а служителей старых богов мнили колдунами, что бесам служат под видом богов.
Крепость не охранялась никак. Даже отсюда Ловчий видел, что башни и стены пустуют, а ворота открыты настежь. И это было весьма плохим знаком. Чахлик не нуждался в охране. Люди слишком боялись подниматься наверх, к княжьему детинцу, чтобы в охране был смысл. Даже варяги не хотели располагаться там, в княжеских палатах, домах бояр городских, в гриднице или в часовне, предпочтя скромные жилища ремесленного города перспективе находиться слишком близко к обители Чахлика и Ягини. Ловчий мог бы подняться туда прямо сейчас, и предстать наконец пред вселяющим тревогу взором Ягини, таким пристальным и цепким, но при том насмешливым и слегка дразнящим. Ему оставалось решить, кого из своих союзником он хотел бы взять с собой.