Боли то и не было поначалу. Как вроде за ветку зацепился, р-раз - кольнуло маненько. Глядь тудой... Нет руки. Вот было только что, своя, родная, а теперича о земь упала вместе с кистенем. Уж запоздало уразумел Горыня, чего так этот варяг осклабился, ехидничал да блажился, на коне играя, покуда его ветром не опрокинуло.
Да то уж не заметил парень, потому как боль калёным кольцом охватила культю. Брызнули слёзы, то ли от боли, а то ли от обиды. Схватил он здоровой рукой раненую, сжал что было сил, а кровушка все едино льётся, как водица. Застонал Горыня, пошатнулся, да ноги пошире расставил, упёрся, но не упал. Так и стоял, мыча и ошарашенно глядя на рану страшную.
Всё, слезы утереть и домой обратно к Деду воротиться. Так мол и так, поглядел мир, хватит, теперича с озёра по одному ведру носить буду. Ещё сильней обида уела парня: "Да как же?!" - мысль в голове полоснула, как рысь дикая гуся дворового.
Истек бы кровью дурень, как пить дать истек, да не зря подле товарищ старший был - подсказал. Мигом тесьму кожаную на культю накинул и зубами затянул, боль осталась, но чуть полегче стало как-то, а покуда закреплял перевязь, обратился за помощью к Ингьяльду.
- Прошу, подай кистень, друже. - передёрнуло молодца от вида собственной руки на земле, да чего уж там. Выручил товарищ - ловко понял оружие и Горыне дал, а тот ужо без криков вдарил, молча.