Возле речки было по-прежнему сонно и прохладно. Только здесь Василиса и находила нынче покой. Тихое журчание воды отгоняло крики, что раздавались в голове без спросу. Приятный полумрак затмевал мерзкие картины. А устремившиеся вниз, к небольшому водопаду, воды разгоняли тяжелые мысли. Вот уже несколько дней не могла Василиса спать. Только не речном берегу, под охраной лесных духов, получалось ненадолго восстановить силы. Ее преследовали не только зловещие предчувствия, жуткие образы и звуки, но и лицо. Это лицо она замечала прежде всех своих видений, да только не знала, жив ли тот человек, а если жив, то как добраться до него и главное – зачем.
Василиса сопротивлялась, не желала позволить видениям захватить ее полностью, не хотела видеть больше прежнего, вот и образ неизвестного отгоняла, как могла. До поры, до времени.
Убаюканная журчанием речки, Василиса уснула у воды. Надолго ли сон ее сморил, она не знала, а проснулась окончательно, только когда прохладный лесной ветерок сменился вдруг теплым смрадным духом. Едва разлепив веки, Провидица взглянула в чистое летнее небо, но то затянула мгла. Черные ветви деревьев тянулись вверх. Обгорелые, мертвые птицы так и застыли на еще дымящихся ветках. Липкой и теплой стала вода в быстроходной речке, тяжко тянулась она вниз, багровая, пахнущая кровью и смертью. Трупы животных и людей издевательски медленно проплывали мимо. Выжженная земля подбиралась к зеленому пяточку, на котором сидела очнувшаяся ото сна Василиса. Смрад и тлен, смерть и кровь, отчаяние и горе, а посреди вновь его лицо. Закрыла Провидица глаза, зажмурилась, а когда вновь открыла их, то не заметила уже ни чистой речки, ни зеленого луга, видела лишь дорогу и чувствовала дыхание смерти совсем неподалеку, как и грохот копыт, что не давал ей уснуть, сводил с ума дни и ночи напролет, пока она до Ловчего добиралась.
Во тьме и на свету Нечуй нёс ее сквозь леса да поля, подальше от городов и сёл, лишь бы драгоценные часы, на которые он обгоняла Тьму, не превратились в секунды. Лишь бы не потерять из виду лицо, которое прежде она так хотела забыть. С ней была мать-земля, упруго пружинила та под копытами Нечуя и тот скакал быстрее. С ней был брат-ветер, сестра-луна и батюшка-солнце. Василиса не боялась, знала, что успевает. Вот только бы сотни диких звериных глаз не смотрели на нее так злобно, не следили за каждым ее шагом. Потому последние сутки Огнедева держала посох в руке и глаз не сомкнула ни на минуту. Лишь раз полыхнуло пламя, почти в полудне пути от дома Ловчего, когда сова лесная, чужой рукой движимая, вздумала помешать измученной девушке. С тех пор не приближались к ней звери, лишь следили злобно. Но и ветер отстал, труднее Нечую пришлось.
А оробела Василиса всего-то в двух шагах от жилища Ловчего. Вдруг не того искала. Вдруг нет его в живых, не успела. Или хитрая Тьма раньше добралась. Словно чуя ее страх, звери да птицы подобрались ближе, но тут…
Василиса смотрела пристально, хотя сомнений не оставалось – существует тот человек, не видение это, не прихоть. Впервые тихо стало в ее голове, выдохнуть удалось, а в коленях прекратилась дрожь погони. Василиса степенно из седла выбралась и пошла медленно к Ловчему, осторожно ступая, словно под любым ее шагом земля могла провалиться. Дернулся было в ее сторону серый волк на опушке, но Василиса повернулась к нему всем телом и усмехнулась, гордо вскинув голову. Успела я, мол. Так и передай своему хозяину.
- Не знаю, кто ты, мил человек, но несколько дней и ночей я спешила сюда, чтобы опередить вестника тьмы. К тебе он едет, по душу твою, - подбирать слова приходилось с трудом. Провидица не вела бесед ни с кем, с тех пор, как старая нянька померла, а для Ловчего и вовсе слов не приготовила, не верила, что тот существует.
- Василиса я, Провидицей кличут, - и спохватившись, отвесила приветственный поклон, почувствовав тут же, как качнулась вместе с ней земля. Ничего. Нечуй вон не меньше её ослаб.