Хайген – одна из тех, кто знает, куда идти. Около шести лун назад она добралась до этого места после долгого изнурительного путешествия через горные перевалы на севере. Дошла чудом. Дошла не одна, с мужчиной. Без его помощи не справилась бы. Что зима, что лето в Долине – один пес. Сугробы в человеческий рост и выше. Метели, не стихающие сутками напролет. Кусок оленины. Промозглый шалаш на два человека, в котором уснуть, не проснувшись, так же легко, как стать добычей ледяного тролля. Глядя на приближающиеся очертания Бремена, все это вспоминалось с гордостью, тоской и тревогой. Ее нареченный ушел обратно, оставив невесту одну с людьми, от которых не стоило ждать добра. Но все обошлось. Обходилось, по крайней мере, до этого дня. Как он там? Жив ли? Не такими уж злыми оказались люди на берегу реки, какими запомнились Хайген в детстве. И сейчас в их сторону был обращен ее взгляд.
В ту пору Волки стояли неподалеку. Охотились в ледяной пустоши, сбывая добытое в деревнях оседлых. Здешние - слабаки, боялись. То и дело зыркали исподтишка на взрослых, словно хотели камень бросить в спину. Перешептывались по закоулкам. Охотиться боялись в метель. Что река замерзнет боялись. Да всего боялись. Будто не люди, а… Трусливые зайцы. Только теперь, когда Хайген от них зависела, она рассмотрела оседлых лучше. Нет, они были трусами, тут все верно. Но в остальном – такие же люди, как дети тундры. Кто-то был добр. Другой - равнодушен. Кое-кто хотел ею воспользоваться, но быстро утратил свой интерес, когда стало ясно, что девушка может за себя постоять. Что еще? Кора – отдельная тема. Хорошая женщина, хоть и тщательно скрывает это за своим вечно испуганным лицом. Говорят, в Долине нехватка снега – это у них шутка такая. Странная. Если так, то Коре в этой деревне больше всех не хватает страха. И мужа. И сына, который бы помогал, а не отлынивал от работы. Хайген считала его лодырем. Возможно, не будь он таким, как есть, хозяйка прогнала бы ее со двора. Однако "вязка трухлявых дров", с которой гостья порой сравнивала этого неудачного отпрыска, всегда оставляла, чем заняться, и Кора Малфун – хозяйка, как уже было сказано, единственного в округе постоялого двора – брала с нее вдвое меньшую плату за свой уголок и крышу над головой. Поначалу быт их казался странным. Но Хайген привыкла и к такому жилью, и к Коре, и к ее поручениям по хозяйству. К одному только привыкнуть оказалось сложно – к одиночеству. За полгода она справилась с этим. Ее родня и жених были далеко на севере. Сердцем Хайген чувствовала, что он еще жив. Но одинокий волк – это по-прежнему волк. Она всегда высоко держала голову, не боясь ни мороза, ни ветра. Всегда ровно держала спину, словно олицетворяя собою то, как должна выглядеть молодая женщина – стройная, высокая, сильная – в этих нечеловечески суровых условиях, когда малейший просчет – смерть. Всегда спала в постели одна, засыпая с мыслью о своих родных и просыпаясь с проблемой пустого кошеля, в котором раз за разом становилось меньше звонких монет.
В конце концов она набилась сопровождать караваны из Бремена и обратно, получая с этого небольшой доход, охотясь, как и ее предки – волки, в дополнение к помощи хозяйке трактира. В этот раз ей нужно было передать посылку куда-то в Таргос или еще куда – конечного пункта Хайген не знала. Только отвезти и передать мастеру Дейну привет, после чего вернуться на собачьей упряжке обратно в Бремен. Потому что сынок отказался.
На слова незнакомцев Хайген никак не отреагировала: больно нужно, когда снег залетает в глаза и в рот. Одно только знала, что дело сделано. И что по прибытии обратно в Сокровище ее ждет бесплатный горячий чай, стол у белого, непроглядно обледеневшего окна и десять медных монет за работу от караванщиков, черт их дери, за то, что в такую непогоду едут, да еще и подсунули больную собаку в упряжь. Дух Волка в ней почти совсем иссяк.