Ступила дочь Элириха на морозную землю северного берега Дуная, позади и корабль оставив, и реку, что полнилась уж принесенными жертвами. Ведь живой должна была быть та жертва, что в Имболк приносилась Бригантии, но давно миновал нужный день, а готы все равно умирали среди знаков весны между тронувшихся льдов в холодной воде. Других они почитали богов, но бродили по землям их те же духи и те же у живых их и мёртвых неизбежные были судьбы. Смотрела птица Эйтни на нищих, просящих у чужаков милости – это ли гордый народ? Вон леса, вон река, пойди и возьми у них то, что нужно тебе, но вонью и шумом своим обреченные люди, собравшись, распугали, наверное, зверя да отравили, наверное, воду; даже духи в этой земле полны грусти, но горды и не тянут вслед за живыми руки в мольбе.
Не была Эйтни жадной, не копила богатства, лишь нужное оставляя себе, но и не готова была, уподобившись южным пророкам, последнее незнакомцам отдать. Еще с самой Британии, на поясе носила она три топорика, украшенных символом птицы; круглый щит, узором сплетенным покрытый; да шлем с двумя крыльями, символ жрицы Бригантии. Припасов немного, одежда от стужи и колючего ветра, скакун верный, – дань новым землям и новым порядкам – то, что удобно. Но не держала дочь Элириха при себе серебра, кроме судеб тяжелой цепи, а припасы – подели на двоих и голодным останется каждый.
Шаг за шагом подталкиваемая ветром судьбы она шла вслед за чудищем, от которого отворачивались и прятались духи, и за чудищем этим же вслед шел Требоний, но тот хоть и был больше других среди римлян зрячим, все равно слеп был и не видел что пленило взор Эйтни: ореол серебра, свет которого губит подобно воде ледяной. Сама ли она испросила людей и приказа направиться прочь, духи ли подсказали Требонию, но сказаны были слова и отправлены были с ней двое; кивнув же в ответ и пожелав лишь удара судьбы опасаться, прочь с охраной отправилась дочь Элириха. Щит её за спиной, поводья в руках, фыркает от морозного ветра черная лошадь.
Там, вверх по теченью, быть может, и нету всё еще зверя в лесу, но есть рыба в реке. Оставит Эйтни римлян у берега, к сосне привяжет коня, сама же уйдет вглубь лесов, знаки начертит, гостей призывая. О чудище спросит, о Хунну, о стрелах их, о лошадях и о луках, знаний испросит о языке готов. Взамен помощь предложит, ведь оставили мертвые в мире живых свои семьи, ведь страдает земля от полчищ людей, а те, что бегут, живьем коченеют в воде. Далеких земель на себе носит знак птица Эйтни, но судьбы и души едины. И дома, и здесь.