Просмотр сообщения в игре «Outlander»

Опасение, что визит выйдет «натянутым», противоестественным, постепенно уходили прочь. Сослуживцы нашли, что сказать и Эве, и Станиславу, что, несомненно, не могло не радовать. Помимо стандартных расспросов-разговоров-рукопожатий-объятий, с необычной стороны проявил себя Чоу.
Лошадка. Плюшевая (по внешнему виду) лошадка. Сувенир, ответом на который вместе с вопросом Чана было обещание Кошки вернуться. Пока она пожимала руку проявившего себя с неожиданной стороны китайца, я насколько это возможно незаметно показал Чоу крайне старый жест, возраст которого перевалил за восемь столетий – кисти рук, сцепленные в замок. Applaudo, что значит – «рукоплещу».
Казалось бы – ерунда, но этот поступок я в высшей мере одобрял. Этот кустарный, чуточку неаккуратный по внешнему виду, забавный, кажущийся нелепым, подарок, был гораздо большим, чем казалось на первый взгляд – мостиком для Картер в нормальное, обыденное течение жизни, насколько, конечно, можно назвать нашу жизнь обычной.
Цена подобных вещей была мне весьма хорошо известна. Горные серпантины, на которых разнообразные ВУ ожидали караваны с гумпомощью, очень быстро и доходчиво учили ценить то, что вело прочь из этой до крайности простой игры, где с одной стороны находились непролазные скалы, с другой – бездонная пропасть, а на узкой дороге посредине ждала яркая, огненная смерть.
Мы сбегали из этого жестокого мирка, как могли. Многие пили. Кто-то, порисковее – использовал разнообразные вещества. Заводили знакомства с «пончиковыми куколками». Пускай война, на которой родилось это устойчивое выражение, отгремела много столетий назад, а те женщины остались не только за обычными, но и световыми годами, но, тем не менее, многие из сотрудниц гуманитарных фондов, возивших мирному населению грузы, были молоды и хороши собой, и эта старая как мир фраза сама ложилась на язык. Интрижки сопровождались подарками, а что, помимо миноискателя, автомата и набора сапёрных инструментов, было у таких как я, в разорённой войной стране? Почти ничего.
Мы старались, как могли, выменивая у местных, то, что могло нам помочь – сувениры, безделушки, разнообразные забавные вещицы. Искали сами, и порой нам улыбалась удача, например, в виде запечатанного ящика с шампанским с полуразрушенного завода по производству алкоголя (плевать, что половина бутылок разбита, стакан, то есть ящик, всё равно наполовину полон). В чём-то помогали правительственные войска – обменивая нечто ненужное (на их взгляд), на нечто полезное, и нашей самой крупной удачей во время подобных обменов стала вытащенная хрен знает из каких времён древность – механический патефон с дюжиной пластинок, который, после получаса возни с инструментами вперемешку с крепкими словами, принял наше предложение поработать ещё годик-другой. Эквивалентом ему была пятилитровая ёмкость с мутной, рыжеватой фруктовой брагой, зашибавшей потребителя этого продукта довольно быстро, и вонявшей килограммами (именно килограммами, не иначе) давно не стираных носков.
«Куколки» были выходцами из другого мира. Пусть со схожими проблемами, но тем не менее, иного, и это заставляло нас искать нечто соответствующее. Или же исполнять это своими руками.
Порой дело доходило до абсурда, и ради нелепиц мы рисковали головами. Я хорошо помнил свои приключения в квадрате 43, на болотах, куда меня занёсла просьба Фокусника – штабного сержанта Уэйда. Его одна из девушек попросила принести ей букет местных лилий со своеобразной расцветкой – оранжево-фиолетовых. Росло это добро буквально в паре мест, куда Уэйд не мог добраться, поэтому предложил обмен. Я, согласившийся на эту сделку, довольно долго бродил по этому грёбаному болоту, собирая цветы, вспоминая сержанта по матери, и гадая, что меня убьёт раньше - местная мошкара с пиявками, или подвернувшаяся под ноги мина.
Тогда мне повезло – я вернулся целым (почти, если не считать укусов местной мошкары и пиявок), и с цветами, а Фокусник сдержал своё обещание, правда, позднее.
После Чоу проявил себя и командир. Пел Станислав достойно, играл на гитаре - тоже. Задорное предложение окружающему миру сгореть в огне, я музыкально поддерживать не стал – мой инструмент, скрипка, была здесь сейчас абсолютно лишней.
Пока Квецень проявлял талант исполнителя, я влез в сумку, извлекая на свет пластиковые трубочки, два шила и один из апельсинов, взвесил многострадальный фрукт на ладони.
- Там внутри – коньяк, - отвечаю я Эве с лёгкой улыбкой. – Дама и господа, ищите надрез на апельсине, протыкаете меньшую от надреза часть шилом, и готово – можно пить через трубочку. Тут от апельсина - одна шкурка. Да, если напиток не устраивает – у Дэна, - киваю на замкома, - есть вино. Маскировка – следствие собственного опыта: мне доводилось лежать в больничках, где алкоголь, кроме как в крайне скрытом состоянии, пронести было невозможно. Поэтому этот…маскарад, - указываю на сумку, - наследие непростых времён.