Кэйли честно закрывает глаза снова, едва успев их открыть, приподнимается на локоть и садится, опуская ноги на песок и немного задев при этом бедро сидящего рядом Патрика:
- Ой, прости, - протягивает руку, касаясь его плеча.
Так необычно и забавно все делать на ощупь. Она прислушивается, но слышит, кажется, только море. Позволяет Патрику положить ее руки себе на грудь. Улыбается. Он этого, конечно, не видит, если у него тоже глаза закрыты, да и вообще видят разве что чайки, но она не может не улыбаться. И он поймет – по голосу, по настроению. Она же почему-то уверена, что он тоже улыбается.
- Так что, - немного ехидно спрашивает она, нежно проводя ладошками вверх, к воротнику, - будем вытаскивать? Или не мешает?
Ее пальчики тем временем нащупывают и по одной расстегивают пуговицы на рубашке Патрика – сверху вниз. Расстегнув последнюю, она запускает руки под ткань, обнимает парня за талию, прижимается к нему, вдыхает его запах, прикладывает ухо к груди: как сердце бьется!
Легко, одними губами целует куда-то в область сердца, отстраняется – немного неохотно, но игра ведь еще не закончена. И ее руки возвращаются на его уже обнаженную грудь, снова скользят вверх, расходятся на плечи, сбрасывают с них рубашку и повторяют ее путь вниз по рукам, словно желая убедиться, что она действительно снята. Вот так. А ее губы сейчас прямо у его шеи, и она целует его, и еще раз... Пьянея от его близости, от его запаха, от касания к его коже...
Но...
- Оно… Из шоколада!
Кэйли обожает шоколад. Когда кто-нибудь видит, какими количествами она может его поглощать, он обычно удивляется, как ей при этом удается оставаться стройной. Но в ней он, похоже, сразу перерабатывается в чистую радость, пренебрегая всеми правилами обмена веществ. Патрик, конечно же, знает о ее маленькой слабости, и у него частенько есть при себе конфетка или шоколадка.