Офицер безопасности Томаш Казмерчак взглянул на часы. До конца смены оставалось всего ничего, и он коротал время, прохаживаясь по залу из стороны в сторону. На работе он скучал, и виной этому служило множество вещей. Польский иммигрант во втором поколении, он, как и его семья, не был принят страной, жизнь в которой по замыслу несла исполнение всех самых заветных желаний. Сам по себе открытый и доброжелательный, Томаш так и не обрел круг общения. И откровенно страдал от одиночества. Напарник по смене, к которому его закрепили — Итан Галлахер — оказался затворником. Темной лошадкой, говорившей мало не только с Томашом, но и с остальным персоналом. А в бригаде нацбеза никого в нем не видели. Томаш в свои двадцать восемь уже обзавелся травмой. Во время службы в департаменте коррекции и реабилитации Солт-Лейк-Сити он в рядах тюремщиков подавлял бунт. Тогда зеки отбили ему крестец.
Национальную безопасность за глаза называли свалкой силовиков. Если по какой-то причине ты вылетел из рядов военных, копов, пожарных или чвкшников, то рано или поздно ты оказывался здесь. Или среди инкассаторов.
— Полтора часа. Закрываем кассы.
Второй менеджер по операциям — Уилл Лонг — нравился Томашу как человек. Нравился куда больше, чем его начальник Бэйли. Молодой, явно ставленный на такую должность кем-то совсем с верхов (из территориалов, не иначе), но не заносчивый. Инициативный, серьезный и энергичный. Карьерист, конечно, но кто сейчас не карьерист? Такое время. В общем, простой хороший парень. Правда, таких "простых хороших парней" еще пойди найди.
Полтора часа. Полтора часа, и можно уже домой — в такое неродное и неуютное одиночество.
Вдруг раздался стук в дверь. Томаш обратился в слух, а затем метнулся в комнату охраны за помповым ружьем. Моссберги на стойке были одинаковы, но спутать их он не мог будто физически. Итан держал патрон в стволе. Томаш пробовал упрекать его — нарушение инструкции — но тот смотрел на него, как на несмышленыша, и только качал головой. "И че будет?". "Взыскание". "Взыскание? Если ворвется кто, ты эту помпу сраную даже дернуть не успеешь, это тебе не хуй дрочить. Пусть лучше трое судят, чем шестеро хоронят". В общем, к согласию по вопросу они так и не пришли. Томаш по-прежнему видел в порядке необходимость.
— Че там, Том? — Итан отвел взгляд от экранов.
— Да в дверь долбят. Ща гляну.
— Погодь.
Он отсмотрел камеру напротив входа, а затем другую — на крыше.
— Вроде все нормально. Иди.
Томаш направился ко входу, удерживая дробовик за цевье.
— Эй! Эй, есть кто там! Моему другу стало плохо, он щас... Он щас подыхает там нахрен! Прошу, нужно его внутрь затащить и вызвать парамедиков! Эй! Он... Трясётся весь, сука!
Черный. Паникует и вопит о ком-то, кто, возможно, вот-вот умрет, заливая пеной изо рта трещиноватый асфальт. Нутро Томаша дрогнуло. Убивали в Мэрисвейле часто и умирали тоже по разным причинам. От пули или лезвия, от передоза или херовой жратвы, от болезни или нищеты не будучи в силах оплатить медицинскую страховку или жилье. Черные были такими же чужаками в этой стране, как и он сам. Штаты воспользовались их трудом на плантациях чуть больше сотни лет назад и теперь отправили на помойку. В гетто. Доживать эпоху.
Чужакам стоит держаться вместе. И если помочь черным некому, значит, руку помощи протянет он, Томаш. Даже если останется единственным, кто решится на это пойти.
— Ладно! Подождите тут! Я позвоню в девять-один-один!
Он вернулся в комнату охраны и снял трубку с настенного телефона. "Че там?" — успел спросить по дороге Уилл. "Да человеку снаружи плохо. Скорую просит". "А-а-а... Давай".
Гудка не было.
— Слушай, Ит. Тут телефон того.
— М?
Итан подошел к телефону и послушал.
— Коротнуло что ли?
— Хер знает.
— Проверять щас все равно не пойдешь. Протокол же.
Томаш помолчал, а затем предложил:
— Дерни аварийщиков. Пусть приедут, посмотрят.
— И под чью ответственность? Отчет о тревоге ты потом писать будешь?
Он вспомнил о патроне в стволе дробовика Итана. И сказал:
— Мне кажется, лучше пересрать, чем недосрать. Если что, на сбой спишем. Позвонить и проверить они все равно не смогут.
Итан какое-то время колебался, но потом махнул рукой. Наверное, тоже вспомнил о патроне в стволе. Прошел к пульту охраны, обратил взгляд на тревожный датчик и вдавил кнопку. Но сигнал не прошел. Итан попробовал еще и еще раз. Тщетно. Чертыхнувшись, он вышел в зал. И на вопросительный кивок Томаша лишь качнул головой.
— Слушай, Уилл, у нас тут с сетью пролет. Ни телефон, ни сигналка не пашут.
— Что? И что мне делать сейчас? Мы средства уже начинаем переводить, а если вся оставшаяся сеть упадет?
— Вот теперь ты об этом и знаешь.
Уилл явно колебался. До этого ему везло не попадать в форс-мажорные ситуации, как и брать на себя ответственность за по-настоящему серьезные решения в управлении банком. Когда ты просто проводишь через себя волю территориалов, не нужна административная смелость. Всегда можно на кого-то сослаться. Всегда есть, куда метнуть стрелку. Но сейчас даже позвонить и спросить совета возможности никакой. Надо принимать решение. Принимать решение и впрягаться в ярмо всего того, что оно повлечет.
— Ладно. Так... — он обратился к кассиршам. — Сейчас смену закрываем без перевода средств. Если что, все на меня валите. Я завтра поеду к технарям разбираться, что случилось. Если клиенты будут звонить и меня искать — говорите о сбое, и что я уже разбираюсь с этим.
— Хорошо, мистер Лонг.
— Все, хранилище запирайте тогда прямо сейчас.
Дверь сейфа со скрипом подалась назад.
Хорошо, мистер Лонг.