Голосование пользователя

Выйдя из своей каюты Лейк заметил, что он так и не снял свой шлем, через который он следил за всем полетом. Не из-за того, что он не доверял своей команде, а просто потому, что он всегда желал иметь всю информацию.
Подумав, что надо иногда спать Оскин вернулся в каюту и с третьего раза неглядя нащупав кнопку открытия ящика нажал её. Знание о том, что почти все системы на корабле управляются голосом временно пропало из его головы. Кое как затолкав шлем в внутристенный ящик Лейк отправился в кают-компанию на просмотр презентации о планете.
К слову сказать, почти всю информацию из презентации он знал и так, ибо по должности положено. Так что не желание получить информацию сподвигло его на этот невероятно сложный, для неспавшего человека путь, а скорее желание получить завтрак, а ещё лучше кружку очень крепкого кофе. Лейк прекрасно понимал, что поспать получиться только ночью, так как сегодня весь день уйдёт на посадку, и то если повезёт.
Зайдя в кают-компанию Оскин постарался выглядеть чуть бодрее, чем он был на самом деле, что у него отчасти получилось. Но только отчасти.
Сухо поздоровавшись со всеми он сел в своё кресло.

Погрузку и последние проверки завершили уже ночью. А рано утром "Зигфрид" оторвался от поверхности, сначала вышел на орбиту, а затем набрал скорость и ушел в подпространство. Анна Ковальская всё это время провела в рубке. Конечно, не для того, чтобы управлять процессом, с которым бортовой компьютер и его коллега в диспетчерской справляются гораздо лучше людей, а просто на всякий случай. Так положено. Машины надёжны, но небезупречны, как и программы. В конце концов, и то, и другое создано несовершенными людьми. Это заняло не так много времени, и возможно, экипаж мирно спал по койкам. Кроме инженера и программиста, которые просто обязаны были присутствовать в рубке, чтобы подстраховать пилота в случае если что-то выйдет из строя.

Хорст отправился на склад, и выпустил оттуда пару восьмируков. Один был вооружен медицинскими гаджетами и просто стоял наготове возле входа в медблок. На всякий случай. Второго программист назначил поваром и уборщиком. И к тому времени, когда госпожа Ковальская (с намеренным запозданием, чтобы люди выспались) по громкой связи тожественно объявила в выходе в целевой звёздной системе и пригласила все придти на просмотр презентации, стол в кают компании был накрыт уже не всякой ерундой вроде консервов и долгоживущих кексов, а вкусной и здоровой пищей, только что приготовленной восьмируком под управлением последней коллекции кулинарных программ.

Группа встретила приказ командира подавленным молчанием. Да и о чем тут говорить было? И так все понятно: концепция поменялась – мы обделались…
Дальше - короткий привал, и на марш к дому. Шли осторожно, то и дело закладывая петли, зигзаги и «закрутки», чтобы полностью убедиться в отсутствии преследования и обрезать возможные «хвосты». Нет, наземники отстали совсем. Может, удовлетворились добычей, может, решили, что связываться с такой кусачей дичью слишком дорого выходит, может – все вместе. В любом случае, хитрые маневры разведчиков к обнаружению неприятеля не привели.
Всю дистанцию группа взяла единым, почти что шестичасовым маршем, прерываемым лишь короткими привалами, но все равно к Рогожке ковчеговцы вышли уже в сумерках. Здесь можно было установить связь с базой без усилителя сигнала. Установили. На «Ковчеге» явно обрадовались, услышав позывные группы – ведь штатный-то сеанс связи разведчики по техническим причинам пропустили - но запрос на возвращение, который мрачно сделал Снег, вызвал недоуменное молчание дежурного офицера, а затем и просьбу повторить…

И вот первопроходцы поверхности как и два дня назад стоят перед гермоворотами базы, только с другой, внешней стороны. И не пятеро их уже, а только четыре. И комплекты камуфляжного ХБ пропитаны потом и кровью, своей и чужой, а винтовки и карабины пахнут прогоревшим порохом. И в глазах уже не радостное предвкушение, а горестное разочарование и… стыд, наверное?
Карантин и дезинфекция. Разбор полетов и долгие рапорты в устном и письменном виде. Сочувственные, а нет-нет и злорадные взгляды сослуживцев. Полные слез глаза Глебовских стариков. Сожаления и свербящее чувство незаконченного дела. Все это будет, и скоро. А сейчас…

Так, наверное, мог чувствовать себя Гагарин, если бы не дотянул до орбиты и был вынужден прервать полет. Или Колумб, коли истратив половину провизии и питьевой воды не дерзнул плыть дальше, а вернулся к берегам Андалусии. Или Фродо, оставь он кольцо в Ривенделле и вернись в родной Шир…
Орбита, Карибский архипелаг и Ородруин никуда бы не делись, нет. И поверхность со своими загадками тоже никуда не денется. Но пойдут туда и раскроют эти тайны другие. Другие! И с этим придется смириться и жить.


****


Действия лейтенанта Романова были признаны неадекватными полученным от командования приказам. Более того, по мнению руководства проекта, они привели к демаскировке группы, потерям в ее составе и провалу задания. Романов был разжалован в сержанты и выведен проекта и из состава ГСН, как минимум до следующей аттестации.

Специалист Тян был признан недостаточно психически устойчивым для работы в составе разведгруппы на поверхности. Он был выведен из проекта и вернулся на прежнее место работы, подписавшись о неразглашении.

Шварцман и Ежов, по мнению руководства, достойно проявили себя в ходе задания. Они остались в резерве проекта.

Глеб Соколов был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» посмертно.

- Для начала научитесь стрелять и попадать, стоя на месте. Нет смысла переходить к более сложным упражнениям, пока эти не отработаны. А к Йолю я надеюсь выбить пистолеты-пулемёты и лёгкие автоматы, скорострельность которых легко компенсирует недостаток точности, за что и любима многими уличными бандами, - ответил суровый инструктор.

Соколов неспешно двинулся по насыпи приставным шагом. Бочком-бочком, как маленький крабик, широко растопырив клешни. Крабиком быть было очень обидно.
В голове прокручивались один за другим возможные сценарии, как дальнейших событий - с пытками и расстрелом, так и того, как все можно было обставить до этого момента. Например, если бы Хок не сайгачил впереди отряда, а сидел бы себе тихонько на пригорочке, прикрывая основную группу. Тогда бы этому умнику с калашом он бы положил пулю точнехонько в лоб, как на соревнованиях. Да чего уж теперь-то? Задним-то умом...
Теперь ГСНовцу оставалось только изображать крабика и ломать голову, что там лепит этому лешему Романов. Блефует? Или на хвосте у них еще кто-то повис?

Резкий, противный писк будильника выбросил из дремы. Казалось, глаза едва сомкнулись, и все уже, пора. Пол ночи без сна. Мысли, мысли… Думушки.
Сесть на койке, ноги в тапки опустить. Роскошь после недель казарменного положения. Санузел. Теплая вода на лицо, мятный вкус зубной пасты. В душ, а то когда еще придется?
Бьющие из форсунок тугие газовые струи бодрят тело, выколачивая остатки сна. Невидимое излучение завершает чистку обеззараживанием.
Хорошо. Как только что с конвеера. Одеваться быстро, и за дверь…

Наверное, так когда-то отбирали кандидатов в отряд космонавтов. Долго, придирчиво, вдумчиво. Проверяли и перепроверяли, мучили тестами, ощупывали и осматривали, едва не на изнанку выворачивали. Шутка ли – пол года отбора из полусотни кандидатов? На каждое место в отряде по десять человек на круг вышло, да все как на подбор - гордость «Ковчега». Молодые, сильные, умные. Целеустремленные.
Все – лучшие. И из них отобрали пятерых. Лучших из лучших.

Столовая, необычно пустынная. Там, где должен столоваться взвод – пятеро. Все на месте, конечно. Чуть помятые. Похоже, не спали толком все. Немногословные приветствия. Завтрак. Вкусно и питательно. И обильно. Разводящий – целый сержант – зовет на процедуры.

В штабе ВС долго судили и рядили, каким должен быть количественный и качественный состав группы, каковы будут ее задачи. Наконец, сошлись на пятерке.
Ядро, руки и ноги, глаза и уши – конечно, бойцы ГСН. Для того и готовили этих парней годами, для того и вкладывали в них силы и ресурсы.
Потом, конечно, техник. Группе предстояло сделать массу замеров, проб, оставить и настроить зонды, взять пеленги, проверить эфир… Для всего этого приготовили массу портативного и высокотехнологичного оборудования. Но каким бы высокотехнологичным оборудование ни было, кто-то должен был его обслуживать.
Пятым в группу решено было взять врача. Медика широкого профиля, который смог бы и оказать помощь соратникам в случае необходимости, и, возможно, оценить степень изменений, которым могли подвергнуться выжившие на поверхности люди. Если там кто-то выжил, конечно…
Особый отдел настаивал на включение в состав группы и своего специалиста широкого профиля – на случай контактов с выжившими с поверхности. И все же на первый выход отряд было решено не увеличивать, поставив скрытность выше универсальности.
Потому что задачи были поставлены самые простые. Рекогносцировка, забор проб, установка следящих зондов. Определение наличия или отсутствия сохранившейся человеческой цивилизации. А может, и не человеческой…

Процедуры. Рентген всего, чего только можно, флюорография, пробы крови. Холодные касания стетоскопа к голой коже. Дышите – не дышите… Последние тесты и проверки перед выходом.
Где-то недалеко еще пятеро молодых людей. Дублеры. Те, кто может подменить внезапно захворавшего бойца. Они, конечно, не желают первопроходцам недугов, нет… Но и не могут заставить себя не надеяться на чудо.
Потом прививки и уколы. Последний этап медикаментозной подготовки. Имуностимуляторы, вакцины, биоблокада. Задница и руки – как подушечки для булавок, сплошь исколоты.

Подбирали персонал долго и вдумчиво. Разрывались между молодостью и опытом. С одной стороны, на такое ответственное дело надо было посылать самых умелых, обученных и умудренных, с другой - психологи настойчиво рекомендовали отправлять на поверхность людей помоложе. Как ни крути, а у молодых более гибкая психика, и им проще будет примириться с отсутствием привычных тонн металла и камня над головой…
К мнению психологов прислушались. Выбор пал на свежую кровь.
Проще всего, но в то же время и труднее, дело обстояло с бойцами. Из двух десятков операторов ГСН отобрали десять кандидатов.
Все они прошли тяжелейшее и разностороннее тестирование – огневая подготовка и рукопашная, навыки выживания и маскировки, психическая устойчивость и общая выносливость…
Командиром разведотряда в итоге стал сержант Романов, самый молодой ведущий четверки штурмовиков в Группе.
Вторым номером взяли сержанта Ежова, привлекшего комиссию по отбору своей универсальностью и разносторонностью умений и навыков.
Третьим, к удивлению и недовольству многих, стал младший сержант Соколов, вообще самый юный боец ГСН. Однако, парень сумел впечатлить комиссию сочетанием отличных навыков снайпер-скаута с впечатляющей ходовой выносливостью.
На должность отрядного медика конкурс был куда выше. В нем участвовали как военврачи, так и гражданские представители Медицинского Магистрата. Сквозь сито тщательнейшего отбора прошла взводный медик первого взвода специальной мотострелковой роты старший сержант Шварцман. Поговаривали, что более разносторонней кандидатурой считался молодой, но очень многообещающий врач Медицинского Магистрата, а по совместительству кандидат биологических наук и чемпион «Ковчега» по десятиборью, а Шварцман прошла благодаря Сами Знаете Чему, но… Слухи-слухами, но любой медик базы признал бы, что Ева прекрасный и хладнокровный хирург, а любой боец первого взвода сказал бы, что она умелый и несгибаемый солдат.
Самым широким оказался набор кандидатов на роль техника. Здесь выбирать было особенно трудно, потому как в конкурсе участвовали и ученые из научного магистрата, и техники из инженерно-ремнтного, да и среди военных техников нашлись кандидатуры. Однако, кому-то не хватало теоретических знаний, кому-то чисто прикладных технических умений, а кому-то и банальной физухи. В этом свете настоящим самородком явился старший техник Тян по прозвищу «Унылый Саша», внезапно показавший наряду с отличной технической и теоретической подготовкой поистине муравьиную выносливость, которой дивились и бывалые солдаты…

Инструктаж. Карты, схемы, фотографии. Резкий голос куратора разведмиссии капитана Степанова, спокойный и размеренный – командующего ВС майора Янбаева. Все уже и без того прожевано триста раз, а карты снятся по ночам. Казалось, Самый Главный Брифинг был вчера, где присутствовали, наверное, все первые люди «Ковчега», включая Думу в полном составе и президента Дорогина. Но нет, перед выходом все жуется сызнова. И «накачивают» заодно. Поддерживают бодрость духа. Тоже правильно.

Подготовка группы была интенсивной. На Полигоне максимально подробно воспроизвели условия «зеленки», по которой нещадно гоняли и спецназовцев, и «регулярщицу» и «пиджака». Смирившись с чудовищным расходом ресурсов, моделировали погодные условия, включая снег и дождь. Натаскивали по теории в совершенно разных областях. Заставляли выполнять условные боевые задачи широчайшего спектра.
И срабатывали. Учили чувствовать, думать и действовать как единый организм. Члены разведгруппы были вместе всегда. Тренировались, ели, отдыхали и спали вместе. Уединиться можно было разве что в уборной. Отдельные жилые ячейки достались членам отряда только за неделю до выхода. В качестве награды. Или в качестве психоразрядки, быть может…

Сборы. Все снаряжение миллион раз проверено, перепроверено и аккуратно разложено заранее. Только одеть. Треск застегиваемых «молний», глухие щелчки фастексов и звонкие - заряжаемых в магазины патронов. Смачное звяканье затворов. Ритмичные прыжки – кто-то проверяет разгрузку, не болтается ли чего? Покряхтывание, с каким взваливают на себя неподъемный рюкзак. Вот и все. К лифтам.

И вот, как ни долги были приготовления, час «Икс» все же настал. Крайняя неделя перед выходом была посвящена преимущественно отдыху и теоретическим занятиям. Членов группы, наконец, выпустили с «осадного положения», ослабили режим, дали встретиться с родней и друзьями, и вообще позволили немного расслабиться. Но и эта «вольная» неделя подошла к концу. И настало сегодняшнее утро.

Лифт. Считай, последний шаг к поверхности. Идет долго, чуть не пятнадцать секунд, растягивающихся в вечность. Тут снова просыпаются и тревога с волнением.
Прибыли. Пост охраны. Отзвук шагов рубчатых подошв по металлическому полу. Еще пост охраны. И, наконец, гермоворота.
Массивные, на вид практически совсем непрошибаемые. Ворота из мира с детства знакомого, тихого и безопасного, в мир неведомый, загадочный и почти наверняка враждебный. Это порог. Порог людских судеб. Порог эпох.
И не поймешь: то ли кнопка разблокировки – ключ на старт, а то ли спусковой крючок дрожащего у собственного виска пистолета.
Их пятеро. Если не считать взвода охраны, сконцентрированного в коридорах позади на случай резкого прорыва из внешнего мира в момент открытия ворот, конечно.
Пятеро.
Высокий мужчина, серьезный и сосредоточенный, с внимательным взглядом зеленых глаз.
Коренастый крепыш, едва не приплясывающий на месте от нетерпения под тяжеленным рюкзаком, разминающий шею и кисти рук.
Совсем молодой широкоплечий паренек, мягко улыбающийся чему-то. Будто там, за двумя метрами брони, его ждет приятный сюрприз на День Рождения, а не полная неизвестность.
Щуплый азиат, как-то теряющийся на фоне навьюченной на себя поклажи, с постным, скучающим выражением лица.
Хрупкая девушка, прожигающая гермоворота нетерпеливым взглядом из-под чуть прищуренных век.
Еще несколько мгновений, пара-тройка вдохов и выдохов, дюжина ударов сердца – и они сделают шаг за порог. Самый важный шаг в своей жизни, наверное.

Вы не можете просматривать этот пост!

Осень в буйном 18-м году обрушилась на N-скую волость M-ского уезда внезапно и резко, как Брусиловское наступление - без раскачки, без долгих листопадов под мелкий сентиментальный дождик, без чередования пасмурных деньков с солнечными. Сначала ударили холодные ливни, в считанные дни вымочившие леса так, что невозможно стало найти хоть сухую щепочку и превратившие дороги в раскисшее месиво, затем зарядили унылые обложные дожди, не прекращавшиеся целыми сутками. На полях гнили недосушенные стога отавы, одежда не грела и висела на теле влажным мешком, вооруженные отряды, вынужденные рыскать по полям и дорогам в такую пакостную погоду сатанели и лютовали как никогда. Казалось, что даже в только что протопленной избе и то сыровато.
Надо сказать, что природа звучала в унисон с жизнью Орловской губернии, такой же серой, унылой и беспросветной, как промозглая водяная пелена за порогами домов. «Народная власть», не сумевшая наладить товарно-продовольственный обмен с освобожденным крестьянством, еще летом двинулась в деревню за хлебом с винтовками и пулеметами. Завертелось. «Комбеды», продразверстка, принудительный призыв в Красную Армию на борьбу с контрреволюцией. В ответ – ожесточенное сопротивление, «кулацкие обрезы», восстания и бунты разной степени интенсивности, и, конечно, кровь. Много крови, перемешанной с вязкой, пузырящейся грязью.
Отчаянные и злые взялись за оружие, слабые прятались. Нерешительные терпели, ждали, что будет дальше и молились. Многие пытались бежать - неважно куда.
Привлекательной идеей стал выглядеть исход в новообразованные на оккупированных территориях австро-германскими силами национальные государства: Украинскую державу и Белорусскую народную республику. Чаяния были разные. Кто-то надеялся добраться до черноморских портов и уплыть подальше от гибнущей России, кто-то полагал проскочить окольными путями к Деникину на Дон, а кто-то думал и просто осесть в самостийных и незалежных землях, не осознавая до конца, что все эти независимые державы стоят только на прусских штыках. А может и осознавая, но полагая, что при оккупации жить будет и то полегче, чем под «диктатурой пролетариата»…
Однако, пересечь границу было не так-то просто. На трактах и железных дорогах стояли многочисленные красные, «самостийные» и германские пикеты и патрули, и порой даже имперского паспорта с указанием места постоянного проживания на территории новых республик было недостаточно – мели всех «подозрительных». О том же, чтобы пронести через кордоны хоть медный грошик и мечтать не приходилось. А потому многие уходили лесами, надеясь на проводников, а то и простой русский «авось».

Фрол Кузьмич Егоров, бывший егерь и лесничий помещика Сизова, на паях с Селиваном Петровичем Гороховым, браконьером, промышлял в этих местах нарушением границы. Они знали леса как свои пять пальцев, и охотно продавали свои знания всем желающим за вечные ценности вроде золотых и серебряных монет, брегетов, портсигаров и прочих сокровищ, коих так не хватало простому человеку в период классового неравенства. У Фрола Кузьмича с женой было крепкое хозяйство – большой, еще и двадцати лет не отстоявший дом-пятистенок с обширной конюшней и дворовыми постройками, скотина, птица. Все это возводилось в свое время для помещичьих нужд – Александр Андреевич Сизов любил охоту, и проводил с друзьями на подворье Егорова чуть не по пол лета и осени, постоянно выбираясь на зверя. Однако, после октябрьского переворота Сизов к ловитвам как-то охладел, и в 18 году егерь оказался предоставлен сам себе. Тогда-то и обьявился у его ворот Селиван Горохов, злостный браконьер и идейный враг Фрол Кузьмича в дореволюционную эпоху. Посидели, выпили – чего теперь делить то? Тогда Горохов и предложил улучшить свое материальное положение – дескать, люди из России бегут, и с собой много чего хорошего несут. Почему не помочь соотечественникам за звонкое «спасибо»? Егоров почесал в затылке, и подельники ударили по рукам.
Ушлый Селиван быстро наладил связи с «хорошими людьми», которые за малую мзду подбирали предприятию клиентуру. Так мужики принялись водить через лес небольшие караваны за границу, а то, бывало, нет-нет и в Советскую Россию с «той стороны» кого-то черти несли. Подворье Егорова стало чем-то вроде постоялого двора, перевалочным пунктом, где можно было переночевать перед долгим дневным переходом или после такового.
Предприятие имело финансовый успех. Каждый новый виток классовой борьбы в центральной России выплескивал свежий поток отчаявшихся беженцев, которые охотно отдавали часть своего добра, чтобы сохранить хоть что-то. Шли все – зажиточные крестьяне с семейством, нагруженным скарбом, прижимающие к груди завернутые в тряпицы образа, купчишки с бегающими глазами и туго набитыми чемоданами, отдувающиеся распаренные барья, позвякивающие под долгополыми бобровыми шубами столовым серебром, а порой попадались такие путники, что не приведи Господь! Подельники лишних вопросов не задавали. Платят, и ладно.
Как и следовало ожидать, объявленный большевиками «красный террор» этой осенью заставил сняться с места очередную волну беженцев, до этого полагавших, что ещё «все как-нибудь образуется», что не могло не порадовать Егорова. Судьбы отчизны Фрол Кузьмича не беспокоили. Его лично классовая борьба до сей поры не коснулась ни в каком виде, кроме прибыли, и все эти произносимые шепотом «комбеды», «продотряды», и «ЧеКи» были для егеря пустым звуком. Вот только плещущийся в глазах беженцев животный ужас то и дело заставлял внутренности сжиматься от щемящего чувства надвигающейся беды, и просыпаться ночью в холодном поту под набатный грохот собственного сердца…


Уже двое суток лило без передыху. Низкие свинцовые облака то сеяли меленький дождик-бусинец, то прорывались злыми косыми ливнями, но на совсем осадки не прекращались ни на минуту. Однако, даже буйство стихии не пресекло поток желающих уйти за границу большевистской России. Фрол Кузьмич поглядывал на расположившихся в передней комнате его дома людей и прикидывал, не подождать ли с выходом, пока не наберется народу поболе, да и погода устаканится? Сама мысль о том, что назавтра придется тащиться сорок с лишком верст по волглому лесу, вызывала озноб и ломоту в коленях. С другой стороны, ватажка на этот раз подобралась удачная, без баб и тяжелой поклажи, можно было надеяться обернуться быстро…
Всего на постое у Фрол Кузьмича в этот вечер собралось восемь душ, но идти собирались только трое. Егоров снова пригляделся к попутчикам, прикидывая что-то про себя.
Первым к нему на подворье заявился здоровенный, как ярмарочный борец, жидок в поношенной одежке с видавшим виды сидором за плечами. Сверкая нагловатыми, на выкате, глазами затребовал хозяина. Фрол хотел его гнать, а то и с ружья пугануть, но незваный гость назвал условленное слово, каким снабжали беженцев Селивановские «хорошие люди», и уплатил задаток – позолоченные часы и изрядный серебряный канделябр. Назвался Иваном. Ага, как же! Видали таких Иванов. Фрол Кузьмич специально велел жене приготовить на вечерю кулеша на сале – пущай нехристь голодным спать ложится!
Вторым подтянулся налегке прилично одетый господин средних лет, явно барского племени – светлая, недубленая ветрами кожа, аккуратная прическа и усики, «баронский» выговор с тягучим жеманным «а-а-а». Предъявил записку от брянских посредников, чтобы его провели без платы. Назвался Мстиславом Карловичем. Молчит, чирикает что-то куцым грифельным карандашиком в небольшой книжице.
Третий беженец оказался молодым человеком, едва ли не вчерашним гимназистом. Звонкий голос, гладкие, покрытые юношеским пухом щеки, вихор из под фуражки… Но взгляд твердый, решительный. Тоже, видать из благородных – под статской шинелью сюртучная пара, выговор как у того Мстислава Карловича, да еще и словами мудреными бросается. С собой притащил изрядных размеров, да, видать, и веса саквояж. Задаток выдал полновесными царскими червонцами. Звали парня Арсений Ипатьевич.
Четвертый постоялец выглядел куда как примечательно. Это был натуральный казак со всеми полагающимися атрибутами – аршинными усами, саблей, знаками различия на форменной «кавказской» одёже. Этот человек вышел на дом Егорова из леса, увешанный оружием с ног до головы и волоча через плечо седельную суму, и попросился на ночлег. Фрол Кузьмич сперва стерегся гостя, но разглядев царские еще значки на форме казачка, подуспокоился (поди, раз носит такое на большевистской земле, вряд ли душегуб, уж скорее с понятием человек, старых правил), дал добро и пригласил к столу. Казак назвался Остапом.
Еще двое гостей Кузьмича путешествовали в обратном направлении. Селиван Петрович привел их нынче с германской стороны, и теперь они отдыхали перед тем, как двинуться дальше в Россию. Тут было все ясно и без слов – типичное «ихнее благородие» со своим денщиком топали с фронта. Подтянутое «благородие» щеголяло статской одеждой, но офицерскую выправку было видно за версту, да и суетящийся вокруг него хохловатый мужик лет сорокА, пытающийся выдавать завернутую в мешок винтовку не то за удочку, не то за весло, то и дело титуловал своего молодого спутника «вашбродем». Ох и припозднились что-то служивые, армию-то уж чуть не пол года как демобилизовали. Да и что они через границу тропами пошли? Уж, поди, германцы им документ должны были оформить как полагается. Или несут с собой ценного чего? Денщик звал офицера Сан Михалычем, а тот его – Семеном.
Ну а последних двух гостей Фрол Кузьмич и так хорошо знал. Простоватый долговязый пацан по имени Миколка был из местных, с сизовских деревень. Папка его был добрый охотник, звали его частенько и на помещичьи ловитвы «нумером», и самому промышлять дозволяли, да вот беда – загинул на войне. Миколка сам за ружье взялся, да пропитал себя с сестренкой малой тем же промыслом, пока и малАя Олеся Богу душу не отдала. Пропал потом куда-то парень, а по весне вернулся, да не один – с дружком Васькой. Васька тот был, кажется, постарше, и явным заводилой в компании. С разрешения Фрол Кузьмича (а чего не разрешить, раз и барину уже все равно, и, люди говорят, в Рассее теперь все обчее?) пострелята все лето шныряли по пуще, промышляя зверя, птицу и рыбу, и частенько захаживали к Егорову. Меняли добычу на соль, спички и огнеприпас, а порой Фрол и деньгой их не обижал. Вот и теперь пацаны выползли из какого-то дальнего уголка леса, мокрые, тощие, как мартовские коты, но бодрые. А как повзрослели-то за пол года, уж мужики почитай!
Подумал Фрол Кузьмич, подумал, да ничего не решил. Утро вечера мудренее. Постояльцев накормить надобно, да спать уложить, а на утро уж и решать – сразу выходить, или обождать день-другой. На том и успокоился.

"Иван Максимович Карпов" (Изя Моишевич Кацман)
Повезло. Что говорить, повезло. Что до ветру пошел, когда красноперые налетели. Что сидор собранный подальше от костра, под елкой лежал. Что револьверт в кармане был, что рука не дрогнула, когда двоих караульных у коновязи кончил. В одном только не повезло. Когда уже Изя в седло вскочил, то налетел на него самый главный краснюк из карательного отряда, и хотел его шашкой перетянуть поперек шнобеля. Изя не растерялся, навел ствол ему точно в лоб, но клацнул боек шпалера по пустой гильзе: кончились патроны в барабане. И понял Кацман, что запомнил его краснюк крепко. И Изя его запомнил – прямые и ломкие соломенные волосы, рубленый шрам через худощавую физиономию, холодные немигающие серые глаза, плотно сжатые тонкие губы, худое поджарое тело, затянутое в черную кожу тужурки и туго утянутое портупеей. Волчище, да и только. Ну, зато Изя и от удара ушел, и от погони – грех жаловаться. Много ли надо бедному еврею?
А еще в том повезло, что главарь их ватажки, Яшка-сапожник, как чувствовал недоброе, и заранее подготовился мазать салом (тьфу три раза на этот нечистый продукт!) пятки, если припечет. Проведал, что дядьки какие-то лесом людей водят за кордоны, а там иди хоть на Киев, хоть на Минск. Яшке не пригодилось, а Изе – в самый раз. Шестое чувство лихого человека нашептывало, что погоня на плечах висит. Там не достанут. Можно будет двинуть на Гомель или Могилев, там евреев много и их пока, кажется, еще не кушают. Переждать, осмотреться. А чтобы не с пустыми руками идти (проводник, гнида, забрал задатком последнюю заначку) можно будет гусей этих пощипать, что ему в попутчики назначены. Только границу перейти…

Васька Босой
А хорошо это Миколка придумал – в лес на лето податься. Сытно, привольно. Хочешь – охоться, хочешь – рыбу лови, хочешь – просто валяйся кверху брюхом, ловя солнечные блики в просветах листвы. Охотился, правда, все больше Миколка, у Васьки сноровки нужной не было. По Васькиной части другое было. Раз в две седмицы собирал он котомку, набивал солониной, и пробирался окольными путями в уезд, провиантом мешошничать. Дело опасное, но выгодное – страсть. Тем летом в Брянске серьезно голодали (а в Москве и Петрограде, народ баял, и того хуже было), и за фунт просоленной дичины можно было выторговать хоть патронов, хоть мануфактуры, хоть монет. Конечно, если бы поймали, могли и к стенке сразу приставить, но Богородица хранила.
Кой-чего по мелочи меняли и у дядьки Фрола. Хоть и был он изрядным скрягой, но человеком оказался добрым, и сирот не обижал, а жена его тетка Агафья, так и вовсе баловала, как зайдут, то пирогами, то еще чем вкусным.
Но лето кончилось, и надо было думать о зимовке. Куда податься? В город? Там с голоду и кишки недолго склеить. В деревню? А там, говорят, большевики коммунизм строят – только щепки летят. Боязно.
Правда, тут Фрол Кузьмич намекал к делу их с Миколкой пристроить. Знали они его дела – контру через границу водить. Сам, видать, староват стал, а может тетка Агафья плешь проела, чтобы пригрел беспризорных. А что, подумать можно… И перезимовать в тепле да уюте, и, глядишь, какую-никакую деньгу зашибить. Так и жить можно!

Остап Денисович Прокопенко
Вот и кончился поход есаула Черных, не начавшись толком. Говорили многие, что нагайкой полена не перешибить, что до дому, на Терек надо идти, да там уже сходом судить да рядить, как быть с большевиками. Другие так и вовсе о царе-самодержце не кручинились, да большевика хвалили за мир и свободу для народа. Насмотрелся за пол годика Остап на эту свободу – чуть очи не вытекли. Ну да не о том сейчас речь.
Черных никого не слушал, а одно твердил: «Пойдем, братцы, дружно на Москву! Бить будем сволочь, где увидим, а за нами народ-богоносец поднимется с иконами да хоругвями. Натерпелись ужо от энтих комиссаров и ангитанторов! Фронт своими Советами развалили, пол Руси немцу отдали!»
Добровольцев набралось с пол сотни, тех, кто помоложе и поглупее. И Остап пошел. То ли и вправду поверил, что народ сам большевизм скинет, то ли не хотел мамке на глаза показываться один, без братьев…
Поначалу все шло как по писанному. Разгоняли отряды Красной Гвардии где шашками, а где и нагайками. Народ спины казачков крестил, но за полусотней с хоругвями почему-то никто не шел. А под Брянском напоролись терцы на сводный карательный отряд сабель в четыреста, да видать под командованием не вчерашнего рабочего, а боевого офицера…
Почти все лето казачий отряд травили как волков, гоняя по всей губернии. Казаки огрызались как могли, хоронились в дальних селах и на хуторах, призывали крестьян браться за оружие, порой небезрезультатно. Отряд то разрастался, то снова таял, к боевым потерям прибавлялось дезертирство – казачки и крестьяне возвращались до дому, пока не поздно.
А потом стало поздно. Оставшийся от боевого отряда жалкий десяток умело взяли в полукольцо и погнали на засаду – два припрятанных у опушки леса «максима». Первым погиб есаул Черных, а за ним легли и все остальные хлопцы. Как уцелел Остап, он и сам не понял, видать, Господь уберег. Почти сутки тащился терец по мокрому осеннему лесу, уходя от места разгрома его отряда, пока ноги не вывели его к дому доброго человека, впустившего на ночлег, где, как оказалось, собралась и без того подозрительная и пестрая компания…

Стива Карлович Зарецкий
С поезда сошел, до Брянска добрался пешком. Голод. Даже не верится, но – настоящий голод. Базар как вымер, никто не торгует. Хлеб выдают с телеги по карточкам, охраняют человек десять, при пулемете. Много вооруженных людей. Много пьяных.
На окраине по звукам и запаху нашел что-то вроде кабака. Судя по всему, нелегального. Снова метал на спор – давно не ел. Выиграл обед и десять рублей. Суп чудовищный, хлеб еще хуже. Получил два рубля царским серебром, остальное, сказали, отдадут завтра. Снова пришлось настаивать на немедленной расплате. Мотивировал тем, что нынче же надо ехать в Киев. Почему Киев? Трудно сказать, первое, что на ум пришло. Только не здесь, не с этими… Вместо денег получил рекомендацию к некоему господину, который проводит нелегальных эмигрантов через границу. Сказали, дело надежное, и обошлось бы дороже восьми целковых.
Остановился на ночь у этого самого господина. Впервые за много дней увидел нормальные человеческие лица. Похоже, и впрямь пойдем на Украину. Неужели все, кто остался людьми, покидают эту страну? Абсурд, бред…
Что там делать? Добраться до Одессы, с контрабандистами в Царьград, а оттуда – Франция, Италия, САСШ? Возможно. Надо обдумать…

Александр Михайлович Лисицкий
Война для Александра закончилась как-то неожиданно. Он был авиатором, элитой войск, рыцарем среди рыцарей, и его авиаотряд не подвергся революционному разложению армии 17-го года ни на йоту. Даже унтера и бойцы аэродромного охранения агитаторов за солдатские комитеты встречали насмешками, а особо настырных и поколачивали. Пилоты и летнабы жаловались только на плохое снабжение, но продолжали сражаться за небо, как ни в чем не бывало. Конечно, личный состав читал газеты, и тихо сходил с ума от всего происходящего. Им, кадровым военным и патриотам, многое было не понятно. Революция-революцией, но нельзя же вот так просто сдать войну! Лозунги «главноуговаривающего» Керенского о «борьбе до победного конца» как-то не вязались с отказом пехоты идти в атаку, увольнением комсостава и массовым дезертирством с фронта. И все же паническое отступление в восемнадцатом году, а затем и сепаратный мир, скорее похожий на капитуляцию, стал для летчиков как удар поленом по голове. Командир авиаотряда полковник князь Васильчиков застрелился, многие разъехались по домам, не дожидаясь расформирования. Верный долгу и букве устава Лисицкий остался при авиаотряде исполняющим обязанности командира и ответственным за передачу материальной части авиаотряда германской стороне. Немцы очень оперативно приняли аэропланы, и угнали их на запад, а вот с приемкой остального хозяйства они не спешили – теперь аэродром, ставший последним пристанищем авиаотряда, оказался в глубоком тылу, германцам было не до него. Почти три месяца Лисицкий проторчал на аэродроме под охраной взвода ландвера, совершенно оторванный от мира пока, наконец, все формальности не были улажены, и его не отпустили восвояси, снабдив соответствующими бумагами на переход границы. И вот Александр отправился на свою новую, теперь уже советско-большевистскую родину. С ним возвращался и верный друг – механик Семен Петренко. Когда в войска поступил приказ о демобилизации и роспуске армии, Семен не покинул расположение авиаотряда, как сделали это девяносто пять процентов личного состава. На вопрос Лисицкого, почему солдат не уходит, Петренко степенно отвечал, что родители его давно уже умерли, про братьев-сестер ему ничего не ведомо, жены-детишек он не нажил, и армия была его единственной семьей. А раз уж он теперь, выходит, сирота, то останется с командиром на семейных поминках. Так и пошли домой вместе.
Уже на границе германских и большевистских территорий сослуживцы с содроганием услышали первые за три месяца новости с родины: междоусобная резня, голод, безвременье и беспредел. Осторожный и битый жизнью Петренко предложил Александру осесть на Украине и снова поступить на военную службу, хотя бы и к украинскому гетману Скоропадскому, но Лисицкий стремился попасть домой – армии и державы не стало, но осталась Родина и семья…
Тогда Семен развернул бурную экономическую деятельность. Ушлый механик продал их с Александром легальные бумаги на переход границы, и вместе с ними и кое-какие «сувениры» из своего вещмешка, а на вырученные средства раздобыл оружие для себя и командира взамен конфискованного победившей стороной, а так же нанял проводника, который благополучно доставил сослуживцев в обход всех пикетов на большевистскую сторону. Теперь бывшим военным предстояло самолично убедиться, так ли страшен большевистский черт, как его малюют…


Арсений Ипатьевич Недосыпов
До Брянска добрался без приключений, проверок документов и обыска удалось избежать. В город вошел ночью. Не без труда, хоронясь от патрулей, сумел разыскать явочную квартиру местной партийной ячейки - адресом Арсения снабдили еще в Москве, но улицы большевики уже успели переименовать. Председатель ячейки товарищ Сергеев выслушал молодого человека, и согласился помочь в переходе границы. Обьяснил, как выйти на контакт с человеком, промышляющим нарушением границы, сообщил пароль и выдал немного денег. Кроме того, написал рекомендательное письмо к товарищам из Гомеля, которые смогут пристроить Недосыпова к борьбе в Белоруссии. Письмо по совету опытного товарища Арсений зашил под подкладку сюртука. Утром пламенный революционер покинул Брянск в крестьянской телеге, накрытый мешковиной, а ужинал он уже в доме "ходока" в разношерстной компании по всей видимости таких же беженцев от большевизма, как и он сам...

Чем мог заниматься солдат, который достаточно большой кусок своей жизни провел на фронте, в боевых действиях и которому выпала удача почти две недели валятся без дела на корабле? Конечно же всем чем угодно, кроме работы! Тренировочный зал, тир, тренажерный зал? Уберите это от меня подальше и пододвиньте, пожалуйста, вон ту миску с этой странной на вид вкуснятиной. Глинт в своей жизни и так слишком много стрелял, вонзал штык-нож в податливую плоть или в сочленение брони, что бы видеть смысл в том, что бы делать это еще и в мирное время. За чем? По долгу службы и так навоюешься, тем более что из его памяти и так не выходили многие поля боев прошлого. Особенно Иссура 18. Промерзшие поля, километры окопов и траншей, блиндажы и все это пахнет сыростью, землей и тленом. Те моменты, когда Глинту приходилось спать на трупах своих товарищей, отлынивая от работы и пытаясь вырвать себе час-другой после ночного дежурства потому что в землянку с трупами никто кроме санитаров не заходил, до сих пор приходили к нему во снах, а иногда он даже бодрствуя снова чувствовал прикосновения холодных, мертвых пальцев к его лицу.
Когда прозвучал сигнал тревоги Глин с Танкредом сидели в каюте у Брюнета, так как, по словам псайкера, у него в каюте было слишком много древних свитков и если какая-нибудь грязная, солдафонская жопа по неосторожности сядет на них то будет бо-бо. Так что товарищи пришли к консенсусу по этому вопросу и вместе со жратвой уселись в каюте Вествуда. У Брюнета в тарелке лежали исключительно деликатесы типа шоколада, которые опытный солдат украл с кухни. Их вообще там и так раздавали, но старые привычки не убрать, да и так традиции сложились.
Сигнал тревоги заставил Глинта оторваться от тщательно пережовываемой шоколадки и поднять голову. Какие знакомые звуки, аж до боли в заднице. Солдат проворно встал и взял в руки дробовик, накинул на пояс подсумок с патронами а на себя быстро натянуть кирасу от своей брони и шлем. Все это не заняло и 20 секунд.
Он посмотрел на Танкреда и произнес тихо:
-Ну что? Веселье началось, пошли посмотрим.
И выглянул в коридор, аккуратно отодвинув в сторону дверь. Он был готов юркнуть обратно в каюту при любой опасности а дробовик держал готовым к бою.

Космическая станция Сендшейд, аккуратно размещённая внутри второй луны имперского мира Антиги была опорной точкой для агентов Ордо Сикариус в этом регионе. Отсюда его неустанные угенты следили за тем, чтобы благословенные храмовые Ассассины не использовались не по предназначению. Эти ужасающие оружия, более не личности, внушают ужас в сердца предателей и еретиков не меньше легендарных Космических Десантников.
Именно сюда перевели группу людей, которая в дальнейшем должна перейти под руководство знаменитой Натриции Уитчхарт, женщины, заслужившей неоднозначную репутацию среди скоих коллег. Перевод в Ордо Сикариус - это нечто большее, чем просто смена значка. В тело каждого из аколитов был вживлён ряд микроимплантантов и оберегов. первый из них не давал возможности любому храмовому Ассассину попытаться атаковать члена Ордо Сикариус без сверхсекреных кодов. Второй была сложнейшая блокировка памяти от считывания псайкерами, не являющимися членами Ордо Сикариус. Тесно связанные с секретами Оффицио Ассассинориум, каждый аколит может выдать слишком много секретов, и для этого у каждого стоит система защиты. Разумеется, телепаты, которые сами работают на Ордо Сикариус, знают, как эту защиту обойти.
За всё время, а это было почти два месяца, необходимых для того, чтобы аколиты восстановились после хирургического вмешательства, Инквизитор Уитчхарт так и не появилась на станции.
И вот, когда восстановление было завершено, начальница наконец-то пришла посмотреть на тех, кто станет её новыми сотрудниками. Ни для кого не было секретом, что почти весь предыдущий штат был убит во время инцидента около года назад. С тех пор Уитчхарт не могла работать до сих пор. Поговаривали, что она сломалась и её службе конец, но это было не так. При проверке данных выяснилось, что сразу пять храмовых Ассассинов было украдено со станции. Погрузившись в работу, молодая Инквизитор направила все свои силы на выяснение правды.
В этот момент Лорд Инквизитор Андерхилл и выделил ей поддержку. пропажа сразу пяти Ассассинов - дело неслыханное. За кражу одного такого можно получить смертный приговор.
Как всегда полностью игнорирующая слухи о себе Уитчхарт погрузхилась в работу, предположительно находясь на поверхности планеты.
И вот стало ясно, что она прибыла на станцию, и по радиосвязи каждому из её будущих аколитов пришёл приказ явиться в её офис. Все знали, где он располагается, но никто прежде там не был.
И к несчастью, комната была не столь грациозна, как ожидалось от могущественного Инквизитора. Небольшой зал, украшенный двумя статуями имперский святых, вырезанных из мрамора, по бокам комнаты и одной золотой статуей Бога Императора возле дальней стены был овещён достаточно хорошо, чтобы имитировать полуденный свет. Почти лишённые украшений стен казались пустыми на фоне красивых статуй. Несколько шкафов стояло около стен. Что в них оставалось загадкой. В центре комнаты стоял конференциальный стол, позволяющий одному человеку сидеть лицом к остальным двём рядам по пять человек, таким образом, чтобы статуя Бога Императора стояла за его спиной. Напротив стола на стеле был закреплён большой информационный экран с выводом от пульта с главного стола.
Во главе стола сидела никто иная, как Натриция Уитчхарт. Одетая в серый, напоминающий усилителей, лёгкий панцирный доспех, женщина приглашала каждого своего будущего аколита войти и занять места перед собой, внимательно изучая всё, начиная с голоса и говора, заканчивая походкой, одеждой и даже тем, что при них было в тот момент.
Натриция была невысокой женщиной, достигающей ростом не более метра шестидесяти пяти, и комплекцией особо не отличалось. Но у неё было другое преимущество: она была удивительно красива. Её аккуратные тёмно-каштановые волосы были коротко пострижены и хорошо уложены. Зоркий глаз легко отмечил бы, что для этого не понадобился лак просто в виду того, что волосы, что называется, очень послушны. Да и как тут будешь непослушным, если она Инквизитор?!
Молодое личико обманчиво говорило, что ей всего восемнадцать-двадцать лет, и что она всего лишь выпускница старшей школы. Но волевой взгляд её изумрудно-зелёных глаз говорил о колоссальном опыте женщины. Тонкие брови делали взгляд особенно пристальным. Тонкие, аккуратно подведённые перманентным макияжем губы показывали её значительно моложе, чем она была на самом деле. Лишь немного острый нос несколько портил картину, будучи единственной не детской чертой её лица.
Она сидела гордо, перебирая данные со встроенного в стол когитатора. Однако даже не смотря на это, каждый раз, когда кто-то входыл, она провожала его взглядом до самого стола, и после чего возвращалась к прсмотрю. Зорким глазом вмеру лубопытные могли бы заметить очень хорошо скрываемые следы сильной усталости. Нельзя сказать, сколько она не спала, сутки, а может - неделю.
За её спиной молча стояла та, что верно служила Уитчхарт телохранительницей. Никто никогда не знал ни её имени, не видел ни её лица. Поговаривали, что открывший лицо такого ассассина наносит такое страшное позорное оскорбление, что ассассин должен был покончить с собой. Но на практике с таким ассассинами сталкивались и не раз, и лицо они открывать не стеснялись. Одетая в чёрную робу с капюшоном, скрывающим волосы, она была в ритуальной одежде ассассинов одного из многочисленных Культов Смерти того же цвета, она стояла, не двигаясь. Её лицо было сокрыто маской в виде паука, а одежда по раскрою походила на стилизованную паутину. Несколько безвкусный вид, но кто говорит о красоте там, где дело доходит до ритуалов. В маске не было видно прорезей для глаз, но в этом была задумка функций маски. Это был один из приёмов Ордо Сикариус, когда глазницы просто сливаются с остальной частью маски. Они не мешают зрению носителя и даже могут иметь в себе встроенные устройства, проде инфракрасных сенсоров или даже прибора ночного видения.
У обеих женщин не было видно оружия. по крайне мере заметного.
Безусловно, все знали, особенно хорошо это осознавал Неро, что ассассин подобного уровня вполне в состоянии держать оружие настолько под рукой, что не было никакой разницы, находится ли оно в руке или нет.
И лишь Танкред, будучи псайкером, сразу же почувствовал, что обе женщины - псайкеры достаточно низкого уровня. Безусловно, они не шли ни в какое сравнение с его мощью, но для большинства других они могли бы показаться сильными. Скорее всего Инквизитор владеет как минимум одной дисциплиной, а вот ауру телохранительницы он прочесть толком не смог: были какие-то помехи.

Что может быть страннее, чем ваш вызов к инквизитору? Только человек, который вас туда вёл.
Дознаватель Винсент Валли, который упорно требовал, чтобы его называли дядя Валя, был не просто странным. Он был разрывающим все шаблоны. Как такой человек вообще попал в инквизицию, и благодаря каким качествам он смог дослужиться до дознавателя отныне стало вашим вопросом под номером один.

Сказать, что он был не такой как все другие дознаватели – это всё равно, что ничего не сказать. Его дружеское отношение, его… Вам, что мало того, что дознаватель ведёт себя по дружески? Вы уже должны были рухнуть в обморок. И рухнули бы, если бы он заботливо не придерживал вас за локоть, ведя по коридорам.
Всю дорогу он травил байки о своей бурной молодости, о горячих красотках (при упоминании красоток он хитро подмигивал), о морях алкоголя и о дивных мирах, где ему удосужилось побывать. Он настолько умело забалтывал вас своими речами, что в гостиную инквизитора вы пришли в бодром расположении духа и совершенно забыв о том, чего ради вообще куда-то шли. Вероятно, он специально вешал вам лапшу на уши, чтобы не отвечать на ваши вопросы, но делал это настолько мастерски, что осознали вы это, только когда он скрылся за дверью.
В гостиной было довольно оживлённо. Судя по всему, инквизитор вызвала не только вас. Более того, она вызвала на удивление много людей. Если из всей этой оравы составят одну аколитскую ячейку - это будет самая большая ячейка, которую вы когда-либо знали.
Похоже, что остальных аколитов «дядя Валя» привёл сюда незадолго до вас. Они всё ещё стояли порознь, лишь изредка обмениваясь парой слов и поглядывая на дверь в кабинет инквизитора. Видимо леди Кортез не очень спешила, либо умышленно давала вам время на сжигание парочки нервных клеток.
Спустя двадцать минут томительного ожидания, за время которого атмосфера в зале ощутимо накалилась, дверь в кабинет открылась и к вам вышла леди инквизитор.

- Вы все лоботрясы. – Резко начала она, уперев руки в боки и стреляя глазами. – Я не понимаю КАК вы, аколиты инквизиции, допустили такой бедлам на МОЁМ мире. Или вы думаете, что мир инквизитора предназначен только для того, чтобы вы тут дрыхли целыми сутками между заданиями? Может быть, вы думаете, что я сама должна летать с острова на остров и следить за всем? Да какие вы агенты инквизиции, если даже на родной планете не можете сохранить порядок? – Она оглядела слегка смутившуюся толпу вопрошающим взглядом, как и ожидалось, никто ей не ответил. Она кивнула и продолжила. – На базаре пропадают люди. Бандиты с Тэуса совсем обнаглели и убивают любого представителя власти сунувшегося на их остров. А столица! Вы хоть представляете масштабы катастрофы? Какие-то недоумки распространяют листовки ВЫСШЕГО БЛАГА. Тау, мать их так, на инквизиторской планете! Да вы, да я вас…! – Её лицо исказила гримаса гнева и она даже схватила со стола подсвечник, явно намереваясь его в кого-то метнуть, но передумала и, разворачиваясь к вам спиной добавила. – Я не знаю ЧТО вы будете делать, я не знаю КАК вы будете это делать. Да мне, в общем-то, наплевать. Но чтобы через месяц никто на этой планете и о существовании этих синемордых не знал!
Договорив последнюю фразу своей тирады, она захлопнула за собой дверь, а вы вновь остались в гостиной. Удивлённые, офигевшие, растерянные и переглядывающиеся. Вы ожидали, что она хотя бы примерные инструкции даст, или назначит условного лидера (опыт подсказывал вам, что группа, в которой нет лидера, очень быстро начинает творить совсем не то, что должна была), но ничего подобного не было. Только одна конкретная задача. А дальше, извольте вертеться, как хотите.
Буквально через минуту вернулся дознаватель Винсент с какой-то бумагой свёрнутой у него в руке. Он улыбнулся вам и подошёл к столу.
- Не обращайте внимания, Саломея любит покричать. Для неё важнее произвести мотивирующее впечатление на своих подчиненных, нежели выдать им чёткие инструкции. Вот смотрите. – И он развернул на столе карту планеты.

Мира-Прайм. Небольшой Имперский мир, расположенный в Сегментуме Ультима недалеко от мира Павонис. Мира-Прайм, насколько вам известно, уже очень давно принадлежит инквизитору Кортез, во всяком случае ни один из вас не застал момента, когда ситуация была иная. Планета почти вся покрыта водой, есть три больших материка и множество небольших островков. Некоторые острова соединены мостами, но в большинстве своём перемещение между островами происходит на кораблях или флаерах.
Один из отдалённых островов и занимает инквизитор Кортез. Он не обозначен ни на одной местной карте, да и располагается довольно далеко от «культурного центра». На этом острове расположена резиденция инквизитора и бараки для аколитов, где они могут размещаться в промежутках между миссиями.
Три больших материка. Раци, Гамма и Теус. Раци является в некотором роде планетарной столицей. В центре этого острова располагается «Первый храм», а сам остров делят здания трёх категорий – развлекательно-жрательные (различные забегаловки и магазины), административные (библиотека, администратум и многое другое) и жилые (но на этом острове живут только самые богатые и влиятельные и у каждого обязательно должна быть огромная резиденция). К Раци примыкают два маленьких острова. На одном расположена крепость Арбитрес, на другом небольшая церквушка и лес.
Гамма является в первую очередь космопортом. Именно сюда прибывают все космические корабли, именно здесь находятся склады и ангары и именно здесь располагается огромный базар, занимающий почти весь остров. Как известно, чем больше ты продвинешься вглубь острова, тем интереснее лавочки будут и тем дешевле в них будет товар, но и опасность выше. Не редки случаи, когда любознательные туристы и вовсе не возвращались после такой «прогулки по магазинам». Что характерно – никого это не удивляет. Все уже привыкли и те, кто опасается быть ограбленным или убитым, покупают товары ближе к морю, в сравнительно безопасной, хоть и дорогой части рынка.
И наконец, Теус. Это остров кутежа, анархии и разврата. Началось всё с пары тройки казино, но закончилось тем, что теперь на этом острове просто зашкаливает процент преступности. Все самые запретные игры, все самые редкие вещи, всё это можно найти там. На этом острове не прекращаются клановые войны между бандами, а процент преступников среди проживающих там людей стремиться к ста. Если вам надо найти какого-нибудь негодяя. Скорее всего - он там.

Винсент отметил на карте ключевые точки. Церковь Святого Стефана, где по его словам есть «знающий человек», бар «Красный бык», где чаще всего раздаются листовки и оружейную лавочку в центре базара, откуда очень редко кто-то возвращается.
Так же Винсент настоятельно рекомендовал вам разделиться на три группы, чтобы каждая группа занялась расследованием на одном из трёх островов. Как вы разделитесь, он предоставил решать вам, но рекомендовал не забыть о «лидере».
Когда все дела были, по его мнению, улажены, он, насвистывая какую-то мелодию, присел в кресло у стены, и, игнорируя всякий шум, задремал.

Вы не можете просматривать этот пост!

5.36

Сквозь пелену слёз Герхардт видел, как доктор подошел к Эрин, ласково погладил по голове, тихо пробормотал что-то успокоительного толка...
Заговорил Джонсон, повышая голос чтобы перекрыть потоки Эйзенштейновской брани:
- Всё правильно Эрин. Рубка это одна большая капсула. Но об этом, я полагаю, знаю лишь я, конструкторы и «корпораты»... - он выделил последнее слово голосом таким образом, что у бортинженера не возникло никаких иллюзий насчёт того, к какой группе, вероятно, капитан причислил его, и сделал многозначительную паузу.
- Ты пока полежи урод, я ещё не закончил – бросил он бортинженеру. Герхардт лежал, а что ему оставалось?
- Эгген, осмотрите Маркеса, возможно мы можем ему ещё как-то помочь. Эрин, оцените работу всех систем, что у нас ещё в строю?
Палач снова повернулся к своей жертве, тыча в Эйзенштейна стволом своего оружия:
- Если ты не хочешь получить ещё одну пулю, то я бы на твоем месте начал сотрудничество. Ваша должность, цели и задачи на борту Колумба? И не надо мне рассказывать сказку про рядового бортинженера. Я считаю до трех. Три… Два…..
А доктор подпевал медоточивым голоском:
- Спокойно, Пол, не убивай его. - и, уже обращаясь к Герхардту - Рассказывай всё, и получишь обезболивающее...

Вы не можете просматривать этот пост!

«Колумб»
Тип: Малое исследовательское судно
База приписки: Деймос-1
Принадлежность: Первая исследовательская флотилия свободного поиска
Верфь: Третья верфь малотоннажных кораблей, Луна
Введён в эксплуатацию: 2130 год
Длина: 45 метров.
Ширина: 20 метров (без учёта маневровых двигателей)
Высота: 15 метров (без учёта шаттла)
Полезный внутренний объем: 2200 кубических метров.
Силовая установка: Термоядерный реактор FR-3 (для малых кораблей). Счетверённый ионный маршевый двигатель IE-115, два маневровых ионных двигателя IE-06.
Максимальная скорость хода: 300 км\с
Дальность полёта: 4,5 А.Е.
Вооружение: 1 лёгкое лазерное противометеоритное орудие.
Экипаж: 6 человек

Судно предназначено для свободного поиска в астероидном поясе Солнечной Системы. Не пригодно для посадок на планеты. Является носителем для двухместного шаттла, с помощью которого, собственно, и производятся работы непосредственно в поясе.

Схема и описание отсеков:

Верхняя палуба:



1)Рубка. Здесь сконцентрированы почти все системы управления кораблём. В рубке 5 постов.
А) Капитанский пост. К нему выведены приборы управления, плюс с него можно дистанционно контролировать почти все системы корабля. В отсутствии капитана на палубе его занимает вахтенный.
Б) Навигаторский пост. На нём навигационные приборы и дублирующие органы управления кораблём.
В) Исследовательский пост. На него выходят элементы управления исследовательского оборудования – разнообразных радаров, локаторов, зондов и прочего. Его занимает космонавт-исследователь.
Г) Пост безопасности. Отсюда можно стрелять из противометеоритной пушки, а так же на этот пост продублированы органы управления борьбы за живучесть судна. Его занимает пустотник в случае, если кораблю угрожает метеоритная опасность. Если пустотник находится за пределами корабля, то пост занимает врач или старпом.
Д) Пост радиста. Как правило, пустует, если нет необходимости передавать сообщение. В случае команды «Свистать всех наверх!» его занимает судовой врач.
2) Оружейная комната. Не комната даже, так, каморка. Здесь хранятся 2 штурмовые винтовки на случай непредвиденных ситуаций за бортом, и 2 пистолета-парализатора на случай непредвиденных ситуаций на борту. Доступ к комнате имеют только капитан и пустотник.
3,4,7,8,9,10) Каюты экипажа. Маленькие каморки для сна и отдыха. Всё, что есть внутри – койка, шкафчик и столик с небольшим персональным компьютером. Каюта капитана несколько просторней, в ней есть полноценный рабочий стол.
Расселение таково: 3 – капитан, 4 – старпом, 7 – космонавт-исследователь, 8 – врач, 9 – пустотник, 10 – бортмеханик.
5,6) Лестницы, ведущие на нижние палубы. На случай неполадок лифта.
11) Корабельная лаборатория. Небольшая, но хорошо оснащенная. В ней есть электронный анализатор образцов, химическая мини-лаборатория с изрядным набором реагентов, мощный компьютер и прочее лабораторное железо.
12) Кают-компания. Место для приёма пищи и коллективного отдыха. Удобные мягкие кресла, выдвигающийся из пола большой стол, широкоформатный экран головидео во всю стену. Современная система для видеоигр. Регулируемое освещение. Музыкальный центр с отличным звучанием.
13) Камбуз. Здесь находится кухонный робот, с достаточно обширным меню в памяти – надо только указать необходимые блюда, и он всё сделает сам. Впрочем, есть и набор обычной кухонной техники, если кто-то из членов экипажа хочет проявить кулинарное искусство. Здесь же хранится запас продуктов. Есть как свежие овощи и мясо в глубокой заморозке, так и консервированные блюда на всякий пожарный случай. Космонавтов хорошо кормят, да.
14) Медицинский отсек. Как и лаборатория невелик, но оборудован по последнему слову техники. В наличии операционный стол, оснащённый роботизированным ассистентом и портативным регенератором, широкий выбор антибиотиков на все случаи жизни. Особняком стоит специальная летаргическая камера. Если кто-то из членов экипажа получит повреждения или болезнь, которые в условиях корабля излечены быть не могут, его можно погрузить в эту камеру. Камера замедляет все процессы организма почти до полной остановки, что позволит доставить пациента на базу приписки. Камера транспортабельна и обладает большим ресурсом автономности.
15) Санитарный отсек. Здесь гальюны, умывальники, «сухие» душевые кабины для ультразвуковой и ионной очистки.
16) Лифт.

Средняя палуба:



1,2) Лестницы, ведущие на верхнюю и нижнюю палубы. На случай неполадок лифта.
3) Реакторная. Здесь, находится термоядерный реактор. В принципе, в это помещение экипажу входить ни к чему, все процессы управляются дистанционно, а если что-то пошло в разнос, то у экипажа большие проблемы. Запрос на вход должен быть подтверждён с капитанского пульта.
4) Склад. В этом помещении хранится большая часть того, что не требуется в повседневной жизни корабля. Разнообразные запчасти, запасные скафандры, н\з продовольствия, взрывчатка для геоизыскательных работ и прочие вещи, которые могут пригодиться в экспедиции, а могут и нет.
5) Отсек системы жизнеобеспечения. Здесь в случае чего можно получить доступ к компьютеру, управляющего системами жизнеобеспечения для текущего обслуживания или ремонта.
6) Мастерская. В этом отсеке содержатся разнообразные инструменты, а так же универсальный станок с ЦПУ, на котором можно производить довольно сложные операции, обычная и молекулярная сварка и прочая хай-тек машинерия.
7) Шлюз. Для стыковки с другими судами или выхода в открытый космос. В «предбаннике» четыре скафандра – капитана, старпома, бортмеханика, пустотника.
8) Машинное отделение. Здесь бортмеханик может получить доступ ко всем движкам корабля. Здесь же находится его пост по штатному расписанию.
9) Лифт.

Нижняя палуба:



1,2) Лестницы, ведущие на верхние палубы. На случай неполадок лифта.
3) Ангар шаттла. Шаттл пристыковывается к этому ангару своей верхней частью, в которой предусмотрены люки для разгрузки, для экипажа, заправочные лючки. Ангар содержит оборудование для погрузки\разгрузки и обслуживания шаттла. Здесь находится шкафчик с двумя специальными пустотными скафандрами повышенного уровня защиты с встроенными резаками, горелками, и довольно мощными реактивными двигателями – один на космонавта-исследователя, второй на пустотника.
4) Склад для образцов. Просторное и хорошо экранированное помещение для хранения собранных в поиске образцов.
5) Лифт.