Голосование пользователя

Не требовалось быть провидцем, чтобы знать наверняка – доктор Уолтер Алиенор Рэй Фабиан Миллс-младший не останется в стороне, когда рядом кто-то попал в беду. Ситара знала. И начала двигаться в сторону леди Дредд еще до того, как клинок не желающего умирать скуластого ниндзя вышел из тела старушки со спины, и уж точно задолго (в боевых секундах, которые, как известно, на пересчет) до того, как голос ее возлюбленного раздался в динамике скафандра. Наверное, именно поэтому она успела.

Мир сжался в точку. В один единственный рывок. Трансляция реальности начала подгружаться с задержкой, выдавая только автоматически созданную раскадровку предпоказа: ассасин и София играют в гляделки; доктор крадется к противнику со спины, тянет руку к ему одному видимой точке на незащищенном участке шеи ниндзя; тот медленно разворачивается, его глаз не видно, но вся поза сквозит презрением; меч взлетает вверх, еще секунда… но ее нет – странница посчитала их лучше.

Электрический разряд пронзил позвоночник, наполнив тело девушки искрящимися потоками ярости, вырвавшимися из глотки безумным смехом. Реальность окончательно перестала подгружаться в зрительные центры, но это было уже не важно: теперь Ситара воспринимала мир набором импульсов, за которыми следовала интуитивно, прощупывая окружение невообразимым образом увеличившими зону охвата молниями нервных окончаний, выходящими далеко за пределы ее физических границ.

Люди часто надеяться, что в их смертный час найдется кому подержать их за руку. Скуластый получил даже больше – крепкие, усиленные включенным экзоскелетом объятья.

– Зря ты встал на Пути Бездны! – гулким, будто дыхание унесенного в открытый космос астронавта, голосом выкрикнула Ситара, ворвавшись в, казалось бы, отсутствующее пространство между доктором и смертью. Впрочем, в отличие от экипажа «Софии», ниндзя, наверняка, не услышал ее за все еще гремящей в отсеке музыкой.

Странница мелькнула перед глазами Миллса и так же быстро унеслась прочь, забирая с собой выбравшего не ту цель ассасина. Трос просвистел в воздухе, зацепившись кошкой за перила балкона, и начал сматываться, поднимая свой груз наверх. На пол пути Ситара отпустила свою жертву в свободный полет, отключила захват и мягко, словно скользящая по ночной пустыне укокошка, приземлилась прямо на ниндзя, с нечеловеческой мощью вонзив пальцы в его и без того израненное горло. Цвет скафандра девушки-лисса, охваченной боевым трансом, сменился на красный, когда ее рука вынырнула из тела противника, сжимая цепочку шейных позвонков, тут же отброшенных в сторону, чтобы освободить место для рукояти плазменного меча, который, будто ниндзя был еще недостаточно мертв, Ситара резко вонзила в его бездыханную грудь.

– Господин Лан, господин Родерик, вы можете подниматься на поверхность. Мы вскорости вас догоним, – грейтмастер достал из складок своего одеяния черный кинжал и подошел к выходу из пещеры.

Если Шени ожидала, что начитанный мастер Ю поразит ее каким-нибудь сложным и красивым (или же зловещим и кровавым) магическим ритуалом, то ее ждало (привычное) разочарование. Тот всего лишь попросил Кейли снова активировать защитные письмена и сколол лезвием краешек одного из символов. Надпись налилась красным светом, вспыхнула и исчезла. Точнее, наоборот, проявилась – теперь символы видно было невооруженным глазом, но они просто были высечены на камнях. Не светились, не искрили и вообще вели себя прилично.

– Прошу вас, госпожа Кейли, теперь попробуйте выйти, – предложил грейтмастер.

Под внимательными взглядами готовых к любым неожиданностям монахов и менестреля женщина сделала осторожный шаг, вытянув одну руку перед собой, будто пыталась нащупать невидимую стену. Еще шаг. И еще.

Ничего не произошло.

Кейли сжала и разжала пальцы, оглянулась на остальных и – не разберешь – то ли рассмеялась, то ли всхлипнула.

– Свободна… свободна… Спасибо вам… – женщина покачнулась, Грейсон поспешно сделал шаг к ней, чтобы поддержать, и она, благодарно кивнув, оперлась о его плечо. Полуэльф поморщился.

– Полагаю, нам стоит выйти на свежий воздух, – пробормотал он. – Вы можете идти?

– Да… Но сначала… У кого из вас осколок? – голос Кейли прозвучал… странно. Холодно и собранно.

– Осколок? – переспросил грейтмастер.

– Небольшой обломок кристалла, который молодой человек – Родерик, кажется? – нашел в пещере. Я чувствую, что он рядом, но не могу понять, где именно. Отдайте его мне.

Меж изящных бровей мастера Ю залегла трагическая складка.

– Откуда вам известно об осколке, госпожа Кейли? – Шени заметила, что беловолосый монах потянулся к своему вееру, а мастер Ба поудобнее перехватил верные грабли. – Я не понимаю…

– Ну так соображайте быстрее, а то можете опоздать. И, пожалуйста, давайте без этих глупостей. Просто отдайте мне осколок, и никто не пострадает. Ни вы, ни юный господин Родерик, ни этот славный ручной демоненыш.

Лицо Грейсона, который – с очень озадаченным видом – все еще поддерживал Кейли, вдруг потеряло всякое выражение. В неровном свете факелов грейтмастер не сразу понял, что причиной тому были не слова женщины, а длинные острые когти, прижатые к горлу полуэльфа. Но когда, несколькими минутами ранее, он осматривал руки Кейли, ничего такого… Неужели…

Он перевел взгляд на лицо женщины. Да, оно тоже изменилось. Теперь это было лицо старухи, ведьмы, какими их описывают в детских сказках. Шени, которая тоже заметила трансформацию, немедленно вспомнила госпожу Мин. Хотя… нет, до госпожи Мин их новая знакомая все-таки не дотягивала.

Видя, что ее просьбу не спешат выполнить, старуха нахмурилась. На неестественно светлой коже полуэльфа выступило несколько капель крови. Мастер Ба заметил, что Грейсон бросил короткий обеспокоенный взгляд на свои руки, прежде чем снова уставиться в пространство перед собой.

– Хорошо, хорошо, госпожа Кейли. Камень у меня, и я вам его отдам, – тонко улыбнулся мастер Ю. Он достал из кармана коробочку, открыл ее и протянул старухе. – Прошу, не портите мне моего, как вы выразились, демоненыша, – беловолосый монах перевел взгляд на полуэльфа и, неожиданно, подмигнул ему. – Он развлекает меня. Редко встречаются существа… которые могут преподнести столько… сюрпризов.

Грейтмастер произнес последнее слово как раз в тот момент, когда женщина потянулась к кристаллу. Полуэльф посмотрел почему-то на Шени, грустно улыбнулся и…

Грейсон сжег почти все свои печати разом. В гулкой пещере эффект получился впечатляющий – короткие хлопки слились в один резкий звук, ударивший по ушам, а потом еще и отразившийся от сводов. Что-то заметалось под потолком, должно быть, встревоженные летучие мыши. Кейли дернулась, полуэльф вывернулся из ее хватки, выхватил осколок из коробки и исчез в темноте, за неровным пятном света от факелов и фонарей.

Кейли склонила голову, всмотрелась во тьму и оскалила неровные острые зубы.

– Беги-беги, демоненыш. Я вижу тебя, чувствую твой страх, я найду тебя, и тогда… – старуха сделала шаг, и тут же ее ударил в грудь шар магической энергии. Кейли остановилась и досадливо дернула рукой, которую уже оплела вязь темных символов, ка будто проклятье было какими-нибудь обычными каплями воды. – Зачем ты слез со своей вишни, глупый человечек? Тебе хочется умереть? Я помогу тебе умереть. А ты, девочка? То, что дано в дар, можно и забрать обратно, – старуха уставилась на менестреля глазами удивительного ярко-фиолетового цвета. Шени сглотнула и решительно взвела арбалет. – Ты… – Кейли перевела взгляд на мастера Ба и на ее лице отобразилось недоумение. – А ты-то что здесь забыл?

Вместо ответа лысый монах с лихим, но неразборчивым (к лучшему) боевым кличем бросился вперед. Первый удар попал в цель, хотя, кажется, и не произвел на старуху особого впечатления. От второго она отмахнулась – лезвия грабель ударили по когтям, брызнули искры. Кейли щелкнула пальцами, несколько маленьких пульсирующих огоньков полетели в грейтмастера, обогнув мастера Ба по широкой дуге, и взорвались яркими вспышками. Беловолосый монах покачнулся. Он закашлялся, промокнул губы краешком широкого рукава, и Шени заметила на светлом шелке алый след. Времени на раздумья не оставалось. Она спустила курок, целясь старухе в плечо. Арбалетный болт попал в цель, рубашка женщины потемнела от крови, и старуха зашипела от боли. Заметив, что мастер Ба занес свое страшное оружие для очередного удара с поэтическим названием, ведьма выставила вперед ладонь и прошептала несколько слов на очень мелодичном языке. Ба вдруг стало как-то… нехорошо. «Возраст уже не тот, – подумалось ему, – чтоб метлой махать».

Мысль была странной и чужеродной.

В его возрасте (не будем уточнять, в каком конкретно), жизнь только начиналась, и махать метлой было самое оно. Молодые – те торопятся куда-то, могут и мусор в углу пропустить, и под циновкой не протереть. Или взять стариков. Им, конечно, уже тяжело, да и то – зависит от старика, по мастеру Сэнду, к примеру, и не скажешь… В общем, с какой стороны ни возьми, странная была мысль, а еще более странным было то, что верные метла и грабли в руках Ба вдруг налились непривычной тяжестью. Следующий его удар хоть и попал в цель, но… нет, определенно, что-то тут было не так. Монах взял свою волю в кулак… взял… взял… и отпустил. Было откровенно лень – и махать граблями, и превозмогать... Хотелось лежать на полянке и смотреть на облака-овечек.

Битва продолжалась некоторое время. Мастер Ю снова и снова вскидывал руки и сплетал свое заклятье, хотя видно было, что это давалось ему с трудом. Шени выпускала стрелу за стрелой, пряталась за камнями, молясь всем известным богам, чтобы обманчиво-безобидные искорки не нашли ее в укрытии. Мастер Ба – стоило ему представить укоризненный взгляд мастера Сэнда – сбросил проклятье, лишавшее его силы, и теснил колдунью, не давая ей как следует прицелиться. Нет, никто не назвал бы это легкой победой, но спустя несколько минут все было кончено – тело ведьмы лежало на каменном полу. Последние ее слова были, как ни странно, обращены к Шени. «Время вновь пошло, девочка», – вот и все, что она сказала, прежде чем испустить дух. О том, чтобы взять старуху живой, речи не шло – уцелеть бы самим.

– Нужно найти Грейсона, – произнес грейтмастер, едва стало понятно, что ведьма больше не поднимется. Выражение крайней степени обеспокоенности на его лице, обычно бесстрастном, выглядело непривычно.

С ним никто не стал спорить. Небольшой отряд пошел в сторону выхода, кажется, именно туда побежал полуэльф. На их оклики никто не отзывался. Возможно, Грейсон успел покинуть пещеру. А может быть, и не слышал их – звук здесь распространялся странно, в этом они убедились почти сразу.

Высокая худощавая фигура Грейсона выступила из темноты совершенно бесшумно. Шени сразу поняла, что с ним что-то не так. Он двигался странно, будто очень хороший танцор, который может позволить себе не обращать внимания на глупые ограничения, которые накладывает на людей их бренная оболочка. Пламя факела отразилось в совершенно черных, без радужки и белков, глазах. Трудно было понять, куда смотрит это существо, но Шени отчего-то точно знала – на нее. Губы существа шевельнулись.

– Крррхээ рррраааав… рррааааууушшшш…– неожиданно мелодично протянуло оно. Менестрель с ужасом узнала слова песни, которую она пела… неужели всего только день назад. Существо замолкло, склонило голову к плечу в очень странном, совсем нечеловеческом жесте, и улыбнулось. Шени почувствовала, что от этой улыбки у нее леденеет какая-то очень важная, очень глубоко спрятанная прямо под сердцем часть души. Дрожащей рукой она подняла арбалет…

– Нет! – только и успел крикнуть грейтмастер.

В этот момент на голову существа опустился тяжелый посох, фигура напоследок разразилась демоническим хохотом… и исчезла, не оставив после себя и следа.

– Какой интересный терапевтический эффект, – донесся из теней знакомый ехидный голос. – Да, госпожа Шени, пожалуйста, не стреляйте, – Грейсон – а посох, конечно, принадлежал именно ему – вышел на свет, опасливо поглядывая на девушку и стараясь держать руки на виду. – Я прошу прощения, это больше не повторится. Во всяком случае, я почти уверен, что не повторится.

Он медленно протянул руку к Шени. На его ладони лежал осколок кристалла – прозрачный, как слеза.

***

Это больше не повторилось.

Со смертью ведьмы кристалл потерял свою силу и превратился в совершенно обычный камень. После возвращения в монастырь грейтмастер изучил его тщательнейшим образом и пришел к выводу, что годен он теперь разве что на приманку для пыльников.

При ведьме, впрочем, обнаружился камень поинтереснее – абсолютно черный, гладкий и немного теплый на ощупь. «Камень сердца» – определил мастер Ю, который, едва переступив порог монастыря, стал действительно начитанным, к немалому удивлению Шени. У каждой Ночной Карги – ведьмы, повелевающей кошмарами – был такой, именно этот камень позволял им покидать материальный план, стоило им того пожелать. Прикосновение к камню сердца также могло излечить почти любую болезнь, так что находка эта была действительно ценной и редкой.

Шени куда больше беспокоила другая их находка. Они, конечно, вернулись в пещеру, чтобы тщательно обыскать ее, и нашли тело женщины. Труп был иссохшим, кожа напоминала тончайший пергамент, и все же в женщине легко было узнать Кейли. Именно этот облик приняла Карга, чтобы обмануть их.

– Странно, – заметил Лан, который вызвался помочь Грейсону вытащить труп из пещеры (у мастера Ба нашлись дела поважнее в доме старосты, а про мастера Ю мы промолчим). – Смотри, Шени, у нее татуировка очень похожа на твою.

Действительно, за ухом у женщины обнаружилась искусно вытатуированная ветка сакуры, правда, наполовину осыпавшаяся.

– Странно, – повторил Лан еще раз, когда Шени, по его просьбе, показала свою татуировку, чтобы он смог их сравнить. – Мне казалось, что с твоей лепестки не облетали. А теперь… – он осторожно коснулся кожи девушки.

Пара лепестков кружились в воздухе, еще один вот-вот должен был сорваться с распустившегося цветка.

– Позвольте мне посмотреть, – вездесущий мастер Ю возник из ниоткуда и склонился над шеей девушки.

Сомнений быть не могло. Эта татуировка имела ту же природу, что и его собственная, с песочными часами.

И время пошло.

(Через полтора года у Ришаха и Иссы родилась дочь – первая девочка за много-много поколений семьи Лонгов. Ее назвали Шени, в честь менестреля, избавившей род от древнего проклятья. Но это так, к делу отношения не имеет.)

Солла тепло встречала гостей. Недостаток естественного освещения с лихвой компенсировали лампы и отражатели. Свет падал на грани прозрачных листьев и преломлялся сотней радужных бликов. Хрустальный сад пытались описать во всех туристических путеводителях — и всегда неудачно. Исполинские деревья с молочно-белыми стволами и узкими, похожими на иглы листочками, тянулись ввысь на десятки метров. Отражения причудливо изгибались, вытягиваясь вдоль гладких стволов, скользили по веткам. На вид деревья казались отлитыми из стекла, но на ощупь они были теплыми.

Лучше места для научной выставки трудно было придумать. Среди неохватных стволов стеклянные витрины выглядели особенно хрупкими, как и экспонаты внутри. Почти все сопровождали экраны с научными выкладками и теориями, как именно люди Золотого века, по мнению современных ученых, использовали тот или иной артефакт.

Солла недаром считалась средоточием научной мысли Империи. Именно здесь располагался знаменитый университет Альбус, на базе которого проводились все новейшие разработки. Сюда же свозили археологические находки. В отличие от частных коллекций, здесь артефакты не оседали под пыльными колпаками. Сотни людей каждый день ломали головы над назначением устройств, пытались по крупицам восстановить базу знаний человечества. И сейчас, как и каждый год, ученое сообщество гордо демонстрировало свои достижения.

Это было… невыносимо скучно! Хэл всерьез начала опасаться, что вывихнет челюсть. Единственным утешением была девушка у входа, которая проверила их с коммандером приглашения. Тоненькая и гибкая, с пухлыми губами, которые пересекал сексуальный шрам, она смотрела тем особым взглядом, от которого внутренний радар О’Китти сразу выдавал пиковые значения. К тому же она была странненькая: вела себя так, словно кто-то постоянно нашептывал ей в ухо. Хэл забавляли такие чудики. Как иначе объяснить факт, что она поперлась с Бри на выставку хлама Золотого века.

От нечего делать сержант принялась рассматривать публику. В основном местные синекожие умники, парочка расфуфыренных дамочек с хищным взглядом, выводок клерков в одинаковых дорогих костюмах с неприметным значком корпорации на лацкане. У одной из витрин стоял мужчина, похожий на призрака: весь в белом, с совершенно седыми волосами и очень подвижными глазами цвета ртути. Он поймал взгляд Хэл и широко улыбнулся. От этой улыбки волосы шевелились на загривке.

Бенедикт Бри был полностью поглощен экспонатами. Он с интересом изучал выкладку по энергопотреблению элементов питания, которые были устроены по утраченному ныне принципу, служили гораздо дольше и явно были намного экономичнее энергоблоков современных бластеров и ховербайков.

— Да, рядом с Вдовой, говорят, была целая станция, но от нее ничего не осталось, — послышалось где-то в стороне.

В привычки Бри не входило подслушивание чужих разговоров, но собеседники стояли близко и явно не заботились о посторонних, так что коммандер счел возможным не уходить.

— Кто-то говорит, это все Машина, — продолжал неизвестный, — но лично я считаю, что во всем виноват Неппер и хренов Магадон. Жадный сукин сын просто не может вынести, когда что-то достается не ему.

Хэл, которая тоже среагировала на знакомое название, подошла к командеру. Тот мимоходом взглянул на собеседников. Возмущался какой-то лысоватый толстяк с голубой кожей, одетый в цвета Альбуса. Его с выражением отчаянной скуки на лице слушал привлекательный молодой человек в хвастливой курточке с лошадиной головой на рукаве.

— Вполне может быть и Машина, — возразил он. — Я слышал, тут какой-то транспортник с дронами шурует чуть ли не рядом с Соллой. «Неудержимый», кажется.

Едва металлические ставни поднялись, Робин принялась открывать окна. Дом затопила густая патока уличного воздуха. Но лучше уж так, чем прохладный, свежий газ с неизвестными свойствами.

— Знаешь, мне мама никогда не рассказывала, как она жила в детстве, — поделилась Робин. — У вас, наверное, были очень опасные враги. Вы были шпионами? Цензорами? Обокрали какую-то могущественную корпорацию?

Она прошла вслед за бабушкой наверх. Налево — спальня, направо — кабинет. В спальне Робин уже успела похозяйничать. По кровати были разложены старые платья Софии. Удивительно хорошо сохранились. И благодаря классическому покрою (и тому, что других вариантов не было) некоторые можно было носить и сейчас. Одно из платьев, серое, с узкой черной полоской вдоль подола, лежало отдельно. Робин оно явно понравилось больше прочих.

Кабинет. Убежище Софии, святилище прежней жизни, в которой было что-то, кроме детских воплей, присыпок и питательных смесей. Кабинет был маленьким и казался еще более тесным из-за набитых разным хламом шкафов. Большую его часть занимал стол с огромным, особенно по нынешним меркам, монитором. Да, когда-то для голограмм требовалась рама. Под монитором стояли в ряд аккуратно раскрашенные фигурки космических кораблей.

Одну из стен украшали рисунки маленькой Адель. Роскошный розовый замок с разноцветными башенками и блестками, синяя трава, среди которой растопырили ручки-палочки смешные фигурки человечков: девочка в ярком платьице, женщина в черном и мужчина в белом костюме на красном единороге. Адель рисовала много единорогов, а еще бабочек, маму, своего хомячка и дядюшку Алфи. Ни одного рисунка Бастиана. Там же, среди картинок, висела потускневшая медаль в пышной розочке из атласных лент: первое место на конкурсе пирожков. София не умела и не любила готовить. В отличие от всех местных кумушек. Но гораздо больше София не умела и не любила проигрывать. Она вспомнила, как двое суток почти постоянно взбивала, перемешивала, запекала, прерываясь только на очередные слезы Адель. Она своего добилась. Из всех трофеев этот был самым заслуженным.

Большая часть носителей информации в шкафах содержала материалы об эвеланах, местах, где находили следы их цивилизации. София пыталась анализировать собранную на Малакаре информацию все свободное время, которого было, прямо скажем, совсем немного. А еще отдельную полку занимала масса разных данных о не слишком легальных операциях и тех, кто их проворачивал. И сейчас эта полка была пуста...

— Ой, ба, смотри, этот похож на капитана! А эта женщина на НИКУ.

Робин держала в руках рамку с голографией, которую давным-давно София при помощи нелегальной программы выдрала с федератского новостного портала. На ней молодой синеглазый мужчина вел куда-то черноволосую женщину в сером платье. Женщина была в наручниках, в момент снимка она явно говорила что-то не слишком приятное («Убери с лица это самодовольное выражение, оно просто отвратительно, уже завтра я буду на свободе»).

Между тем, Лан и Джинджер закончили разбираться с системой защиты и поднялись наверх. Снаружи дома слышался какой-то подозрительный шум.

Лукас принялся искать по карманам сигареты, но нашел только брошюру «Добро пожаловать в Подсветье».

— Но... Что же мне теперь делать?

Вопрос прозвучал даже более жалко, чем он предполагал. Сидящий у ног Соломон заскулил. Со стороны трудно было сказать, кто выглядит более беспомощным: пес или его хозяин.

— Я так не могу. Я не праведник, знаю, но неужели никак нельзя отказаться? Или хотя бы, ну, сменить сторону?

Лукас стоял у входа в больницу, мял испачканными в крови пальцами дешевую брошюру и торговался с ангелом. Бывший священник прикрыл глаза. Это все требовало гораздо больше веры, чем осталось в нем, но... Но он так ждал ответа!

Сквозь стеклянные двери Лукас увидел ту самую женщину в полицейской форме. Она говорила с медсестрой за стойкой и вдруг обернулась и посмотрела прямо на него. Если он не уйдет прямо сейчас, то наверняка его ждет много неприятных вопросов. Что ему этот мальчик с его стихами и смешным враньем? Они знакомы всего неделю! Но Лукас знал, что никуда не уйдет, и если парень угодил в тот же переплет, что и он сам, значит придется принять работу и убедиться, что Люк будет цел.

Оставшаяся тройка...

- Успокойся, парень, всё в порядке!..- размеренно, но уверенно успокаивал Роба Джун. Вопрос о похмелье не застал парня особо врасплох, и тот ухмыльнулся,- Я – ангел, парень! Ну конечно могу!- он запустил свободную руку в полуоткрытую сумку, пошарился в ней, и когда послышался тихий звон, выудил оттуда две запотевшие, покрытые капельками влаги, бутылки пива, чьи горлышки тот зажал меж пальцев. Арни поинтересовался,- Тебе светлого ангельского благословения, или тёмного?- а затем медленно положил бутылки наверх всех тех вещей, что завалялись в поклаже медика. Отряхнул руки. Когда же Роберт вытянул пачку сигарет, ангел покачал головой,- Не одобряю,- заявил Арнольд, после чего добавил ещё пару слов. Параллельно с этим, он стал шарить по карманам,- И алкоголь кстати – тоже. Вредно, знаешь ли, Господь бы не одобрил. Хотя, с учетом что и табак, и опиумный мак – всё от него…- сказал тот, вытащив из кармана зажигалку. Последнюю Моррисон, пока что, в отличье от пачки беленьких, не нашёл.

-…- Джун дал мужчине прикурить,- Если надумаешь тоже переметнуться лет через 15, и встать на сторону «добра»,- начал тот внезапно. Его лицо стало несколько обеспокоенным, будто бы тот пытался о чём-то предупредить Моррисом,-…Напейся перед этим до беспамятства! А ещё лучше – попробуй наркоту! Упорись так, как никогда в жизни не упарывался!.. Потому что, как только станешь серокрылым – на тебя престанет действовать что алкоголь, что наркота. Никакого эффекта,- печально заметил тот,- Кто курили – курят и дальше, но скорее по привычке… Эх. Был бы, кто меня об этом предупредил когда я только начал… но, никого не было,- заметил тот ещё печальнее. Оглянулся. Прислушался,- Те трое, кажется, сообразили как свалить – это просто супер. Ещё совет на будущее – не ходите по Подсветью без курток компании. Без них вас сразу грохнет местная полиция как «диких медиумов»,- сказал тот, указывая на дверь помещения для сотрудников, где не так давно скрылись Саванна с Джейн, и где были куртки…

…Перед глазами девушек же, в тоже время, пока Смит распинался обо всяком пред мистером Ти, предстало вполне себе цивильное помещение, похожее на комнату отдыха. Ковёр, расстеленный на полу, небольшая тумбочка, чтобы оставить в ней обувь на нижней полке, и взять одну из двенадцати пар одинаковых тапочек с верхней. Несколько горшков с цветками, колонны с досками для объявлений и плакатами, призывающими к гигиене, и уходом за цветами, несколько пуфиков и диванчиков, кулер с водой. А так же металлические ящике, как в раздевалке, с множеством высоких отделений в них, на каждом из которых была небольшая табличка с именем того или иного сотрудника.

Так же, в помещении осталась пара дверей, три в общем счете, что вели в другие комнаты, а так же одна винтовая лестница, ведущая куда-то вверх, на второй этаж. Лестница располагалась в дальнем углу зала, и была выкрашена в тёмно-бардовой цвет, выбивающийся на общем фоне раскраски, что мебели, что ковра, что потолка со стенами. Ещё на небольшом расстоянии, Джейн заметила автомат со снеками, а Ли увидала небольшую лежаночку для какого-то домашнего животного. На лежанке было написано «Погром». Дверцы для крупного животного (возможно, для собаки) были сделаны в трёх дверях в другие помещения в этой небольшой комнате отдыха. Здесь было очень тихо.

Судя по тому, как нагло их новый знакомый переругивался с Робертом и флиртовал с Джейн, он явно чувствовал себя хозяином положения. Лукас наблюдал за ним так пристально, что не сразу заметил протянутые брошюры. Между тем, они оказались очень кстати. За пару минут, которые потребуются на чтение, Лукас надеялся привести в порядок мысли. Выходило не очень. Дойдя до заявления, что "Творец покинул этот мир", Лукас хмыкнул. Что ж, это многое объясняло. Но почему 1893 год? Что такого случилось, что Он решил собрать чемоданы? Тоже папарацци под окнами?

Неожиданный вопрос Люка застал Лукаса врасплох. Он обернулся, чтобы ответить, и замер с приоткрытым ртом.

— Я… Ну…

"Сверхъестественная фигня" была его специальностью, но уж точно не имела ничего общего ни с этим местом, ни с содержимым брошюр. Да и вообще, разве он не решил для себя давным давно, что время иллюзий прошло?

— Нет, парень, не верю, — ответил Лукас, но голос был еще более хриплым, чем обычно.

Только один человек во всем городе называл пса Соулом. Лукас хмыкнул и пошел на голос. Какая-то истеричная девица устроила сцену, и там даже упоминался пес, но она уже явно нашла себе более благодарного слушателя. Лукас кивнул в ее сторону в знак того, что принял к сведению ее существование, но задерживаться не стал.

Это действительно был Люк. Он чесал Сола за ушами, сам взъерошенный и продрогший, словно бродячий пес.

— Привет, парень.

Лукас ничего не спросил. К чему вопросы, когда и так все ясно. К тому же он едва помнил, откуда узнал о "Морнингстар", может быть как раз от своего неугомонного соседа. Лукас оглянулся и обвел взглядом остальных: четверо мужчин и женщин, самого разного вида и возраста. Любопытная контора. Вот уж точно: "сей дом тщеславия лишен". Что ж, может, и для них с Солом тут найдется место. Почему-то внутренний голос, всегда такой скептичный, говорил, что все будет хорошо. Лукас достал веревку и наклонился к псу.

— Помоги-ка мне, парень, нужно привязать его на время, пока мы будем внутри.

Солнечный луч скользнул через узкое окошко и растекся по щербатым каменным плитам теплой лужицей. Серая хохлатая птичка, быстро перебирая тоненькими, непропорционально длинными для маленького круглого тельца ножками, пересекла небольшой дворик у Восточных врат, плюхнулась в пятно света и растопырилась в довольный пушистый шарик. Птицы эти, несмотря на небольшой размер обладавшие чрезвычайно громкими голосами, гнездились под плоскими крышами пестрых монастырских построек и улетали с первыми холодами. До Праздника золотых листьев оставалось всего несколько дней, но обитатели монастыря все еще просыпались под пронзительные трели – осень обещала быть теплой.

Несмотря на ранний час, в монастыре вовсю кипела жизнь. Следуя распорядку, не менявшемуся, наверное, уже несколько сотен лет, ученики и мастера спускались и поднимались по каменным лестницам, раскланивались в узких прохладных коридорах, вежливо пропускали друг друга на деревянных подвесных мостах. В ордене со сдержанной неодобрительностью относились к бездействию, но еще менее предпочтительной считалась спешка, так что со стороны монастырь, должно быть, напоминал муравейник, полный обленившихся муравьев.

Как и в муравейнике, каждый день в монастыре был похож на предыдущий. Но для нескольких муравьев... простите, монахов, жизнь сегодня должна была измениться самым удивительным (хотя, возможно, и не самым приятным) образом. А вот, кстати, и один из них.

Грейсон, в монастыре более известный как брат Ауч, подошел к Восточным вратам точно к назначенному времени – дребезжащий голос малого гонга как раз сообщил всем интересущюимся о начале утренней общей медитации – опустил тяжелую заплечную сумку на каменные плиты и приготовился ждать. За все пять лет жизни в монастыре он имел удовольствие наблюдать Грейтмастера на рассвете раза три, и все три раза просто потому, что тот (несомненно будучи занят делами чрезвычайной важности) еще не успел отойти ко сну. Вероятность того, что кому-то удастся вытащить Грейтмастера из-под одеяла до полудня, представлялась Грейсону незначительной. Ожидание, впрочем, не слишком тяготило полуэльфа. Для чего еще, в конце концов, существуют трижды проклятые дыхательные техники.

Ждать, однако, пришлось недолго, от силы полчаса. Грейтмастер, несколько вялый и помятый, откровенно невыспавшийся, и от этого чуть более похожий на простого смертного, чем обычно, спустился во дворик и, в ответ на приветственный поклон ученика, только махнул рукой. За ним с метлами наперевес, следовали мастер Сэнд и мастер Ба, напоминая грозный санитарно-эпидемиологический конвой. Мастер Сэнд с чрезвычайно озабоченным видом хмурил седые брови и пощипывал себя за длинную косу, мастер Ба же, напротив, являл собой картину безмятежности, ничего не хмурил и не пощипывал, хотя именно ему предстояло принять на себя ответственность за безопасность грейтмастера всея ордена в предстоящей экспедиции. Мастер Сэнд и представить себе не мог, что отсутствие Вэла может доставить ему больше беспокойства, чем его присутствие. Старый эльф собрался было сопровождать грейтмастера сам, но грейтмастеру – с большим трудом, и после клятвенных заверений, что он будет регулярно отчитываться о своем здоровье и благополучии – удалось отговорить почтенного мастера от этой идеи. Теперь, глядя на Вэла, которому он сам накануне отдал темный доспех, за сотни лет удивительным образом не потерявший прочности, Сэнд раскаивался в своем решении, понимая, что в ближайшие дни ему не будет ни сна, ни покоя. Ну что ж, для чего еще, в конце концов, существуют трижды проклятые дыхательные техники.

Грейтмастер выглядел как человек, за всю ночь не сомкнувший глаз. Собственно, так оно и было. Даже будь у него такая возможность, Вэл бы, наверно, не смог уснуть: слишком много лет он ждал этого дня, слишком много сил вложил в то, чтобы однажды он пришел. Возможности, впрочем, и не было. Ритуал начался после полуночи, а закончился за час до рассвета. По расчетам Грейтмастера, печати должны были продержаться без фокуса около семи суток. Совет, после нескольких недель угроз, уговоров и увещеваний, согласился отпустить его на три дня, как раз до праздника, и Вэл не собирался тратить ни одной лишней минуты на такую ерунду, как сон. Для чего еще, в конце концов, существуют трижды проклятые дыхательные техники.

- Сенкью! - помахал салфетками Кенджи и был таков.

И все равно не успел. Проклятый иностранец его отвлёк, и ещё это письмо... Грустно обозрев скамейки с мамашами, Кенджи достал мобильный и набрал номер - несостоявшегося? - работодателя, готовясь извиняться и просить дать ещё один шанс. Конечно, он не мог быть уверен на все сто, но этот скверик... вселял надежду. Что это именно то, что ему нужно.

Самурай указал на циновку, приглашая Мори и Чио составить ему компанию в трапезе.

- Всё хорошо, Кицуки-сан. Дороги нынче темны и опасны, как сердца людей, способных воспользоваться доверием ближнего. В лучшем случае они заберут у вас ценные вещи, а в худшем... кто знает, что на уме у таких негодяев? - в голосе Хитоши слышалось неподдельное участие, словно он волновался за благополучие следователя... или же лично встречался с подобными злодеями. После недолгой паузы, он продолжил. - Говорят на пути в Койо заметили банду разбойников. Печальная картина.

Закончив выражать обеспокоенность благополучием и устроенностью местных порядков, буси опустился на ковёр и прежде чем вернуться к еде, он поднял взгляд на собеседницу.

- Как скоро вы собираетесь покинуть Белый Дым, Кикуки-сан?
Упражнения в красноречии изрядно утомляли и молодой Скорпиона с куда большей радостью занялся бы обсуждением насущных вопросов.

Нечасто можно встретить при дворе кого-то с речами не только красивыми, но и от сердца исходящими. Интересно, отметила про себя Чио. Совсем юный или здесь что-то другое? В какой-то момент она даже задумалась, а не господин ли Баюси - причина этой расторопности?.. Но быстро вернула себе строгий строй мыслей, словно отбросив все озорство движением веера. В конце концов, это не ее дело, как проводят время эти двое. Пока не ее.

- Всегда радостно слышать о ценителях высокого искусства, - размеренно отозвалась она на реплику Сакураи. - Любование кленами возвышает душу и приближает нас к пониманию скоротечности всего, что поражает воображение, и его особому месту в жизни... Вы, наверное, часто любуетесь кленами, Сакураи-сан?
"В компании вашего господина, столь глубокого понимающего искусство", - осталось не прозвучавшим...

Хитоши без лишних слов достал из кармана хламиды несколько медных монеток и положил их на стол перед Сангом. Скорпионы спокойно относились к торговле и денежным отношениям, в том числе и поэтому они заработали весьма незавидную репутацию среди остальных кланов.

- Вы прекрасно знаете как помочь усталому путнику, Санг-сан.
Для обладающего хорошим воображением, эти слова вполне могли сойти за комплимент.

Самурай опустил дорожную сумку на пол и вежливо ответил на приветствие упитанного музыканта, хоть тот и не удосужился назвать своего имени, а цветастое кимоно говорило о его происхождении немного. К счастью или сожалению, странного вида герб на обращённой к каменной стене широкой спине юный Баюси попросту не заметил. Интересно, уж не соглядатай ли это? На вид похож на человека, способного незаметно подкрасться разве что к рисовым шариком, однако внешность бывает обманчивой. Размышления воина прервало появление актёра. Сакураи Мори. Да, именно это имя ему передали доверенные люди даймё.

- Сакураи-кун, - кивком поприветствовал актёра Хитоши и его губы растянулись в едва уловимой усмешке. Поспешность, с которой тайкомаши прикрылся статусом своего "господина" позабавила самурая и он не удержался от желания направить этот спектакль в несколько более интересное русло.
- Невежливо отказывать радушному хозяину в столь скромной просьбе.

- Вы... вы не имеете права! - еле слышно вспыхнула в ответ та чопорная вдова и, засмущавшись, обратилась к зеркалу напротив ее рамы: - Всегда мечтала это сказать какому-нибудь юному сорванцу... - Зеркало нечленораздельно скрипнуло в ответ.

Амелия рассеянно кивнула - раз не голоден, значит не голоден - и доведя своего спасителя до скромно, почти бедно обставленного кабинета, с книжными шкафами, огромными окнами и массивным черным столом, принялась что-то искать на полках.

- Где же оно... странно, что отец не запер дверь - обычно... Ах вот, оно! Выпейте, вам полегчает, - юная особа протянула Рею бирюзово-зеленый флакон, раскрашенный тонкими мазками розовой эмали, и тут же зашлась в сильном кашле.

Зелье пахло резко и терпко, навевало мысли о сонном дремотном луге, о горьких травах и всех, кого отвергли в любви, - они ведь как-то выжили? Интересно - как?..

Теплый порыв ветра принес с собой запахи трав и цветов, пряный аромат полыни и сладкий дурман шиповника, словно с границ Янтарного. Сосны шевельнули в высоте пушистыми зелёными лапами и затихли, уронив пару невесомых шишек.

- Меня зовут Элиас Рекс. Полагаю, раз мы с тобой вместе оказались в этом... Не знаю, какое слово тут будет уместно, скажем, в этом моменте, то ты можешь называть меня по имени. Ну а твоё имя я понял из речей вашего спутника. Миледи Варсу мне доводилось видеть, а на механика он похож несколько больше тебя. И нет, я не писатель. Когда-то был и им, но теперь я просто старик, что пытается дожить последние дни не хуже, чем прожил все остальные.

Секунду помолчав, разглядывая паренька, Элиас вдруг сменил дружелюбный тон на более официальный.
- Представление вполне недурное. Хотя и несколько безликое. Вам, молодой человек, следует решить, героем какого произведения вы собираетесь стать. Очевидно, это не пикареска, раз вы настаиваете, что герой был человеком хорошим. И, к слову, говорить о себе в прошедшем времени вам ещё рано. Так вот, ни сага ни трагедия ни что-то ещё из классики по очевидным причинам тоже не подходит. Остаются либо любовный роман, либо роман взросления. В первом случае вам следует добавить себе глубины через внутренний конфликт, выражаемый в действиях. Обзаведитесь какой-либо причудой, смысл которой будет известен только вам. Ну и конечно, вам ещё понадобится любовный интерес. Ну а во втором - стоит поработать над наличием узнаваемого наследия. Вам нужен легко узнаваемый героический образ, который вы однажды перерастёте. Ну и, пусть и не обязателен, но очень желателен, ментор.

Оценив эффект, произведённый своей речью, старик весело подмигнул юноше и потрепал его по плечу.
- А теперь, молодой человек, не соблаговолите ли мне рассказать побольше о том, что вы поняли в этой сцене? Начните с того как и откуда вы здесь появились такой пёстрой компанией и...

К этому моменту художник уже отводил собеседника чуть дальше от чующей и своего загадочного проводника
- ...судя по всему, вы неплохо знаете Хатора. Какая о нём ходит слава?

Реакция существа могла показаться Варсе странной. Оно уставилась немигающим тусклым взором, в котором сквозило глубокое непонимание, на пришедшего снизу юношу и как будто лишилось дара речи. После внушительной и довольно неловкой паузы оно снова подало голос:

- Я Механик, - совершенно машинально, и тут стало ясно, что его, похоже, заклинило: - Я Ежи, я Варса, я Механик. Я Ежи, я Варса, я Механик. Я Ежи, я Варса, я... - раздумчиво повторял он, наклонив голову и, кажется, полностью уйдя в себя.

Тем временем оба почувствовали... изменение. Словно по спине спустились мурашки, или в жаркий день дохнуло из ледника, или кто-то внезапно обрызгал водой из колодца... Ежи повернул голову, вглядываясь туда, где янтарный циферблат касался бронзовой оправы: там неспешно проявлялся чей-то туманный силуэт, напоминая одновременно и человека, и птицу.

Рэй, конечно, не самый прекрасный из ши, но и ему сойти за уродливое порождение кошмаров непросто. И никакая сажа тут не поможет, а вот злость и отвращение вкупе с непоколебимой уверенностью, что он имеет право здесь находиться, - вполне могут. Пылая праведным негодованием, юноша беспрепятственно дошел до графского замка, всюду слыша за собой шипение:
- Х-хозяин... хозя-яин пошел...
- Новый?..
- Я слышал, они взяли короля Дальнего Леса...
- Думаешь, это он?..
- Не похож.
- Тогда кто?
- Цыц, не спрашивай, а то отрежут что-нибудь лишнее!
- Ффу! О, лежак потопал! Совсем новый... Наперегонки?
- Он м-мой! Лапы пррчь!

У графского замка его ждала сцена посерьёзнее. Здесь стоял человекообразный диплодок всего на полголовы выше Рея, словно сошедший с одного из плакатов (лицо #4), и с интересом разглядывал стоящую на балконе помертвевшую Амелию. Пышное розовое платье развевалось на ветру, белые волосы испуганным облачком колыхались над головой. Рей пришел в середине какого-то очень неприятного диалога.
- Твоя судьба предрешена. И твой отец знал это. Почему ты сопротивляешься естественному ходу вещей? - голос фомора, хриплый и спокойный, был не лишен некоторой приятности и обаяния. Говорил он лениво, чуть растягивая слова, будто давно ни с кем не общался или не очень хорошо знал язык и с некоторым трудом подбирал нужные понятия, вместе с тем в нем чувствовалась сила и уверенность, он знал, что делал, и едва ли собирался уступать капризному ребенку.
Амелия, кажется, вся дрожала. Рей видел, как ей хочется закрыть лицо руками, сползти на пол и рыдать - нескончаемо, долго, безутешно. Но гордость, каковой славятся ши, не позволяла. Вцепившись в невысокий каменный парапет, она высоким тоненьким голоском, как заведенная, повторяла на разные лады один-единственный факт:
- Мой отец назначил турнир. Мою руку он обещал победителю. Где мой отец? Я не покину его дома без его благословения и напутствия.
Заметив Рея, девушка еще крепче вцепилась в перила и попробовала сымпровизировать:
- Я рассмотрю ваши притязания, когда вернется отец и состоится турнир.
Понятно, что фомора никогда не допустят до участия в турнире наравне с китейнами, но разве ему требуется разрешение?

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Перед лицом... эээ... хвостиком Вселенского Червяка Безразличия Джей Ти была готова поклясться, что этого безусловно абсолютно, чудовищно недостаточно. Это как если бы на брифинге перед сложнейшей операцией встал какой-нибудь генерал-майор и сказал что-нибудь вроде "ну че, братцы, план такой: полетим да и наваляем этим самым по первое число."

Стоит ли говорить, что от доктора Айланд Джей подсознательно ожидала большего.

Впрочем, делать было нечего. Очевидно было, что для нормального плана не хватает информации, которую доктор Айланд, похоже, всерьез вознамерилась получить именно путем скармливания конвоя космической росянке, и никак иначе. Джей могла бы потянуть время и еще немного потрепаться с яйцеголовыми все в том же сослагательном духе, но силы свои она оценивала трезво: до 1330 завтрашнего дня ее определенно не хватит. Нужно было либо категорически отказываться от операции (а в глубине души капитан знала, что сделать это ей не хватит решимости и уверенности в собственной правоте), либо завязывать с чистоплюйством и приступать к жертвоприношениям.

Оставалась одна небольшая проблема: теперь Джей совсем уже не была уверена, что Рок является наилучшим кандидатом в жер... тьфу, добровольцы. Из всех присутствующих он, вне всякого сомнения, наиболее уважительно относился ко всякого рода технологии. С одной стороны, это был несомненный плюс. А с другой -- и Джей отлично знала это по себе -- излишняя вежливость частенько осложняет жизнь, особенно ежели имеется необходимость набить кому-нибудь морду (читай -- осквернить актом вандализма стенку какого-нибудь древнего артефакта).

В альтернативные добровольцы вроде бы вызывалась Мария, и тут с актами вандализма никаких сложностей возникнуть было не должно, но во весь рост вставала противоположная проблема.

Прочие собравшиеся тоже как-то не подходили на роль идеальных добровольцев (кто по части "идеальных", кто по части "добровольцев"), Гилберт что-то вроде бы такое говорил, добровольческое, но по традиции был столь мутен и глубоководен, что черта с два поймешь, то ли вызывается, то ли так, ведет светскую беседу. Тильду было тупо жалко, потому что уши, а Шпильман теперь вообще был капитан, его просто так нынче не пошлешь, как в былые годы.

Ради научного интереса Джей даже представила на месте добровольца себя. Получилось, в принципе, неплохо. Ей всегда было как-то психологически легче выпутываться из всяких там неприятностей, чем ждать, выпутается ли товарищ. Но ее фрейм все еще считался ценной и редкой игрушкой (и потерять одно чудо техники внутри другого чуда техники попахивало какой-то второсортной шуткой), да и как капитану F7 Джей полагалось завязывать геройствовать (во всяком случае в рабочее время), и начинать уже вести себя прилично.

-- Ладно, Рок, тебе все понятно? Если не передумал быть добровольцем, разрешаю сближение. В случае малейшей опасности сваливай оттуда. Если несмотря на все советы доктора Айланд возникнут проблемы с тем, чтобы выйти, не паникуй, мы тебя достанем, даже если придется разобрать эту штуковину на маленькие имеющие историческую и научную ценность пластиночки.

В который раз действительность поставила Вэна перед дилеммой. С одной стороны, девушек, рыдающих на плече, полагается приобнимать или хотя бы успокаивающие похлопывать по плечу. С другой стороны, с княжнами всего этого делать вовсе не положено. Жизнь - сложная штука.

В итоге Вэн решил просто сказать что-нибудь успокоительное.
- Госпожа, вы можете поспать на жестком полу здесь, если хотите, - предложил он. С его точки зрения, это был отличный компромисс.

- Я что, смахиваю на сказочницу? - немедленно вскинулась Николь. Она смешно скосила глаза на Вэна, потом картинно вздохнула и по-девчоночьи закатила глаза. - Ну ладно, тебе подфартило. Я достаточно выпила, чтобы подобреть, но недостаточно, чтобы все на*** забыть. Слушай сказку.

Николь залпом добила свой стакан с ромом и слегка заплетающимся языком начала рассказывать:
- Давным давно, черт его знает, когда жили-были на свете два великих и ужасный воина. Один из них был громадным южным варваром, а другой умелым и безжалостным северянином. Были они оба знамениты в своих землях и каждая собака хотела поучиться у них мастерству. И вот однажды великий воин юга нашел в горах сказочную долину, прекраснее которой не было на свете. Он отложил в сторону свой меч и умолял старейшин древнего и мудрого народа, что обитал в долине пустить его к ним жить. Старейшины были добры и согласились, все чин-чином, приняли его, как родного.

Николь подлила себе еще рома, но пить не стала.
- Прошло несколько лет и положил великий воин глаз на самую красивую девушку в долине, дочь одного из старейшин. Имя ее, как и имени воина никто не с тех пор не запомнил. Так или иначе, был у той девушки жених. Вскоре стало известно, что дочь старейшины отказала чужаку, а сам чужак в ту же ночь пропал. Появился он вновь через три дня во главе вооруженного отряда и потребовал выдать ему девушку. Старейшины отказали, и тогда принялся воин жечь и грабить дома в долине, угрожая уничтожить в ней все живое, если не отдадут ему его пассию.

- Прослышал о безобразиях в долине герой севера и приехал, чтобы приструнить бандита и раз и навсегда доказать, что он сильнее всех на свете. Однако воин юга был хитер и куда как более опытен в горной войне. Дружина северного героя несла большие потери, а долина теперь уже страдала от грабежей двух армий. И тогда девица, из-за которой и началась вся эта заваруха, написала обоим воинам, что выйдет она замуж за того, кто победит в сражении один на один. Воин юга согласился, потому, что любил ее, а воин севера потому, что решил, что это хороший шанс выиграть войну одним ударом, а из девушки получится хороший трофей. В небольшой деревеньке, в дали от обеих армий сошлись великие воины в схватке. И были они равны по силам. Сражение длилось... в общем долго длилось. И в итоге, оба так умотались, что не могли и пальцем пошевелить. Жители деревни по наущению их несостоявшейся зазнобы подкрались к обессилевшим воинам, убили их обоих и захоронили тела в разных местах.

Николь отхлебнула еще немного рома.
- В общем, после такой ерунды в долине драка прекратилась, а девушка вышла замуж за своего жениха. Однако говорят, что ученики тех воинов до сих пор ищут могилы своих учителей. И что однажды воины вновь восстанут и тогда никому мало не покажется.

Ее слова. Глаза. В них просьба о пощаде. Спасти - убить. Убить – спасти. Дела... Греза! Быть рыцарем не только на параде, на празднике толпы, где нет в помине зла, где слепит глаз начищенный доспех, фанфары, стяги, франты, дамы где...
Быть тут! Сейчас! Всегда! Для них для всех! Вот, что прочел он в этом долгом взгляде.
С тоскою тролль кивнул и сделал шаг вперед. Без страха запустил ладонь в густую шерсть. Погладил нежно. Пусть медведь поймет, что Омнигр не враг, что смерти выше честь! Что не поглотят этот миг тумана злого клубы, что свидятся еще в потоке жизней, встреч.
- Прости ты нас. - Вдруг тихо прошептали губы.
И жалобно пропев пронзил химеру меч.

Вечером 18 августа Бран заперся и никого не пускал к себе, даже пришедшего поздно ночью Рилинна, когда слуги уже уложили детей и теперь ходили по покоям, гася свечи, и поправляя сбившиеся покрывала, - в доме Кондоров все должно быть идеально. Старший брат долго колотил по закрытой двери, изрыгая самые неприличные проклятия, какие только могут закрасться в голову фаэ, а когда на его зов конюхи пришли выламывать дверь, на пороге показался Бран. Как рассказывает прислуга, в таком гневе его еще никто никогда не видел - даже Айнор, пробормотав извинения, спешно удалился, со злости пару раз стукнув тростью по стенам, тем самым безнадежно испортив дорогой шелк.

Эрнандо, к счастью, при этом не присутствовал, иначе бы не миновать еще одного "милого" семейного разговора. Келар вообще куда-то пропал на целый вечер и почти на все следующее утро, хотя, казалось бы, спрятаться в небольшом поместье возможности особо не было.

Алэста весь вечер собирала вещи и на рассвете уехала в Астави, увезя с собой часть вассалов и четырех племянников - детей Лаэра и Тавии. По словам слуг - да и самой фаэ, - Бран отправился вместе с ними, но месяц спустя девушка со слезами на глазах клялась на Священных Гимнах*, что отец оставил их у поворота на Дуонн Слестер и больше она его не видела.

С тех пор Брана вообще никто не видел. Живым. А 16 октября его растерзанное тело нашли в окрестных лесах - на лице застыло выражение непередаваемой муки, и все, кто его видел, с отвращением отворачивались. Никому из семьи не случилось лицезреть тело, но показания свидетелей сходились на одном: лорд был убит с особой жестокостью. Правая рука мертвого Кондора сжимала короткий жезл из серебра, в навершии которого зияли четыре дыры из-под самоцветов. Позже, когда Брана готовили к погребению, жезл с трудом вынули и передали Лаэру, официальному наследнику Дома до оглашения завещания.

Три дня спустя, 19 октября на имя лорда Грау на Грейс-стрит пришло пухлое письмо. Адрес, вне всякого сомнения, написан рукой лорда Брана.
Получатели: Грау.


Официальные проводы Брана Эргиля состоялись в Астави 27 октября 1817 года, хотя тело погребено сразу, как только его нашли, - 16 октября 1817 года в фамильном склепе родового поместья Дуонн Слестер. На Грейс-стрит о кончине Главы Дома стало известно 21 октября 1817 года. Сразу после похорон отца Лаэр уехал куда-то и вернулся только дней двадцать спустя, о своей поездке не распространялся.

Прошел еще месяц, и в ночь с 18 на 19 ноября всем участникам этой истории приснился один и тот же сон.

Лорд Бран шел по опавшим листьям, облаченный в серебряные латы, и в правой руке у него сиял четырьмя рубинами короткий жезл. Листья, сминаемые старинными сабатонами**, казались такими же живыми, как и сам Глава Дома, а горделивая осанка Кондора рождала предчувствие беды. Лес, казалось, расступался перед идущим, и вот вдалеке, в прогалине, появились скалы.

Бран шел к ним, и вскоре отвратительная черная тварь, охраняющая вход в подземелье, прокаркала над закрытыми воротами из гладкого серого камня - и не скажешь, что здесь может быть проход, но вы отчего-то знали - он есть:

- Остановись, путник, дальше пути нет.
- Я знаю цену, - возразил лорд, тогда горгулья с перепончатыми крыльями вопросила:
- Ты готов заплатить? - как показалось, с грустью.
- Всегда, - без колебаний ответил Бран, и в скале появилась трещина, куда и лежал путь Кондора.

Блуждать по подземельям долго не пришлось, первая же тропа вывела его в тронный зал, где на высоком, высеченном в скале кресле восседал хорошо известный по древним мифам Змеиный король. Властелин гордости и лукавства, всегда изображавшийся в виде нага - восьмирукого существа, отдаленно напоминающего человека, с могучим змеиным хвостом вместо ног, сейчас тремя кольцами обвивавшим подножие трона - в знак мирных намерений по отношению к пришедшему. Бран, преклонив колено, положил жезл рядом с блестящей в свете волшебных светильников чешуей и выпрямился.

- Когда-то Кондоры оказали услугу Повелителю змей, уничтожив его заклятого врага - Повелителя птиц***, - властно зазвенел голос лорда. - Теперь я прошу об ответной услуге. Моя жизнь в обмен на жизнь Дома. Равноценный обмен.

- Я согласен, - усмехнулся король еще до того, как Бран договорил. - Но согласен ли ты? - И наг кивнул на высокий куб из горного хрусталя.

- Всегда, - побледнев, но без малейших колебаний ответил Кондор.

А потом он обернулся...

Эния
- Прощай, сестра. Теперь все будет хорошо, - уверенная улыбка.

Получатели: Эния Тинтур ди Кондор.

Даэрон
- Слушайся отца, малыш, - покровительственно и по-доброму. - Не расстраивай его.

Получатели: Даэрон фон Кайлен.

Лакруа
- Вам придется туго, сын, но вы прорветесь, - как обещание.

Получатели: Лакруа Солье ди Кондор.

Эниель
- Не печалься, родная, все обойдется, - ласково.

Получатели: Эниель ди Кондор.

Тавия
- Я исполнил то, что обещал. Теперь исполните Вы, леди Тавия, - с достоинством.

Получатели: Тавия Румай ди Кондор.

Грау
- Прощай, брат. Ты обещал.

Получатели: Грау.

Лаэр
...И ничего не сказал, но Лаэру почудился упрек в строгих, немного торжественных чертах отца.

Получатели: Лаэр ди Кондор.

Шарп
- Если примете присягу, будьте готовы возглавить Дом и повести за собой, и умереть за него. Одного наследника слишком мало.

Получатели: Ричард Шарп.

Жезл у подножия трона ярко засветился всеми четырьмя рубинами и потух, выгорев. Жизнь Брана Эргиля ди Кондор оборвалась.

Рано утром 19 ноября 1817 года обитателей столичного особняка разбудил тонкий крик Элисты, полный ужаса и сильнейшей душевной боли. Сбежавшиеся на шум видели, как посреди холла оседает на гладкий паркет хрупкая девичья фигурка. Слуги, конечно, засуетились, принесли пледы, укутали молодую фаэ, усадили в кресло, принесли ей горячего вина... Но она только дрожала и съеживалась на своем месте, и полубезумный взгляд ее бесцельно блуждал вокруг, пока не наткнулся на взволнованное лицо Лаэра. Тогда девушка распрямилась, подобно пружине, подскочила к брату и отвесила ему звонкую пощечину.

- Как ты мог?! - срываясь, закричала, не смущаясь ни слуг, ни своего внешнего вида - фаэ стояла перед всеми в одной только ночной сорочке. - Его кровь - на твоих руках! Убийца... - голос упал до шепота и снова взлетел, ввинтившись в украшенный затейливой лепниной потолок: - УБИЙЦА!!! - и повисла, рыдая, на руках пожилой толстухи-горничной, неуклюже гладившей теперь леди по волосам и приговаривавшей: "Ну-ну, моя радость, не надо так".

А вокруг растекалось лишь одно чувство, поглощая растерянность и недоумение слуг, - острое ощущение предательства. Элиста считала, что брат предал - и отца, и Дом, и ее саму, и искренно верила во все, что говорила. Ей было настолько тяжело, что ни о какой магии речи уже не шло - она не могла скрывать своих чувств, да и те уже несколько выходили за рамки, свойственные здоровой личности.


Получатели: Лаэр ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор, Тавия Румай ди Кондор, Грау.
Получатели: Лаэр ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор, Тавия Румай ди Кондор, Грау, Эниель ди Кондор.


Получатели: Лаэр ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор, Тавия Румай ди Кондор, Грау.


Получатели: Лаэр ди Кондор.


Получатели: Лаэр ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор, Тавия Румай ди Кондор, Грау, Эниель ди Кондор.

Encyclopedia Iverica

Эта огромная книга, одно из первых печатных изданий на Клыке, является гордостью Иверии. Здесь собраны все знания, какие иверийцы сумели собрать об окружающим их мире. В составлении энциклопедии участвовало множество знаменитых учёных, таких как Микаэль Копери, Бертрам Шоуэр, Альмавис Элтануэль, Исмалия Тэн'эрдон, Багли Большеголов.
Энциклопедия ныне является самым распространенным научным трудом на Клыке.

• География и этнография


• Карта Клыка (ссылка)
• Расы Клыка (ссылка)
• Языки и имена (ссылка)
• Море чудес (ссылка)
• Драконы (ссылка)
• Календарь (ссылка)
• Ругательства (ссылка)
• Кухня (ссылка)
• Мода Клыка (ссылка)
• Флот Союза Сильвануса (ссылка)
• Княжество Мер (ссылка)
• Космология и теология


• Общий обзор (ссылка)
• Основные верования Клыка (ссылка)
• Древние Боги (ссылка)


• Благословение Ристы (ссылка)
• Культ Девы Ветров (ссылка)
• Благословение Девы (ссылка)
• Магия (ссылка)


• Промышленная магия (ссылка)
• История и политика


• Общий обзор (ссылка)
• Политическая ситуация 20 лет назад (ссылка)
• Современная политическая ситуация (ссылка)
• Новейшая история (ссылка)

Вэн понял, зачем княжна на него оглядывается.
- Госпожа, - сказал он, тщательно выверяя грамматику, - никто на этом острове не отдаст целый золотой за один костюм с готовой тканью. Пойдемте отсюда. Здесь должны быть и портные, у которых есть совесть, иначе Барба была бы полна людей, одетых в бочки и солому!

Ши улыбнулся. Девушка не вырывалась, не устраивала истерики, не скандалила. Не требовала невозможного. Нет, он не ошибся в ней - она и в самом деле та, за кого он ее принимает, - нежная, добрая, неосознанно любящая все на свете... Такую леди любить легко и приятно.

- Я тоже надеюсь. И верю, что обойдется, - очень серьезно.

- А Вы похожи на принцессу, которую слушаются голуби, олени и маленькие хомячки, - легко улыбнулся он в ответ и надолго замолк.

Выражение, появившееся у него на лице после просьбы быстрее поправиться, было... странным. Вдохновенным, окрыленным, надеющимся и очень
счастливым. Услышав про "связь" он слегка помрачнел - а потом снова улыбнулся, тепло и радостно. Поколебался и... кивнул. Улыбка стала освобожденной. Примиренной. Но все такой же бесконечно влюбленной.

- Пусть будет по-Вашему, - без малейшего усилия согласился Скатах. - Если Вы этого хотите - пусть так и будет.

Отвечал он явно не совсем на слова Эйлин, а отчасти и на свои мысли. А потом весело добавил:

- А поправиться я постараюсь побыстрее, - и окинул девушку взглядом на грани обожания. В чем-то это был взгляд любовника, которому обещали знойную ночь любви. Наконец-то. И немного мальчишеского озорства.

- Что ты несёшь, Вальден! - возмутилась Марта, - Ты, - она ткнула пальцем в сторону Галадона, - должен только убедить других объединиться. Всё остальное я беру на себя. Чтобы тебе было проще, я подготовлю почву там, где смогу. Однако предупреждаю заранее, здесь я смогу сделать не много. После этого можешь валить ко всем чертям, капитан. Единый знает, жизнь научила меня не просить о помощи и не оставаться в долгу. Поэтому я не прошу у тебя больше, чем то необходимо. Пара-тройка театральных представлений, - Марта ехидно хмыкнула, - перед хорошо известными тебе людьми, для дела, которое нужно тебе ничуть не меньше, чем остальным - не такая уж пыльная работёнка.

Вверх по крутым скрипучим ступенькам вслед за хамоватой особой, которая так была похожа на настоятельницу Адель. Было в этом подъеме что-то по-настоящему загадочное. Другие люди из другой реальности, наверное, сравнили бы тесный лестничный пролет с кроличьей норой.

Лестница в силу скромных размеров плохо подходила для таскания наверх тюков с тканью. Вэн однако же справился с испытанием достойно, и втащил неудобную поклажу так, будто всю жизнь бегал по узким лестницам с грузами. Преодолев лестничный пролет, все четверо оказались в просторной комнате.

Дом Клариссы по меркам Барбы, пожалуй, мог бы считаться богатым: крепкие стены, надежные, пусть и скрипучие ступени и полы. Лестница и комната были обшиты деревом, похожим на кораблестроительный шпон, что придавало дому сходство с корабельным трюмом. Здесь преобладали три запаха: запах старого дерева, запах спирта и ужасающий всепроникающий запах дыма от табака, вонючей курительной травы, которую калетцы с успехом продавали на Клыке. Дым, застилавший большую часть комнаты и лестницы, происходил из бамбуковой трубки, которую курила сидящая в дальней части комнаты в кресле женщина в черных калетских одеждах, каковые Вэн тут же опознал за северо-калетское кимоно, причем неправильно одетое: на левую сторону кимоно запахивали только на покойниках. Можно было, конечно, заподозрить, что женщина с трубкой мертва, в конце концов, чего не встретишь на пиратском острове, но с другой стороны Вэн никогда не видел, чтобы покойники так много дымили.
Мебель в помещении была... разной. Здесь была абесирийская резная скамья, инкрустированная перламутром, три грубые деревянные табуретки, полированный стол красного дерева с гербом какого-то иверийского рода, большая гора подушек самый разных цветов и размеров, сваленная на пол. Кресло в котором сидела женщина с трубкой было определенно позолоченным, обитым красным бархатом, безумно дорогим, и, конечно же, и не думало соответствовать темно-коричневой цветовой гамме комнаты.
На дальней стене висели три штурвала. Два поменьше, один побольше. Под самым большим из них в середине комнаты располагалась закрытая дверь.

"Адель", убедившись, что никто не потерялся по дороге (видимо, путем прохождения сквозь стену, потому что больше на лестнице деваться было некуда), прошла к горе подушек в углу комнаты и неизящно плюхнулась на нее, с любопытством переводя взгляд с женщины в кимоно на посетителей и обратно.