Голосование пользователя

Мысли о деле, помноженные на упорный труд (в виду наибольшей в его момент беззащитности Гейджем очень нелюбимый) и с добавлением в виде немаленького рассказа Вдовы о своем прошлом, к удивлению сталкера, не помогли отвлечься и разогнать скопившиеся в голове тучи.
Наоборот, с каждым метром волочения тяжеленного (спасибо автолебедке и многочисленным углам, косякам и прочим импровизированным рычагам!) ящика по бетону развалин Джексон чувствовал всё меньше радости. Какой-то страшный хабар ему в этот раз попался. Слишком большой, слишком ценный... для всех, кроме него самого. Такой, если судить по сталкерским легендам, или сбывают поскорее за бесценок и пытаются забыть в потоках пойла как жуткий сон, или тащат на себе всю жизнь... И что-то Гейджу, только начавшему этот непонятный, неблагодарный и неопределённый процесс, уже не нравилось в нём ровным счётом ничего.

Джексон пробовал и ругать себя за абсолютно несвоевременно вспыхнувшую внутри сентиментальность (тяжёлый выдался денёк, и нервы уже не те), и самому себе в пример ставить знакомых сталкеров, любой из которых года два-три жизни отдал бы за возможность получить эту проклятую пушку, и даже к гордости собственной взывал, вспоминая свою первую находку и сравнивая её с нынешней.

Сейчас, загружая джип (снять гарпун, нацепить на установку крюк, подцепить, вручную подтянуть, затолкать вдвоем ящик с другого конца в кузов - работы немало), Джексон чувствовал одну лишь гнетущую неопределённость. И уже понимал, что не сможет пойти по самому лёгкому пути. Не сможет заставить себя продать это на рынке в Рэде. Отдать найденное убийцам Командора... а кто убийцы-то? Потенциально - весь Рэд! А ещё, говорят, убивают бездействием и малодушием. Потом до конца жизни будешь приезжать на рынок и прятать глаза от слепого чёрного взгляда из дула безоткатного орудия, установленного на крыше логова Живодёров.

Джексон зачем-то посмотрел на свои руки и боязливо вытер их об одежду. Лучше ли будет видеть это дуло на стенах Нью-Хоупа? Да не факт, но почему-то дорога в те края манила, обещая не столько большую и честную выручку, сколько время на раздумия, отсрочку от принятия слишком важного решения. И Хауорт так кстати на пути подворачивается.... Там и правда могут захотеть оставить оружие себе, но кто знает. К тому же есть пара мыслишек.

- Поехали. Не хочу задерживаться в Рэде. Друзей мало, и с такой штукой вряд ли их больше станет. Хотя...

Он сел за руль и, ожидая пока Мэгг устроится по соседству, задумался.

- ...показать в Клубе хочу. Показать, поговорить и уехать. Или не показывать, а просто поговорить. Фитилю записку Кремня передать надо, опять же. Так что сделаем так: доезжаем до окрестностей Рэда, километров до пяти-шести. Там ночуем, так чтоб выехать затемно и в город наведаться по раннему утру. Бандиты вялые будут, пока пронюхают, затаримся, соберемся и уедем. Часа два у нас будет, думаю. План сырой, может лучше и до города где припрятать, но поближе, хм.

Машина мягко тронулась, чему порядком вымотавшийся сталкер был искренне рад, да и то, что они оставляют гибельное место позади, было приятной новостью. Молчание первым прервал вновь Джексон, он вообще после длинного рассказа Мэгг о себе почувствовал лёгкость в общении с открывшейся напарницей, а может не после рассказа, а после пройденных вместе опасностей или ещё чего. Он пока сам не понимал, просто сказал о чём подумал, о том, что считал важным прояснить:

- Мэгги, ты вот о себе говорила, а я молчал, но это не значит, что я набил рюкзак кукурузой, застегнул, взвалил и пошёл. Просто не умею так же о себе... слишком много у меня всякого было. Там под прицелами случайно вырвалось, думал, ты стрелять начнёшь. Не хотел ещё и нашей крови, неправильная была ситуация. Как-то там слова нашлись. А просто так... извини, привык к молчанию. К чужому в том числе.

Пауза должна была дать напарнице понять, что негласные правила команды она ощущала верно и следовала им в целом исправно, а исключения есть исключения. Намёк вообще, по мнению Гейджа, вышел ясный: "ты теперь часть команды, а не временная попутчица, проверка окончена, да и была она условной".

- Так вот если у тебя будут такого рода вопросы, хм, личные, то ты спрашивай. Только, будь добра, нечасто, немного и без посторонних. Мы сегодня одну жизнь спасли и одну потеряли, даже две. Тяжёлый был день, да и тот не закончен, и ещё их сколько будет. В общем, разговоры эти от засады не спасут и флягу не наполнят, Пустоши не обманут. Учитывай это. Разговоры за жизнь - они не "за", они чтобы с ума совсем не сойти, я так считаю, но я рад... доволен, что теперь есть с кем поговорить, если вдруг что.

Гейдж был прав — в Рэде задерживаться с таким ценным хабаром было опасно.

Палаточный городок, в котором жили сталкеры, являлся свободной коммуной. Каждый делал, что хотел, приходил и уходил, когда хотел. Правда, городок был обнесен оградой, а на входе был "клуб" — место, где тусовались сталкеры из пяти-шести самых крепких, старых команд, давно ходивших вместе и доверявших друг другу. Там было некое подобие КПП — конечно, никакие документы не проверяли, но, по крайней мере, отпетого бандита или пойманного на воровстве урода на "клубе" бы заметили и отпинали в сторону выхода. Правда, оградка вокруг лагеря была невысокая и перебраться через нее при желании все равно было возможно, но и сам лагерь был не очень большой, палаток на тридцать-сорок, и хорошо просматривался, поэтому потенциального покорителя заборов могли увидеть и спросить, а чего это ты, мил человек, через вход не ходишь. С другой стороны, были дни, когда на "клубе" вообще никого не оказывалось — все ушли на ходки. Никакого графика дежурств или расписания караулов не было, поэтому защищенность лагеря от чужаков была вещью условной, но все же бандиты сюда захаживать избегали.

Поэтому хранить огромный ящик с неизвестным содержимым в палатке было можно, а избежать вопросов по поводу его содержимого — нет. И через день новость о том, что такой-то сталкер привез огромный тяжеленный ящик с неизвестным содержимым через рынок и бордели распространилась бы по всему Рэду. Вряд ли кто-то смог бы украсть пушку в палаточном лагере, но вот устроить засаду на выезде или на дороге — легко.

Бандиты вообще многие вопросы решали именно так — не устраивали разборку в самом городе, а норовили подловить человека, с которым намеревались рассчитаться, в предместьях или в самих Пустошах. В том числе, так "наказывали" за неуплату дани. Дань в Рэде брали за торговлю. То есть, притащить из Пустошей сталкер мог все что угодно, но продать это или обменять на консервы и патроны — практически только на рынке. На входе на рынок бойцы (это были либо Кактусы, либо сами Живодеры, к которым стекалась большая часть всей дани с Арены, Железки, Рынка и отелей) осматривали товары и назначали мзду. Примерные расценки были, но могли потребовать больше просто потому, что человек на них косо посмотрел.

Можно было торговать вне рынка. С какой-то мелочевкой это проходило, никто не стал бы напрягаться и бегать за сталкером, который обменял в отеле горсть пуговиц, старые ножницы и пустой флакон из-под шампуня на тарелку похлебки. Но если ты регулярно раз за разом встречался с торговцем вне рынка, и об этом узнавали Живодеры, однажды кого-то из вас ловили, забирали весь товар и объясняли, как хорошо и правильно торговать на рынке, и как плохо для здоровья твоих пальцев, ногтей, ребер и зубов торговать в других местах. Да, торговцы часто бывали хорошо вооружены, но Живодеры имели в активе полсотни бойцов, кактусы — еще двадцать, а самая крутая сталкерская команда — человек шесть или семь, самая крутая команда торговца — десяток. Войны же не хотел никто, но и те и другие понимали, что для бандитов это — дело принципа, не накажешь одного, остальные будут чхать на твои правила. Поэтому и торговцы и сталкеры пару раз более или менее успешно попробовав торговать самостоятельно, убеждались, что чем дрожать за свою шкуру проще действительно приехать на рынок и отдать одну десятую или восьмую часть, зато спокойно заниматься своим делом.

Хауорт находился далеко на Востоке, там, где сфера влияния первой армии уже заканчивалась, а сфера влияния Нью-Хоупа только начиналась. Можно было отвести орудие труда, но и там тоже, узнав о продаже, шериф наложил бы свой налог (скорее всего, десять процентов), а мог бы и настаивать на том, чтобы орудие продали ему. Любой поселок, продававший что-то помимо кукурузной муки и навоза, старался обзавестись крупным калибром, а в Хауорте, насколько Вдова помнила, ничего крупнокалиберного пока что не было, в отличие от соседнего Остин-Рока.

В общем, это был по-своему неплохой вариант.

Добираться до Хауорта пришлось бы две с половиной недели, и это если ехать самому, не дожидаясь попутных караванов, а то и все три. Но в итоге путешествие бы окупилось — ведь чем ближе к Большому, тем дороже стоили бы артефакты из мертвых городов, и стоимость топлива и еды, потраченных за эти две-три недели, можно было смело включить в цену на оружие.

- Да я и не умею.

Запросто и с облегчением признался Джексон. Ему понравился ход рассуждений Мэгг. Не спешить с выводами. Не принимать поспешных решений. Не перекладывать всю ответственность на напарника. Всё-таки Гейдж (да и не только он) считал, что именно это отличало опытных сталкеров от новичков. Осторожность и доверие. И если с осторожностью самому Гейджу было всё ясно, то на чём основывается доверие в те или иные моменты - всё ещё оставалось для него загадкой.
Когда-то доверие было чем-то естественным, в семье на ферме, например, в общине единомышленников, что твёрдо намерена выжить в опасном мире. Потом Гейдж насмотрелся на предательство. Даже, в каком-то смысле, на примере Командора, хотя там и мутно было всё. Так или иначе, истории про "честное слово" так и остались историями. И всё же людей часто скрепляло что-то помимо обоюдной выгоды, Гейдж начал чувствовать это после лет странствий и сталкерства.

Сейчас Мэгг доверяла ему не просто как напарнику, и это с одной стороны приятно радовало, с другой настораживало, потому что обогощало почву для подозрений, а подозревать спутников Джексон не любил, предпочитая с таковыми быстро расставаться. В этот раз, однако, он подумал и решил не спешить с выводами. Не принимать поспешных решений. И не винить во всём напарника. Он сам пустил её так близко, и было за что. Пожалел ли? Ещё нет, но было предчувствие, что "Вдова" может втянуть его во что-то очень нехорошее... как, впрочем, и удачу принести. После того как она сегодня не вскинулась против тех четверых, что угробили Дэнни, Джексон начал верить во второе больше чем в первое. Это не её идея искать тайник Командора убила Маверика, это Пустоши, всё жадные Пустоши... Мэгг принесла удачу: они нашли лучший хабар из всех, что был в их жизнях! Да, лучше думать так.

- Что ж, значит, Рэд. Мне тоже не хочется оставлять это тут. Те четверо могут и вернуться, проверить, что мы тут искали, да и наблюдателей с высотки лучше тоже учесть. Если у бандитов там всё же есть пост, то когда прибудет подкрепление, они точно сюда наведаются, после такого-то шума. Лучше не рисковать.

Джексон встал и потянулся, с резким выдохом сбрасывая оцепенение и разминая тело. На самом деле везти эту бандуру в город было не менее опасно, чем оставлять её тут, даже замаскированную с помощью ложного тайника. Даже в Лагере у бандитов могли быть глаза и уши. И всё же Гейдж не мог принять мысль, что после такой потери он уедет отсюда с пустыми руками, рискуя дать другим найти тайник вновь.

- Схожу за лебёдкой, машину подгоню поближе, а ты пока упакуй к себе аптечку и закрой ящик. И-и вот, обвяжи вокруг, замок-то сбили.

Сталкер снял с пояса трос с кошкой, отцепил металлическую лапу и подал напарнице моток потрёпанной синтетики.

Пока ходил за важным прибором, пока подводил джип к самым дверям - всё время усиленно думал. Этот Хауорт, местечко отдалённое и потому относительно безопасное (насколько может быть безопасным любое место до прихода рейдеров!), он слышал про него не так уж много, но раз уж у Мэгг там связи, то спрятать там хабар было бы не так уж опрометчиво, главное - довезти. В Рэде-то такое точно не оставишь - там уж или воевать, причем сперва с теми из своих, у кого духа не хватит хотя бы просто в стороне остаться... или сразу продавать, а сразу - означает кому попало и по дешёвке. Нет уж. Пускай действительно в стороне побудет, пока они ищут нормального покупателя... или думают над более целесообразным использованием такого оружия.

- Мэгг! Это я, - всегда лучше подстраховаться, даже если уверен, что напарница узнает тебя по походке, - Лови и цепляй, потом мне спустишь.

Авто-лебёдка "MightyHelper" (судя по полустершимся буквам на боку) не раз выручала Гейджа в его похождениях. Инструмент уверенно справлялся с его весом плюс весом экипировки, затягивал себя сталкер таким образом по веревке с крюком на различные высоты не раз, так что и сейчас полагал, что вытянуть с таким помощником контейнер к машине он сможет. А там уж время подумать будет. Да хоть бы и в Пустошах закопать, чем не вариант? Лишь бы отсюда скорей уехать. Запас удачи на сегодня исчерпан.

- Расскажи про Конрада, Мэгг, про Хауорт. Как там с обороной, как люди? Я только слышал, что посёлок крепкий, сам не был ни разу. Конрад главный? Почему веришь ему?

За работой лучше о постороннем не разговаривать, но работать всё одно больше Джексону приходилось. Слушать при этом других он мог без проблем.

- В Рэде опасно, даже в Лагере. Максимум сутки там пробудем, а лучше меньше.

Сталкер замолчал и принялся за дело, всем своим задумчивым видом показывая, что ещё ничего не решил по поводу того, куда именно везти хабар и что с ним делать.

Дэнни-Дэнни...

Сталкер стоял над телом напарника, аккуратно уложенном в дыру от первого тайника. Без вынутых оттуда вещей и припасов места как раз хватало на одного покойника. Да, колени чуть поджаты, да, руки сложены на груди, так как плечам в провале тесно, но это всё равно была лучшая могила из всех доступных в округе, по духу и смыслу сталкерства. Гейдж надеялся, что этот факт позволит Маверику простить то, что в бывший схрон его уложили в одном нижнем белье.

О ком другом Джексон бы в таком ключе и не подумал бы, но Дэнни, он считал, и правда где-то рядом теперь, всё видит и слышит. Джексон в такое верил, сам когда-то вдруг поверил, словно додумавшись, когда достаточно налазался по некрополям. Не могут такие места быть действительно пустыми, да и не были они, просто мстительную волю мёртвых выполняли сходящие с ума живые, забредающие на разбитые улицы и в покосившиеся развалины для поисков, и остающиеся там после кровавых разборок, напряжённых делёжек и излишне острых споров. То мёртвые предки наказывали непутёвых потомков за повторение своих грехов. Джексон считал, что самых удачливых сталкеров не трогает костлявая отчасти и потому, что они руководствуются чем-то большим чем жажда наживы, и предки им благоволят. В конце концов, Командора убили не в некрополе, а Хейс... Хейс исключение. И кто вообще знает, что сформировалось у него на душе к тому чёрному дню? Только мёртвые.

Поэтому и сейчас Гейдж ничего не говорил, просто думал размеренно и тихо, зная, что Дэнни всё равно поймёт, если ему это будет нужно. Неуютно себя чувствовал сталкер, непривычно. Казалось ему, что и Пустоши смотрят на сценку эту с недоумением: "залог сдан, гуляй до следующего платежа, чего встал-то?", а он всё не мог сдвинуться с места, неловко копаясь в воспоминаниях и никак не находя нужного, подходящего.

А потом вздохнул просто и повернулся, решив, что лучше всего поможет проститься с погибшим напарником завершение дела. Так оно и вышло.

***

Находка превзошла все ожидания, которых, впрочем, и так-то после всего случившегося почти не было. Думал просто, Джексон, что не может быть всё это ради канистры с водой да тому подобного, что не того масштаба был муж Мэгг, а вот что именно прятал здесь покойник - о том сталкер предпочитал не задумываться, боялся оказать неуважение и спугнуть удачу.

Когда они с Вдовой вскрыли ящик и увидели содержимое, Гейджу сразу стало ясно, что никакие стандартные правила договорной делёжки сюда не подойдут. Он обычно решал дело соразмерными вкладу участника ходки долями и предоставлением права разделять найденное (поэтому право это могло доставаться и тому, доля кого была меньше чем у других), звучали эти правила не всегда логично, но почему-то в команде Гейджа работали нормально. Наверно люди такие подбирались, понимающие. К тому же Гейдж знал цену вещам и мог парой простых адекватных примеров заставить зарвавшегося делящего поменять расклад.

В этот раз доли были равные, но делила Вдова, так решили несколько часов назад, после чехарды с переносом планов. Джексон не жалел и не думал, что смог бы распорядиться правом делящего лучше, он просто присел на пол, привалившись спиной к ящику и грустно усмехнулся:

- По уговору доли равные, и делишь ты, Мэгг, но сама же видишь, эта штука с боеприпасом и оптикой куда ценней аптечки и раций, а кидать гранаты и прицел на другую чашу весов нелепо, слишком уж очевидный комплект.

Сказал так Джексон и вдруг поморщился, запоздало поняв, насколько грубо и бездушно всё это прозвучало. Не это ему на самом деле сказать хотелось, его вообще сейчас совсем не тянуло разговаривать - слишком много мыслей ворохом разлетелось по черепушке, и унять их стоило сил и времени. Но надо было сказать хоть что-то.

А как ей передашь эти смешанные чувства гордости и удовлетворения, надежды и страха? Командор оставил лучшее послание из всех возможных, даже не воспользовавшись бумагой и чернилами. Что он мог написать жене? Что любит и ценит? И так знает. Зачем ему вообще было звать свою гибель, материализуя мысли о возможной разлуке в письме? Нет, Командор оставил карту, оставил легенду, оставил оружие. Лучшее в Пустошах. Готовое к бою. Козырь, а не хабар. Видишь, Дэнни, ты привёл меня к выходу.

Джексон сам испугался ходу своих размышлений. Шкура выживающего в пепле цивилизации мародёра частично отсохла и начала отваливаться, чесалась, побуждая дать шанс молодому, только нарождающемуся. С непонятным самому себе трепетом Гейдж мысленно отрезал мёртвое поперек центру надрыва, не смея потянуть вдоль и избавиться от чего-то ставшего родным полностью. Новая идея ранимо пульсировала на месте корки старых проверенных временем и опытом принципов, ощущать её было страшно и удивительно.

Стой, стой, одумайся. Война? Война это смерть, это гибель и разрушение, посмотри вокруг, послушай шёпот мёртвых! Вернуться в Лагерь, собрать людей, толкнуть продуманную в дороге речь... Рэд переживёт новую бойню, в отличии от тех кто падёт за идею. За фантом идеи? На что ты готов пойти, Гейдж, уймись, тебе не объяснить это людям, ты сам это не понимаешь, тебе просто обидно каждый раз платить проценты бандитам после того, как кровью и потом рассчитался с Пустошами! Что ты знаешь об уважении, равенстве и чести?!

Он посмотрел на пребывающую в раздумиях Мэгг. Она-то знает и понимает, она же была с Командором, она носитель этой заразы, этой чумы, что выкосит половину Рэда для того, чтобы оставшаяся половина установила новый-старый порядок. Может, сейчас, пока не ожидает? Палец уже на курке.

После выдоха сталкер медленно обхватил руками голову, запустил пальцы в припорошенные пылью волосы. Не война, так торговля, говоришь? Не козырь, так хабар? Не выход, так залог? Гейдж-Гейдж... Это не Мэгг заразна, а ты болен.

Иди спустись к могиле Маверика, иди достань холодное тело и не обожгись, пока будешь нести его в новую компанию к уже обглоданным трупам. Тайник ложный восстанови, всё как было. Вернись и закрой ящик. И в глаза Вдове взгляни и расскажи, что забираете вы только аптечку, рации и прицел на показ, а орудие с аммуницией останется здесь, ждать покупателя, потому что везти в Лагерь его слишком опасно. А не сможешь рассказать, так и пристрели её, раздень и тут же брось. Как тебе вариант? Что, всё ещё тянет на войну?

Джексон сидел и думал, надеясь, что Мэгги сама подхватит падающий в бездну разговор.

Должна же быть альтернатива... Не война, не торговля, не козырь и не хабар, а выход, выход, какой-то должен быть выход. Что ты говоришь, Дэнни? Из оружия не обязательно нужно стрелять?

Сталкер прислушался к завываниям ветра, но ничего не услышал.

К похоронам в Пустошах относились по-разному. В более-менее цивилизованных поселках старались хоронить. А если было много трупов — засыпали известью. В богов тут особо не верили и про церкви и священников, если они где и были, Гейдж не слышал. Может, и были где, только никому до них дела не было. Колодец — это да, это важно. Шериф крутой — важно. А церковь... Только плечами и пожимали люди.

Некоторые, правда, думали, что умершие смотрят с того света на живых. Это редкостью не было — кто мстил, кто на могилу приходил, кто даже день смерти помнил. Но тоже не все так думали, большинство все же не заморачивалось — помер, друг, ну что ж, засыплем тебя, чтобы не вонял да нам и без того поганую жизнь не портил, заразу не разносил да тварей, мертвечину чующих, не приманивал. А еще чтобы не соблазнял своим видом сварить тебя и сожрать с бобами, косточки обгладывая — к концу зимы от голода у многих крыша начинала подрагивать и набекрень съезжать.

Единственными сообществами, которые имели кое-какой похоронный ритуал, были рейдеры. Гвозди своих сжигали, топлива не жалея, Шершни в руку нож вкладывали, Шприцы в вену вещество вгоняли мертвому. Индейцы — те ближе к солнцу положить старались: на утес, на холм, на здание, на дерево, если попадалось вдруг высокое — и пусть там ветра исклеванные птицами кости шлифуют. Но все это — только для погибших в бою или на поединке.

В Рэде трупы нередко бросали на улице. Тут даже бродячие псы сохранились из-за этого. Их, правда, регулярно ловили и съедали, но откуда-то брались новые. В других поселках собакам мертвечину есть не давали — известное дело, сегодня он труп терзает, а завтра тебе глотку перервет. Но в Рэде, где обычно недели не проходило, чтобы кого-нибудь грохнули, всем было похрену: если тебя шавка какая загрызла, значит, ты лузер и слабак, и так тебе и надо. Вдова помнила, как два здоровенных пса грызли тело ее мужа, когда она нашла его, а стая псин поменьше ждала в отдалении. Сэнди тогда пристрелил одного, не пожалел патрона. Она бы всех их не то что перестреляла, руками передушила. И не только псин. Командора похоронили отдельно, и она помнила где. Хотя какой в этом прок? Мертвых не воскресишь, хоть пирамиду из коробок с патронами над ними возводи.

Ну а сталкеры... делали каждый по-своему. Тела напарников из Могильников не привозили — зачем?
"Человек дошел до места, в которое шел по жизни, на кой его еще тащить куда-то?" — сказал однажды Гейджу Хэйс, когда Тощий сломал себе шею, провалившись сквозь ветхий пол. И Гейдж тогда ничего не возразил. Через пять лет и сам Хэйс дошел до этого места... А еще через год Джексон впервые сказал эту фразу новичку. В тот раз это был Таки.
Но спрятать тело от стервятников считалось хорошим жестом. Не обязательным, но правильным. Так друг с другом настоящие друзья поступали, кто не просто партнерами был, а чем-то большим.

♫ ссылка

***

Дэнни был хорошим человеком. Неплохим парнем. Надежным товарищем. Но он умер, а жизнь продолжалась. Пустоши никогда ни для кого не делали передышек. И Джексон со Вдовой принялись искать то, что уже вроде бы нашли — тайник... Но Джексон нутром чуял — что-то тут не просто так. Что-то жирновато — целых три, нет, четыре мины, считая взорвавшуюся и убившую тех двоих, на обычный самый заурядный схрон "на черный день". И Гейдж искал снова, и снова, и снова, простукивал стенки, ковырял каждую подозрительную трещинку, проходил комнаты, еще раз, еще раз, еще раз, потом заставлял Вдову пройти там, где спрятал бы сам — не заметит ли чего...

Прошел час, почти прошел второй. Но трещины оказывались трещинами, пустоты не простукивались, панели не отделялись, кирпичи сидели крепко. И Джексон совсем отчаялся, присел на пол, вытер потные волосы. Солнце-то уже припекало, хотя в помещении и не так это чувствовалось. Глотнуть решил из фляги покойного Кремня, в которую из канистры воду налил. Запрокинул голову, бережливо ловя капли воды, да так и застыл, глядя наверх, пока вода по подбородку не потекла. А ведь мог и не заметить.

В потолке зияла дыра, часть его обвалилась, и верхняя комната на втором этаже была этой дырой разделена на оставшийся целым пол и державшийся обособленно кусок перекрытий и настила в самом углу. Угол этот был завален штукатуркой, пеплом, кирпичом и осколками стекла, и когда Гейдж исследовал второй этаж, он до него даже не добрался — ну мусор и мусор, к тому же, не подойти туда было — пол-то в середине комнаты отсутствовал.

Добрался туда через дыру в полу — построил пирамиду из блоков, поломанных стульев и прочей рухляди.
Стал разгребать мусор, царапая руки — эх, сейчас бы перчатки пригодились, что у Дэнни были, да ведь забрали их. Вдова тоже без дела не сидела, помогала, растаскивая кирпичи, отгребая хрустящее крошево.

И вот он. Ящик. Длинный пластиковый ящик, по углам металлом усиленный, в брезент завернутый. Контейнер эдакий. Замок. Такой прикладом не собьешь и монтировкой не сорвешь, а отмычек с собой не было. Разрядил в него дробовик. Можно было, наверное, подогнать джип и рвануть тросом, но и так провозились, третий час уж на исходе, если не четвертый.

И вот откинута крышка.
♫ ссылка

В ящике были другие ящики, поменьше. А сверху на них — что-то длинное и завернутое в полиэтиленовую пленку. Развернул. И глазам не поверил.

В ящике лежало безоткатное орудие. Настоящее, лоснящееся от застывшего коркой масла, пригодное к использованию безоткатное орудие! Два метра длиной, 80 мм калибр, причудливый затвор, сложенный треножник. Потрогал — тяжелое, килограмм пятьдесят будет, а то и все шестьдесят. Гейдж с таким и обращаться-то не умел, видел только, как другие стреляли, в одном караване такое на головной машине стояло. На них и нападать-то толком не решались, видя такую штуку. И в Хелене видел пару раз, но там не в деле, так, издалека только.

Мощь. До километра можно что хочешь пригвоздить. А в ящичках, что под ним — восемь гранат разной формы (знать бы какие куда), оптический прицел, надо полагать от этой же дуры, а в одном — хорошая аптечка. Бинты, десять аккуратно сложенных штук, антибиотики в самодельных шариках-таблетках, три дозы довоенного обезболивающего, два "пистолета" с замазкой, медицинский скоросшиватель... И — рации, два комплекта, правда, без батарей и гарнитура всего одна.

Вот это сорвали банк! Вот это тайник мертвеца. Теперь Вдова понимала, Командор ей про тайник этот ничего не говорил — чтобы выпытывать у нее ничего не стали. Или не смогли бы выпытать, это как посмотреть.

Безоткатка — товар серьезный, такой сбыт найдет без проблем. Дороже всего можно было продать такую игрушку Первой Армии, правда, ненадежно и опасно. Подешевле — торговцам, которые повезут ее в Большой или в Хелену. Цена — как сговоришься, стабильного спроса-предложения таких игрушек просто не существовало. Но можно и с тысячи патронов начать торговаться, а то и полутора. Вещь-то уникальная, она даже не для того чтобы стрелять — чтобы подчеркивать мощь хозяев.

Бинокль лёг на камни рядом с хозяином, по соседству устроилась снятая с пояса дымовая граната. Джексон всё делал медленно, словно потеряв интерес к происходящему в трехстах метрах. Он увидел достаточно. А понял и того больше. Внял последнему предупреждению Пустоши.

- Уходить собираются. Если обман - скажу, стреляй короткой, и уходим под дымом. Я за рулём, ты сзади.

Законы выживания, словно паразиты в теле, говорили устами Гейджа, не обращая внимания на его внутренние терзания. Конечно, надо было сказать что-то иное, и себе самому, и напарнице, надо было хоть как-то успокоить и подбодрить Вдову, уже второй раз за недолгое время потерявшую не чужого, хочется верить, человека. Сколько уж пациентов у неё на руках в Лагере умерло - того Гейдж не знал, но думал, что вряд ли привязывалась она к ним, а вот Дэнни был частью команды, а значит, частью самой Мэгг. Должен был он стать и частью Джексона. Должен был. Эх, кто бы его самого подбодрил.

Сталкер подтянул к себе за лямку рюкзак и отцепил от его бока флягу с водой, хлебнул, освежая долго уже изнывающее от жажды горло. Легче не стало, разве что чуть. Мысли о потере Хартмана в воде не утопишь.

Кем же он был Джексону? Изначально - очередным залогом, то ли пятым, то ли шестым уже, он и не помнил, не считал нужным запоминать. Только безумцы дают патронам имена и пытаются помнить тех из них, кто спасает жизнь стрелку в опасных ситуациях.

Только вот от Маверика Джексон после первой же ходки стал ожидать иного, чем уже тогда наверняка разозлил ревнивую Пустошь. Понял он что-то, заметил, когда вместе от стаи гочи укатили, когда по литру крови друг за друга слили в перестрелке с бандитами на 5-й СанХаус Авеню, когда выход из подвала обвалившегося на них дома нашли каким-то чудом. Такой человек должен был кем-то иным стать Джексону. Первым другом, может быть. Первым братом. Проводником, точный путь из Пустоши, может быть, и не знающим, но по нему неосознанно идущим.

И не успел, не оформилось что-то, и у кого - у самого же Джексона! Проклятые Пустоши...

Дэнни-то всё чётко сделал, по своему, но правильно - взрыв услышал одновременно с появлением этих четверых, под прицелами их улицу пересекать не решился, что с напарниками случилось знать не мог. Ждать, пока "гости" уедут - значит позволять истекающим кровью товарищам дальше жизненные силы терять. Перестрелку устраивать - крайнее дело, оно вот так вот и сразу могло закончиться, и ничем бы это тем более на мину попавшим не помогло бы. Такое давление со стороны времени и неопределённости у Дэнни впервые было, пожалуй. Раньше острые ситуации в их карьере сталкерской всё же другими были, вот он и растерялся, и на контакт мирный пошёл, да не свезло, не договорился.

Озарение молнией Джексона пронзило, до дрожи резкой, до оторопи, до острого чувства вины. Послал бы Вдову сразу же напарника предупредить, и всего этого, может быть, удалось бы избежать! А вышло, что на ложность потенциала людей-залогов Гейджу невольно указавший - сам таким залогом стал: на мину наступил Джексон, а погиб в итоге Маверик. Теперь если эти гады и правда уйдут, то всё по законам Пустошей получится, против которых жизнелюбивый Хартман и восстал, сам того не ведая.

Гейдж безмолвно встал и пошел к соседнему пролому в стене, наблюдать за вероятным противником. Внутренне ему хотелось, чтобы тот решился на риск и попробовал приблизиться. Тогда бы всё решилось действием, коим легко приглушить внутреннюю боль. Он беспомощно обругал себя в мыслях за такое желание и, чтобы хоть как-то оградиться от отупляющей грусти и от зарождавшегося недопонимания, всё же высказался, отчаянно и неуклюже:

- Когда-то у меня не получилось отомстить даже за мать и сестёр, Мэгги. Вряд ли получится отомстить и за Дэнни. Я уж не говорю о Командоре. Прошли годы, или минуты, или месяцы, но встреться мне сейчас хоть рейдеры, хоть эти гады при другом раскладе, хоть те, что убили твоего мужа... я всё равно не тот человек, что нажал бы на спусковой крючок просто по зову духов павших. Пустоши другому научили. Убил бы, чтобы выжить. Убил бы за хабар, что мой по праву. Убил бы, если бы тебе угрожала опасность. Но если ты хочешь мстить, то тебе придётся стрелять первой и вести меня за собой... Только сперва выслушай. Мне жалко Дэнни, но ему уже никак не помочь. Думаю, они заберут его вещи и уедут, а мы останемся. Мы будем живы. Это не бандиты, наверно сталкеры, серые или чёрные, а сталкеры не рискуют. Мы не рискуем. Здесь нет места для мести, не должно быть и для риска. Только для горечи, для горечи и грусти место есть и будет всегда...

Он хотел добавить ещё: "...пойми, мне и Командора жалко, но ты и твой сын важнее смерти убийц!", но чего-то испугался и так и замолчал, вглядываясь в окуляры бинокля, словно избегая взгляда в глаза Вдовы. И вновь предательская надежда: "начнись сейчас стрельба, и всё закрутится, завертится, всё скроется в дыму, и сомнения, и разногласия, и боль".

Однако, он уже открылся для ответа и с внутренним содроганием ждал удара.

Римма.

Пожелтевшие страницы писем - шаг в прошлое. В чужую жизнь,в чужую судьбу. Нежность и любовь. Жди меня. Жди меня. Любовь - она везде. Цветок, готовый расти хоть в каменных джунглях, хоть на баррикадах, хоть под обстрелом. И ее не убить ни пулей, ни смертью. Только словом можно убить. Словом можно сделать все.

Слова писем. Что они могут? Они могут все. Свяжи нить - и путь открыт. Туда, куда ты захочешь. Туда, где тебя ждут. И туда, где тебя уже не ждут, но еще верят. Зеркала пляшут отражениями. Они не лгут, они говорят тебе другую правду. Которую поймешь только ты. Боль смотрит из твоих глаз.

Слова. Нить из прошлого в настоящее. В будущее. Теперь - это твое. Твоя жизнь. Блокпосты, люди, грады, афганская униформа, душманы, гортанный говор, звон стекла. Чье-то лицо расплывается перед глазами.

Зеркала памяти. Осколки прошлого звенят в будущем болью. Но нет страха. Есть решимость.

Колокольчик, зажатый в твое руке, звенит отчаянно и резко. Лица мелькают перед глазами, путаются, смешиваются, размываясь и сливаясь в одно. Старое скуластое лицо. Седая борода, тюбетейка, хитрый прищур узких азиатских глаз. Неожиданно лукавая улыбка.

- Пойдем, красавица, дынька кушать.

Аромат узбекской дыни окутывает аптеку. Старик в потертом халате. И Зоя - это она, с фотографии. Ты остаешься с ними. Тут.

Не успел Джексон и пару десятков шагов сделать, как вдруг всё пошло не так, всё сорвалось с невидимых цепей хрупкого механизма надежды и полетело в бездонную чёрную пропасть, откуда никто ещё никогда не выбирался. Разве что конченные оптимисты. Разве что в легендах.

Сталкер припал на одно колено вслед за попадавшими вдали людьми, но до конца на землю опускаться не стал, только пригнулся пониже, вперёд подавшись и рукой с дробовиком оземь упёршись. Мозг ещё лихорадочно соображал что-то, основываясь на данных от прищуренного взгляда, а остальное тело тем временем словно само на автомате с себя бинты срывало: уж даже ему ясно было, что фальшивая повязка уже точно не пригодится. В карман её, прямо комком.

Выстрелы, выстрелы, что же там случилось-то? Смачный бабах дробовика и сухая слитная трель чего-то автоматического смешались в общий шум, но Гейдж так и не успел понять, кто в кого и с каким результатом стрелял, слишком внезапно всё началось и закончилось. У дурного предчувствия, впрочем, уже был готовый ответ.

- Глянь, что там.

Брошенное через плечо указание получилось достаточно громким, но наверно излишне чёрствым, словно и не всколыхнулось ничего внутри внешне невозмутимого Гейджа. Слишком часто уже он так изъяснялся с товарищами и спутниками, слишком коротко для проявления эмоций, привык уже. А сам всё же подумал: "неужели Дэнни?", и ужаснулся, услышав внутри головы тот же бесстрастный голос.

Какое-то оцепенение запоздалое всё тело охватило. В горле совсем пересохло (после мины проклятой так ни капли в рот и не пролил!). Джексон едва ли не силой заставил себя рывком оттолкнуться от земли и броситься зигзагом назад, под прикрытие развалин.

Не должны попасть, не должны. Сейчас, сейчас в безопасности буду.

Страх за свою шкуру окрылил, но мерзкая мыслишка не осталась на месте: сейчас добежишь и свалишься рядом с Вдовой, хватишь воздуха жадно, выдохнешь и всё равно придётся в глаза ей смотреть. А там ответ.
Бинокль не соврёт. Пожалел ненароком, что ей его оставил.
Такое нужно самому в линзы рассматривать.
Его залог, не её.

Дэнни
Сталкер подождал, пока враги подойдут почти вплотную. Троица поначалу сомневалась, что он будет драться — очень уж неравные силы. Но видя, как Дэнни, ни слова не говоря и очень медленно кладет винтовку, как будто чего-то выжидает, опытный человек заподозрил бы неладное. А они свое слабое звено оставили в пикапе.
Так или иначе, когда Дэнни рванул в сторону, пытаясь очутиться за вздыбившимся поблизости бугром из треснувшего асфальтового покрытия, они оказались готовы. Винтовочная пуля прошла мимо, но заряд картечи ударил прямо в середину торса, разодрав ткань бронежилета и сломав под ним ребра. С такого расстояния даже по движущейся мишени попасть было не так уж сложно. Это был страшный, вышибающий дух удар, от которого перехватило дыхание и потемнело в глазах.
Дэнни нашел в себе силы приподняться на локте, ворочая в миг ставшую слишком тяжелой винтовку. Нет, она не грянула, лишь предательски щелкнула бракованным капсюлем. Вожак чужой стаи был на подхвате и хладнокровно полоснул Маверика двумя короткими очередями. Пули прошили уже растерзанный бронежилет и наполнили легкие Дэнни свинцом, лоскутами материи и кровью. Он умер, так больше и не вздохнув. Это была быстрая и почти мгновенная смерть.
— Я попал! Готов! — нервно вскрикнул парень с дымящимся ружьем в руках. Ему ответил лязг затвора, с которым стрелок из винтовки избавился от гильзы, и голос старшего, уже с земли:
— Ложись, придурок.


Мэгги, Гейдж
Пока Джексон сооружал свою повязку, а Мэгги осторожно пробиралась к биноклю, стараясь не мелькать в проемах окон и просветах развалин, ситуация там, у машины, поменялась. И когда Гейдж вышел из здания, он увидел, что троица подходит к Дэнни. Дальше он увидел только, как их напарник рванулся в сторону и сверкнули вспышки выстрелов, сначала бесшумные, а потом обретшие запоздалый рокот. Кто в кого стрелял отсюда было трудно разобрать, но через пару секунд лежали все, кроме одного. Потом и он, как будто спохватившись, упал на землю.
Все произошло слишком далеко, слишком быстро и слишком неожиданно, чтобы разобраться в ситуации или чем-то помочь. Весь план Джексона теперь оказался ненужным, а он сам — на опасно открытом месте.
Вдове оставалось поднять бинокль, чтобы разглядеть все в подробностях. Хотя для этого, пожалуй, нужно было собраться с духом. Хорошо хоть солнце светило у нее справа-сзади, так что бликов можно было не бояться.

ссылка


Между делом, отметил про себя этого, прозвучавшего несколько раз, "Маверика". Обычно люди не любят называть по имени тех, кого собираются прямо сейчас пристрелить. Отделываются всякими "ты", "эй" или бранью. Может и действительно не станут пачкаться ради одной только снаряги.

А вот из страха попасть в ловушку - вполне. Вон уже как напряглись. навострились. Задергались.

Черт. Ведь он с самого начала мог без всякого риска их порешить. Несколько метких выстрелов по бензобаку или по стеклам - и все. Иди куда хочешь, занимайся своими делами. И лучше даже все-таки по стеклам, чтобы джип потом еще и выгодно загнать кому-нибудь. Только, на всякий случай, не в Большом, чтобы не прослыть среди своих гнидой.
Почему он этого не сделал, когда была возможность? Какую практическую ценность в пустошах имеют его надуманные принципы по сравнению с главным - никогда никому не доверять? Эти люди, что держат его сейчас на прицеле, они, по сути, гораздо более правы, чем он. Возможно, они даже не убьют. Возможно даже не разденут донага, а оставят самое необходимое для выживания, забрав все остальное. И тем самым проявят собственные принципиальность и человеколюбие - такие, на которые в пустоши не приходится рассчитывать в большинстве случаев.

Кто-то мелькнул там впереди - Гейдж? Мэгги? Кто-то еще? Хуже всего то, что он все так же ничего не знает. И ничем не может помочь. Наоборот. Приведет по их следу стервятников. От этого ему стало так горько, что к горлу подкатился предательский комок.

Значит права была Вдова, когда жестко отбрила его, обзывая мальчишкой. Он и есть мальчишка, который научился хорошо стрелять и резать. Но только этого мало.
А Гейдж... Тот все понимал. И при том, что поводов была масса, никогда его не третировал, а лишь направлял и поддерживал его веру в собственные силы. Под такой эгидой кто угодно повзрослеет, но видимо существуют придурки, для которых и этого недостаточно, чтобы все-таки научиться делать правильный выбор.
Навроде малыша-Дэнни...

Сейчас один из стервятников подойдет, чтобы забрать винтовку. Что дальше? Ничего хорошего. Потери, несчастье. Возможно, смерть. Но выхода нет. А может и не было. Разве Дэнни виноват? Конечно нет. Разве он не пытался? Просто не получилось. Не повезло. Сдавайся уже. Все.

Медленно, обреченно, начал опускать винтовку на землю. Перед тем как лечь на белесую дорожную пыль, холодным блеском на вороненом стволе подмигнул на прощание совершенный механизм, мечта любого снайпера. В ответ уже готовые разжаться пальцы чуть задержались, никак не желая расстаться с любимой вещью... А вместе с ней со всем привычным, родным, что составляло его жизнь и жизни его друзей... И с мечтами о будущем... Но что поделать, мальчишки неизбежно проигрывают взрослым...

"Гейдж..."

Резким стремительным перекатом утек в сторону, тут же вскидывая винтовку.

"Мэгги..."

В долю секунды наведя ствол на ближайшего "серого", спустил курок. Оружие в руках радостно грянуло.

"Я вас не подведу..."

Поднырнуть под падающее тело. Прикрыться им, как плотным мясным щитом, в котором застрянут злые свинцовые осы "серых".

"Что бы ни случилось..."

Выстрелить в следующего. С такого расстояния винтовочный калибр должен обладать хорошим останавливающим действием...
Сразу же жахнуть по последнему в тройке.
И в укрытие. Во всю прыть. Пока тот в джипе не включился.

Римма.

Конверт неуверенно роняет несколько листков бумаги. Линованная, исписанная убористыми строчками, слегка истершаяся на изгибах, чья-то судьба. Чья-то жизнь. Поймешь ли ты ее? запомнишь ли? Вспомнишь ли хоть раз - потом, когда все это сгладится, забудется, останутся лишь застольные рассказы о том, как ты когда-то... Чужая судьба.



И несколько старых черно-белых фотографий. На некоторых на обороте написано : "Пули-Хумри, 1988". Имен нет. Только на одной фотке еще кроме даты фраза - "Если пуля свистит мимо - это не твоя пуля". Это фото молодого парня в шлеме.

Первая мысль была: это, безусловно, победа. А потом пришли сомнения. Завихрились в углу, где тайник, полезли из теней как из щелей в сознании, сперва рывками, потом плавно, потоком. Догнали уходящего по коридору Джексона к тому моменту, когда он вновь поравнялся с трупами незадачливых первооткрывателей.

Сталкер нёс канистру с водой (просто чтобы пустым не ходить) и его очень потянуло вдруг повернуть голову на мёртвецов, задуматься над чем-то ему несвойственным.
Не могло же найденное быть тем, к чему они шли? Или именно тем самым и было? Еда, вода, патроны, прочее, необходимое для жизни. Сама жизнь, в её, так сказать, твёрдо-жидкой валюте. Радоваться надо! Теперь они проживут дольше. У них будет больше сил найти новый хабар и обменять его на новую воду и еду. И всё благодаря тайнику Командора. Жизнь продолжится.

Только вот продолжали твердить сомнения, что не ради самой жизни старался Командор, она скорее средством ему была, потому и отдал концы так скоро. Не осторожничал, кушал мало, людей своих не консервами спрятанными кормил, а рассказами о братстве и прочем. Получалось разочарование какое-то. Как будто не то совсем ожидал Гейдж в тайнике легендарного сталкера увидеть, не воду, не куртку, не нож даже... а что?

Он скрипнул зубами и прошёл мимо жертв мины так и не посмотрев в их сторону. Как будто Командор воду не пил и консервы не ел! Ещё как пил-ел, да в курточку тёплую поди не дурак был завернуться, а морщишься ты, Джексон, потому что хотел поди ботинки там найти новые, да чтоб по размеру подошли, да? Фуфло ты жадное, заткнись и на выход, лентяев своих искать. Куда эта Вдова запропастилась?

Ковылять по усыпанному каменистой крошкой полу старого дома было не очень-то приятно, но куда больший дискомфорт доставляло толстокожему Джексону собственное раздражение. То ли взрыв мины так его нервы пошатнул, то ли просто сроки их вышли, но раньше не доходил он до того, чтобы самого себя в жадности упрекнуть, да и вообще за упрёк это даже не посчитал бы наверно.

А сейчас вот уязвило. Чего он на самом деле хотел от этого тайника? Ещё одной карты? Мудрой книги? Дневника с напутствиями? Наверно хотя бы записки какой-то, письма... письма жене, которая ныне Вдовой стала. Однако, не был муж её прорицателем, не хоронил он себя раньше времени, вот и не написал письма. И что теперь, консервы эти не брать? Жадное фуфло, тьфу ты.

Быстренько переубедив по пути сам себя и согласившись с тем, что глупо судить об умершем по одному лишь из его тайников, да и не факт что единственному-оставшемуся, Гейдж счёл, что на сегодня уже накопался в своё бедном чердаке, и что пора бы спуститься на землю, найти напарников, велеть им хабар вынести, а самому хотя бы временную замену ботинку сварганить из одной из рубашек, что похуже...

Принадлежность гостей к сообществу "серых" в известной степени успокаивала. Как-никак свои люди, можно сказать. А со своими всегда можно договориться даже при условии критического столкновения интересов. На самом деле, сложно представить, что такое страшное должно произойти, чтобы у сталкеров между собой дошло до перестрелки. Наверное, что-то из ряда вон выходящее.
Однако о том, обнаруживать себя или нет, стоило подумать. С одной стороны, потенциальные помощники в зачистке высотки были бы очень кстати, с другой - с ними неизбежно придется делиться, а уж в том, что наш брат сталкер своего не упустит, сомневаться отнюдь не приходилось. И наконец был немаленький шанс, что попытка привлечь их внимание может внезапно обернуться трагедией: люди-то на стреме, могут и пальнуть хорошенько, прежде чем разберутся кто там вдалеке засел, свой или чужой...

И тут грохнуло. Откуда- то изнутри обыскиваемого Гейджем и Мэгг здания.
Йокнуло сердце у Дэнни. Первая мысль - угодили в засаду или на растяжку напоролись, ведь гранат у соратников с собой не было. Твою мать.

Пикап "серых" остановился. Само-собой, взрыв их встревожил. Стали наблюдать.
Маверик лихорадочно соображал - как быть, что делать. Все его существо рвалось на помощь Гейджу и Вдове, но получить пулю из подъехавшей машины было бы сейчас совсем не к месту.
Одна за другой, истекали секунды, и каждая, гулко, как набатный колокол, отзывалась в голове.

Наконец, решился. Спустился вниз, и там, вытянувшись во весь рост, поднял над головой винтовку и зашагал к машине. Страшновато, конечно, но иного выхода не было. Ребята там в здании ждать не будут.

Не верилось. Давно уже ни во что особо не верилось, даже слов таких, про веру - Джексон слышал в жизни раз десять, а видел лишь однажды, выгравированными по окружности треснувшего колокола близ тонких развалин с покосившейся башенкой. Редкое чувство, и подозрение с сомнением горазды охотиться за ним как оголодавшие маньяки-хищники. Потому и сейчас не верилось.

Джексон вялым, но лишённым такта движением оттянул Мэгг обратно в ту комнату, где сестрица коридорной ловушки уже собрала свой урожай смерти. Сталкер аккуратно закрыл дверь и положил было руку на дуло отставленного напарницей сюда, к стене, дробовика, но потом передумал. Вид у него был задумчивый и какой-то потерянный, не смотря на общую взъерошенность. Как будто бы пахал человек за что-то полдня напролет, а ему потом взяли да сказали, мол, зря старался. Удивления теперь на лице больше чем пота. И ещё что-то.

- Подождём, должно рвануть скоро. Посмотри пока среди блоков, где кривь почуяла. Как говорила - может и припрятано чего за пеплом-то...

Говорил Джексон тихо и медленно, следя больше за дыханием чем за тоном, а сам думал в это время, что и не придал бы раньше значения пустяковым таким надеждам про тайник "там, где никто не подумает". Как-то так выстраивалось из опыта сталкера, что не бывает таких тайников наивных, не защищённых и близких к улице. Случайно даже разворошить могут: рисково. Тем более как тут - не за, а перед минами-ловушками ценности прятать, это ж столько труда зря, получается. Нет, не стал бы Командор так делать, не верилось Джексону в это. Однако, на словах согласился: сейчас ему просто хотелось Вдову занять чем-то. Одному немного побыть. Тяжело общаться, когда пальцы вот так вот дрожат.

Он подошел к трупам незадачливых предшественников, осторожно осматривая плитки на полу зала. На корточки присев, начал изучать ботинки их - а вдруг подойдут? Опять же, отвлечься надо, пока у мины часовой механизм своё не доработает.

А всё одно мысли об одном в голове крутились.

Что вот он теперь Вдове сказать должен? Бла-го-дар-ность. Но то с мужиками-сталкерами оно по-простому: долг дело обычное, сегодня он тебе, завтра ты ему, время никто тратить не хочет, ты оценил, он согласился или накинул, договорились, в общем. А Мэгги другая, хотя тоже сталкер, конечно. Но говорили, например, про неё, что и на честное слово мед-услугу какую записать может, пулю там выковырять экстренно или осложнение старой раны осмотреть бесплатно. Джексон вспомнил, как морщился и допытаться у болтунов пытался, что это за слово такое, "честное", а те только лыбились, плечами пожимали да к бутылке прикладывались. Может и врали. Не в этом сейчас дело. Не в том, что запишешь на себя долг, а в том, как ты это сделаешь.

"С меня пять сотен промежуточных"
"Свою долю хабара с тайника тебе передаю"
"По четверти с каждой добычи в течении трех месяцев отдавать буду"

Это всё с Кремнём тем же прокатило бы, но не с Вдовой.

"Ты теперь главная"
"За мной не заржавеет"
"Залогом никогда не станешь..."

Ближе, теплее, ведь пошла же зачем-то она в команду Гейджа, почему-то ведь согласилась. И всё равно не то всё.

Посмотри на неё. Вокруг неё. На прошлое её. Поймёшь, может, что у неё одной из очень немногих будущее есть.

Её мёртвый, но до сих пор вызывающий уважение, укор и горечь муж, её живой и внушающий надежду сын, её планы, мечты и убеждения. Она не хабаром единым живёт, Гейдж, потому и не бросила тебя в беде, потому ты и выжил, хоть уже мысленно и признал поражение, согласился с Пустошами по поводу затянувшейся оплаты главного счёта. Пожалел даже мимолётно, что сам вперёд пошёл, сглупил, дыхания кредитора не учуял...

Сталкер резко вскинул голову и позвал напарницу:

- Мэгг!

Взгляд её выдержать было непросто, но Джексон всё же не моргнул и не скосился.

- ...У тебя всё получится, ну, что задумала. Я не дам тебе промахнуться.

Джексон, Мэгг
Стоять на мине — удовольствие сомнительное. Конечно, кто не любит рисковать — не становится сталкером, каждая ходка в Могильник — риск. Риск нарваться на засаду, получить пулю, истечь кровью, как вон Кремень. Или ногу поломать, провалившись куда-нибудь, и ждать, пока живность местная вылезет ночью из нор и на кусочки тебя живьем порвет. Или надышаться гадостью какой-нибудь, или радиации дозу схватить — там, подальше, в глубине разрушенного города этого добра еще оставалось достаточно. В общем, сталкеры понимали, что работа у них, как говорится, повышенной опасности.

Но все же расклад "чихнешь — без ног останешься" случается даже в жизни сталкера не каждый день. Минута за минутой Гейдж проводил под этой странной пыткой — вроде ничего не болит, но до боли хочется, чтобы dct побыстрее кончилось.

Хуже всего пришлось, когда холодная сталь начала пятку щекотать. И смеяться хочется, и ботинки жалко, и завоешь вот-вот — часики-то где-то там, в стальном корпусе, тикают, убаюкивая детонатор, уснувший под периной из поражающих элементов — стрелок таких маленьких, разлетающихся убийственным роем жал при взрыве. И съеживалось все внутри, и пересыхало в горле, и соленый пот струился между лопаток и даже с носа норовил капнуть. Когда пришло время сходить с мины — спина Гейджа вся мокрая была, и, несмотря на бледный вид, от головы только что пар не шел. Но держал себя в руках — руки только чуть подрагивали, а в остальном ничего, без сил не рухнул.

Вдова все сделала хорошо — почти как во время операции. Ножичком расковыряла добротный ультра-деним, кстати, непростая задача, и повезло, что нож у Гейджа был тоже хороший. Сделала две дырки в ботинке — за целую пару таких в Пустошах человека придушить могли, как крысу. Но ничего не попишешь. Джексон стопу свою "сморщил" — чтобы под пятку орудие воинствующих исследователей просунуть получилось, ноги не искромсав. С первой попытки мачете пролезло как надо. Потом придавили с двух сторон — острие и рукоять — древними этими блоками ржавыми. Расшнуровывать времени не было — резанула тем же ножом снизу вверх, распустив веревочки. Шнурки уже не так жалко было.

Ну все, момент истины. Потихоньку, чтобы не развалить всю шаткую конструкцию из ботинка, мачете и металлических ящиков, в которых упокоилось разом столько информации, сколько не запомнили бы все трое за всю жизнь, Гейдж поводил голеностопом, расширяя зев берца. Тишина. Оторвал стопу. Выдохнул. Выскользнул ногой. Опять тихо. Слух, напряженный до предела, ожидание щелчка или хлопка подкидного заряда.

Все. Жив.


Дэнни
Напарник тем временем приглядывал за высоткой. Ничего. Полный покой. Ну да, мешки в окнах, но когда их положили и что стало с теми, кто это сделал?

Дэнни прикинул в уме. Какая-то ушлая банда? Только не из Рэда — у тех в городе грызни хватает, чтобы силы распылять. Поговаривали, что в окрестностях какие-то есть ребята, которые с наркотой что-то мутят, но вот как их там называют даже — этого сталкер вспомнить не мог. А уж где они обретаются... Может, истории просто. Рейдеры? На них как-то непохоже. Они с роду опорных пунктов не устраивают, если оседают — то уж всем кланом. А тут не осядешь по идее — еды-то нет. Первая армия? Эти далековато что-то, тоже непонятно, как снабжать... А кто ж тогда? Позиция-то хорошая, только с кем тут воевать? Тут даже мутанты — и те если только по ночам забредут.

Размышления Дэнни прервал звук, поначалу едва слышный, но приближающийся. Звук мотора. Легковая машина.

Воронцов.

Ты прислушался к себе. К окружению. Это особое состояние сталкера - максимально расслабленное напряжение. Своеобразная охотничья стойка. Хабар мягко подмигивал и звал, щекоча азартом инстинкты. Но ты заставил себя не спешить. Сколько парней так сгорело, поторопившись к нежданному подарку. Ты не хочешь стать следующим. Тем более, что на тебе еще и группа.

Ты не стал их звать поглядеть. Они могут своей неуклюжестью и суетой спугнуть удачу.

В аптеке тихо. Легкие шаги Риммы, которая пошла обследовать помещения - и больше никаких посторонних настораживающих звуков. Спокойная благостная тишина шкафов, заполненных блестящими конвалютами таблеток, стройными рядами флакончиков темного стекла. Свисающие розовые и голубые шланги клистиров. Ртутный отблеск термометров. Пухлые упаковки ваты, рулоны пластырей, пакетики, разноцветные коробочки, баночки и тюбики.

Ты осторожно, щупая взглядом каждый миллиметр, кружным путем идешь к заветному ящику. Полная пустышка! Это же... Нет, не нужно сейчас об этом думать - ты сосредоточился на пути.

Обошел стул по кривой траектории - кто бы тебя спросил, на кой черт ты это сделал - ты не смог бы, наверное, внятно объяснить. Так повело тебя чутье. А чему еще сталкеру и доверять, как не своему чутью, приобретающему тут, в Зоне, какое-то мистическое значение, которое неизмеримо никакими приборами научников.

Те пытались промерять какие-то фоновые излучения, вычислять безопасные флуктуации, составлять временные графики скорости и амплитуды шагов - все напрасно. Со своей умопомрачительно секретной аппаратурой они дохли, как мухи в патоке. А простые мужики, с гайками в кармане, часами "Слава" и "Заря" и немудрящей кустарной снарягой шли - и возвращались.

Шаг, остановка, три быстрых мелких шажка, прислушаться, закрыть глаза, постоять, снова шагнуть, чуть подвинуться - со стороны, наверное, даже смешно.

Вот так, сантиметр за сантиметром ты подобрался к пустышке, что переливалась густо-синим между двумя крышками. Протяни руку - и бери.

Ну что, не успел залог свой реализовать, теперь веселись на здоровье. На последнее. Ты что-то много слишком о себе возомнил, видать. Ты давай или как все - грабителем некрополей выживай, или коли уж сталкером жить решил, то с оплатой не медли.
Терпение Пустошей не безгранично.

- Мэгг, стой...

Уже поняла, наверно. Как среагирует, как поступит? Попятится сейчас, развернётся и уйдёт, и ты её больше не увидишь? Или сделает, как скажут?

- Вернись и найди два груза, килограмм по десять каждый. Можно группами. Те блоки из кладовки... Принеси сколько сможешь. Не, вот ещё...

Ты всех меряешь по себе, Гейдж, но ведь это ты с каких-то пор сменил винтовку на дробовик и пошел впереди группы. Устал брать в залог для расплаты? Забыл, что ты или берёшь и живёшь, или отдаёшь всё до конца? Пустоши другого не предлагают... даже Командору не предложили. Почему ты тогда пошел первым?

Вместо ответа внутреннему голосу, сталкер не глядя передал напарнице оружие и, осторожно и медленно вынимая из ножен на боку мачете, продолжил инструктаж - словно и не изменилось ничего в поисках их, так, на препятствие небольшое наткнулись. Временные трудности. Только голос погрустнел, безразличным слегка стал, серым. Этого не скроешь, да и незачем.

- У стенки в той комнате поставь, а мне нож свой дай. Сама только не вляпайся. Всё, иди, времени немного.

Да, Гейдж, а ты ещё на зверьё подумал, дескать, отбивались от мутантов парни те, вот и прострелили дырку в полу, не обратил внимания на аккуратность её и ровность. Воистину, человек куда опасней любой твари, умный ежели. Но ведь и живучей тоже, да? Вот и докажи попробуй, умник...

Никогда ещё Джексон не радовался так тому, что носит старые ботинки. Новые-то сейчас поди-сыщи, даже то, что в городах и больших посёлках шьют - так себе качеством, что материалы, что пошив. Это сейчас очень пригодится.

Нет, мачете своим сталкер себе обувь ковырять не станет, конечно: неудобно, потому у Вдовы и попросил поменьше ножик. У самого тоже есть, многофункциональный такой, но он ещё меньше, обратно неудобно. А обычным ножом в самый раз дыру сбоку ступни проковырять, только присесть надо очень медленно и очень осторожно, за центром тяжести следя и вес свой аккуратно перераспределяя. Любые мало-мальски резкие движения сейчас под запретом. Тот самый случай когда тише едешь если, то дальше окажешься в итоге.
С одной стороны дырку просверлить, с другой, чтоб потом лезвие мачете всунуть. Порежет ступню если - пустяки, по сравнению с риском вообще без ноги остаться, и то в лучшем случае.

К тому времени и Вдова должна вернуться (должна, должна!), в идеале с грузами. Поможет до ума дело довести. Лезвие у мачете длинное, в самый раз с двух сторон прижать сверху к полу той же аппаратурой или ещё чем, по бокам от ноги. Можно потом и шнуровкой заняться, развязать или разрезать, как по времени успевать будут - и всё, можно ногу вынимать аккуратно.

Только бы Мэгги не бросила.

Но она же ведь не как ты, она ж не залогом живёт? Другим чем-то... тебе всё ещё не очень понятным чем-то. Потому и пошел первым - понять хотел.

Дыры прошлого не только далеко позади все.
Некоторые совсем рядом, и может быть даже поважнее остальных они, и закрыть их как будто бы легче.

Мозг сталкера работал, в фоновом режиме определяя ценность предметов. Думал он правильно: за хорошие маникюрные ножницы можно было легко получить два-три патрона, за шампунь, мыло и всякие блестяшки — тоже. Если что-то в мире и осталось неизменным, так это соперничество среди продажных (и не только) женщин, и борьба там шла порой более ожесточенная, чем у Первой Армии с НХРАФом.

Электроника тоже пользовалась спросом, хоть и менее стабильным — у механиков, у приезжих торговцев из Электры и Нью-Хоупа. Тут проблема была в том, что отличить действительно ценную вещь от бесполезной Гейджу было трудновато — он работающий компьютер видел раз пятнадцать в жизни, вряд ли больше. А уж определить реальную ценность находки — тем более было задачей не из легких. Да и многое из того, что находилось — носители информации, устройства, блоки — можно было проверить, только подключив к питанию или к другому устройству. Нельзя сказать, что Джексон был во всем этом нуль нулем, но во многих вещах, как и большинство сталкеров, разбирался только на понятийном уровне.

Но в этом здании все пока было понятно — ценности не представляло. Даже такого, что на дрова пустить можно, не нашлось. Разве что бумага для растопки. Их еще на вес принимали торговцы из Нью-Хоупа и Хелены, но надо было очень много принести, чтобы хоть на обойму набралось.

Приказав искать лестницы, Джексон вошел в следующую комнату, и тут мир, этот, современный, с чудовищами на четырех и на двух ногах, без кресел в каждом углу и без зажимов для бумаг, словно в отместку за его задумчивость преподнес ему сюрприз.

Да такой, что сердце в пятки ушло.

Пол в соседней комнате был вымощен плиткой, так же, как и в предыдущей, с трупами, и перешагнув в очередной раз с одной на другую, Джексон услышал звук, знакомый и страшный.

Металлический щелчок.

Замер, затаив дыхание.

И перенесся на семнадцать лет назад. В страшный душный день, когда четырех батраков отправили под присмотром двух охранников ставить мины. Шестьдесят мин MAPLJ M3, каждая цилиндрическая, зеленая, размером с высокую консервную банку. "Мина противопехотная летальная прыгающая модель 3" — так расшифровывалось название. А в простонародье — "Кузнечик".
Вернулось их тогда трое. Гейдж поставил свои пятнадцать штук, а потом еще шесть — за парнем, который подорвался. Вот в тот день он и слышал такой же щелчок, только не под своей ногой, а под чужой, метров за двадцать. Повезло тогда — могло и его осколком каким задеть.

Назад перенесся, в белесый полумрак мертвого здания. Сразу стало понятно, откуда трупы в соседней комнате, что за ямка в полу, почему плитки нет. Сразу врубился, в какой переплет попал: сделает еще шаг, убрав вес с плитки на полу — сработает подкидной заряд, отбросит корпусом мины кафель, та взлетит и на уровне шеи где-то рванет, изрешетив весь интерьер осколками и поражающими элементами.

Хреново. Ох как хреново!
Струйка пота по спине сбежала, неприятно холодя. До окна — метра два. До двери — три. Времени — полсекунды, наверное. И мина, у которой запущен механизм самоликвидации, он знал про такое. Обычно минут на десять выставлялся — на случай, если враг на нее заполз и стреляет. Или машина заехала и стоит. А главное, на случай, если как-то разминировать пытаться будут, или основной взрыватель не сработает.

Прежде чем пересечь порог, Воронцов несколько раз старательно пошаркал подошвами сперва о край ступеньки, а потом еще и о выцветший коврик у входа, стирая налипшие на них комья грязи. Не сказать, чтобы он был столь уж щепетильным в этом смысле, но там внутри царила такая чистота, - особенно по сравнению с запущенным обликом всего микрорайона - что нарушать ее не хотелось. Необъяснимая чистота. Аномальная.
Заставляющая его невольно подтягиваться и строже следить за собой.

Он хорошо знал это место. В Зоне очень мало подобных этому, спокойных и безопасных. Но еще меньше таких, в которых можно получить помощь. Причем, запросто - только руку протяни.
Обычному человеку такая открытая и бесхитростная простота непривычна. Он инстинктивно, словно матерый, умудренный суровым и горьким опытом хищник, остерегается предлагаемого безо всяких условий блага. Недоверчиво прищурившись, выискивает он взглядом спрятанные механизмы ловушек, поскольку абсолютно точно знает - ничего в этой жизни не дается просто так.
Воронцов тоже выискивал, но скорее по причине усвоенной за годы бдительности. Он-то как раз верил в бескорыстие, в чистоту намерений, понимал их редкость и цену. А еще знал, к чему они порой приводят...

Римма ушла вперед, обследовать помещения. Он задержал взгляд на удаляющейся хрупкой фигурке. Беззаботная пташка. Или нет. Скорее рыба, чувствующая себя свободно во враждебной человеку водной стихии.
Ходит сама, ничего не боится, всем интересуется. Спорить не о чем, задатки у нее есть, но все-таки, не стоит забывать и более чем наглядный урок - мертвого сталкера, завернутого в занавеску.
Неужели так рассчитывает на него, на Воронцова? Так верит, что он сумеет вытащить ее из любой передряги? Или уже в свои силы настолько уверовала?
Он мрачно вздохнул, чувствуя как надавливает на плечи накопившаяся усталость - оба варианта не хороши, каждый по-своему.

А вот сейчас уж повезло так повезло. Просто праздник какой-то! Воронцов изумленно присвистнул, наблюдая раскинувшиеся перед ним залежи хабара. Надо же - полная "пустышка"! Не иначе Зона посчитала, что пора пожилому сталкеру выдать премию по выслуге лет.
"Ну что ж, если помру, то хоть богачом..." - усмехнулся про себя Алексей, нащупывая гайки в кармане.
Об этой забаве Зоны он знал издавна и не понаслышке. Возле богатств нередко располагались несколько не особо заметных аномалий, как специально на самых очевидных и удобных подходах. Поэтому стоило подбираться к хабару не по прямой, окольным путем, следить за тенями и хорошенько прокидывать дорогу гайками. Даже здесь, в аптеке, ничего нельзя было исключать.

Римма.

Этот кабинет совсем не пустой и бездушный - поняла ты. И совсем не страшный. А то, что в нем , несмотря ни на что, пытается пробиться живая жизнь в мертвом засохшем горшке - это так трогательно, что ты не можешь не помочь ей.

Иногда очень немногое нужно живому существу, очень малая, незначительная помощь, ничего для тебя не стоящая. Иногда суковатая палка, разворошившая большой и счастливый муравейник может стать толчком к эволюции и возникновению новой цивилизации. Фантастика? Как знать, как знать.

Вода очень быстро нашлась в соседней комнате - в рецептурном отделе. В него ты попала через маленький предбанничек, который соединял его с кабинетом зав. аптекой.

Рецептурный отдел сверкал чистотой и порядком. Видно было, что люди уходили отсюда обстоятельно, завершив все свои текущие дела. Пробирки, колбы, мензурки помыты и выстроены в сушилке, пипеточки расставлены по местам стройными рядами, реактивы рассортированы в шкафах и стеллажах согласно этикеткам, пестрящим латынью.

Большой дистиллятор, из которого вода мерно капает в подставленный бак с краником, подключен к водопроводу и вполне нормально функционирует. Видимо, скорость испарения воды примерно равна скорости продукции.

Есть также обычный кран - у сдвоенной мойки, рядом с которой громоздится чистая лабораторная и фасовочная посуда.

Такие мысли у Джексона в голове, быть может, и задерживались, но вот укрепиться он им там не давал, гнал прочь контр-аргументами, взывающими к целесообразности, к чутью и к особой логике Пустошей.

Пост постоянный держать на грозящей всей округе высотке, может, и трудно, но так сильно её укрепить, чтобы потом оставить без присмотра и в один прекрасный день обнаружить занятой другими...? Да и недавнее сближение - насколько они подобрались максимально, на пол-километра, на четыреста метров, на триста? А их всё подпускали и подпускали, словно пытаясь окончательно усыпить бдительность, а почему - быть может потому что если подстрелить жертву вдалеке, то идти потом добивать уцелевиших и спрятавшихся сил не хватит? Может, там сейчас как раз-таки минимальный штат - наблюдатель, снайпер и пулеметчик, вот и не хотели спугнуть равных себе по количеству противников. Это на укреплённой позиции защитники себя могут неуязвимыми мнить - снаружи стен же каждый из них такой же кандидат в вечные жители Города Мёртвых, что и его недавняя мишень.

Поэтому Джексон и решил подстраховаться, для сталкера, впрочем, понятия "излишняя осторожность" вообще не существует.

Хотел бы Гейдж сейчас о чём-то другом думать, кроме всех этих прикидок расстояния, времени, угроз и их соотношений. О разговоре, Мэгг поднятом, о неожиданно тёплом ответе Дэнни (Джексон думал, он к "Вдове" ещё настороженно относится), о надобности таких разговоров в принципе. Не доводилось раньше Гейджу возможности со стороны такие беседы слушать, а, оказывается, очень даже увлекает. Сам молчать можешь, а чужие слова тебя не огибают, как команды, донесения или трёп пустой, а словно сквозь что-то внутри проходят, показывают: не чужой, ты не чужой.

Вечно бы такие разговоры слушать, изредка и от себя вставляя что-то, словно по волнам скользя под парусами слов и с ветром сменяющих друг друга тем...

Джексон нахмурился и, выпрыгнув из притормозившего в аллее между домами джипа, с силой сжал цевье и приклад дробовика. Гнать, и это всё гнать из головы, всё равно про большую воду и корабли только со слов других знаешь, а здесь их всех уже через пять минут может не стать, тогда уж тем более не поговорить будет!

- Дэнни, глуши машину у этой стенки, носом на дорогу, ключ в замке. Сам посмотри рядом в доме, сможешь на второй этаж залезть или ещё как позицию сыщешь - по сторонам смотри. Заметишь кого - двигай к нам, а если много будет, то сразу на машине подъезжай и сигналь, в темпе валить будем.

Старший говорил больше для новичка в команде (но не в деле), для "Вдовы". Так-то можно было и просто кивнуть напарнику или бросить: "как обычно, я иду, ты смотришь". Такая у них была специфика - Джексон обладал хорошими рефлексами и уверенно действовал на близких дистанциях, а "Маверик" был глазастый и хорошо стрелял на дистанции дальние и средние, да и вообще просто хорошо стрелял. Роли в команде разделились почти автоматически, хотя частенько ситуация требовала иного подхода, и тогда двое шли вместе. Сейчас отряд пополнился новым членом, и Джексон мог рассчитывать на ещё один прикрывающий со спины ствол, который у "Вдовы", тем более, был весьма хорош, да и сама она, в общем-то, была скорее универсалом, и потому место в центре отряда определилось ей вполне естественным образом.

- До угла идём вместе, оттуда прикроешь, до нужного дома бегом, я первый, ты после, внутрь входим вместе. Дальше по обстоятельствам, если за полчаса не найдем... посмотрим. Долго тут торчать всё одно ни к чему.

Заканчивая маленький брифинг, Джексон мрачно додумал его невысказанное окончание:

"А то ведь те из высотки могут и своих дождаться, если даже не высигналить. И нагрянуть."

После гибели Командора все бандиты стали казаться Гейджу на порядок организованней, многочисленней и изощрённей, чем они на самом деле были, но ничего с собой сталкер поделать не мог.

Два взрослых серьезных мужика катались в пыли, как пацаны, зло и глупо мутузя друг друга.

И назвать это боем язык не повернулся бы - тяжело дыша, сопя, они наносили удары без всякой техники и искусства. Хотя оба они прошли хорошую школу. Каждый свою. И каждая школа учила убивать и выживать.
Жестоко, безжалостно, не думая, на рефлексах, ведь если не ты - то тебя. А если и ты - то, может быть, тебя тоже. Это уж как судьба раскинет на своих картах.

Но вот сейчас - вот так. Боль, усталость, бессмысленность. Обыкновенная банальная драка. Хорхой извернулся и врезал Черному аккурат в переносицу - тот едва успел дернуть головой, удар вскользь пришелся. Но в голове загудело, зазвенело. Хрип, ругань, со свистом вырывающееся из сдавленных легких дыхание.

Опомнился Серый, увидев, что сцепились псами, не поделившими суку, сталкер и иностранец. Оттащил Хорхоя, стыдя.Действительно - Черный, он, сразу видно, хоть и не в теплице рос, а здоровьем не вышел. Или порастерял где-то на жизненном пути отваленную ему папой-мамой толику.

Растащили. Грязные, взмокшие, злые. Но целы. У Черного из носа кровь тихонько каплет. У Хорхоя ребро ноет справа.

- Да-а ладно, босс, чего ты в самом деле - "такие не нужны... эдакие нужны..." - внезапно подал голос, молчавший до сих пор, Маверик. По хмурому прищуру вперенных вдаль глаз, и по тому, как то и дело втягивались и прикусывались во рту губы, было понятно, насколько напряжен сейчас молодой сталкер. И тем более странным мог показаться нарочито непринужденный раскованный тон, в котором Дэнни повел свои рассуждения.
- А я вот думаю, пускай говорит. Сам же знаешь, когда что-то засело там, глубоко внутри, и ноет, и нарывает, требует выхода, то лучше это выговорить. Тем более, что получается не в любой момент, ни с кем угодно, а только с единицами и когда уже терпеть не можешь... Так что пусть. Кроме всего, мне, вот, допустим, интересно про Командора послушать. Сталкер-то он был, хм... вы-да-ю-щийся...

Что-то происходит с нашей жизнью, когда из нее уходят по-настоящему близкие люди. Вдруг в одночасье пропадают все желания - и цели обесцениваются, и мечты забываются. Внезапно оказывается, что все это, каким-то образом, было завязано на Любимых и Родных. Ведь именно в их глазах, мы, зачастую сами того не осознавая, хотели выглядеть лучше и добрее; ради их признания и уважения мы стремились к успехам в работе, к знаниям, старались стать умнее и сметливее; ради них беспокоились о роскоши и комфорте, не ведая, что все это радует только в совместном использовании... И вот - остановка. Апатия. Никчемность и ненужность всей жизни перед лицом невосполнимой утраты.
Но тяжелее другое. Любовь. Она никуда не исчезает. Величайшее счастье становится величайшим мучением, растянутым на долгие и долгие годы, покуда душа человеческая, пытаемая на этом медленном огне, не превратится в жалкую прогоревшую головешку, дымящуюся где-то в холодной пустой темноте.
"Если только не произойдет чудо." - заметил про себя Дэниел, думая о горькой судьбе покинутых на этом свете.

- Все в порядке, Мэгги, ты меня нисколько не обидела. И вообще, - он резко посерьезнел, - в лагере или еще где-то, обращайся в любое время. Ты всегда можешь на меня рассчитывать. В смысле, не только как на пару кулаков.

Дэнни привычно уткнулся подбородком в сложенные на руле руки, разглядывая серую громаду города. После приземистых уютных предместий, от зрелища взметнувшихся к небу зданий прямо-таки дух захватывало, но только вместо восторга в душе поселялась гнетущая тоска. Такая, какая находит от вида надгробий с высеченными на них надписями. Сухие, протокольные факты - имена, даты рождения и смерти - вот и все, что остается над землей, а кем на самом деле были упомянутые на каменных плитах, каковы их погибшие мечты и чаяния, помнят лишь те немногие близкие, что приходят почтить память почивших. А город, со своими торчащими ввысь покореженными небоскребами, в общем-то, и есть ни что иное как надгробный памятник цивилизации, безвременно канувшей в небытие прошлых веков, и теперь ее дети, те, кому довелось выжить, приходят на этот огромный погост с тем, чтобы в скорбном молчании ужаснуться судьбе миллионов, ушедших вместе со своими надеждами на счастье в таком, казалось бы, привычном и незыблемом завтрашнем дне.

Но кроме тоски, была еще примесь естественного, знакомого каждому чувства - чувства страха. Не того, что испытываешь перед лицом превосходящего тебя по силе безжалостного противника, а такого - не вполне объяснимого, как перед чем-то неизведанным и словно даже мистическим. Зияющими мертвыми провалами зрят на пришедших к подножию зданий темные окна - сотни окон - с разбитыми или закоптившимися стеклами, но чаще совсем без них. Кто знает, что там внутри? Наследие исчезнувшей жизни, следы ее уклада, быта. По большей части всякая мелочевка, но с тех давних пор и она многократно повысилось в цене. Однако, кроме всего этого, какие страшные тайны хранятся в руинах? Что могло остаться от людей, что сумели разрушить свой мир? Какое чудовищное оружие, смертоносные вирусы, споры, уникальные технологии, токсичные или радиоактивные вещества?
А ведь именно им, сталкерам, приходится засовывать руку в этот клубок змей не только и не столько ради наживы, сколько ради неуемной и неистребимой страсти заглядывать в прошлое, заново открывать забытое, познавать, кем они были и кто они есть. Искать и находить ответы, в надежде обрести прошлое, а через него - возможно и будущее.

Маверик отвлекся от раскинувшегося перед ним Могильника и задумчиво поглядел на Гейджа, затем на Вдову.

- Гнать под огнем, пусть даже укрываясь за зданиями, это значит, с большой долей вероятности, словить несколько, а то и десяток-другой, крупных пуль. Корежить кузов из-за пары обдолбанных ублюдков с винтовками мне не хочется. А если одна, особо шальная, в бензобак угодит? Лучше уж я сам подберусь поближе и посмотрю, как они там устроились.

Джексон моргнул и потянулся костяшкой указательного пальца к уголку глаза. Что-то там собралось, пустило импульсы мелких уколов в кожу, зачесалось. Что - сталкер не знал, потому что не песок это был и не пыль, не другой какой мусор и даже не влага из желез, никогда не знал сталкер, что это, но иногда такое с ним бывало.

Мешало это, честно говоря. Блеск оптического прицела в окне пропустить можно, движение на фоне мёртвого силуэта города, дым на горизонте. Умереть можно от слабости такой - понимал это Джексон, но тело, физиология, чесотка, что с ними сделаешь? Или не в них дело?

Разбитая прошлым и упорной борьбой с Пустошами улица пригорода некрополя каждую секунду могла преподнести команде Гейджа смертельный сюрприз в виде бандитского нападения или появления зверья, а лидер этой команды стоял, привалившись к косяку двери покосившегося дома и упрямо чесал глаз, чувствуя себя до омерзения живым. Упиваясь вкусом вдыхаемого воздуха. Впервые за долгое время не считая шаги, патроны и секунды.

Риск того стоил. Кремень и правда смог напомнить Гейджу о чём-то важном, о чём ни достаточно легкомысленный ещё Дэнни, ни всё ещё замкнутая во многом "Вдова" напомнить ему не могли. Что они тут не ради схронов, тайников и хабара, на самом-то деле, а ради того, что они могут дать.

Бывало так у опытного уже сталкера-Гейджа, что иная ходка вроде и богатой получалась, возвращался в Рэд с твёрдым ощущением обеспеченности, но в то же время пустой какой-то внутри. А бывало по-другому, так, что рисковал Джексон до следующей ходки даже топливо проесть, не говоря уж о патронах, да только как залегал в палатке в Лагере, так и зачитывался вынесенными из-под пепла и пыли книжецами, про еду забыв, про сон и про безопасность. И в новый поход выступал исхудавшим, но с глазами блестящими, это много кто примечал со стороны. Некоторые при этом кивали понимающе.

Вот и Джексон сейчас обернулся на проём дверной и кивнул в тень и тишину, тихими шагами Мэгг нарушаемую. Успел до того, как та вышла, и сделал вид, что просто по сторонам осматривается.

- Идём?

Кремень держался поначалу хорошо. Но нервы явно сдавали. Он как будто начал метаться: крутил головой по сторонам, хотя смотреть-то было не на что - все те же обшарпанные стены, все та же пыль да куски штукатурки. Руками теребил все время пуговицы, предохранитель пистолета, в карманы залезал, ворот поправлял.

- Блядь, да как же... - сказал он наконец, и не закончил фразу. И пару раз так же начинал сбивчиво и останавливался на полуслове. Было такое ощущение, что он боялся, будто Мэгги сейчас уйдет, и он не сможет ее остановить, и последние пару минут проведет в одиночестве.

- Эх, черт... Я вот не думал, что так. Всякое думал, но не так. Но спасибо. Эх...
И застонал, и упер лоб в ладонь, отнял руку, посмотрел на нее, зарычал, снова застонал. Краска тронула его бледное лицо.

- Это же все! - хрипло, задушенно крикнул он. - Это же совсем все! Блядство это! Как так?! Я же не такой...

У него тоже не было слез - он просто мычал что-то нечленораздельное, ругался, чуть не выл, не от боли - от обиды и отчаяния.

Нервная вспышка отняла его и без того тающие силы. Кожа опять стала мертвенно бледной. Он уронил голову на грудь, помотал ею, поднял и прохрипел, мутными глазами уставясь на вдову:
- Я не такой... я был... я хотел... я...

А потом опять уронил голову. Пульса уже не было. Кремень умер.

Вы не можете просматривать этот пост!

Танк. Шагнул в полумрак обшарпанной комнатушки с залепленными вспузырившимися обоями стенами, замызганным и затянутым куском пожелтевшей фланели окошком, прикрытым куском мешковины продавленным топчаном в углу. Доля секунды. Частично укрылся за порогом этого гадюшника. Доля секунды. Прицелился. Щелк. Гильза в сторону прыгнула, пуля – к гранате метнулась. Расщепила надвое прижатую к корпусу последнюю фалангу среднего пальца метателя, ткнулась в оболочку. Вспышка. Хлопок. Треснул дверной косяк, часть стенки слева от него – щепками и драным картоном разлетелась. Пыль, кровь, обрывки ткани. Туда.
Достаточно просторная комната, три на пять метров. Древние обои в мелкий желтый цветочек на небесно-голубом фоне, отполированные подошвами почти до зеркального блеска доски пола, замершие лопасти металлической лампы-вентилятора под потолком. Слева и прямо – пара выбитых окон, по левую руку – перевернутый диван с протертой до дыр и пожженной сигаретами обшивкой землистого цвета, в дальнем левом углу – опрокинутый на бок стеклянный стол и пара сплетенных из лозы стульев.
Прямо перед тобой – присыпанный бетонной пылью клонированный азиат. В разодранном взрывом бронежилете, побитых осколками холщовых брюках. Лежит на спине, в медленно расползающейся по полу луже красной жижи киснет. Сорвало кожу с лица частично, сломало и вывернуло челюсть, оборвало губы, повышибало глаза и зубы. Вместо правой руки – торчащие из сочащегося кровью фарша осколки лучезапястной кости, левую – из плечевого сустава выдернуло, под спину завернуло. Дергается конвульсивно оскальпированный подбородок, заметно подрагивают пальцы уцелевшей руки. Готов. Чуть в стороне – автомат с примотанным к цевью огрызком изоленты расколовшимся фонариком валяется.
Второй – за стеклянной столешницей засел. В рубашке ярко-оранжевой, шортах малиновых и с пистолетом-пулеметом наперевес. Спрятался, так сказать. Укрылся от невзгод. Миг. Раскололи пули сверхнадежное и каким-то чудом уцелевшее после "самоподрыва" гранаты укрытие. Шея. Левый висок. Тюкнулся о стену головой дырявой клон, на обои красным брызнул. Сполз наземь, осколки сланцами загреб.
Третий. С дробовиком который должен быть. За диваном, негде больше тут спрятаться. Высунул ствол из-за спинки его мгновение позже, догадку твою подтвердив. Некогда автоматом ворочать. Щелкнула гашетка револьверная, клацнул курок. Выстрел. Первая пуля. Разворотила сжимающую пистолетную рукоять дробовика кисть, перебила пальцы, разорвала мышцы и сухожилия, кожу лоскутами вывернула. Выстрел. Вторая – оторвала напрочь и без того изуродованный указательный палец, а средний на тонком лоскуте плоти висеть оставила. Выронил оружие азиат, заорал. Ты – пнул на него диван. Перевернулась мебель тяжелая, тело под себя подминая, захрустели кости чужие. Замяло клона, придавила руку левую, навалилось на ноги. В жилетке кожаной на голое тело, замызганных мазутом джинсах он. Татуировка еще в виде схематического дракона, закатившийся в посмертном спазме правый глаз лапами поддерживающего. Коробка треснувшей рации рядом валяется. Ствол – голова. Выстрел. Нимбом багровым в стороны мозги, кровь и кости брызнули. Дырка во лбу. Как у необуддиста какого-нибудь, просветление поймавшего. Вот только вместо Будды – товарищ майор ВПК Исайя Танк.
Скрипнул засов бронированной двери. Долями секунды позже – фигурка хрупкая в комнату скользнула. Среднего роста, худощавого сложения азиатка с широким, более всего напоминающим посаженную на длинную, увенчанную тонким шипом рукоять и заточенную до бритвенной остроты вентиляторную лопасть полуметровым мечом в руках. Молодая совсем, в черной майке с коротким рукавом прямо на голое тело и коротких, темно-синего цвета шортах на завязках. Застрижены почти под ноль угольно-черные волосы, лицо шрам драный, от мочки левого уха к левому краю рта тянущийся, уродует, со спины на голые плечи наползают языки пламени искусно сделанной голографической татуировки. Корчатся черные фигурки обугленных людей в токах огня рисованного, звенят в ушах хозяйки их персонального ада завитки крохотных платиновых колечек. Точки действительно хороших синаптических ускорителей – на локтях, плечах, висках, коленках и вообще везде, где только есть суставы. Гудят от переизбытка энергии перевития искусственных мышц, тело тонкое оплетающих, потрескивают от напряжения плотно подогнанные друг к другу пластинки подкожной биополимерной брони. Укрыт надежно ими торс, шея, запястья и голени. Пульсирует жаром бурлящим реактор там, где у женщин нормальных матка и кишки обычно располагаются. И глаза, которых нет. Вместо них – металлокерамические орбы, вместо зрачков – линзы не прикрытых синтетическими радужками широкополосных сканеров, холодной синевой мерцающих. Но даже в этих искусственных заменителях читается ненависть жгучая. Не к тебе персонально, майор, к миру – в целом. Сун Тао, нет сомнений.
Настолько молниеносны движения ее, что, не плавай сейчас твое сознание в безбрежном океане статичности – тенью бы смазанной для тебя просто была. Пара взмахов клинка и всё – ливер на пол, руки прочь. Поэтому, наверное, бессмертной ее местная условно разумная фауна считает.
Взмах. В прыжке – череп твой надвое разрубить. Цевье автоматное успел подставить, в сторону всю немалую силу удара уводя. Звякнул металл о металл. Утонуло лезвие в стали, выщерблину глубокую оставив.
Отскочила кузнечиком к стене, ногами босыми ткнулась в доски пола. Прыжок. Тычок стилетом рукоятным – торс проткнуть, точно в реактор острие вогнав. Не в сердце метит. Пропустил ее выпад, корпус с подшагом в сторону скрутив. Почти достала.
Ударил сам, прикладом – в лицо. Попал бы если – искалечил. Но. Дугой изогнувшись, далеко за пределы возможностей человеческого тела себя вывернула. И пружиной в окно выскочила, юлой тело в полете закрутив.
Мгновение тишины. Звук шуршащий. Мясо и железо. С таким шуршанием мясники в своих лавках обычно лучшие куски от туш отрезают. За ним – булькающий всхрип. Тишина. Всё, отползался прыгун оконный, которого не так давно страх встречи с тобой на подвиг толкнул. Звенящий от злости и явно многократно усиленный каким-то имплантом голос. Где-то там, внизу: - Майор-р-р! (треск пластика, шипение динамика. Похоже, колонку разрубила простреленную) Бар мой сраный – разгромил… (хрустит стеклом так, будто бы волочет что-то по полу, его осколками усыпанному) Клиентов вонючих – расстрелял… (хрустнуло дерево) Болванчиков тупорылых – поубивал… (щелкнул дробовик помповый где-то там, в районе стойки, патрон в патронник собственный досылая) Зачем? Я тебя, Майор, спрашиваю – зачем?!? Зачем?!? Кто ты такой вообще?!? Майор!!!

Вышли.
Оглянувшись назад, он бросил последний взгляд на уютное гнездышко под сенью живого зеленого балдахина. Странное дело. Хоть и надежно спрятался он здесь от ярого гнева грозы, но внутренне, душевно, так и не ощутил ни на миг настоящего покоя.
А ведь это местечко особое. Место силы, редкой и доброй, что-то вроде отчего дома, куда возвращаешься, спустя годы скитаний, и с порога всем сердцем чувствуешь теплоту материнского взгляда, принимающего тебя таким, каков ты нынче есть - вместе со всей налипшей на тебя в дороге шелухой - и добром своим тебя очищающего.

Почему так получилось? Не потому ли, что сам бессознательно не захотел этого покоя, оказался к нему не готов?

За последнее время он много на себя взял - пристальное внимание к Римме, сомнения и надежды на ее счет, а затем горестная скорбь по погибшему Федору - и тем опрометчиво поколебал столь необходимое внутреннее равновесие.

Только спокойная вода правильно отражает небо - лишь находясь в гармонии с собой, можно в полноте ощутить изменения в окружающем пространстве. А от этого здесь зависит жизнь - и его, и спутников...

Двигаясь во главе группы по тихой безлюдной улице, Алексей привычно осматривал все подробности - щели, канавы, необычные вкрапления и прочее. В целом, внешне, здесь все оставалось как было до момента образования Зоны. Ничего не разрушилось, даже окна в домах целые, ну, может запылились немного. Через старые трещины в асфальте пробивалась трава, да еще плющ вольготно разросся по стенам некоторых домов - природа вовсю пользовалась свободой от своих царей.

"Им не нужны ни твои страдания, ни твои обиды. Им нужно, чтобы ты вывел их из Зоны живыми и по возможности здоровыми." - твердо сказал себе Алексей, глубоко вдохнул свежий послегрозовой воздух... И почувствовал себя заметно лучше.

Словно в ответ на сказанное про себя слово, в поле зрения показалась смутно знакомая вывеска. "Аптека". Вот сюда, пожалуй, стоило зайти и аккуратно порыскать по полкам. Здешние находки могли хорошенько пригодиться в долгом переходе, а могли оказаться абсолютно бестолковыми. Тут уж как повезет.

- Остановимся, - негромко произнес Алексей и медленно, вместе с Кириллом, опустил носилки, - Зайдем сюда, только очень осторожно. Трястись попусту не нужно, но все равно, следите за каждым шагом.

И первым подошел ко входу.

Хотел Джексон сразу всё то сказать Кремню, что Мэгги в запале наговорила, только короче и доходчивей. Всё те же аргументы назвать, те же риски упомянуть, те же терзания перед выбором моральным испытать.

Мо-ра-ль. Странное очень слово, редкое и звучит зачастую то ли как предъява, то ли как ругательство. "Мораль попутал?", "урод моральный!", что-то такое, неоднозначное, но с глубокими корнями. И не без глубокого же смысла, который всегда манил чем-то сокровенным, но копаться в котором никогда времени особо не было да и умения не хватало, не смотря на наличие желания внутреннего.

Стоило, однако, Кремню слово своё сказал, как Джексон понял, что ошибался в нём. Если умирающий Командора перед смертью помянуть не ленится, ни на что конкретное не рассчитывая (после торгов-то обыденно-прагматичных), то значит что-то в нём и у черты человека держит, до чего-то он сам докопался, может быть даже про мораль что-то понимает.

Сталкер молча кивнул напарнице, показывая, что услышал её, но спорить не собирается - и повернулся к раненому.

- Оружие убери.

Свой дробовик перевесив на ремень за спину, Гейдж вплотную придвинулся к Кремню, намереваясь помочь тому подняться и доковылять до джипа. Ну или донести, если уж тот совсем ходить не может.

В процессе помощи ответил и "Вдове", не глядя ей в глаза и стараясь говорить не слишком категорично.

- Лидер в группе я. И насовсем от слов своих не отказываюсь, поэтому в Город Мёртвых мы вернёмся завтра же, выедем точно как сегодня, затемно. Однако, раз переношу планы после уговора, то твоя доля в Командорском тайнике снова половина, и делишь ты, и это уже не пересматривается, я сказал. Насчёт тайника Кремня помозгуем ещё.

Гейдж скривился, и от того, что приходилось вновь такие нудные прагматичные вещи проговаривать (а у него железное правило было: всё, что касается хабара - оговаривать заранее), и от того, что Кремень слышит все эти их обсуждения. Но раз уж Мэгг проговорилась сама, то и пускай теперь свои же локти и кусает, а Кремню Джексон заявил по-простому:

- Считай, что ничего этого не слышал. В городе кому сболтнёшь - не только на нашей удаче крест поставишь, но и себе жизнь перечеркнёшь. Усёк?

С Мэгги тоже надо было договорить, нельзя вот на таком моменте бросать диалог. Джексон и без того уже начал претворять своё решение в жизнь действием, так надо было хотя бы словом не оставить Мэгг в стороне, не то нехорошо может получиться.

- Я не Командор, но и не только за пять сотен патронов согласился ходку перенести. Да, быть может, Кремень лжёт. Может, умёрт в дороге, как ты, Мэгги, говоришь. Может даже, мы в итоге потеряем больше, к пустым схронам завтра выйдя. Но я так скажу тебе, Мэгги. Я Командора уважал, и после случившегося с ним поганью себя ощущал долго довольно. Потому как много нас таких было, "уважающих", но в итоге не помогло ему это ничуть. И я теперь лучше лишний раз топливо потрачу, чем осколок наследия его в пыли брошу. Не хочу, чтобы Командор, из жизни уйдя, и из нас самих бы ушёл. Поэтому тебя в команду взял, и к мнению твоему прислушиваюсь. Ты едешь с нами или ждёшь на этом месте до завтра. Выбирай, зная: я обязательно приеду, и тайник Командора будет нашим, у тебя есть моё слово.

Джексон всё то время, что Мэгги осматривала Кремня, простоял чуть в стороне, полубоком, не глядя на сталкеров. Пистолет в руке крутил, на дверной проём посматривал, к звукам снаружи прислушивался. Думал.

Не хотелось ему оборачиваться и в разговор вступать. Обрубить хотелось, выстрелом милосердия точку поставить в печальной истории этой и дальше поехать, благодарно засаду вероятную по широкой дуге обогнув.

Но держали Гейджа две цепи незримые, в одной звенья - услуги и долги, в другой - слабость и голод. Цепляются они за людей, далеко и глубоко уходят, сквозь ситуации самые разные и память долгую. Вопрос лишь в том, которая из цепей куда тянет, хотя на самом деле обе роковые по сути своей.

Развернуться сейчас, увезти раненого, в Рэде доктора найти и лечение в долг пациенту оплатить, если заначки у того не окажется - это всё на самой команде Гейджа аукнется в конце концов. Минус одна ходка, это лишняя еда, вода, топливо и риски, которые чем-то восполнять нужно будет, а чем? Так и выйдет, что продать придётся что-то, чего потом вполне реально не хватить может на деле. Эта цепь к дну ямы нищеты и погибели тянет, с каждым новым звеном всё сильнее и сильнее, до тех пор пока последним патроном застрелиться не решишь. Крепка эта цепь, да и не вверх тянется, а наоборот.

Есть и другая, что из надежд и отношений хороших, и вот по ней-то из ямы выбраться можно вполне, благо что и уходит за край куда-то, да и на ощупь прочная. Один подвох - рвётся в самый ответственный миг... иногда. Хрупкая цепь, ненадёжная. Если между двумя выбирать, то нижняя всегда реальней кажется, её каждую минуту лишений ощущаешь. Верхнюю - только когда спасённый некогда долг добром не возвращает. Когда с беззвучным звоном рвутся её звенья.

Лучше не попадать в такую яму, если возможность есть. Отношения, они тоже разные бывают, и можно всё куда аккуратней и надёжней обставить, было бы желание, было бы время.

...Которого сейчас нет.

- Когда в засаду-то попали?

Мрачно бросил Джексон, покосившись на Кремня. Тот ответил не без промедления, но, судя по ощущениям, честно.

- Вчера вечером, часов в девять, точнее не скажу... не помню.

Тогда Джексон вздохнул и осторожно, по кругу, словно по кромке невидимой ямы, подошёл к раненому. На корточки присел, пистолет на предохранитель защёлкнул и курком вперёд сталкеру протянул. Обратился, однако, сперва не к нему, а к напарнице своей:

- Что скажешь, Мэгг? Поможет тут хирург? Стол? Инструменты и лекарства? Сколько это всё... стоить будет?

Пригнувшись к рогам руля, сцепив зубы, солист бросал свое тело то вправо, то влево, выруливая меж многочисленных камней и разломов. Сбрасывать скорость нельзя, ошибиться нельзя, унять бешено бьющееся сердце нельзя.
Торч бросил быстрый взгляд через плечо, пытаясь прикинуть отвоеванную фору. Удара лапой он почти не заметил, усидел ведь, байк не завалил, рука все так же твердо лежит на руле. Да и адреналин валит по мозгам кувалдой посильнее всяких гочей-магочей.
Стены каньона гигантской ржавой теркой мелькали по обе стороны от несущегося мотоцикла. В башку забралась шальная мысль: а что если ударить по тормозам, развернуться на месте, подняв густое облако пыли, и рвануть обратно навстречу стае людоедов? Вот они охренеют!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Не увидивший гильз, дырок и прочих следов активной перестрелки Джексон немного удивился. Он-то подумал было, что вырвень потому и остался один, что остальную стаю всю перебили те, на кого они напали в этом домике. Однако, по всему выходило, что всё было не так.

Одной ненужной загадкой больше... Пустоши любят лишний раз затуманить мозги тем, кто сам в шаге от гибели. Вот именно сейчас лучше ни о чём не гадать.

- Сместись, и руку на прицел. Может на меня дёрнуться. Стреляй сразу.

Сталкер не стал уточнять, какую такую руку он просит напарницу держать под пристальным вниманием, и так должно быть понятно. А непонятно - значит рановато он "Вдову" за напарницу принял, придётся ещё сработаться. Впрочем, оно по-любому придётся.

А прицел у неё на винтовке хороший всё-таки, удобный. Коллиматорный, одним словом. Случись что с этим подранком, и прицелится Мэгги вмиг, без всякой там мишуры с совмещением мушки, целика и цели.

Почему-то Джексон все расчёты вёл, исходя из того, что человек перед ним вполне может оказаться живым. Впрочем, это даже не на просьбу подстраховать повлияло (она автоматически вырвалась), а скорее какой-то интерес зажгло, любопытство.

Что же тут всё-таки произошло?

Были все шансы узнать это в самом скором времени. Задерживаться тут в любом случае никому не улыбалось. Не вырвень стаю приведёт, так ещё кто нагрянет, по свежим следам.

Джексон пригнулся и пошел к брошенному удачей страннику, стараясь следить не только за пистолетом в его руке, но и за округой в целом. Может всё-таки не один он тут, бедолага этот, или преследователей ждал и растяжку какую поставить успел...

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

"Продать могла бы запчасти эти, когда раненых в лагере не было и чем могла перебивалась, но нет же, хранила для чего-то, верила во что-то..."

Так хотел ответить Джексон отмахнувшейся от его благодарности Мэгг. Но мир уже показал сталкеру, что он заигрался с эмоциями, и сталкер тихо внял. Подумал только про себя не без чего-то незнакомого и тёплого на душе: "повезло мне быть частью этой веры, частью хоть какой-то веры".

Вырвень-волк редко когда ходит в одиночку, и всё же вряд ли здесь рядом его стая. Почему Джексон так посчитал? Соврал бы сам себе, заявив о знании тварей этих точном, а сталкеру самому себе врать совсем нельзя. Чутьё это. Ну разве что некоторыми мыслями подкреплённое.

Была бы стая - выскочила бы стая. Или из других домов тоже. Или напали бы уже, джип-то медленно едет, крадётся. А этот вырвень слинял так, словно смерть почуял.

Чутьё говорило Джексону, что это добрый знак, но с плохим прогнозом. Для себя заметил он, что всегда так - лёгкое что-то при въезде в некрополи встретишь, и обязательно на выезде в засаду бандитскую угодишь. А вот наоборот если, то оно к лучшему как правило. В начале через пламя пройдёшь, почти все патроны потратив и парочку одногрупников потеряв, но зато хабар возьмёшь знатный, и никто выезд не потревожит. Закон подлости в погибших городах. Настолько сложно выбрать между тем и тем, что и выбирать в итоге разучиться немудрено.

- Проверим. Я и Мэгг. Дэнни, ты машину заведи в переулок, приглуши, сам со стороны следи, но рядом, найди позицию. Мы быстро.

Гейдж говорил на ходу, выскакивая в распахиваемую дверь не дожидаясь остановки. Дробовик оказался в руках ещё где-то в середине фразы. Под конец её сталкер уже шагал, осторожно осматриваясь по сторонам, в сторону условного логова одинокого падальщика.

Когда они со Вдовой отошли от молодого водителя на достаточное расстояние, старший группы обратился к напарнице, не поворачивая головы в её сторону:

- Если есть запасной план у тебя, так излагай. Не думай, что скрываю что-то от него. Просто случай подвернулся.

Джексон сказал это через очень странное и таинственное предчувствие гораздо более масштабного случая, о котором он пока что едва ли даже догадывался.

Те два места, которые знал Гейдж, располагались довольно далеко друг от друга.

Одно из них он нашел чисто случайно. Кусок здания, как ломоть гнилого торта, обвалился, и здоровенной балкой пробило брешь в стене другого дома. В стене, сколько он себя помнил, остававшейся неприступной. Черный провал на уровне мостовой манил неизвестностью. Тогда не было времени исследовать его, но, подкравшись и прислушавшись, Гейдж услышал странный, то ли чавкающий, то ли хлюпающий звук, очень тихий и приглушенный. Интересен был не сам звук, а то, что судя по его слабым отголоскам, помещение-то было немаленькое.

Местечко было в жилом, как он думал, квартале, северо-западнее тайника Командора. Сильно северо-западнее.
Второе же место, насчет которого он делал зарубку на память, был неприметной с виду дверью, на уровне метров пятнадцати от земли. Тот дом был разрушен еще во время войны, и перед дверью остался лишь маленький пятачок пола - вокруг все было сметено обвалившимися глыбами из бетона и стали. Выглядело здание, как кусок фасада, выступающий в груде битого камня, как сложившееся из трещин скал лицо, и, казалось, за фасадом ничего не могло остаться, кроме такого же заваленного мусором пространства. А все-таки дверь уцелела, и хотя бы попытаться открыть ее стоило. Подобраться к ней земле могло быть непросто, но... потому, надо думать, её ещё никто и не проверил.


Тайник же командора находился в другой стороне, за пром-кварталом на западе. Туда можно было даже с трудом проехать на джипе, рискуя пропороть покрышку или погнуть ось. Но джип на то и был полноприводным вездеходом, чтобы провозить их через такое месиво обломков. А вот к "памятным местам" Гейджа идти пришлось бы пешком.


Пока сталкеры размышляли, куда двинуться, джип проехал мимо нескольких домов, и в дверях одного из них метнулась лохматая тень. Вырвень! Тварь выскочила наружу, оскалилась на протвино воняющее топливом механическое чудовище, на вооруженных людей внутри него, и скрылась за углом раньше, чем кто-либо успел взять ее на мушку. Что она делала в доме?

Ботинок хлопнулся прямо на подошву, покачнулся, и на мгновение показалось, что он так и останется стоять стоймя. Хороший это был ботинок, довоенный, из синтетической ткани с универсальной масло-бензино-стойкой подошвой, в которой хоть по углям ходи, Торч, правда, в таких тонкостях не очень разбирался, да и ботинок был всего один, хотя где-то в местных пещерах среди костей, обрывков одежды и дерьма наверняка покоился его брат-близнец.

Потом ботинок все-таки завалился на бок. Один из гочи потянулся к нему, но быстро потерял интерес. Торч, видно, пах более свежим мясом.

Два десятка метров - приличное расстояние, и без резких движений быстро его не преодолеешь. К тому времени, как солист добрался до байка, стая уже подобралась вплотную. Выросты на мускулистой спине, ошибочно называемые иглами, встали дыбом, из оскаленной пасти на камни капала слюна. Все повисло на волоске: еще шаг - и стая бросится на рейдера и его девчонку. Два, максимум три выстрела - слишком мало, чтобы остановить пятерых голодных чудовищ.

Акустическая волна ударила прямо в подбирающихся хищников, словно пламя драконьего дыханья, вырвавшееся из пещеры. Исковерканные дисторшеном аккорды испугали их даже сильнее, чем это смог бы сделать грохот тяжелого пулемета. Но вожак потому и был вожаком, что не пасовал там, где остальные поджимали хвосты. И если мелочь отпрянула в замешательстве, наталкиваясь друг на друга и пытаясь понять, откуда исходит завывание, то альфа-самец, рыкнув, бросился на людей.

Несколькими часами ранее...

ссылка

Металлический звонок будильника бешено ворвался в благодатные зеленые заросли вокруг тихой уютной заводи, разметав все это на множество мелких осколков. Неверной рукой Дэнни нащупал противный механизм и заткнул его. Медленно разлепил веки и оглядел пустой полумрак палатки. Гейджа не было. Ну понятно. Наверное собирается, складывает вещи в джип, давая возможность напарнику урвать еще полчасика сна. Дэнни улыбнулся - все-таки хорошо когда о тебе заботятся. Даже при том, что он уже вполне большой мальчик и давно привык заботиться о себе сам. Но тем более удивительное и приятное чувство рождает в душе бескорыстная забота со стороны другого человека. До встречи с Джексоном он такого ни ощущал, если конечно не вспоминать о родителях, но о них, даже спустя годы, вспоминать было все еще очень нелегко...

Поднявшись, он выглянул наружу. Гейдж, как и ожидалось, таскал снаряжение в джип. Лицо у него было донельзя сосредоточенное, с поджатыми губами и морщинкой над переносицей - думает. Обо всем сразу - и о том, чтобы ничего не забыть, и о рейдерах, и о мутантах. Просчитывает. Как старший и главный, всю ответственность на себя берет. Облегчить бы ему эту ношу, доказать, убедить, что шебутной напарник тоже в пустошах немало пыли дорожной наглотался, но видимо всему свое время. Мэгги, кстати тоже бабенка суровая. Вот кстати и она - сидит, проверяет винтовку, а заодно следит за закипающим кофейником. Выглядит она неплохо, будто бы и не встала сегодня ни свет ни заря. Даже волосы успела причесать, хм, да и вообще... Перехватив ее серьезный взгляд, он понял, что кажется пялился на нее чересчур внимательно и долго. Глуповато осклабился в ответ и приветливо помахал рукой. Не напрягайся, подруга, все в порядке. Маверик тебе не опасен. Наоборот. Даст по зубам любому забулдыге, что рискнет тебя облапать. Так-то.

Тем временем непроглядная мгла над палаточным лагерем еле заметно начала светлеть. Пора было отправляться, если они рассчитывали добраться до некрополя к рассветным сумеркам. Дэниел быстро оделся, умылся запасенной в ведре водой из колонки - считалось, что она чистая и многие ее даже пили, но им двоим Гейдж запретил, поэтому питьевую воду они покупали отдельно - и, взяв свою винтовку, торопливо подсел к костру. Сейчас глоток обжигающего кофе и в дорогу.

Спустя десяток минут Дэнни уже уверенно вел их мощный джип по пути к намеченной цели. Некрополь. Отличное место, чтобы порыться в разверстой могиле прошлой жизни ради чего-то ценного, и еще лучшее, чтобы сдохнуть сотней разных способов. Могилы надежно хранят свои сокровища.
Не о том ли сейчас думает сидящий на переднем пассажирском месте Джексон? Его напряженный взгляд прикован к горизонту, глаза прищурены. Что это, тревога или просто задумчивость? Только бы не эти его дурные предчувствия - только не сегодня...
Дэнни буквально кожей ощутил как в ограниченном пространстве кабины копится напряжение. В зеркало было видно как нахмурила брови Вдова. Нервничает. Понятное дело. Все же это ее первая ходка. Ну, то есть, с ними первая, а сколько их вообще было, он как-то забыл спросить... Ну все, ребята, хватит переживать.

Дэнни плавно нажал на газ - машина заметно ускорилась - затем повернулся к Мэгг и, подмигнув, тихонько произнес - "Держись". В ту же секунду, мощный двигатель джипа взревел, как разъяренный хищник на охоте, и обоих пассажиров с силой вдавило в кресла. Понеслась. Маверик втопил акселератор на полную и не собирался отпускать. С радостным урчанием джип разогнался и теперь шпарил во весь опор, оставляя за собой шлейф из пыли и песка. Легкий поворот руля и вот он сошел с дороги. Здесь свой рельеф. Подпрыгивая на трамплинах отлогих холмиков, джип пролетает с десяток метров и приземлялся лишь для того, чтобы снова взмыть в воздух на следующей горке...
Дэниел любил эту машину, ее надежность и мощь, любил свободу, которую она дарила. Гонять на ней по пустоши - необычайный восторг! И теперь Дэнни вовсю делился этим чувством с товарищами.
Хэй, Джексон, не кисни! Улыбнись, Мэгг! Гляньте - мы летим в рассвет навстречу мечте!

К Предместьям подъехали тихо, крадучись. Здесь уже не до баловства. В любом из полуразрушенных домов может ждать рэйдерская засада. Дэнни проверил пистолет на бедре, переложил винтовку на колени. Вгляделся в карту, что развернул перед ним напарник. Хитрая бестия-Гейдж выбрал действительно извилистый маршрут. Окольные узкие улочки, на которых нетрудно спрятать от чужого взгляда даже тяжелый джип. Наблюдают-то в основном за главными дорогами. Впрочем, тут не угадаешь - уж как повезет...

- Кииири-кири-кири-кири!.. - призывно поманил тварей солист поднятым башмаком и, размахнувшись широко, швырнул ботинок в сторону гочей.
Бравада бравадой, а озноб по хребту наждачкой. Демонстративно держа револьвер на виду (Торч все же предполагал, что проклятые животные узнают оружие), скаут, едва сдерживаясь, чтоб не сорваться на бег, осторожно пятился к байку. С носка на пятку, потихоньку, не спуская глаз с подкрадывающихся хищников.
Шахматы Пустошей. Конечно, названия этой игры Торч никогда и слыхом не слыхивал, но, сам того не подозревая, играл в нее ежедневно, с усердием учил этюды, и даже достиг определенных высот, ведь жив же еще зараза. Фигуры ходили. Когда солист наконец добрался до мотоцикла и до Рози на нем, он уже вычислил ферзя - альфа-самца стаи. Тот выделялся размерами и особыми повадками, а если проще - этот здоровый сукин сын направлял остальных гочей.
Заведя руку за спину рейдер коснулся панели управления. Нащупал кнопку зажигания, прижал ее, на что тут же послушно откликнулся рокотом движок двухколесной машины. Однако вместо того, чтоб тут же вскочить за руль и ударить по газам, Торч клацнул еще один тумблер, в общем-то, не влияющий на управление байком.
Индикатор эквалайзера подпрыгнул до "небес" и, внезапно, ревущий гитарный риф покатился по каменной кишке каньона.
ссылка
Звук вырывался из боковых динамиков и с остервенением бил по стенкам уходящих вверх скал, от него вибрировали кофры, а от басов позвякивала уложенная в них Рози посуда.
А вот теперь можно было и когти рвать.

Ещё одна ходка, обещающая столь многое и столь страшное одновременно. Ходка, вылазка, экспедиция - как ни называй, от этого слова на душе сталкера расцветает пышным цветом сад эмоций, такой красивый и такой ядовитый. В жар и в холод бросает. Заставляет оставить на минутку любые дела и задуматься, вспомнить. Ведь если ходка "ещё одна" - значит ты выжил и вернулся с этим незримым грузом в душе. Тебе его нести теперь до конца жизни.

Нельзя его потерять или продать, выменять или проиграть, забыть, уступить, скинуть, выплатить данью, наверно даже умереть, не забрав с собой за грань - и то нельзя... но такое только мёртвым и ведомо.

А живые, если это сталкеры, всегда возвращаются. Иной счастливчик, одними страхом и удачей от опасностей откупишись, хабар торопливо сбыв и поняв, что "не его" - спешит отмыться от пыли мёртвых городов. То не сталкер. Так, любитель-везунчик. Для большинства таких грызня в Пустошах и есть единственная возможная жизнь.

А сталкеры вспоминают увиденное и испытанное, и открывают глаза на то, что отныне незримо с ними до самого конца, каким бы тот для них и мира ни был.

Этот груз и правда меняет, старит, делает движения чуть медлительными, словно скованными, хоть и более выверенными и ненапрасными. Сталкеры и правда не суетятся, не бегают без надобности, не шумят без уловки и не соблазняются на большой куш без совершенно дикой безысходной нужды. Наверно это незримый груз блока знаний и впечатлений, найденного на осколках старого мира, это он даёт возможность своим носителям остановиться в любой момент и взобраться на себя, чтобы свысока обозреть окрестности и избежать ненужного риска.

Только всё равно главная опасность - не вокруг, а внутри. Вопросы выжгут едкой кислотой нутро. Мрачная безысходность задавит до удушья. Пустоши сманят соблазном простой и понятной жизни.

Мало кому удавалось найти выход из этих неумолимо сжимающихся клещей. Гейдж дожил до такого возраста, при котором полной грудью дышать было уже тяжело. Ещё немного, и грудь сомнёт, а там и до сердца недалеко.

Ему казалось, что он понял, как отсрочить неизбежное. Всё новое - хорошо забытое старое, но как знать, не сумеет ли он за выигранное у судьбы время что-то понять и открыть, там, в мёртвых городах и их забытых смыслах, а что-то и закрыть, там, в изрешечённом Войной и полном прорех прошлом...

...Джексон оторвался от карты и посмотрел на Дэнни, аккуратно и плавно выжавшего педаль тормоза и теперь в ожидании скрестившего кисти рук на руле. Всё-таки толковый парень, повезло ему с ним. Остановил машину, не доезжая до опасной черты. Здесь их разве что снайпер достанет, но и то, рисковать не будет, всех троих за раз не убьёшь, эдак можно и целый джип добычи упустить.

Пригород некрополя. Паршивое место.

Рейдеры или бандиты поумней - пропустят, им хабар нужен, а это значит: "всех впускать, никого не выпускать". А вот те, кто поголодней, тем плевать, вдарят через несколько сотен метров.

И всё же Джексон чуял, что в этот раз как минимум въехать у них получится, а при толике везения - и выехать. Бандиты и рейдеры всё же тоже живые, вечную вахту нести не могут, а сталкеры мимо не каждый день ездят. Нет, въехать сегодня точно получится. А выехать тоже по-разному можно. Там видно будет, некрополи любят дерзких и удачливых. Главное не наглеть.

- Есть неподалёку ещё пара мест...

Лидер группы кашлянул, прочищая горло. Всё-таки впервые за всю ходку рот раскрыл. Положив протёртую на сгибах карту на руль перед "Мавериком", он начал водить пальцем от ориентиров на поверхности карты к направлениям в воздухе перед собой.

- Здесь и здесь, начнём с этого, поедем вот так. Здесь можно будет оставить машину. По пути к "стоянке" расчистим хлам на дороге, если будет мешать быстрому старту и разгону.

Убедившись, что напарник понял маршрут, Джексон удовлетворённо кивнул и, обозрев окрестности в бинокль, дал отмашку: поехали. А сам подумал, что наверно рискнул впустую, не установив наблюдение сразу и на нормальный срок. Раньше бывало, что и по четверти часа дома дальше по дороге рассматривали, и всё равно на засады напарывались. Но то раньше. У сталкера каждый новый день - уникальный, не похожий на другие. Вообще, даже хорошо, что в этот раз решил рискнуть. Живым себя почувствовал. Вздохнул полной грудью. Всё благодаря этим двоим.

Джексон обернулся на Мэгги. Напарница на заднем сиденье была как обычно собрана и внимательна. Винтовка на коленях, взгляд на горизонте.

- Спасибо за запчасти. Если пригодятся - сможем выкарабкаться, а пригождаются они чаще, чем хотелось бы. Машина-то не новая. Так что спасибо: одной головной болью меньше.

Вступив в команду, "Вдова" и правда сделала вклад в общий транспорт запасными топливным шлангом, насосом, ремнём привода генератора, фарными лампами и прочими важными деталями, целым набором для тех, кто разбирается в механизмах и хочет починить давшую сбой машину. Гейдж тогда не поблагодарил толком нового члена команды, сборы отвлекали, а сейчас вдруг вспомнилось. Впрочем...

На самом деле ему просто хотелось что-то сказать, не по делу, как обычно, а просто так, ради самого разговора, пусть и неуклюжего и короткого, но всё равно приятно освежающего что-то внутри. Он и сказал. Просто для того, чтобы распробовать языком эту дивную связь с живым единомышленником, своим мнением, харакетром и желаниями обладающим. Держащим в тебе человека.

Для Мэгг это первая ходка в составе новой команды, но Джексон ей уже доверял, и потому что знал, что она опытный сталкер (да ещё какой!), и потому что хотел сделать привал на дороге к абсолютной чёрствости, замкнутости и цинизму. Чего доброго, и свернуть получится. Ведь бывало, те, кому доверял - подводили. А бывало, что не заслуживающие доверия показывали себя с лучшей стороны. Всякое бывало, и вот матёрый сталкер, долгое время промышлявший в одиночку или в качестве временного члена временных групп - берет себе постоянного напарника, разговорчивого и открытого миру и людям паренька, а ещё через два месяца принимает и печально знаменитую в сталкерских кругах "Вдову". Месяц они притираются друг к другу, решают бытовые дела и обмениваются опытом.

И вот - первая ходка втроем.

Пусть говорят, что хотят. Про болтливого новичка-"Маверика", язык которого враг не только ему самому, но и всем вокруг. Про несущую незримое проклятье бандитской мишени женщину, чьё место - "в походном лазарете лагеря, и не более!". Про выжившего из ума "Вихра", "невесть что задумавшего с этими бедолагами сделать".

Для Гейджа это не блажь, не корыстный умысел и даже не столько насущная необходимость, как он до недавнего времени думал. А что? Сложно сказать, не привык ещё Джексон к постоянной компании, не разложил все мысли по полочкам.

Нечто большее они оба, это точно.

А ещё точнее только время покажет - то самое время, которое он выкупил у Пустошей за Дэнни и Мэгг. Если сталкер действительно похож на старика, то рано или поздно кто-то должен прийти ему на смену.

Что там случилось? Джо и сам до конца не понял. Они разведывали местность к юго-западу от Нью-Хоуп, там, где сходились зоны влияния трех крупнейших общин. Вроде бы, ничего не предвещало беды. Хотя нет, неправда. В Пустошах все и всегда предвещало беду - барахливший топливный насос, свежий след мутанта, вода во фляжке, которой могло не хватить на обратный путь. Но то были обычные, повседневные трудности, к которым можно привыкнуть, если не терять бдительности. В этом Рябой был хорош, как никто другой, и всему, что Джо знал о Пустошах, он был обязан этому чудаковатому на первый взгляд старику с изъеденным болезнью лицом.
Так вот, схоронив квадроциклы в зарослях колючки, они, передвигаясь где пригнувшись, а где и ползком, изучали очередной квадрат, который предстояло картировать. А выглянув из-за очередного холмика, вдруг обнаружили, что за ним расположился на привал отряд в два десятка рейдеров - вроде Шакалов, хотя разобрать было сложно. Точнее, отряд уже снимался с привала, и вот-вот должен был отправиться в путь. Рябой, конечно, решил схорониться на пригорке и переждать, пока мимо проедут, и вот тут-то все и накрылось, как говорили в старину, медным тазом, потому что поперли эти веселые ребята на джипах прямиком к тому месту, где засели Джо и Рябой. И черт их знает, чего их понесло штурмовать этот холм, а не объехать. Может и заметили чего, конечно, да это вряд ли.
Дальше все как в тумане было. Драпали они на своих двоих вниз по склону, к колючим зарослям. Под свист пуль высвобождали транспорт. Удирали, уже на квадроциклах, вглубь территории республики, пока не убедились, что никто их не преследует. Тут-то и выяснилось, что не все пули прошли мимо, как вначале показалось.
- В ногу его ранило, Рябого. Артерию перебило, кровища фонтаном хлестала. Перевязали, конечно, шину наложили. Квадроцикл его спрятал, на моем вез. Все думал, сдюжит, дотянет. Не дотянул.
Именно эту историю Джо крупным, неровным почерком записал в отчете об операции. Ее же сейчас своим тихим, монотонным голосом повторял сослуживцам. Кажется, все уже все знали и никто не слушал, но парень хотел выговориться. Все же Рябой был почти как отец, другого у Джо и не было никогда. Закончив рассказ, он откинулся на подушку и уставился в гофрированный металлический потолок.

Даже если бы Гэрри проснулся, от греха подальше его стоило бы оставить в машине - типично бандитская физиономия Роджерса за его по местным меркам длинную и яркую жизнь успела примелькаться в окрестностях славного города Нью-Хоупа, и какой-нибудь избитый и обобранный в прошлом торгаш вполне мог узнать напарника Луизы на улице (либо принять за кого-то из своих обидчиков). Так что предосторожности в этом отношении вовсе не были лишними.

Теперь предстояло прикинуть, куда прогуляться в первую очередь. В Хелене близился сбор очередного урожая (многие местные культуры плодоносили по два, а то и по три раза за лето, хотя из-за скудного водоснабжения урожай получался чахлым), да и зима была не за горами, поэтому идея прикупить шмоток, обувки, а также ящик различного сельскохозяйственного инструмента прямо-таки плавала на поверхности. Хорошо мог бы пойти уголь, но уголь было выгоднее брать прямо у шахтеров. Там его можно было выменять на те же патроны.

Патроны предполагалось взять у одного хитрожопого снабженца - Фрезера. Дробовые патроны можно было вывозить без помех (при такой маленькой партии, как у Луизы - беспошлинно), крупнокалиберные же вообще-то вывозить запрещалось, но Фрезер мог составить хитрую бумажку, в которой указывал, что Луиза Кортес, дескать, подрядилась передать боеприпасы в какой-нибудь поселок в обмен на поставленное такого-то числа сырье - солдаты на КПП не станут разбираться. Еще обычно при покупке большой партии патронов надо было заполнять что-то вроде анкеты, в которой покупатель чуть ли не клятвенно обещал не продавать их Первой Армии и любым лицам, объявленным вне закона. К анкетке прилагались отпечатки пальцев. Плюсом ведения дел с Фрезером было как раз то, что он умел обходиться без всей этой канцелярии, к которой, как и большинство детей Пустошей, Луиза относилась с подозрением.

С обувью и шмотками проблем тоже не было - большую часть товара, не ушедшего в безвоздмездном порядке населению (да, бывало и такое), со складов забирали частные перекупщики, но десяток-другой ящиков с девственными печатями, сообщающими досмотровой партии на КПП, что пошлина уплачена, обычно разными способами придерживали "для своих", в число которых входила и Луиза, благодаря связям деда и матери.

С инструментами, навар с которых можно было снять побольше, чем с тряпок, было сложнее - Луиза знала человека со склада, Додсона, и даже пару раз имела с ним дело. Тогда все прошло нормально, только это было давно - полгода назад. Как у него обстояли дела сейчас - предстояло выяснить. Можно было еще покрутиться в паре злачных мест, чтобы выйти на производителей - но это был риск, и риск не очень-то оправданный - какие-то 10-15% цены одного ящика, а на другой чаше - возможность лишиться бизнеса и угодить в тюрячку.

Джим открыл глаза. Хотя мог этого и не делать, ведь он давно ничего не видит впереди. А воспоминания лучше смотрятся, когда веки опущены.
Пару раз протер рукой лицо, уставился на свою ладонь. Вся в мозолях, вся в царапинах и шрамах. Покрытая слоями грязи. И... что это? А. Это, видимо, слеза, что только что текла по его щеке.
Забавно даже. Вроде, все чувства старого механика давно вымерли, и ничего не осталось. Но иногда что-то заставляло его... А. Сны. Точнее даже, один единственный сон.
Черт. Не надо вспоминать, что снилось. Будет... больно.

Гораздо больнее, чем сейчас по ту сторону жалкого подобия стены, где один из Арчеров самым мягким образом просил старика выйти наружу. И нет, никакой иронии: это действительно было довольно мягко. Добровольно, по крайней мере.

Достать свой пистолет, из которого Джим еще и не стрелял почти никогда. Выйти и пустить пулю - одну, другую, третью, - в ублюдка, что мешает спать. Потом плюнуть на него, дабы похлеще было. И пойти дальше по этой дыре, стреляя в каждого встречного.
Неплохой способ умереть. Надежный, осечки не даст. Вполне выполнимый.

Проблема только одна: умирать страшно. Глупо, конечно, звучит в голове человека, который давно мертв внутри. Но, так или иначе, не хватает смелости, чтобы принять смерть. И почему только она до сих пор обходила Джима стороной? Видимо, она знает толк в черном юморе.

А, ладно. Потом будет еще время подумать. Сейчас пора вылезти. А то снова придется чинить свой "дом".
- Сейчас, сейчас, уже выхожу!
Громко сказано. Скорее, выползаю. Но да не суть.
Старик полез наружу. Скорее всего, за очередной порцией избиения. Почти завтрак.

Добро пожаловать! Ха! Луиза привычно трижды сплюнула через плечо, въезжая в Большой. Она ему не доверяла. Добро пожаловать, ваши денежки - вот что на самом деле означала надпись. Добро пожаловать, лопухи из поселков, нам как раз не хватает дешевой рабочей скотины. Добро пожаловать, слабаки - говорили уверенные в себе городские снобы. Каждый, даже самая распоследняя серая мышь с фабрики, каждый считал своим долгом задрать свой городской нос повыше.

На самом деле, слабаками были как раз они, горожане. Чего стоит вон тот рыхлый толстяк, пялящийся на витрину казино? Что, он может выжить без ощетинившейся ружьями армии? Ха! Отупевшие от работы и одуревшие от блестящих гирлянд городские слизни! Вся разница между ними - на какой грядке они пасутся - на сладкой сочной капусте или горькой сухой редьке.

Лу уже давно не велась на мишуру блестящего Большого. Наоборот, она становилась еще более настороженной. Здесь нет друзей, здесь никто никому не доверяет, здесь все хотят ее обжулить. Как и везде в пустошах, только везде это открыто и честно, а тут припудрено, подмазано и завернуто в яркую обертку. Но нас не обдуришь, ясно вам?

Вкатившись на стоянку, Лу заглушила мотор.

- Пусть Гэри дрыхнет пока. Слышь, Гэри! - она повысила голос. - Оставайся в машине, мы с Сэмом пока за товаром. ГЭРИ!!!

Храп с заднего сиденья прервался, Роджерс что-то невнятно буркнул. Это вполне можно было принять за согласие. Лу пожала плечами и повернулась к негру, флегматично взиравшему на всё это.

- Двигаем, Сэм. Бери тележку, грузи тару, - девушка выдернула ключи зажигания и сунула их в карман, чтобы у Гэри, который снова мирно захрапел, не возникло дурной идеи прокатиться.

Сперва из расстегнутой горловины показалась рука с пистолетом, и только потом из углекислого уюта спальника вынырнула порядком измятая рожа пробудившегося. Рожа недовольно щурилась, широко зевнула пару раз, обнажив желтые, крепкие зубы. На карачках выбравшись из чехла, молодой человек всунул ноги без носков в стоящую рядом обувку, и, переступив через сваленные в беспорядке вещи, принялся взбираться по довольно крутому склону. Это, без сомнения, был человек, по крайней мере антропологически, да и в том, что именно молодой сомневаться не приходилось - из одежды на нем были лишь потертые берцы с болтающимися шнурками. Пять шагов, парочка пригоршней скатившейся вниз щебенки, и вот уже нудист на вершине пригорка. Окинул еще сонным взглядом окрестности, потянулся сладко, аж хрустнуло, и принялся освобождать организм от скопившейся за ночь жидкости.
- Нету лучше красоты, чем пописать с высоты. - запел Торч, дирижируя себе стволом никелированного револьвера, и поливая пляшущей зигзагом струей подножие пригорка.
- Слыш, Роз, говорят умники из Батарейки придумали такую штуку, что мочу в воду превращает. Разжиться бы...

Копошащаяся у байка девушка не отвечала. И это вполне устраивало рейдера. Рози была хорошим слушателем.
Сборы нехитрого лагеря прошли быстро. И... бесшумно. Ничего не звякнуло, не стукнуло, девушка все делала очень тихо и аккуратно. Готовила, ела, убиралась, двигалась. Порой Торчу казалось, что из нее вышел бы гораздо лучший скаут, чем он сам.

Мотоцикл с заносом сорвался с места, и завывая понесся по начинающей нагреваться скатерти Пустошей. Топливо в цилиндрах форсированного движка сгорало гораздо быстрее, чем это делал кусок холодного, жесткого, как резина мяса в желудке водителя. Подымая за собой облачко пыли, железный конь нес своих седоков к каньону.

Не сразу, с трудом сбросив оцепенение от нахлынувших воспоминаний и нелегких раздумий, он поднял на Римму вопросительный взгляд.
Слова девушки еще не достигли его сознания, застряли где-то во внешнем слое тумана, что на время отгородил его от внешнего мира, однако меньше чем через минуту их механически услужливо повторит для него слуховая память. Но до того он, не отрываясь, смотрел в Риммины глаза и удивлялся - казалось, они стали другими. Словно серебряным лунным лучом найденное на морском дне сокровище, светилось в них новое глубинное понимание. Может статься, ей постоянно что-то открывается, обретает для нее значение и смысл. Ее разум и душа неутомимы. Именно такие люди здесь больше всего нужны.

"Ни страха, ни лишнего сомнения. Она привыкает к Зоне. Ей хорошо здесь. Может вовсе не я ее веду, а наоборот. Или мы оба ведем друг-друга в каком-то, еще не вполне определенном, направлении.
Я верю ей..."

Взгляд Алексея скользнул по бутылке, - "Алкоголь? Зачем она это принесла? В Зоне же нельзя - опасно, запрещено!".
И тотчас лицо Жердева на миг появилось в сознании светлым воспоминанием.
"Учитель говорил - "Будь честным, будь искренним; не бойся открыть то, что для тебя ценно, не бойся поступать так, как считаешь правильным." Так неужели дань памяти павшему проводнику это то же самое, что и разнузданная беспринципная блажь?"

Воронцов протянул руку и взял бутылку.

- Только не для расширения сосудов, Римма. Не для этого. В Зоне пить вообще-то нельзя, - медленно отвинтил крышку, - Но сейчас вот здесь лежит наш соратник, - выделив слово "наш", пристально поглядел на девушку, - Хороший человек был, да, надежный проводник. Помянем его как должно...

Встал. Помолчав, вздохнул тяжело.
- Прощай, товарищ. Покойся с миром.

Запрокинул бутылку и сделал немаленький глоток. Поморщился, чувствуя как обжигает пищевод суровый напиток.

- Держите, Римма. Вы тоже. Только немного.

Готовились к объятьям смертной тьмы, а вышли на свет; прыгали со скалы в пасть бушующей стихии, а оказали в ванне южных королей, средь тепла и пара; розовых лепестков да цветастых горделивых птиц.

Она встретила их. Госпожа. Последняя из Рода белых Королей. Теплая. Мягкая. Шестая Волшебница и Властительница Фейерии в былые времена. Самая юная средь властителей прошлого. Та, что добровольно отдала себя Шеег
у. Не просто проклятая душа, но Жена Шеега, Болотная Хозяйка и Госпожа этих проклятых опоганенных мест.
На ней, длинное платье цвета луговой травы истомленной солнцем, в левой руке фонарь дарит ласковый свет, рыжие медвяные пряди заплетены в две косы как принято это у северян живущих вблизи моря. Жемчужные нити вплетены в волосы, на белой шее поблескивает изумрудный камень в серебряной оправе. Лицо светлое, доброе. Не скажешь вот так сразу, сколько лет этой Госпоже. Двадцать. Тридцать. Или быть может гораздо больше…В глазах плещется спокойная мудрость долгих лет истлевших под светом солнца погибших дней. Лучистые морщинки в уголках темных очей притаились, расплавленную медь волос робким снежком тронула седина. Она молода. И стара конечно тоже, словно вековое дерево зеленеющее посреди луга. Могучая. Полная жизни.
Путь Предтечь. Под ногами ржавая пыль, острые скалы выгибаются клыками дикого вепря. Так их обточили вечные мерзлые ветра. Холодно. Пальцы пробирает колючая дрожь. Разлапистыми сучьями множество дорог устремляются в разные стороны, шестиугольные плиты Королей под ногами хрустят ломаным истончившимся камнем. Путь Предтечь. Мертвенный свет над головой, отсутствие солнца и луны, пленкой тухлой воды содрогается небо словно вы бредете по дну чародейского озера. Впрочем нет, настоящий мир. Толстые, похожие на рыб существа скользят в толще этой стылой жижи. Горькая пыль набиваясь в ноздри, причиняет боль. И отвратительная растительность пробиваясь сквозь камни жаждет крови. Темная такая, пульсирующая водоросль.
И повсюду обелиски. Изъеденные ржой тонкие игры вонзаются в муть неба. Поваленные обелиски. Целые. Разбившиеся на куски. Старые монументы, вехи, могильные камни.
- «Здесь спим покуда не пробудит Слово». - Говорит госпожа поднося указательный палец к губам. – Порождения Кумы спят здесь, ждут своего повелителя. Того. Кто Призовет. Те, кто не должен проснуться в черные годы зимы. А я…
Госпожа улыбнулась вам, протягивая руку для приветствия. Темный дар Фая заметила, мрачные раны Ли приметила для себя. Фонарь поднесла ближе – от него исходит тепло, такое важное в этот момент, такое нужное сейчас.
-…А я так счастлива видеть Вас здесь, мои дорогие. Как долго я ждала. Верила. Что однажды кто-нибудь придет. Ну так скажите же, что творится в Большом мире? Какие песни слагают в ваших странах? Царствует ли еще дракон в мире, зажигаете ли вы маяки дабы прогнать тьму, что грядет?…Я так ждала Вас. Так верила что Вы придете. Запретите Безымянным ходить под луной. Залечите старые раны…

Вот и хорошо, - одобрил он, с улыбкой глядя на собеседника. Продолжил мысленно - "Вот и славно. Гордись. Верь в свои силы. В свою звезду. Но именно так - без зазнайства и шапкозакидательства, без самодовольного скепсиса по любому поводу. Допуская даже то, что любое насекомое может иметь при себе этот самый Браунинг... Таким ты мне и нужен на кривых тропах, по которым мало кто решится водить туристов, да и сам лишний раз ходить поостережется. И куда, хочешь не хочешь, нам придется идти, чтобы по-тихому вынести Федора, не отдав его в цепкие лапы крючкотворов от закона или расчленителей от науки."

Заручившись, как ему хотелось бы верить, поддержкой Кирилла, сталкер повернулся и вошел под кров увитой зеленью беседки. Пусть спутники пока постоят, подышат свежим напоенном грозой воздухом. Пусть подумают, каждый о своем, созерцая ярую бушующую стихию. Пусть заглянут внутрь себя, в глубину своих душ, и подготовятся. Ибо и от этого будет зависеть многое.

На одном из сегментов круговой скамьи накрытый покрывалом труп Жердева. Тихо ступая, словно не желая нарушить его покой, подошел и сел рядом с ним Воронцов. Тяжелым взглядом окинул неподвижное тело. Задумался.

Яркое летнее солнце золотит поверхность пруда. Веселые блики играют в легкой ряби, что гонит по воде теплый приветливый ветерок. К берегу, густо поросшему осокой и камышом, притулился маленький причал из потемневших неплотно сколоченных досок. Уперевшись в них широкими ладонями, сидит на краю крепыш в тельняшке, лениво болтая в воде голыми ногами. Солнечные лучи согревают его лицо. Он улыбается.
Таким помнит его Воронцов с момента их давней случайной встречи.
- Я не знаю как быть, Федор, - скользя взглядом по довольной физиономии, безмолвно произнес Алексей, - Последний долг перед погибшим сталкером это конечно святое, но вправе ли я так рисковать этими людьми? Ведь они-то еще живы и у них тоже есть близкие.
Хотя, веришь, в какой-то момент мне стало казаться, что все это не случайно. Будто мне и впрямь следует привести их, и в особенности Римму, куда-то вглубь Зоны. И, может, что-то найти там. Показать. Или наоборот - их показать, но вот только зачем..? - Развел руками.

Внезапно появившись, беззвучно и неспешно пролетела над шелестящими зарослями большая желто-зеленая стрекоза...

Разговор с Вячеславом отвлекал, и успокаивал Питера, который старался не думать о том, как он оказался там, куда не входил. И вообще, был ли он там, а может померещилось?
-Значит хабар, это что то вроде трофеев?
Это многое проясняло, например то, что привлекало людей в Зоне. Стыдно было признаться, но Питер почти ничего не знал про Зону, даже не ознакомился с рекламными буклетами, просто позвонив по номеру, который ему дал Алекс. Будучи сам коммивояжером, Питер не тратил времени на чтение рекламных буклетов, и выслушивание речи менеджеров расхваливающих свой товар и услуги. Поэтому думал что развлечение представленное компанией Dive&Drive это нечто вроде русских горок. Красивые пейзажи, и местный колорит.
-Вы наверное думаете, или думали, о том, что понадобилось здесь иностранцу? Вы знаете, иногда просто хочется сменить обстановку, к тому же, в жизни должно быть что-то, о чем можно рассказать.
Немного задумавшись, добавил.
-Главное, чтоб было кому.
Увидев людей, Питер остановился. Что это? Реальность? Мираж? Игра воображения?

Снова скачка. Свист ветра в ушах, наползающее полотно земли снизу и неба сверху. И пыль. Патрик старался вести кобылу не след в след за скачущими впереди бандитами, чтоб вылетающие из-под копыт лошадей облака пыли не душили и не застилали взор. А еще тряска, каждое движение, каждый шаг-скачек Текумсе отдавался толчками по всему телу. Это, конечно, не мустанга объезжать, но попробуй-ка вытерпеть такое часок другой кряду.
Вперед и только вперед, словно позади пожар, словно сама смерть идет по пятам. А может так и есть, может со всех окрестных городов и городочков стягиваются лихие законники, чтоб догнать дерзких налетчиков, и если не схватить, то нашпиговать их спины свинцом? Вид скачущих во весь отпор компаньонов неизбежно бередил душу, заставляя сердце биться чаще. а голову - оборачиваться назад.

Римма.


Простой медный колокольчик, потертый и местами поцарапанный, красуется на твоей ладони. Арабская вязь вьется по его литому боку. Странное дело - он устроился у тебя на руке, как у себя дома. Его металлическая тяжесть уютна и спокойна. Он явно старинный, может быть, ему уже много веков. Долгий путь прошел он, болтаясь то здесь, то там. Видел рождение царств и гибель народов, звенел на шее у ишака, запряженного в арбу, болтался в переметной суме у воина, украшал музейную экспозицию, лежал в кармане у танкиста, дающего залп по Рейхстагу, бережно хранился за иконой... Долгий путь прошел он от человека к человеку, отзванивая нехитрую мелодию.

И совершенно непостижимым образом ты чувствуешь - у него есть свой характер, как у любой вещи с долгой, долгой историей. Он может невзлюбить хозяина, очень даже запросто. Может равнодушно присутствовать, а может дать капельку тепла. Услышать бы его истории - можно написать еще тысячу и две ночи сказок. Но вряд ли кому-то дано понять его тихий перезвон. Простой, да не простой колокольчик.

Лежит у тебя на ладони, будто у себя дома - и никакой чужеродности. Похоже, он не возражает, что его тебе подарили.

Глядя на то, как изменилось выражение глаз Риммы, Воронцов первым делом обругал себя за то, что не разговаривал с ней с самого "Русского леса". Все это время страх постепенно проникал в ее существо и подобно ненасытному паразиту вытягивал из нее жизненные силы.
"Я должен быть внимательнее к ней" - предстала перед ним таким простым и ясным смыслом наполненная мысль.

- Есть одна старая история о мальчике, который выбрасывал в море лежащие на прибрежном песке морские звезды. Проходящий мимо человек спросил его, зачем он это делает. Мальчик объяснил, что если эти звезды останутся на берегу до утра, когда начнется отлив, то они неминуемо погибнут. Тогда прохожий воскликнул - "Посмотри вокруг! Здесь миллионы морских звёзд, весь берег усеян ими на много километров. Твои попытки ничего не изменят!". Мальчик задумался и, бросив в море очередную звезду, ответил - "Нет, мои попытки изменят очень много. Для этой звезды".

Пока Алексей говорил, прислонившись спиной к влажной стене беседки, взгляд его постепенно устремлялся в неизвестные дали, будто раскинулось перед ним в туманной дымке бескрайнее море из его собственных почти неосознанных грёз. В какой-то миг ему даже почудились отдаленные крики чаек и дуновение свежего соленого воздуха...

- Я не знаю, зачем Она тебе такое показала, - посмотрев на девушку, произнес сталкер, - Но то, как отзовется воспринятое, это ведь от нашего внутреннего состояния зависит. Я, ты и все остальные - мы очень слабые, Римма. Тьма в нас - все дурное и несовершенное - преобладает. Порой даже грозит накрыть целиком. Но все равно, нужно пытаться выбраться. Каждый день пытаться изо всех сил. Поверь, что, несмотря на, вроде бы, очевидную тщетность, эти попытки всегда будут иметь смысл. И станет не так страшно.

Воронцов сунул руку в карман куртки, что-то вытащил и протянул девушке. На раскрытой ладони лежал маленький колокольчик.

- Возьми. Я хочу, чтобы он был у тебя. Даже в абсолютной темноте его голос будет слышен.

Забившись в дальний угол беседки Кирилл сел прямо на землю и уставился перед собой невидящим взглядом. Достал диктофон...

Осколком грубого бутылочного стекла ковырнула по сердцу суровая правда. Их группа потеряла двоих, прежде чем потерять еще и проводника. Конечно случалось и не такое - могли вообще все пропасть, но так или иначе это еще один трагический провал в череде подобных на счету ухарей из конторы.
Сумеешь чем-то помочь? Найдешь нужные слова для женщины, которая отправилась на "незабываемую прогулку по самым захватывающим и фантастическим местам величайшей загадки нашего времени - Никопольской Зоны", на деле оказавшуюся сплошным кошмаром с трупами и адским пламенем? Останется ли она прежней или эту дату навсегда перечеркнет кровавая борозда, разграничив ее жизнь на "до" и "после"? Долгими ночами будет возвращаться она сюда в своих снах, снова и снова переживая страх и отчаяние. Вновь будут являться ей несчастные погибшие спутники, а мертвый сталкер Жердев, с сизыми пятнами на белесом и склизком, как брюхо лежалой рыбы, лице, вылупив заледенелые зенки, прошелестит ей свистящим шепотом - "По-пры-га-ем..?"

Алексей посмотрел на разрываемое всполохами молний ночное небо. Казалось, кто-то огромный в бешенстве хлестал во все стороны исполинским огненным бичом...

- Она не злая, - произнес сталкер, помедлив с ответом, - Скорее она в принципе вне системы координат нашей морали. Иногда общается с нами "на нашем языке", кого-то поддерживает, кого-то может предупредить... Но ясно, что это она снисходит до нас, а не мы вдруг начинаем читать ее как открытую книгу. Ходим по темной комнате, тренируем чутье и осторожный крадущийся шаг, чтобы нащупать край очередной ямы и не свалиться в нее целиком, но ни самой комнаты, ни предметов в ней мы так и не видим.

Сталкер вздохнул и поскреб подбородок. Ему хотелось успокоить девушку, ободрить, сказать ей, что они обязательно выберутся и все будет хорошо, но глядя на то, как все складывается, он поостерегся давать обещания и спросил о другом.

- Вы сказали она с вами говорила?

Рука инстинктивно сжимает стаканчик.
-Да да, бывает.
Питер автоматически согласно кивает, и выходит за дверь. Душераздирающий крик помогает побледнеть и без того не загорелому жителю туманного Альбиона.
-Что это...
Оборачиваться не хотелось. В дешевых фильмах ужаса всегда так, стоит обернуться, и пожалеешь. Лучше идти вперед, хоть ноги подгибаются и плохо слушаются. Но слава Богу, скоро прекратилось,, и осенние листья, показались Питеру самым красивым, что он видел в жизни.
-Дана, Слава ? Что? Но как... А где больница?
На просьбу Вячеслава поворачивается,чтобы убедиться, в том что больницы нет.
-Не понимаю.
Тут вспоминает про стакан в руке, и выпивает залпом.
-Я присяду на минуту, надо передохнуть.
Достав сигару, Питер присел на корточки, и закурил.

Собираясь укрыть мертвеца импровизированным покрывалом, Алексей чуть задержался, глядя на его лицо, до того высохшее и заострившееся, словно все, что находилось под побелевшей, обтянувшей кости черепа, кожей, было высосано без остатка.
Пусто. Пустая оболочка. Чучело, глядящее в пустоту стеклянными глазами. А Федор уже далеко.
Ушел ли он путем, уготованным всем человекам или у погибших в Зоне своя дорога? Кто знает... Может и не отпустить. Завладеет тобой целиком и отправит в бесконечное путешествие по отражениям и ипостасям...
Вздохнув, Алексей накрыл лицо Жердева тканью.

Выступили.
Снова в очередной раз за день менялась погода. При взгляде на сумрачное небо, затянутое штормовыми тучами, хотелось ускорить шаг и как можно быстрее оказаться в каком-нибудь теплом сухом местечке, желательно у камина и с рюмкой коньяка в руке. Обо всем этом, конечно, оставалось только мечтать, поэтому Алексей лишь нахмурился, уже заранее предчувствуя как вымокнет до последней нитки.

Однако не только перспектива побарахтаться в грязи бездорожья под проливным дождем беспокоила сталкера. С того момента как они приняли свою скорбную ношу у него снова возникло стойкое чувство - Она смотрит. Следит за каждым их шагом и будто готовит что-то... Вспомнилась преподнесенная в зазеркалье роза - кровь на ее белых лепестках. Мрачным предзнаменованием сейчас это представилось.
Чувство сверлящего спину взгляда не покидало. Как будто бы шли они не по унылому запущенному микрорайону, а по берегу реки Стикс прямо в царство Аида, под присмотром бесплотных духов. И словно по чьей-то злорадной прихоти внезапный порыв ветра невидимыми пальцами сорвал покрывало с лица покойника.
"Проверяет что ли..." - подумалось Алексею.

Начиналась гроза. Нужно было найти убежище. И вот, как по заказу, оно обнаружилось.

- Идемте туда, - показал на небольшую, в форме граненой окружности, постройку с пирамидальной крышей, - Это хорошее место. Переждем эту грозу внутри.

Зашли. Осмотрелись. Сталкер привычно в каждый угол и под каждую лавку заглянул во избежание сюрпризов.
Носилки с покойником уложили на одну из скамеек.
Казалось, сейчас, после того, что случилось, попасть под кровлю этой беседки значило для них не просто спрятаться от непогоды, а найти пусть временное, но пристанище в мире, сделавшимся таким чужеродным и опасным.

- Отдыхайте, - возвестил Алексей спутникам, - Здесь чисто, можно не волноваться. Пока не кончится, дальше не двинемся.

Прислушался к шуму снаружи - дождь, гром.... Усиливается? Эдак можно долго прождать. Но выбор-то небольшой.

Сел на скамью, руки на стол положил, а голову на руки. Глаза зажмурил. Слухом, нюхом, всем существом своим вовне обратился, пытаясь ощутить Ее теперешний характер...
И эта гроза. Есть ли в ней что-то для них дурное, опасное?

Бурлящая вода приняла Лизу в свои объятия, искристое тепло распространилось по телу, - холод продрогшего леса сменился приятным жаром изумрудной термы; пахнуло листьями и свежескошенной травой. Пахнуло домом, разоренным очагом и пустыми комнатами, грустью повеяло, несбывшимися надеждами, липкой тоской: Что-то могло быть да не сбылось, о чем-то мечталось да не случилось, целая жизнь улетела в никуда, пошла прахом, была прожита понапрасну и без смысла, а значит не существовала и вовсе. Никогда и негде. Целая жизнь, которая так и не сумела родиться.
...Друзья, лица, светлые улыбки, окровавленные мечи и покрытые белыми цветами позабытые могилы. Так было. Печальные дома скалящиеся разбитыми окнами, вышитое полотно на деревянной стене, звон глиняных колокольчиков и темная тайна заставившая людей искать другой жизни. Они шагнули все вместе в проем арки, напуганные страшным горьким знанием. Они искали опоры друг в друге, думали, что если останутся вместе до конца то сумеют выстоять, уберечься быть может, сохранить самих себя. Вы-жить. Матери, сжимавшие своих детей в крепких объятиях, жены и мужья, напуганные, отчаянно надеявшиеся на что-то люди. Они уходили навсегда из этого мира; самый крепкий, самый сильный мужчина в маске их птичьих перьев, вождь своего племени, держал в ладонях мел. Только он один скорее всего знал точно, этот крепкий человек догадывался о цене прохода – поэтому пальцы его побелели, а челюсти плотно сомкнулись, вождь должен позаботиться о своих людях. До самого конца пройти с ними, даже если о заботе этой более никто не сумеет вспомнить
Маленькая группа людей. Нехитрый, но дорогой сердцу скарб. Женщины держали в своих руках узелки с одеждой, маленькие домашние обереги, кружевные салфетки и игрушки. Дети сжимали соломенных куколок и деревянные мечи, корзинки с мяукающими котами, самодельные клетки с лесными птицами. Магию они надеялись сохранить до конца, рожденные в тени белой башни в благодатные дни мира, когда великий страх еще не поселился на Севере. Сильные, гордые, эти люди готовы были потерять все, но магию…в свою волшбу они верили до конца. Пусть забудут они свои дома, отцов забудут и древние пророчества, но разве можно потерять душу, разве можно упустить из собственных рук дарованный тебе от рождения талант? Пришло время сделать выбор, - солнце садилось за горизонт окрашивая траву в медно рыжий цвет, море вздыхало и пенилось. Морю от века не было дела до людских проблем. Горько кричали белые чайки скользя на волнах. Люди шагнули вперед. Миг сомнения, а потом...

Темная арка приняла странников в свою черную утробу, за порогом скитальцев ждала война и железные машины, скрежет металла да рассеянный электрический свет освещающий мокрые от дождя улицы. Переход длился целую вечность, переход длился всего лишь одно мгновение. Ошеломленные люди стояли на пороге, застывшие, бледные призраки с пустыми, подернувшими дымкой забвения глазами, - потерянные навсегда, они больше ничего не помнили друг о друге. Матери и дети, мужья и жены, лучшие друзья и смертельные враги, все они позабыли друг о друге. Если ты не Гайя, платой за переход будет разум, твои собственные воспоминания, ты не сможешь защитить свою душу, - Сумрак-который-обитает-Между, выест тебя без остатка. Магия ушла от скитальцев навсегда, только мясо и кости остались в бренном теле, более, не осталось ничего…
Так все и случилось, много много лет тому назад. Зеленная ванна дала Знание. Синяя вода хранила иные тайны, но Лиза сделала свой выбор.

…Приятно мурлыкали горячие источники согревая продрогшее тело. Лес позади волновался и перешептывался, темные лица мерещились и недобрые взгляды в колыхании ветвей, темные духи бродили под звездами, недобрые заклятья возносились к небесам, но холодным ночным теням не было доступа в эти древние развалины. Ниэн охраняла свои пруды. Седая зыбкая фигура. Женщина с оленьими рогами в домотканом платье с длинными рукавами, хранительница севера, врачевательница ран. Ниэн-Знающая. Ниэн-Согревающая. Ниэн-Мертвая.
Подошла,склонив голову горестно, хриплым голосом своим произнесла речь. Не женщина. Призрак. Отражение былого человека всего-лишь.
- Осколки бога, часть потерянной вселенной в твоей руке, сущее. Не важно. Мел был всегда, служил ключом способным отпереть любые ворота. Его отражение. Вещь-Запирающая. То, что призвано уничтожать. Мел дает жизнь, вторая Вещь жизнь перечеркивает. Напиши мелом, - «хочу чтобы он умер…» И мел не сможет осуществить желание. Прикажи ему изуродовать душу, вывернуть наизнанку живое сердце. Скажи, - "Хочу иметь власть над ним!" Если достанет силы. Осуществит твою волю Мел. Вторая же Вещь убьет любого. Бросит под ноги. Искромсает. Изуродует. Уничтожит следы мела. Ты прошла сквозь Дверь. Ты открыла проход. Вторая вещь закроет его навсегда. Да. Две сути. Два отражения. Вещь отпирающая. Вещь уничтожающая. Волк следует по твоим следам, ему велено отнять Мел.

После немногих сказанных слов, Алексей замолчал надолго. Смерть, зримо проявив себя в мертвом теле сталкера, будто распространила свое мертвящее влияние разом на все - звуки, краски, предметы, людей. Все вокруг теперь казалось Алексею другим, искаженным по смыслу и форме. Даже прямые и ровные очертания мебельных шкафов и тумб, прежде радующие глаз своей аккуратностью и классической лаконичностью, теперь представлялись грубыми, угловатыми, напоминающими гробы.

Трое туристов видимо тоже ощущали повисшую в воздухе скорбь и потому избегали не только разговоров, но и просто лишнего шума. Только действия, необходимые и утилитарные. Выбрать два длинных и прочных карниза, затем гардину поплотнее - будто специально темную, точно строгое погребальное покрывало - и сделать из этого импровизированные носилки для мертвеца. Кто-то скажет - нелепая причуда. Однако Зона это не обычная местность. Катафалк сюда не приедет. Забрать труп может только другой сталкер. Точнее, должен забрать. Ведь никто не поручится, что не придется в следующий раз точно так же его самого забирать и нести. К родным, близким или хотя бы знакомым, чтобы оплакали, попрощались и положили в простую землю. Укрытый ее тяжелым покрывалом, мертвый сталкер гарантировано останется в покое, а вот если в Зоне хоронить... Там уже никаких гарантий.

- Ну вот, теперь пойдем, - нарушил молчание Алексей, - Но не к воротам, через которые заходили. С трупом туда лучше не соваться. Пусть все знают, какова смертность в Зоне, однако все равно могут начать допрашивать, выяснять обстоятельства, особенно если кому-то очередную звезду не терпится получить. Или в НИИ обяжут сдать, где его непременно вскроют и всесторонне изучат... Так что пойдем через "черный ход". Расстояние до него примерно такое же, зато выберемся без проблем.

Тело Федора съежилось, как-то неуловимо изменилось, сгладились знакомые черты и Альбина вспомнила...

Дедушка болел долго. Лежал то в больнице, то дома. Рак - страшное слово поселилось во всех разговорах взрослых вместе с тоской в глазах. Дед отшучивался, так же громогласно смеялся на всю квартиру, но все реже вставал и больше спал. Из больницы дед не вернулся и девочка увидела его в последний раз на похоронах. Она стояла у гроба, усыпанного цветами, окруженная плачущими людьми в черном и не понимала, почему все плачут над этим незнакомым худым дядькой, одетым в одежду дедушки, которая была ему заметно велика, он будто утонул в ней. Она хотела спросить у деды, зачем он отдал свой лучший пиджак с большими карманами, всегда полными гостинцев для любимой внучки, но его почему-то не было в этой толпе.
- А где дедушка? - шепотом спросила она у мамы и теплые руки обняли ее, прижали к вздрагивающей от сдерживаемых рыданий груди, - Дедушке теперь хорошо...

- Ему теперь хорошо... - прошептала Альбина, обведя взглядом всех. И ей вдруг до боли захотелось домой, к маме. Чтобы мамины руки обняли и что бы все снова стало хорошо.

Нет ответа.
Нет.
Бесполезно. Сколько не стучись в запертую дверь. Хоть в кровь лоб расшиби - не пробьешься. Только тишина в ответ. Мертвая тишина.

В первый момент отвернулся от всех. Пальца согнутого фалангу до боли прикусил, чтобы ни стона, ни всхлипа наружу не вырвалось. Зажмурился. Слезы тоже задавить надо. Не помогут они. Навредят. Туристы эти твою слабость мигом подхватят, посмакуют с удовольствием и приклеят на тебя позорный такой ярлычок под названием "тряпка". Ну а потом от них уже ни внимания, ни послушания ни за что не добьешься - слабым не подчиняются. Сталкер обязан быть твердым. Для их же, туристов, блага.

Еще один пал в Зоне. А это значит, что меньше стало теперь людей этого редкого свойства. Значит отступили сегодня на шаг в деле всеобщем. Учиться ох как долго, зато пропасть - моментально. Пока кто-то из "стариков" будет готовить нового, не ровен час еще кто-нибудь напорется, ведь сколько не узнавай, сколько не подмечай деталей и тонкостей, а все равно в безопасности не будешь. А если вдруг некому станет учить? Все труды, все надежды тогда прахом пойдут.

Встал, повернулся к остальным. Исподлобья в глаза каждому глянул и заговорил тоном спокойным, но не терпящим возражений.

- Значит так, послушайте меня внимательно. У нас, как видите, возникли чрезвычайные обстоятельства, поэтому мы идем дальше к выходу. Напрямик. Все развлекательные маршруты отменяются и я думаю, что компания вернет вам деньги. Наверное... Теперь следующее. Тело Жердева здесь оставлять нельзя. Его нужно передать родным и близким для погребения. Надеюсь это понятно.

"Неизвестно, правда, есть ли они у него," - договорил про себя Алексей, - "ну да уж наверное кто-то должен быть..."

К Кириллу оборотился.
- Понесем его мы с тобой, больше некому. Сейчас только носилки соорудим и понесем. Тут не так уж далеко, в общем-то.

При виде того, как незнакомый мальчик направляется к пузырю и берёт его в ладони, Лариса негодующе сжимает кулачки.
Нечестно! Всё нечестно, и с пузырём этим вот — тоже!
«Я первая увидера!!!» — хочет закричать она. Именно так: «увидера». Совсем недавно усилия логопеда (который отныне стал «р-р-рогопедом») увенчались успехом, и маленькая Лариса вставляет раскатистую «р-р-р!» везде, где только можно и нельзя. С особенным старанием — на место «л», к которой Лариса успела проникнуться стойкой неприязнью за то время, пока «не выговаливала». Ещё бы не проникнуться, когда тебе уже целых вон сколько лет, а ты до сих пор собственное имя произнести так, чтобы вокруг не смеялись, не умеешь. «Лала». «Лалиса». Фу.
Хочет окрикнуть мальчика с пузырём и не решается. Чувствует, как в носу щиплется изнутри — в который уже раз за сегодня. Упрямо поджимает дрожащую губёнку. Может, пойти, рассказать маме?.. Почему-то на этой мысли становится совсем невыносимо, и девочка чувствует вдруг, что из глаз закапало, потекло по щекам и повисло капельками на носу. Лариса отворачивается, утирая непрошенные слёзы.
...И видит, как блестит. Вон там, ещё один!
В одно мгновение Лариса из несчастной и сердитой девочки превращается в девочку радостную, почти счастливую.
— А у меня ручше! — звонко голосит она, подпрыгивая и срываясь с места в сторону забора, — У меня кр-р-расивее!
Вот, теперь у неё тоже есть свой пузырь! Р-р-радужный!

- Зашли на минутку. Слушай, Фёдор, зачем ты нас сюда вообще потащил? - Кирилл задумчиво погладил подбородок, глядя куда-то в конец длинного коридора. Где-то там скрылся и так и не вернулся седой. Сигаретку бы! Да закончились. Сколько можно здесь торчать? Пора бы уже и честь знать, как говориться!

- Фёдор? - Кирилл оглянулся на сталкера и нахмурился, пытаясь понять, что происходит.
Наверное сюрреализм смертей двух товарищей часами ранее не просто потряс Кирилла, а схватил его душу наизнанку, вывернул и запихнул обратно. Не больше не меньше! Потому как Кирилл даже не запаниковал, не закричал и не шлёпнулся за задницу, пытаясь испуганно попятиться.

- Фёдор, - только и произнёс он. Немного растерянно.
Нужные слова пришли на ум только десятком секунд позже.

- На помощь! - Крикнул журналист и в пару прыжком подскочил к ... плавящемуся (?) сталкеру. Подскочил, присел на корточки рядом и... замер. Первый порыв помочь или просто поддержать, схватив за руку, прошёл. Это Зона! И тут не хватают что попало. Даже если это что-то рука всё ещё живого, кажется, человека.

- На помощь, - ровно повторил Кирилл и смахнул волосы со лба.

Что сказать себе? Как объяснить увиденное? И главное - зачем? Ведь объяснения эти, сбивчивые и бестолковые, как доклад какого-нибудь закоренелого двоечника, сейчас не нужны ни взволнованному, бьющемуся в сладком восторге сердцу, ни уму, что, казалось, на время лишился наросшего за долгие годы рогового слоя "здорового" цинизма и, отбросив процесс осмысления происходящего, занят лишь попытками удержать в памяти образ очаровательной незнакомки.

До чего же она хороша! Внешняя безупречная ее красота сама по себе не привлекала бы настолько, если бы не та таинственная внутренняя сила, что читалась в ее чарующем взгляде, выражалась во всех мельчайших деталях ее облика - горделивой осанке, плавной грации жестов, лучезарной улыбке... Она была создана только для него. Волшебная греза. Идеал, явленный Зоной в иллюзорном мире зеркал, но всколыхнувший самые настоящие чувства, от которых пришлось отказаться давным давно. Ведь быть сталкером это, скорее всего, встать на путь одиночества.

Свойства потомства сталкеров - уродство или некий следующий шаг эволюции? От точки зрения зависит. Тем не менее, едва ли кто-то решится рискнуть.
Но каково это любить по-настоящему и при этом обречь на бездетность? Это сможет не каждый. Алексей, например, не смог.
Вот и остается довольствоваться тем, что на самом деле не в счет, а о другом уже почти и не вспоминаешь. Разве только порой, редко-редко, вдруг настигает и накатывает, да так, что держись...

Осклабился кривовато, взирая на себя - магическое зеркало сейчас самым что ни на есть обычным прикидывалось и кроме вполне регулярного Алексея отражало только ряды стоящей за его спиной мебели. Вдруг взгляд сталкера зацепился за что-то, лежащее на полке шкафа. Воронцов повернулся и посмотрел на это что-то уже без посредничества зеркальной глади. Так все-таки надежнее.

Воронцов.

Зеркала. Они знают, чем заманить в свои гладкие сети. Загадкой. Подсказкой. Советом. Вопросом. Насмешкой. ЕСть поверье, что зеркальные коридоры - это местный оракул. Много находилось охотников предсказывать по ним будущее, расшифровывать прошлое и угадывать настоящее.

Были и доморощенные пророки, что пытались донести открывшиеся им истины до народа. Разный люд среди них попадался - и откровенные шарлатаны, готовые торговать своей ложью за мзду, и юродивые, лепечущие несуразную чушь. Но были и такие, что поверили искренне во что-то свое, важное для них, и понесли эту веру в груди. без пафоса и проповедей - просто пошли дальше своим путем, что прорисовался им тут, в Зоне. А при чем зеркала? да может и ни при чем.

А вот все-таки тянет.

Ровная мерцающая гладь послушно отразила твой взгляд - почти такой же, какой встречает тебя по утрам в зеркале. Почти такой же. Почти.

Чуть моложе. Чуть уверенней. Немного насмешливей. С огненной чертовщинкой, готовой вспыхнуть в любой момент.

Высокий лоб еще ( уже? Как определить время?) не прорезали суровые морщины. Лицо обрамлено длинными волосами. Аккуратно подстриженные усы полускрывают улыбку.

Военная выправка, расшитый мундир, короткий плащ и шляпа с пушистым пером. И длинная шпага на перевязи.

Ты в зеркале ждешь - и за спиной твоей отражается брусчатка незнакомо города. Древняя архитектура в стиле барокко.

Отражение подергивается дымкой, задрожав - и из-за поворота выкатывается карета без герба, запряженная парой лошадей. Кажется, если ты прислушаешься - то услышишь цокот копыт и грохот колес по мостовой. Но ты слышишь лишь приглушенные голоса туристов да тихой пиликанье лобзика где-то в подвале.

Расшитая оборками атласная занавеска приподнимается, и в окошко кареты просовывается изящная женская рука, делающая какой-то знак.

Улыбаются. Одна непринужденно и радостно, другая - иначе, словно из желания не докучать ему своей тревогой и своими вопросами. "Римма-Римма... а ведь казалось, что ты уже начала мне доверять." - подумал Алексей, вылавливая ускользающий взгляд девушки. Невольный упрек, однако сменился догадкой - она всего лишь не хочет говорить при посторонних. Просто. В свое время скажет, если захочет.

- Это хорошо, - кивнул он Альбине и ее спутнику, - Тогда выходим...

Альбина наслаждалась отражаемыми зеркалом картинами - ну, какую очередную банальность скажет этот красавчик? А может не банальность, а что-то лирически-остроумное?
Но вместо ожидаемых слов девушка услышала раздавшийся рядом стон и резко развернулась, успев заметить, как Римма оседает на пол с искаженным страданием лицом. Альбина бросилась к ней,
- Эй,эй, что с тобой? - слегка похлопывая девушку по щекам, гладя по волосам, шептала она, - Все хорошо, все хорошо...
Да, Зона не предсказуема - как она выбирает ЧТО и КОМУ показывать? Или просто как ребенок, по принципу "нравится-не нравится"? Так чем же Альбина ЕЙ так понравилась? Девушка зажмурила глаза, полная благодарности Зоне и искренней симпатии. "Спасибо..." - прошептала она про себя. И впервые промелькнула мысль - а не могла ли она сама стать Сталкером и быть здесь, в Зоне постоянно? Эта мысль до такой степени поразила Альбину, что она широко распахнула глаза и огляделась - не сказал ли кто-нибудь это вслух, до такой степени нелепо это было.

Звуки жили в древнем лесу, множились и умирали. Тихо вздыхал бродячий ветер, шептались между собой листья берез, какие-то неизвестные пичуги переговаривались друг с другом тревожными голосами. Наверху похрустывали колючие звезды, пахло мхом и морем. Рысь знала – надвигается шторм, темные клубящиеся тучи пожирают небо, час за часом становится все темнее и безрадостнее в этом мире. В сознании девушки всплыли дымящиеся города, груды обгоревших тел, тонкие ручьи жирной крови, тучи мух и грязные псы, рвущие с остервенением мертвых людей.
Все это было однажды, все это случилось уже. Все это могло повториться вновь, - Чума предтеч, Мертвая зима вступала в силу...Мчались по проклятым извилистым дорогам темные кони, живые мертвецы брели сквозь бурелом, по следам Лизы двигался враг. Птицы вопили и кричали: «Разоритель гнезд, убийца живых детей. Слушайте все! Сюда идет разоряющий гнезда, сюда идет Чудовище!»

Тем временем. Уставшая рысь шагнула в проем древней арки, клубящиеся паром источники предстали глазам девочки. Обитель магии, - древние термы. Множество пустых бассейнов, высохших озерец – полуобвалившиеся стены и одинокие колонны, подпирающие небеса. Заросли густого папоротника, сонные деревья и белые фосфоресцирующие цветы россыпью драгоценных камней. Забытые бани. Обитель Росс. Вода почти ушла отсюда, ушли люди и былая слава, впрочем, что-то уцелело наперекор жестоким временам. Две ванны были полны горячей водой до краев, - В одном бассейне вода была темно зеленая, словно бы трава колосящаяся под солнцем, - ванна пахла жимолостью и свежим огурцом. В другом каменном сосуде, кипящая жидкость манила взгляд бесконечной синевой – от воды пахло чем-то острым и бодрящим, какой-то восточной специей, названия которой Лиза не знала...Что-то вкусное. И пьянящее. Очень хорошее, очень южное.

- Когда-то люди приходили сюда чтобы Слушать. Ниэн-Вершительница-Судеб указывала слепцам верный путь. Теперь пришла пора слушать тебе, Гайя. Ниэн станет говорить с тобой, Ниэн, до поры защитит тебя от Врага выползшего из пустоты.
Знай же, Гайя. Есть Юг, там правит Черный бессмертный король, злобный бес которому надлежит умереть. Есть Север, и зло распространяется от старых гробниц, ползет, словно черная плесень по доброй земле. Есть Запад, там темнота и вход в иные миры. Есть Восток, укрывище странных грез. А здесь лежит Начало. – Рысь мурлыкнула, бледной тенью растворившись в лесном сумраке. Лишь желтые глаза вспыхнули угольками в темноте.
- У тебя Мел, Гайя, значит, ты можешь отыскать запретные артефакты. Ты хозяйка одной Вещи, а можешь стать Хозяйкой Трех, ибо Вещи тянутся друг к другу. Великой Девой быть тебе...Да. А может и не быть...Только Ниэн Ведает. Когда решишь что делать, когда согреешься и услышишь голос судьбы в своем сердце, напиши мелом любой вопрос на который желаешь знать ответ. О Королевстве, о судьбе, об этом мире, о себе...Услышишь ответ в тот же час. Будь осторожна, многие знания дарят беду, правда обжигает душу. Ответ может не понравиться теюе...Знай. Мел, твоя сила. Мел, твоя Надежда и Мел твоя главная беда. Им нельзя управлять, но с помощью него можно Править. В нужный час, в нужное время, ты сумеешь убить артефактом любого и даже бессмертный не сможет устоять…Но это позже...Да. Сейчас, грейся же, прогони тревоги прочь и отдохни в тепле. Забудь до времени о Белой башне, забудь о несчастьях. Я же отправлюсь поглядеть на твоего Врага, я постараюсь узнать, кто нам угрожает…

Колючий и холодный, как острие ледяного сталактита, взгляд Алексея вдруг рухнул оземь под тяжестью стыда. Подлинное осознание ситуации, как это часто бывает, пришло с опозданием.
Он, опытный сталкер, чуть не вмазал по морде обычному человеку, туристу, за то, что тот, видите ли, был недостаточно вежлив.
Господи... Да ведь пришлый, новый человек в Зоне подвергается таким испытаниям, которые в нормальной жизни и не снились. Тут порой не то, что манеры - разум сохранить сложно. Как же можно осуждать тех, кто впервые входит сюда? Ведь и самому далеко не всегда мысли и чувства удается контролировать, несмотря на весь свой хваленый стаж...

Возгордился. Вздумал что с первого взгляда можешь отличить хорошее от дурного, решить безошибочно что есть что. Принялся осуждать направо и налево, даже не разбираясь в обстоятельствах и причинах. Получается, сам по себе ходишь ты тут по Зоне такой, вроде как, сильный и мудрый, выбираешь кого выручить, а кого в грязь втоптать тяжелым ботинком; и все это вместо того, чтобы каждого, кто с тобой пришел или здесь встретился и нуждается в помощи, защитить, сохранить от смерти, от безумия, пользуясь знаниями, что вложили в тебя предшественники...
Бесспорно, в Зоне нужно уметь себя вести. Вот только учить этому надо по-человечески.

Вздохнув, Алексей поднял взгляд на незнакомца и заговорил спокойно, без всякого нажима.

- Ясно. Хорошо. Значит трое: ты, студентка и еще один - проводник ваш, верно?

Студентку он уже заметил сам. Девушка вышла в фойе, явно не ожидая, что встретит незнакомых людей, но все же поздоровалась, а затем позвала по имени своего спутника. Алексей поискал его глазами, думая о том, что этот Федор вполне мог сейчас оказаться тем самым, немного знакомым ему проводником из "Дайв энд Драйв".

"Что привело меня в Зону?"

От такого неожиданного вопроса он даже поперхнулся с полным ртом еды и оторопело воззрился на Римму. Сталкеры, общение которых подчинено жестким, почти ритуальным правилам, редко когда поинтересуются подобным друг у друга, а обычным людям такой вопрос вообще вряд ли придет в голову, ведь ответ, который их полностью устраивает, они обычно и так знают - жажда наживы, тайная власть, сумасшествие...

Однако было в Римме что-то такое располагающее, что отличало ее от других, и отчего хотелось поделиться с ней чем-то сокровенным.
Алексей помедлил немного, глядя на проступающие сквозь редеющий туман очертания деревьев и собираясь с мыслями.

- Впервые я оказался в Зоне абсолютно случайно и странным образом остался жив, хотя все, кто были тогда со мной, погибли. Поиск ответов привел меня к удивительному человеку, сталкеру, которого называли Учитель. Он открыл мне дорогу сюда, научил всему, что я знаю. Это было начало новой жизни... Наверное Зона искала меня, а я - подспудно - ее. Здесь я обрел все то, чего раньше обрести не мог. Как-то не получалось у меня с людьми, никак не получалось... А здесь кончаются их владения.
Здесь человек как бы возвращается в свое первобытное состояние. Он уязвим, он не знает что ждет его за поворотом и это что-то может запросто убить его, как какой-нибудь саблезубый тигр в незапамятные времена. Здесь человеку не помогут ни оружие, ни танки, ничего. Подобно своим далеким предкам, он снова наедине с неведомым. Хм...

Сталкер на некоторое время замолчал. Взгляд его немолодых, окруженных тонкой сеткой морщин, глаз, казалось, фокусировался на некоей точке, расположенной далеко впереди, но на самом деле, был обращен внутрь самого сталкера, в самую его душу, и проникая в ее потаённые уголки, встречал заветные надежды и мечты.

- Другой вопрос - зачем я здесь? Сам для себя ты понимаешь это далеко не сразу. Сперва ведь просто ползаешь по Зоне, как младенец, под присмотром старших, и проходит немало времени, прежде чем научишься ходить более-менее прямо. Этот процесс поглощает тебя целиком и, по сути, тебе просто некогда раздумывать о чем-то, кроме выживания. А вот потом... если, конечно, доживешь... постепенно проявляются собственные стремления и цели. В чем-то у сталкеров они схожи, в чем-то разнятся, да.

Снова прервавшись, Алексей поскреб обросший щетиной подбородок и нахмурился, словно вспоминая о чем-то нехорошем. Затем лицо его разгладилось. Он повернулся к Римме и, глядя в ее глубокие карие глаза, продолжил:

- Мы изучаем Зону, пытаемся познать ее природу, ее законы и свойства, а она, в свою очередь, изучает нас, причем гораздо более успешно.
Не знаю, какие цели она преследует, но процесс этот безусловно идет. И вот в нем сокрыто величайшее благо для всех, для всего человечества. Зона может помочь нам разобраться в самих себе, узнать кто и зачем мы есть.
Только нужно найти с ней связь, которая положит начало взаимопониманию. В этом я вижу свое дело - стать проводником, посредником, если угодно, между людьми и Зоной.
Учитель верил, что когда-нибудь это станет возможным. И я тоже верю.

Раны всегда остаются ранами. Заживают, рубцуются, о них забываешь, а потом - в плохую погоду, в сырой унылый день они напоминают о себе ноющей мозжащей болью. Телесные или душевные - они не проходят насовсем.

И ты кладешь припарки и втираешь мази, ты греешься у огня чьего-то тепла, если тебе повезло, или подогреваешься винно-водочным суррогатом, если повезло не очень. Затираешь, забываешь, отвлекаешься на будни, но знаешь, что она все равно вернется - приглушенная временем, задавленная волей, застарелая привычная боль.

Зона вздрогнула и помрачнела. Вся. Густые багровые тучи окутали небо, тяжело нависшее над головой. Там, где-то далеко, ползут по бесконечной бесплодной почве два истерзанных измученных человека, с ненавистью проклинающих друг друга, и тащат за собой полумертвого третьего. Пятьдесят тысяч шагов почти без надежды. Пятьдесят тысяч проклятий. И один-единственный шаг - в полдень.

А далеко-далеко через сотни лет homo ludens, человек играющий, отряхнет со своих ног наскучившую пыль многовековой истории человечества и шагнет прямиком в эволюцию.

А где-то неугомонный Изя Кацман, битый-перебитый ехиднейший еврей, теребя многострадальную бородавку, разразится похабнейшим афоризмом. И толкнет тебя на один шаг - внутрь себя.

Бессильные гении мира вновь полыхнут искрой дара, таланта взлелеянного, шандарахнут отсыревшей хлопушкой вместо сверкающего фейерверка и умоются жалостными слезами.

Вновь и вновь.

Пока человек читающий возвращается в эти миры.

Потому, что понедельник начинается в субботу, а богом быть трудно.

И пусть невежество испражняется на Лес. Невежество всегда на что-то испражняется.

Просто мир такой. Человек такой.


На один только миг застыла Зона в торжественном молчании, будто споткнувшись о время. А потом застучали беззвучные часы и все вернулось на круги своя.

В башне царствует беспредельный холод, тонкие снежинки в воздухе кружатся, жалят разгоряченные щеки.
Пыль щекочет ноздри.
Липкая мгла окутывает. Гиблый мрак пробирает до костей, по венам, жидким огнем растекаясь обнимает сердце бесконечно ледяной своей дланью. Пустота безвременья наполняет мертвый зал, тихий шорох умирающих годов. И пять дверей в пустоте, пять путей, куда двигаться следует, робкими огоньками рунных знаков освещены. От сотворения мира, где россыпью звезд вселенные танцуют в бессмертном сумраке глубокого космоса, пять зверей оберегают высший порядок.
Старые Боги охраняют мир, древние духи Королевства.
Вот Кабан, медный зверь закаленный огнями семи преисподних. Беспощадный. Жестокий. Алкающий страданий извечно: Клыки его из вулканического стекла острыми крючьями загибаются вверх, покрыты ржавыми разводами теплой крови, тонкими нитями присохшего мяса. Испачканы. Единственный целый глаз блестит алмазом, вытекшая глазница на месте второго, заглядывает в самую душу как будто. Черная дыра. Толстая шкура изборождена незаживающими оспинами вечной войны, гнойными ранами да старыми шрамами. Изуродована. Кабан это сила. По следам его железных копыт шагает война.

Вот Рысь, гордая и величественная гостья в ожерелье лунного жемчуга, в диадеме штормовой стали. Голубым очам этой кошки неведома жалость, заиндевевшая шкура ее дышит прохладой, бритвенно-острые кисти на ушах словно клинки штормовой стали, разрезают воздух с тонким воем. Рысь ведет за собой зиму, долгие годы одиноких белых бурь, смертельных холодов и отчаянья, следуют по ее следам. Рысь – это символ бедствия, рысь это символ достатка, смерть и возрождение оберегает Царственная кошка. Природу и всех созданий лесных. Защищает.

Вот древний Ворон, размером с человеческий рост у подножия трона сидит. Перья – это адамантов камень, клюв – черный рубин, мощные когти серпами сжимают черный меч. Клинок-Неназванного-Героя. На голове корона изо льда, венец королей севера. Держава и скипетр у ног, а еще кости и черепа, знаки, сопровождающие власть повсюду. Забытый король, гордая птица подарит власть, силу, богатство, могущество. И возьмет столько же, все самое дорогое отнимет, словно падальщик, обточит страдающую душу заживо, подарив власть и отняв ради нее все прочее.

Волк, магию знаменует и высший порядок вещей. Чуткие уши, мокрый нос, наполовину зверь, наполовину человек, острые клыки оскалил сморщив морду. Магия, сводит людей сума, магия лишает души потихоньку, изменяет своего владельца, преобразует, отнимает прежнюю сущность. Многое дает, многое отнимает. Волк могуществен и уродлив, измучен древними силами проточившими его нутро. Выступающие ребра, желтые глаза безумием освещенные, тонкие рога произростают из кости черепа причиняя страдания животному. Вот- вот, кажется, миг еще! И бросится из темноты, позабыв древние обеты великий Волк.

Опасна и хитра Лиса, шкура ее, рыжими языками пламени переливается, змеиный язык меж острых зубов скользит, блестящей чешуей покрыты лапы. Мудрая обманщица и лгунья. Красная Лиса, знание подарит, обучит наукам старого Королевства, древние сказки расскажет и историю Предтеч. Еще предаст быть может, обречет на смерть если пожелает, на мучительную долгую погибель бросит в одиночестве. Капризна. Вероломна. Острые уши, проницательные глаза с тонкой черточкой вертикального зрачка – захочет, мудрость дарует и величие, а захочет, забавы ради в могилу зашвырнет. Рыжая бестия.

Лицо человека, возникшее перед его внутренним взором, почти терялось в ночной темноте и лишь некоторые его черты были заметны в тусклом свете пламени небольшого костра, однако это было неважно - он все равно знал кто перед ним.
Сухой валежник слегка потрескивал, прогорая в огне, легкий осенний ветер чуть слышно шелестел листвой в кронах, но эти звуки никак не мешали воцарению необычайной и благословенной для выходцев из человеческого мира тишины.
Вокруг была Зона, но, что удивительно, Алексей не чувствовал никакого беспокойства, напротив - казалось, все тревоги, вся суета обычной жизни сами собой испарились в этом странном месте.

- Давно хотел спросить, зачем ты постоянно таскаешь с собой эту штуку? - нарушил долгое молчание Учитель, имея ввиду довольно массивный армейский пистолет в руках Алексея, который тот, сидя у костра, деловито и старательно чистил.
- Для защиты, - пожал плечами новоявленный сталкер, - ведь вы же сами говорили, что по сути о Зоне мы почти ничего не знаем. Мало ли что тут может встретиться.
Учитель, прищурившись, тихонько усмехнулся.
- И ты рассчитываешь защититься с помощью этого? Ты же видел полусгнившие заросшие травой танки, как думаешь, помогли они чем-то их хозяевам? Это бесполезно, сынок. Если ты хочешь ходить по Зоне, ты должен научиться доверять себе, своим чувствам, своим силам, а не возгревать в себе ненужную агрессию. Вспомни что случилось с теми солдатами...

Тогда он не поверил. Остался в плену своих страхов и заблуждений. Возможно теперь настало время от них избавиться.

Ни слова не говоря, он хорошенько размахнулся и запустил тяжелый пистолет далеко в густую серую муть.
Затем обернулся к девушке.

- Конечно, почему бы и нет, - ответил он Римме, потянувшись за рюкзаком, - Делать-то пока все равно нечего.

Сидящий на земле сталкер вздрогнул непроизвольно, словно от мороза, и резко обернулся куда-то назад, глядя в клубящуюся пустоту. Взгляд его, ставший вдруг диким и затравленным, забегал из стороны в сторону в тщетных попытках хоть что-то разглядеть в густом колышущемся мареве.
Заметался, закрутил головой во все стороны как загнанный зверь, предчувствующий скорую встречу с подвывающей сворой.
В руках блеснул вороненой сталью невесть откуда взявшийся пистолет...

Эта окутавшая все вокруг мгла - она уже не только снаружи. Тонкими ручейками заползает в ноздри, вместе с вдыхаемым воздухом рвется через горло внутрь, струится по дыхательным путям и пищеводу, наполняет влажной серостью легкие, белесым налетом оседает на стенках желудка.
Не убивает, не разрывает в клочья. Хуже. Исподволь она проникает в мысли, заползает в самые отдаленные уголки твоего сознания. Туманит разум. Окутывает душу серой заунывной тоской. Меняет. Искажает. Обманывает.

И в этой мгле всегда кто-то скрывается. Невидимый, спрятанный в густой хмари, смотрит на тебя оттуда своими жуткими глазами-буркалами. Выжидает. Чуть только расслабишься, отвлечешься - тотчас завладеет тобой целиком.
Тогда все изменится. Уйдет любовь, уснет совесть, словно и не было никогда в твоей жизни теплых материнских слов.

А потом, когда будет уже поздно, ты поймешь, что этот кто-то в тумане - ты сам и есть. И лишь только чтобы не смотреть в его страшное лицо, ты всадишь в себя кусок металла, что пробьет насквозь черепную кость и расплескает твои мозги по ближайшей стене.

Влажный, весь в каплях измороси, ствол уперся в подбородок. Чей-то чужой палец лег на спусковой крючок. Тишина.