Голосование за ходы

Возможно, она кричала недостаточно громко, хотя уж точно кричала на общем. Возможно, манёвр отступления претил благородным воинам, возможно, им претило подчинение женщине (впрочем, прежде они едва ли возражали следовать выбранному ею пути, поэтому, скорее всего, причина была в ином). Возможно, ей следовало выбрать другое обращение и другую лексику, более присущую структуре стражи или войск, дабы донести свою мысль... возможно, она уже никогда не узнает, как стоило поступить, и всё, что остаётся, — это продолжать стрелять.
Стрельба, меж тем, шла из рук вон плохо; жрица боялась задеть выстрелом тех, к кому зомби уже приблизились вплотную, а выцеливать ещё только приближавшихся не позволял уже сам арбалет. Она старалась сосредоточиться и правильно дышать, но, кажется, это не возымело успеха... в основном, потому что на поле боя объявился полководец.
— Это тоже твоих рук дело?! — шикнула она на суетившегося поблизости Корвина и сощурилась, силясь разобрать, что там за существо, хотя доспехи, конечно, уравнивали внешний вид практически любой нежити.

Коварство последнего драконьего сына не ведало границ. Как мог он?! Как смел?! Зогцок сдвинула брови, ответив на взгляд Харуга своим, с возмущённо сведенными бровями и прекрасными глазами, широко распахнутыми в попытке... то ли устрашить, то ли указать на перегиб.
Если это и не называлось манипуляцией, то определённо было ею, Харуг с наслаждением тёмного эльфа колол бедную девушку злым словом, давая понять, что считает её виновной... безо всякого стыда и права! Но только Зогцок захотела разразиться гневной тирадой о неправильности подобного поведения, как её понесло следом за удаляющимся сундуком с зверятками. Внезапно и без объявления войны.
Ледник огласил визг. Ледник огласили возмущённые требования прекратить. Ледник огласила пронзительная имитация свиста с использованием гармошки, а затем и импровизированная сирена, въедливая и не в лад.
Бардесса ступила на тропу войны.

— Ой, ну что вы налетели-то?! — возмутилась Зогцок. — Она голодная, никого не обидела, даже её скорпионы деликатно ждут, а не кромсают мамонта, пока мы тут беседуем. Ещё и помощь предложила!
Бардесса просверлила Белзагрима взглядом.
— Вот между прочим, если бы кто-то меня внимательно слушал, то знал бы, что водится в тумане! — Кобольдесса упёрла руки в бока. — Я тебе тут что, анекдоты травлю?! Я вот тебя позвала вообще, потому что хочу немножко лагерь разбить, еду приготовить, представить тебя! А ты? — Она повернулась к девушке. — Его зовут Белзагрим, он иногда очень вредный, это семейное. Вот эту красивую чародейку рядом — Найгмиив, она всегда вредная. А нашу новую знакомую зовут Гостья. Всем очень приятно познакомиться!

Зогцок хотела было ответить, что Дымчатая Смерть на весь Ледник такой один (история других не знала), но мысль прервал пушистый комок... непонятного. Бардесса закрыла рот, с удивлением рассматривая торчащий мелкий нос. То есть прям... совершенно абсолютно крохотный.
— Ой. Он же... где ты его взял? Ты что, — ужаснулась Зогцок, — убил его родителей?! У нас нет молока, чтобы его выкармливать! Кошмар... ужас... кошмар... — Она извернулась, закапываясь в свою сумку и лихорадочно перебирая припасы.
— Сейчас... сейчас... Вот!
Зогцок замерла в победной позе с вытянутым вверх мешочком.
— Мы сварим ему кашу! Мягкую, тёплую, жидкую... как молоко! Божечки-кошечки, он жевать-то умеет вообще? — Бардесса подтолкнула казан поближе, чтобы рассмотреть найдёныша.

— Я не помешаю? — осведомилась подкатившаяся под бок Зогцок и, не дожидаясь ответа, любопытно зашагала кругом, глядя на книгу, на сокровища с сундука и то, что жрец делал.
— А что это за башни, про какие они все говорят? Интересные?
- Немного помешаешь, так что сначала закончу, а потом с удовольствием отвечу, сладкоголосая Зогцок, - улыбнулся Митерин, поглядев на бардессу.
Затем он таки занялся подготовкой молитвы, которая нужна была для создания копии книги, и несколько минут, как говорится, был в себе, сосредоточившись на процессе. Затем, когда обращения к богине принесли плоды и вдруг все монетки и драгоценности испарились, оставив на своём месте точную копию книги, мужчина выдохнул поморгал.
- Раньше тут не было так жарко, - констатировал он, после чего вернул внимание на Зогцок. - Четыре башни мои братья построили для извлечения силы из четырёх элементов, земли, воды, ветра и огня. Планировалось, что воины смогут испить из всех и на время получить невероятную силу. Я был против этого.
Зогцок слегка надулась и шлёпнулась на хвост, стоило только жрецу ответить, что помешает, но долго её возмущение ожидаемо не продлилось.
— Почему? И зачем им это пить? Разве не нужно было направить силы этих штучек на то, чтобы не было жарко? Убрать огонь, заставить ветер обдувать, прохладненькую водичку течь, а насыпи — охранять!
- Почему был против? Потому что мы должны были молить богиню нам помочь и делать сами всё, что в наших силах, а если их не хватит, то признать, что мы слабее и отступить или погибнуть в бою. Но Серрат предложил просто взять силу, которую якобы Джаннат не хотела нам давать, хотя могла, и, учитывая отчаянное положение в войне, многие были склонны с ним согласиться, - пояснил Митерин, после чего простенькой молитвой создал себе еще воды, чтобы попить и умыть лицо. - К тому же сейчас земля вокруг вообще не такая, какой я её помню. Раньше тут были прекрасные зелёные равнины, леса, сады...
Одно с другим упорно не увязывалось. Бардесса кое-что слышала на выступлениях какого-то почтенного длиннобородого мужичка в Глубоководье про пустыни, про пески, как они движутся и зачем, почему, как это останавливать, но решительно не понимала, с чем они и почему воевали. Земледельцы воевали с теми, кто не хотел прикладывать усилий по восстановлению почвы?
— В бою с чем? — озадачено поинтересовалась Зогцок. — С песком?
- С фаэриммами, конечно. Они каким-то образом заставляли наши земли умирать, посевы погибали, и даже почва становилась непригодной для жизни. Кроме того они высасывали саму магию, и даже архимаги в своих летающих городах не были в безопасности. Я слышал, что один особо самоуверенный не стал убегать и его город без поддержки магии упал с неба, похоронив всех, кто там жил. Так что с таким врагом было очень сложно совладать, - мужчина грустно вздохнул и еще раз обвёл взглядом пейзаж. - Мы и не совладали, судя по тому, что сейчас кругом одна пустыня.
— Скорее всего, они применяли какие-то чары, возможно, некромантического толка, чтобы высосать Жизнь из земли, — с видом эксперта заявила Зогцок. — Но земля лечится без них и без вас, тут поблизости, сутки или двое пути, есть оазис!
- Ты еще и волшебница? - удивился Митерин, слегка удивлённо поглядев на кобольдессу.
Мордочка Зогцок стала озадаченной, а затем сконфуженной.
— Я? Нет, с чего ты взял? Я бардесса Зогцок Великолепная! Между прочим, весьма знаменитая... впрочем, у вас связи с внешним миром не налажено, как понимаю, но я обязательно заеду, чтобы дать концерт и приобщить вас к культуре, да. Просто у меня широкий круг интересов, вот. Однажды я забрела в какое-то красивое здание, там было много людей и сцена, и кто-то болтал, потом его сменил ещё кто-то, и ещё кто-то... я слонялась туда-сюда, было очень интересно. А потом меня заметила стража и оказалось, что это съезд каких-то очень важных магов с их очень важными работами.
Незерилец от души рассмеялся, услышав эту историю и закивал, мол, действительно, рассказчица хорошая.
- Как бы то ни было, фаэриммы победили, но их самих не видно, так что даже не знаю кто потом победил их. Кто сейчас правит этими землями? Драконы? - поинтересовался он.
Зогцок наморщила лоб. Среди драконов особенно-то никого выделить она не могла, кроме Кельтенгерила, но тот не называл себя владыкой Анауроха. Наверное, скромничал. А, может, просто не был заинтересован в управлении пустыней. Бухучёт песка наверняка был скучен.
— Выходит, что так. Это же пустыня, кому оно ещё надо? Хотя тут бродят какие-то племена ещё, но я не слышала, чтобы кто-то из них называл себя королём Анауроха. Это как властелин ничего. Так а что там с башнями? Ты говоришь, их четыре, значит, ваши солдаты должны были весёленько бегать по кругу под задорный боевой гимн, да?
- Серрат собирался с помощью жрецов открыть порталы к священным источникам в царстве Джаннат и дать испить из них всем при помощи Алой Чаши. Я назвал тогда это кражей у богини, богохульством. К тому же Чаша была создана даже не эльфами, а какой-то древней расой, и явно не в благих целях, - Митерин покачал головой неодобрительно. - А раз пустыня никому не нужна, и есть оазисы... возможно, я смогу начать не только возвращение братьев на путь истинный, но и озеленение земли...
— Только защиту найми, а то сперва не нужна, а как будет красивая, так сразу нужна, — посоветовала Зогцок. — А там надо понемножку воды из каждого или по очереди? И в башнях только вода, ничего больше?
- Джаннат поможет нам, - уверенно ответил жрец на слова о защите. - По идее нужно было начинать с земли, потом вода, потом ветер и последним пламя. Выпить несколько глотков.
— Это что-то значит? Да? Из земли вышли в землю вернёмся, вода есть кровь, ветер есть дыхание, а огонь есть дух, да? Правда, насчёт ветра не уверена, может быть, это устремление! Или что-то вроде. — Зогцок озадаченно застучала хвостом по полу. — А квинтэссенция? Во всяких алхимических книжонках это любят, ну знаешь, пятый элемент! Который гар-мо-ни-зи-ру-ет четыре элемента и усиливает их!
- Пятый, если хочешь так думать, Алая Чаша. Она усиливает эффекты любой воды и зелья, которые пьёшь, - улыбнулся незерилец.
— И всё? — разочарованно спросила Зогцок.
- Не знаю. Это была идея Серрата, а он себе на уме, - пожал плечами жрец. - А что ты думала там может еще быть?
Зогцок поправила трофейную, честно упёртую из покоев высшего жреца шляпку.
— Не знаю. Но зачем-то же там есть элементали? Значит, они что-то охраняют! Или... или от них надо откусывать, пока пьёшь?
- Думаю, элементали пришли защищать источники, чтобы не дать незваным гостям из них пить или сделать что похуже. Джаннат ведь не приглашала никого к себе, - пояснил спокойно Митерин.
— Но она же здесь, — недоумевающе сказала Зогцок. — В смысле... её вода здесь. Это её пригласили! Хм-м... им надо тогда что-нибудь подарить, да? Тарогу поэтому стало плохо?
- Портал закрыть, видимо, они не могут. Я не особо могу предполагать что там сейчас происходит. Слышал только о планах и строю предположения, - немного виновато сощурился мужчина. - Если вы закроете порталы, то это будет лучшим подарком. А почему такое случилось с твоим другом я не могу сказать, - человек подумал немного, а затем, понизив голос, добавил, косясь в сторону полудраконов. - Разве что он слишком нехороший, чтобы хорошая вода из источника на него хорошо подействовала...
Зогцок незамедлительно одарила Тарога подозрительнейшим из взглядов. То есть получалось, будто Харуг — Харуг, только вдумайтесь!!! — был лучше Тарога?! Поворот в истории, достойный пера великого романиста... романистки. Надо только потренировать почерк, чтобы покрасивше вышло.
— А как закрыть?
- Не знаю, я не волшебник, а смиренный жрец богини природы. Думаю, твоя подруга может знать, - кивнул в сторону Найгмиив, которая пребывала в состоянии похожем на медитацию, определяя секретные свойства Алой Чаши.
— Я... эээээ... сомневаюсь, что она будет заинтересована... разве что что-нибудь подарить взамен, — не шибко уверенно протянула Зогцок, глянув в сторону Найгмиив.
- Сомневаюсь, что у элементалей есть что-то для вас, но вот богиня не оставит вас без благодарности, если вы исправите этот непорядок, я уверен, - кивнул пару раз мужчина.
Зогцок подозрительно на него посмотрела. Не то что бы она возражала в принципе просто помочь этой Джаннат и прикрыть лавочку с порталами, но, как она уже успела уяснить, прочие были не столь добры. Особенно если выгода происходящего была не очевидна (она даже для Зогцок была не очевидна, разве что прикарманить элементаля огня и греться об него в путешествии на Леднике). Мордочка бардессы сделалась очень задумчивой.
- Иногда люди склонны недооценивать благоволение богов и называть вещи, которые "случайно" спасли им жизнь, везением, - начал жрец, ступив на знакомую стезю проповедования. - Вот у тебя было такое, что по всем законам логики с тобой должно было случиться что-то плохое, а случалось хорошее?
Мордочка бардессы приняла выражение самой глубокой задумчивости, на которую только была способна.
— Не уверена... почему со мной должно было случиться что-то плохое? Я всегда за то, чтобы пообщаться и подружиться!
- А я уверен, что многие вокруг всегда за то, чтобы тобой или твоим добром поживиться, - кивнул согласно Митерин. - Правда ведь?
— У меня взять-то нечего... наверное, — она пожала плечами и поправила шляпу. — Такие вещи обычно никому не нравятся!
- О, у тебя много чего интересного. Череп дракона, чучело необычное, еда, волшебные вещички, даже котелок вон летает, - рассмеялся вдруг мужчина, поняв, что на Зогцок его речи не сработают, поскольку она вокруг себя строит свой мир со своими правилами и наверняка ей самой уже какой-то бог благоволит, иначе давно бы покоилась в желудке какого-нибудь зверя. - Ты хорошая, Зогцок, и с тобой приятно болтать.
Зогцок польщённо улыбнулась и захлопала глазами.
— Так а к чему ты это?
- Да так. Решил, что у тебя уже есть хороший покровитель, - Митерин слегка прищурился. - В общем, богиня подарит вам немного везения, если сделаете что-то для неё. И я буду просить её об этом тоже. Кто знает сколько времени просидел бы еще внутри своей каменной темницы.

Зогцок сбросила добычу и сгребла в лапки драконыша.
– Я тоже соскучилась, тоже, – сказала она. – Пойдём-ка на сцену! Надо казан передвинуть немного в центр, – она мотнула мордочкой, указывая направление. – Чтоб все слышали, как ты поёшь! Я сыграю тебе, а ты споешь, чтоб все слышали и вдохновлялись!
- Да! А что петь? - воодушевлённо поинтересовался Зубастик. Не то чтобы это было его первое публичное выступление, но до этого он решался ораторствовать только перед ондонти и немного перед полудраконами, а тут были еще и не очень дружелюбные к ним слушатели...
– А.. а... а.. а... Что хочешь, то и пой! Это тренировка, чтобы это... Чувствовать сцену! – нашлась Зогцок, соображая, что песен-то ему не пела, чтобы он мог их знать.
- Хорошо! Я готов! Я готов! Я готов! - дракончик с готовностью облетел маму и казан, после чего дождался пока она усядется в него и толкнул средство передвижения вперёд.
Казан с бардессой стремительно вылетел на сцену боевых действий, остановившись где-то между сражающимися на относительно безопасном расстоянии, и Зубастик запрыгнул на край него, оказавшись рядом с Зогцок.
Зогцок набрала в грудь побольше воздуха, сжав в лапках покрепче гармошку, и от души дунула, зачиная их выступление.
И Зубастик, услышав её, "запел". Или точнее закричал пронзительно и резко, пародируя пение без всякого чувства музыкального слуха, как, собственно, и его мама, рассказывая на драконике какой он прекрасный певец. Чистая импровизация!

Необразованные дикари имени Зогцок Великолепной не вняли, и кобольдесса всерьёз задумалась, возмущает ли её данное обстоятельство. Или эта буря эмоций вызвана тем, что она прекрасно понимала, что с Харугом каши не сваришь, а потому вероятность того, что их отряд отважных искателей историй возглавит он, была последней в списке того, как должен был завершиться этот день… в том самом списке, которого в природе не существовало вовсе. Она протараторила что-то о том, чтобы без неё, раз уж начали, не начинали, и вообще она скоро придёт, и была такова. Только хвост свистнул в воздухе, когда она по-ящеричьи шустро и на четырёх лапах разом скрылась в темноте, устремляясь к стоянке ондонти.
К моменту её возвращения с двумя бесформенными комами непонятно чего, имевшего болотный цвет и вид мха, бой уже кончился, и мордочка бардессы по этому поводу изобразила смесь огорчения очередным игнорированием слов и радости… понятно, чему.
– Пожалуй! – живо согласилась она, оставляя свои трофеи подле казана, и живо перебралась на Белзагрима. – Они ещё живые, – застенчиво сознались ему на ухо. – И я хотела бы забрать их шкуры и сшить из них одеялко. Чтобы Зубастику было мягко и тепло в казане!

В чём трагедия и что там они должны были испить и вот это вот Зогцок не понимала – ни о каком источнике Кельтенгерил речи не вёл. Может быть, то было его великой тайной, чтобы кобольдесса носа не сунула с Чашей в воду, а, может быть, про источник он и сам знать не знал, а Чаша ему нужна была как великий артефакт и точка приложения колдунства. Правда, Чаша-то ей и не была нужна. Ей была нужна Книга.
– А куда торопиться? – удивилась Зогцок, отвлёкшись от коварного наступления на верблюжье племя. – Руины Танашара никуда не денутся. К тому же… – она помялась. – Тут такое дело, мне в тех руинах книга одна нужна. Которую охраняет мумия. Или там все мумии. Они упоминались во множественном числе, так что, наверное, там много мумий.

Зогцок инстинктивно прижала к себе мелкого крепче, когда перед носом воткнулся меч, чуть не оттяпав ему хвост, и нахмурилась, исподлобья глядя на Харуга. Этот здоровяк, видать, сердец чёрный стражей переел там втихаря, силушки их набрался, а вырезать себе чего пополезнее не догадался!
– Как хорошо, что ты спросил, – отозвалась она, недобро щуря свои прекрасные глаза, и набрала в грудь побольше воздуха, благо Ночных Гостей в фаэрунском фольклоре водилось достаточно много, а Зогцок была достаточной любознательной, чтобы зачерпнуть хотя бы немного от каждого народа.
Так что следующие несколько минут слух Харуга заодно с его пытливым умом был услаждён множеством историй, одна лучше другой. О дэве, что приходил к юным прелестницам по ночам и высасывал их жизненные силы. О страшном чудовище, которое в зимний час являлось, покрытое льдом, и утаскивало в своё логово всех без исключения – и детишек, и женщин, и мужчин. О знаменитом воре, одном из многих, что прославился не только высочайшим искусством воровства, но и аристократическими манерами. О великом шамане, о злодейском вампире, о существе из иного мира, о…
– …и тогда душераздирающий вой прокатился над Долиной! – Зогцок вскинула руки, давно выпустив из-за активной жестикуляции драконыша, и сделала страшные глаза. – То Ночной Гость возвестил о том, что привёл стаю собирать дань! Несчастные люди, эльфы, гномы, дворфы, полуорки, полурослики, тифлинги и иные забились по углам, дрожа за десятками засовов, но ничто не могло остановить зверей. – Сидевший подле Харуга Зубастик раскрыл свои и без того широко распахнутые глаза ещё больше. – Один за другим дома пустели, истошные крики соседей больше не рвали ночную тишину, и от этого жуткого безмолвия кровь стыла в жилах куда больше, чем от воя! Час, другой, третий дрожащие люди просидели в молчании, не смея разомкнуть онемевшие уста. И лишь когда пришёл рассвет, они смогли встать и выглянуть из домов и узреть, что Ночной Гость давно оставил их… чтобы вернуться через десяток лет.
Зогцок примолкла, обмахиваясь лапками, чтобы дать себе немного отдохнуть, и совершенно обыденным тоном закончила:
– А ещё это дракон-призрак. Но это совсем другая история.
Зубастик сначала хотел в Харуга плюнуть молнией, но потом, когда мама опустила его на песок и начала рассказывать, забыл обо всём и присел на пятую точку. И даже когда рассказы закончились, он с широко открытым ртом и такими же широко открытыми глазами продолжал смотреть на Зогцок, пребывая явно под сильным впечатлением. Сильнейшим в его жизни.

Шедхрал'гхарин могла разве что пожать плечами. Бегающее кругами существо, распознаваемое по колебанию воздуха и стуку коготков по полу, не имело каких-то принципиально важных знаков отличия… в глазах полукровки. Она не видела цвета его чешуи и не ощущала на себе влияния его способностей, если детёныш (или чем он там был) ими вообще обладал. И, в целом, как выяснилось, знать об этом существе она в принципе ничего и не могла – он был синим драконом. А синие драконы, вот незадача, Великий Ледник не особо-то любили. Слишком холодно.
Визг бардессы (наверное, хорошо, что она не поёт) заставил её страдальчески поморщиться, идея тащить мелких прислужников силами в том числе эттина – закатить глаза. Так что вопрос, как это водится, подоспел весьма вовремя, чтобы переключить внимание.
– Похоронить. То есть глубоко закопать и прочесть надлежащую молитву, дабы умиротворить духов и не разводить здесь очередное проклятое место. Думаю, ондонти согласятся выкопать яму достаточной глубины. И, кроме того, Белзагрим… они убивали драконов. Может быть, не самых могущественных, но всё-таки. И гор золота и камней я тут не вижу, – она усмехнулась, позабавленная собственной формулировкой. – Где их сокровища?

Харуг не выглядел слишком довольным, ещё и странно на неё смотрел, кобольдесса успела забеспокоиться и даже попыталась припомнить, а точно ли сообщила, что ответственности за чары котла не несёт?
– Нет-нет-нет, нельзя дважды варить ту же вещь! – замахала на него лапами Зогцок. – Она же разварится и станет совсем непригодной! – И, спасаясь от пристального внимания воина, сделала вид, что больше увлечена обвариванием сунутого Тарогом оружия. Хвост на всякий случай поджала, а ну как опять её схватят за что-нибудь?
На свет после манипуляций кобольдесса вытащила пояс с гравировкой симпатичных драконьих крыльев и отдала счастливому владельцу. Интересно, а у Харуга ничего не вышло, потому что он тогда её не послушал и призраков обижал?

Демон разом распушил хвост. Мужчина был, есть и остаётся мужчиной, хоть демонический, хоть обычный, и на женщину (даже полуметровую ящерицу) реагировать будет всегда одинаково. Хотя, положа руку на сердце, полуметровая ящерица была симпатичнее большинства демонических женщин за вычетом суккуб и их потомков.
– Но почему?! Ты смотри, он же готов сотрудничать! – Зогцок захлопала глазами, приподнимая черепушку, чтобы видеть Белзагрима. Наверняка тот попросту завидовал красивому каменному прессу демона и ширине плеч, вот и запрещал. Или… – Ты что, ревнуешь?! Но я… я же ничего такого… я…

Зогцок было… сложно сказать, как. Глаза в кучку, язык вывалился из пасти, сама она, цепляясь за край котелка, делала вдох и выдох. Видать, и впрямь укачало. Котелок качнуло, когда она отбрыкнулась в его глубину.
– Господин Пугало, – голосом умирающей простонала она, – вы не подскажете, где может прятаться Плоскоушка?
Господин Пугало – честно позаимствованная из садов призраков кукла – безмолвствовал. Наверное, имей он возможность и впрямь что-то сказать, то поделился бы немедленно, а так… Зогцок вскочила, схватила куклу и ткнула одной его «рукой» в сторону дальней двери.
– Господин Пугало говорит, что Плоскоушка там! Быстрее-быстрее, она вот-вот избежит возмездия и запрёт нас навеки блуждать этими страшными и тёмными коридорами, полными эльфов, которые вечно возрождаются!

Долго ли, коротко ли, да обобрали демона и выдвинулись, ведомые смутным указанием бардессы, на юго-запад в поисках некоего жилища (которое могло быть снова набито призраками, но то уже дело такое, найти кобольдессу стоило хотя бы ради того, чтобы забрать обратно «спасённое» зверьё).
Дом, найденный Зогцок, выглядел так свежо, что впору было подозревать ловушку. Кобольдова внимательность уже имела все шансы войти в легенды Роковой Вершины, так что осмотреться явно не помешало. Животных, как и сманившей их двуногой ящерицы, было не видать.
Дом был калькой с человеческого, все окна горели да и смотрелся розой в куче навоза – уж больно не к лицу подгнившему мёртвому лесу да и поставлен кое-как. За это, впрочем, можно было зацепиться. В плетении, стоило только подойти ближе, колдунья уловила перво-наперво тонкие нити чар заклинания тревоги. А уж затем – что дом был фальшивым. Вытканным магией, вероятно, по прихоти бардессы, чей знакомо отвратительный голос доносился даже сквозь закрытые двери.
Да. Она опять вопила. И, судя по отдельно прорывающимся визгливым выкрикам, возмущалась, что её прекрасный труд норовят пустить свинье под хвост.
В общем, это была заявка на балаган, угар и содомию – и примерно это Белзагрим (а следом и все остальные) и получил, открыв двустворчатые двери (тренькнули где-то вскользь чары, сообщая о вторжении) и первым попав на праздник жизни. Первый этаж был одновременно и залой, и кухней, имея дверь лишь под лестницей на этаж второй. Вероятно, куда-то в кладовку. Сейчас, впрочем, подле той двери мирно спал рассёдланный ворг. Что касалось всего остального…
Мясник явно мечтал сбежать на второй этаж, да вот беда – его туша никак не помещалась на узкую лестницу. А уйти оттуда он не мог, потому что перед ним, яростно размахивая половником, прыгала Зогцок, визгливо обвиняя его в покушении на ингредиенты для супа, порче имущества и аморальном поведении в принципе.
Доказательства присутствовали: парочка уничтоженных стульев, перевёрнутый стол (и разбросанные вокруг нечищеные овощи, которые бардесса заботливо тащила с собой аж от самой Роковой Вершины, чтобы готовить, готовить и ещё раз готовить; часть из них, впрочем, была подавлена могучим кабаньим копытом). Отбитое в неравной (в пользу кобольдессы) схватке варево весело булькало на огне.
Мясник, судя по выражению морды, всерьёз просчитывал, как бы так поддеть ящерицу поудачнее да вышвырнуть в окно… и, может быть, даже сделал бы это, если бы не опаснейшее оружие богов в ящеричьих лапах. Мелькающий перед рылом половник делал вещи сложнее.

Магия жезла отозвалась знакомо – восстанавливающий. Исцеляющий. Это было полезно на случай, если вдруг молитвы позабудутся, а полудраконы под её опекой всё ещё будут нуждаться в помощи жреца. Сила молитв Шедхрал'гхарин, впрочем, ещё не иссякла, ибо бог не оставил её. Она сотворила святой жест пальцами и протянула руку к жезлу.
– Спасибо. – Пальцы сместились, задевая руку Тарога, и призванная воззванием к Хронепсису целительная энергия наполнила его тело, заживляя раны, но не умея излечить гордость или выправить доспехи.
После – обошла Харуга и Белзагрима, возлагая руки на каждого, дабы и их коснулась божья милость. Себя оставила напоследок, ибо её раны были… незначительны в сравнении с ранами воинов, которые обязаны были принести победу.

Зогцок испуганно взвизгнула, мгновенно выпрыгивая из казана и преграждая Харугу путь. Что там удар мечом – одного пинка было бы достаточно, чтобы убрать мелочь с дороги, она ему едва до пояса доставала в прыжке, мелкая крылатая ящерица, чем-то на дракона отдалённо похожая.
– Они не виноваты! Они не злые! Это всё Роза! Это всё Арфилд! Не трогай! Не трогай! Не трогай! – заголосила, растопыриваясь всем телом – и уши расправились как два паруса, и крылья, и руки раскинула, и ноги расставила, не иначе как готовясь лбом тормозить могущего через неё перешагнуть полукровку. Крикнула призракам: – Прячьтесь в казан!

Аран остановилась, скользнула по нему рассеяно-пустым взглядом, не сделав ни единой попытки выпутаться из хватки. Голова её отрывистым движением слегка наклонилась. Слова Эльсара были справедливы, возможно, даже слишком справедливы, но это не означало, что она должна им следовать.
– Или не будет ничего, – ответила на его замечание.
Может быть, это вовсе не другой план, не телепорт, не иллюзия. Может быть, это кусок чужого сновидения, и сейчас они, к примеру, прямиком внутри головы злосчастного колдуна, вспоминают то, что когда-то знал он.
– Прошло несколько лет. Это место давно заброшено, за ним никто не следил, за ним никто не ухаживал, даже дети, судя по всему, не забегали в поисках «приключений». Поблизости точно никто не живёт. Из тех, кто был бы дружелюбен к путникам. И уж тем более к ушастым.
Аран перевела взгляд на человеческую девчушку, выбирающуюся из пещеры, меж бровей легла складка. Настороженность и озабоченность. Тяжёлый вздох. Она слегка улыбнулась краем рта, звуча без упрёка, простым очевидным выводом.
– Так можно и до внуков не дожить. – Полукровка прижмурилась, помолчала, по привычке прижав пальцы к губе, чтобы обгрызть. – Хорошо. Спрыгнуть с обрыва я всегда успею. Только не жги холст.

С таким народцем пойла не сварить – будь они ингредиентами, стали бы пятью разными сортами. А если кинешь в котёл всё вместе, то выйдет дикая бурда. Может Фэйр не разбиралась во всех этих эльфах и полуорках, но в деле пивоварения понимала точно. Неприязни при этом вроде как и испытывать толком не выходило. Полуорк был полуорком не самым глупым и даже не самым болтливым, а со спины даже выглядел почти как нормальный, ничем о дурной своей половине не напоминая. Сильверимун от всякого зла был защищён и абы кого командовать бы не поставили, потому можно было пожать плечами: ну полуорк и полуорк, ну командует и пусть себе. Чего бубнить-то?
Горчил только, будто в биттере переборщили с полынью или горечавкой, а то и со всем вместе.
Или вот эльф. Чистокровный. Хрупкий, ломкий, того и гляди рассыплется – он был похож на старое-доброе ячменное вино. На вкус, конечно, мастера золы дворфийка не пробовала, чтоб так говорить, но возраст. Но взгляд.
Люди же были людьми. Дитя Сияющего Юга Абдул имел то ли в запахе, то ли в повадке своей истинно южной, непонятной северному жителю, нотку чего-то жжёного, из него вышел бы недурной стаут. Тимон же... Фэйргрид свечку ему не держала и не ведала, что там за плечами мужчины, но нынче он напоминал дорогую бутылку из самого толстого стекла, внутри которой чистейший самогон.
– Угу, – отозвалась, не размыкая губ, Фэйргрид. Недобро зыркнула на предгорья, будто зеленокожие свинорылые вот-вот сойдут вниз всем своим глупым стадом, но, кажется, опасности леса были чуточку более реальны. С этой мыслью Фэйр и тёрлась подле учёного со стороны леса, поторопив лошадь, чтобы поравняться.

В голове была звенящая пошл… непереводимая игра слов и, несмотря на некую нетрезвость мысли, Аран всё же имела все основания констатировать как минимум двоим сотрясение на основании их умозаключений. С другой стороны, можно было списать на шок. В отношении себя на шок она списать ничего не могла, потому что с Джонатоном Эрвиусом дел не имела и знала о нём только то, что он законченный ублюдок. Скажи мне заклинание – и я скажу, куда тебе его засунуть, как значилось в известной присказке.
– Нет. Не в порядке, – сухо отозвалась полукровка, проверяя совёнка, а затем своё плечо на предмет переломов именно в таком порядке. Шуршику грохот не угодил, и хотя птиц был вполне себе бодрячком, круглые выпуклые глаза его, кажется, стали ещё круглее и выпуклее. И ершистости прибавилось явно не только от линьки.
– Рассчитываю как минимум на то, что оставшиеся в лаборатории остались там навечно, – она потёрла виски, покончив с оценкой ущерба, и воспользовалась и помощью Эльсара, и помощью Келгара, воздевая себя на ноги и благодарно кивая джентльменам. – Ну или я разочарована жить эту жизнь.

Складывалось впечатление, что дешевле откупиться от обидчиков, чем оплатить помощь благородного сэра… ну что же, каждый зарабатывал на жизнь как мог. Кто водил караваны, кто их охранял, а кто… вступал в коварный сговор с худшими лесными жителями, с помпой спасал жертву и триумфально делил добычу с деловыми партнёрами.
Аран выгнула бровь: что же, слова Артуса в некотором смысле поясняли, почему в женском обществе он быстро-решительно схватился за свой клинок и стал его старательно полировать. Впрочем, её скромные друидические познания не лечили такого рода недуги. За этим ему следовало обращаться к жрецам. Или жрицам. На свой вкус.
– Прискорбно, – «посочувствовала» ему. – Видимо, ваш стальной клинок плохо справляется с возложенными на него… сравнениями с женщиной.
Совёнок перекочевал-таки под укрытие руки, стоило только незнакомому ястребу на руке девчушки оказаться ближе. Да и сама она теперь всё больше напоминала птицу. Некрупную, яркую и о-очень голосистую.
– За новыми языками определённо не к нам, да, – постаралась смягчить слова улыбкой; не слишком ли грубо прозвучало? – Есть добрые драконы. Возможно, с ними даже удалось бы поговорить. А не только убивать, – последнее прозвучало укоризненно и явно в сторону Эльсара.

Вопрос Эльсара в гомоне голосов едва ли выглядел сколь-нибудь для гостей значимым, скорее уж наоборот, весёлым и едва ли требующим ответа возгласом. Они – коренастый Хогги, чопорная Марго (палец в рот не клади, да?), самоироничный Джонатан (из тех, кто, как говорится, борозды не испортит) – были гораздо, гораздо больше увлечены пикировкой. И в этом всегда была некоторая неловкость знакомств, когда ты уже сидишь, а гости – ещё нет. Они кланяются, а ты, не вызубривший человеческий, дворфийский, полуросликский… любой другой этикет, мучительно размышляешь, стоит ли вскакивать, роняя всё, навстречу, или того самого кивка да улыбки будет достаточно? Или, может, нужно поздороваться? А что, если не услышат? Повторить громче? Это допустимо?
Момент только, пока размышляешь, ускользает.
Самым ярким пятном вошедших было чёрное. Тревожащее. Потрёпанный, что старый пёс, мужчина; молодой да не слишком-то – остриженные волосы были тронуты ранней сединой, а взгляд его… спиной к нему Аран повернуться бы не решилась, даже зная, что он сыт и как добычу тебя не расценит. Хищники ведь и развлечения ради могут напасть.
Руки Аран, к счастью для неё, заняты были кружкой (сжатой от обилия новых имён и персон ещё крепче), так что Артусу пришлось удовольствоваться только полувиноватой улыбкой остроухой и очередным кивком.
– Аран. – Голос был женским, хотя, верно, человеку, мало имевшему дела с эльфийским племенем, на лицо что эльф, что эльфийка были одинаковы. Компания местная, благо, нет. – Рада… знакомству.
Правдой это было только наполовину.
Шумная да подозрительная часть явно понимания в сердце полукровки не сыскала, то ли дело дворф, чья приветливость… дружелюбность?.. ощущалась медово-теплой, надёжной, или совершенно маленькая что в росте, что в возрасте человеческая девушка. При взгляде на неё так и просилось на язык сравнение с ивовым прутом. Особняком от них держался подвижный худощавый полуэльф, перекати-поле, и Аран едва ли могла сформулировать, почему. Может быть, в первом случае сыграли какие-то… ожидания?
– Самое подозрительное, что вижу сейчас, – это вы, Артус, – Аран постаралась прозвучать нейтрально; перевела взгляд на остальную компанию: – М-м… путешествуете? Охраняете двух… уважаемых чародеев?

Прочтёт заклятие, опоит каким-нибудь неведомым ей зельем или сыщет птенцу старшего? Сложно было представить, как именно алхимик мог помочь в деле воспитания птичьего дитя. Аран слегка сощурила глаза, встретив внимательный серьёзный взгляд гнома своим – испытующим. Будто пыталась разгадать, что там, за этой личиной, честен ли хозяин. Может быть, то собственная недоверчивость мешает рассмотреть что-то хорошее и заставляет приписывать окружающим качества много худшие, чем есть? Кто бы знал.
Аран медленно кивнула.
– Спасибо. – Совпало со звоном колокола.
Главным вопросом было, конечно, не пожалеет ли она, и ответ «не попробуешь – не узнаешь» тут уже не работал, не о ней же речь шла. Вторым вопросом был вопрос цены… но об этом алхимика можно было спросить уже потом. Гостям вряд ли будет шибко интересно слушать беседы такого толка.
Гостям тем Аран молча кивнула и улыбнулась; Эльсар был словоохотливее да и опытнее в деле забалтывания, ему и карты в руки.

Крикливый нервный колдун – это что-то новенькое при его обычной замкнутости и нелюдимости. Растерянность от такого поведения быстро сменилась иронично выгнутой бровью.
Радужка заискрила, кровь ифритов в её теле откликалась на призываемые чары. Смотреть, как она ткёт их, было одно удовольствие – в чём, в чём, а вот в красоте фэй’ри, потомки эльфов и демонов, толк знали.

Кажется, её крик – или отчаянный жалобный писк? – слился с криком Альбуса. В ушах зашумела кровь, стало жарко на короткий миг, а затем вдоль позвоночника по липкой от пота коже поползли продирающие до костей мурашки. Первый жест – отшатнуться, назад, наверх, скорее связаться с центром. Второй – повернуть голову в сторону Гнея, словно кролик, очарованный змеей. Жёсткость, сталь выселили тревогу, убрали чувство вины, стёрли мысли о том, что лучше бы она не отдавала приказ и не провоцировала тиранида. Третий – восстановить дыхание, вернуть себя в нормальное рабочее состояние и приступить к обыску.
Прошло три невыносимо медленных пульсирующих удара крови в ушах – и с каждым всё меньше от растерянной девочки было в инквизиторе. Она, уже собранная и бесстрастная, приступила к делу. Обыск выявил неряшливо припрятанное в углу тело, упакованное в спецпакет. Тело обладало несомненными признаками заражения и хирургического вмешательства. И погибло, вероятно, именно из-за них, не пережив вживления клеток тиранида. Брошенные в спешке планшеты с рукописными отчётами перекочевали в руки женщины, следом за ним и бегло осмотренный дрон, содержавший важную информацию. Всё это было аккуратно упаковано. Материалы будут всесторонне изучены.
Мельта-бомбы, предусмотрительно взятые женщиной с собой, были заложены по пути в реакторе уровнем ниже, чтобы освободить хотя бы часть выживших пленников, если ещё остались таковые. Единственное, инквизитор замешкалась, занимаясь взломом когитаторов, содержавших ещё одни важные данные. Через плечо её можно было увидеть стремительно меняющиеся страницы с отчётами об исследованиях псайкеров, влияния тиранида на их разумы. Побочным эффектом были демоны. Один из таких и стал в итоге причиной гибели персонала и охраны на нижних уровнях, где проводилась утилизация расходных образцов. Ещё живых расходных образцов. Трупы валялись неряшливыми грудами хаотично искромсанного мяса, прекрасно освещаемые мощными лампами. И – словно другой мир – сияющий белизной подземный коридор, уводящий в орудийную башню.
– У нас нет времени на баррикады, – отвлеклась от созерцания коридора инквизитор, мелко помотав головой в такт словам. – Необходимо быстро эвакуировать пленника – нашу основную цель – и добраться до реакторов под орудийной башней. Заложить бомбы под несущие конструкции и похоронить тау в башне под её обломками…
Она закусила губу под шлемом, поудобнее перехватывая свои вещи. Вопросительно, неуверенно взглянула на ультрамарина, ожидая, пока он либо отвергнет её предложение, либо вынесет его как приказ.

Вдох. Выдох. Всё происходило быстро и одновременно невыносимо медленно – что ж такое-то? Инквизитор остановилась рядом с углом, осматриваясь со всей вдумчивостью и вниманием. Что требовалось? Требовалось связаться с Лазарусом и выслушать доклад обстановки, требовалось разобраться с дверями – тысячи их, – которые даже издалека выглядели высокотехнологично. За скромные тонкие двери в кабинет в бункере, куда наносили визит космодесантники, стало стыдно. Ненадолго.
Начала, впрочем, инквизитор совсем с другого.
– Карлаэн, оценка состояния? – поинтересовалась женщина по воксу, уверенно приближаясь к дверям, которыми уже занялся Гней Тарквиций. В целом, она видела всё сама (спасибо сервиторам, вносившим некоторые изменения в броню астартес), вопрос скорее относился к тому, сможет ли он продолжать действовать. – Без превозмогания, объективно, договорились, угу? Ещё один не то что выстрел или удар, плевок даже – и на «Гадюку» попадёшь в крайне плохом состоянии. – «Иероним будет ворчать, как всегда». – Про броню не говорю. – Констатируя повреждения брони, поджала губы.
Двери выглядели не только высокотехнологично, но и крайне хреново.
– Дай посмотрю, – женщина сунулась к панели, пробуя на зуб ксенотехнологии. Упаковались тау по высшему разряду, стоило признать. Герметичность зашкаливала, не то что космодесантника – микроб не пропустит. Попытка подключиться вызвала лёгкую мигрень. Впрочем, страдальчески скривившегося лица видно не было. А вот застывшие над панелью дрогнувшие пальцы были вполне заметны.
Главное, не сойти с ума, разгадывая эту шараду. Стоило ли тягаться с «неземным» искусственным интеллектом?

Ей тоже было сложно сдержаться, но она держалась.
– Откровенным дерьмом я называю совокупность ваших поступков, вызвавших твоё негодование. Почему-то претензии ко мне, хотя изначально я стояла за вашими спинами. Наседать на жрицу, размахивая её «спасением» мы умеем, а предъявить проёб магу – ой-ой, я не готов? У меня есть, что приказать относительно тактики отряда: реши эту проблему до вечера. Вечером я с тебя спрошу, до тех пор упомянешь в разговоре со мной слово «тактика» или что-то около него, хотя бы и иносказательно, – дам плетей. – Айнаре скривила губы в подобии улыбки. – Вы меня взбесили сегодня, и счётчик уже идёт. Зеекир предусмотрительно молчит, он и так жестко раскрутился, а ты, видимо, решил, что звание фаворита добавляет тебе бессмертия?

Что делать испуганной молодой жрице в её первом серьёзном бою?
Паниковать.
Она бы упала в обморок, если бы не гордость, а так лишь перехватила лук на манер дубины и размахнулась: либо она огреет Венора (и поделом), либо разломает лук о дурную голову твари, либо... Фантазия Айнаре иссякла. Зато она совершенно точно знала, куда засунет обломки лука.
И пусть Венорш'олот Нилгет молится, чтобы лук уцелел!

Они не нападали сразу – добрый знак. Возможно, Айнаре или кто-либо ещё успеют что-то сказать раньше, чем их освежуют и сожрут… в лучшем из вариантов худшего развития событий.
– В числе своих умений, – с лицом каменным, как кладка жилища Коргура, начала Айнаре, – ты, Зеекир, упоминал способность договориться и расположить к себе собеседника. Этот – твой.
Она с лёгкой улыбкой кивнула на лидера этой шайки оборванцев.
– Покажи ему наши добрые намерения, – напутствовала чародея младшая жрица, щуря глаза, и взглянула на Венорш’олота. Следовало держать себя в руках.

Айнаре достаточно отдохнула за три небольшие реплики, а слова чародея как будто и вовсе окрылили её. Жрица собралась и начала вторую часть.
– Вы имеете право голоса. Это относится к совету и мнениям касательно того или иного – и последнее слово я оставляю за собой. Чем более опытными вы выглядите в своей сфере, тем более вероятно, что я буду внимательна к вашим словам. К сожалению, не могу сказать, что Риель заслужил от меня доверие как мастер скрытности. Ваши ошибки заставляют меня огорчаться – и лишать вас возможности влиять на принятие наших общих решений. Далее. Я буду способствовать исполнению ваших желаний и достижению целей. В рамках разумного, разумеется. И надеюсь, что вы будете стараться, в свою очередь, ради меня. Далее. Все средства членов отряда принадлежат мне, – лицо стало строже, – чтобы вы не тратили их на шлюх или что похуже. Это не обсуждается, обсуждается лишь процент, который вам полагается. В ваших интересах осваивать профессии: чем больше отданная вами сумма, тем больше денег умещают в себя двадцать процентов от. На что это пойдёт? На зелья, яды и прочий необходимый для работы инструмент. Далее. Я буду вас защищать и буду оказывать вам поддержку, пока вы действуете в моих интересах. Из этого прямо следует пожелание: делитесь со мной тем важным, что происходило с вами.
Айнаре замолчала, сглатывая, и поинтересовалась:
– Вопросы?

Катрина кивнула немому и слабо улыбнулась с оттенком благодарности, аккуратно складывая записку и пряча в карман. Сожжет потом. Посмотрела на оставшихся с ней охранников и кивнула Левию на тавернщика:
– Сообщи ему, что мы возьмём припасов на пару-тройку дней. – Покосилась на Валдера и Тринадцатого. – И заодно узнай насчёт лекаря, у кого-то же местное мужичье лечится, если охота пойдёт неудачно… и поймают не того зверя.
Устало откинувшись назад, она потёрла бровь и посмотрела на Валдера.
– Им будет очень интересно, что делает наследница благородного семейства так далеко от столицы и ещё дальше от родных земель, которые находятся на другом конце Кормира. Позволительно ли, сэр Валдер, вызывать подобный интерес к нашему скромному путешествию? С учётом того, что это станет поводом для сплетен местных досужих кумушек, а там уже, преизрядно изменившись, дойдёт и до ушей моего отца?

Что же, с тем и отплыли. Первыми свои вёсла от главы их маленького отряда получили Айвен и Левий, раненным солдатам было предложено покамест отдыхать. Катрина заняла свой полунаблюдательный пост у борта, полагая, что, возможно, всё равно уснёт: ночь была беспокойная, а однообразная серая хмарь кругом не прибавляла бодрости. Лодочник меж тем как-то словно чуял дорогу и спокойно правил лодку в холодящем кровь безмолвии. Только вёсла с негромкими всплесками погружались в воду и выныривали.
Девушка повернула голову к Санти, терпеливо ожидая, когда он окончит написание своего послания, а затем, пробежав по каракулям глазами небрежно, помолчала, аккуратно в несколько раз сворачивая лист и тщательно сгибая его. Мысли роились в голове. С чего начать?
– Боюсь, ты совершенно не представляешь, с чем мы имеем дело, – сказала наконец Катрина и несколько понизила голос, чтобы не услышали прочие, о чём они тут секретничают: – Волшебница суть есть дракон и ей совершенно не требуется ничего рассчитывать. Она расставила на нас ловушки с началом охоты и теперь ждёт, пока мы заденем ниточки, которые приведут их в действие. Ну ты был на охоте, конечно, кому рассказываю принцип… Она не посылает их, она разослала приказы, а им остаётся лишь ждать, а затем, как приметят нас, действовать. Потому совет твой делен, но абсолютно бесполезен. – Катрина вернула ему сложенный вчетверо лист бумаги, зажав его меж указательным и средним. Посмотрела почти ласково снизу вверх и попробовала изящно спровадить: – Иди отдыхай.

За какие-то пару мгновений Катрина умудрилась резко охрипнуть и смолкнуть. Поэтому на повторный визг, когда Виктор оказался ранен и повержен, её уже не хватило, хотя будь у неё возможности – она бы завизжала.
Буквально пропищала заклинание, и с рук сорвалась огненная стрела, пронёсшаяся небрежным росчерком над полем боя и на мгновение выхватив лица защитников и морды нападающих. А затем смачно впилась в одежду и шерсть, поджигая гнолла. Он мгновенно занялся пламенем и истошно завизжал, закрутившись волчком на месте. В считанные секунды огонь сожрал его, но у леди ещё долго от дикого вопля звенело в ушах.

Рук уступил место гребцу, чьего имя никто не спросил, а сам он не сказал, и пошёл к Санти с всё той же неизменной улыбкой. Бывший жрец научил бы и бесплатно, поняв только просьбу, но чего от монеты отказываться? Тем более, золотой. Покатал её между пальцами и перебросил рулевому. Взял снасть.
На лодке рыбу ловили сетью – и редко. В затяжных заходах, когда кормиться по трактирам было невыгодно. Впрочем, всякий деревенский мальчишка, наверное, хоть раз да бегал на рыбалку. Рук жил рядом с водой в далёком детстве. Объяснить он поначалу и сам не мог – руки помнили, а язык? Понемногу вспоминал.
С бухты-барахты рыбы не выловишь, её знать надо, говорил. Говорил, как подсекать, как забрасывать. Как выучить рыбу и что она делает в тот или иной сезон. Всё рассказал, что знал. Языком чесать не грести – можно и почесать. За золотой-то грех не чесать. Как закончил объяснять, кивнул на красномордого рулевого, тот-де часами мог в воде стоять по колено, а затем голой рукой схватить рыбу. Сказал – и засмеялся.
На том и кончился урок.

Земля была тихой. Шелестел мелкий непрекращающийся дождь – и всё на том. Безымянный гребец вколачивал молотом маленькое брёвнышко в землю, крепко-крепко, верёвку к ней приматывал. Чтобы лодку не унесло, значится. Рук всё прятал по тайным местам, сноровисто и шустро, только и мелькал. Богатое прошлое.
Катрина сошла на берег, взяв с собой все вещи, и замерла в нерешительности рядом с лодкой. На берег спрыгнул и рулевой. Оглядел реку, щурясь, пожевал губами. Сухо и мрачно бухнул:
– Ночуем здесь. Вещи с лодки советую забрать, ибо ящеролюды могут пожаловать. А могут и не пожаловать. Но добро всяко лучше при себе держать, чтобы не винить никого.
Безымянный гребец остался спать в лодке вместе с Руком. Если их ночью и унесёт, то смогут вернуться обратно, коль вёсла на месте будут.

Почва была мягонькой. Топкой близ берега, дальше – твёрже. Трава мокрая от дождя. Катрина морщилась, но терпела. Леса толком не было. Высокая трава, кустарник, который мог скрыть взрослого человеческого мужчину в полный рост. Ландшафт неравномерный – пологий спуск к берегу, а дальше возвышенность. Было видно дорогу, точнее, тропку, что тут звали дорогой. По всему выходило, что недалеко ушли, огибая берег.
Рулевой похмыкал и сунулся к кустам, готовить себе ночлег.

«Моряки» переглянулись, бросили промеж собой жребий, и ровесник Рука, парень с каштановыми волосами и ранней сединой, пошёл в «каюту» за инструментами. Рук сместился в середину и налёг на вёсла, безмятежный и спокойный, как гладь руки, по которой она начали свой путь.
«Скрепить кресло» на лодке делом было таким. Сложным. Не предусматривало оно подобного, если честно.
– Эй, ты. Как тя там. Ты б это, встал, что ль, – косноязычно и хмуро сказал гребец варвару. Кресло перенёс прям с Катриной, будто так и надо, примотал верёвкой к перилам. Сказал доверительно: – Как качать начнёт, над в хатке укрыться, а то волной тюк – и всё, спортится наряд-то.
Аристократка нервно вцепилась в подлокотники, одарила выразительным взглядом гребца, который пошёл на своё место, и тихонько фыркнула. Все почему-то считали нужным дать ей совет. Обнаглели.
При беглом осмотре Валдер мог сделать вывод, что лодочник не пил. По крайней мере, не был пьяницей, даже если где-то после работы и выпивал. Мужик был крепкий, даже слишком, от него разило потом и мокрым зверем, лицо было малоподвижно и скупо на эмоции, глаза угрюмы и непроницаемы. Мутный тип, с которым стоит держать ухо востро, таково могло быть первое впечатление.
– С рыбаками ящеры наглеть вздумали, – пожал плечами красномордый, придерживая рукой руль, – а наши такого не потерпят, чё им, указывать какие-то хвостатые будут, чё им на ихней земле делать? А ящеры всё своё гнут, дескать, не заплывайте в озеро, наше оно. Сказывают ещё, правящие эти, из моста Йеомена, Боспира и Закатного холма, меж собой объединились, чтобы дорогу Иммера прикрыть, значится. А больше ничего не сказывают. Виверна в этом году пошаливает маленько, но так, чтоб совсем – ещё не бывало.

По счастью, Катрина спала всегда крепко и сладко, как и полагается человеку, который не обременён особенными заботами или долговыми обязательствами. Конечно, она проснулась от яростных раскатов, гремевших на всю округу так, как будто сердце грозы находилось над её покоями. Но, перевернувшись на другой бок и накрыв ухо подушкой, тут же уснула.
А утром обнаружила, что гроза и не думала прекращаться. Если бы она хотя бы кончилась, то можно было бы отправляться, а так девушка грустно постояла у окна, закутанная в одеяло, а затем обула тапочки и пошла приводить себя в порядок. Похоже, их выход откладывается на неопределённый срок. Пока несли завтрак, девушка вышла к своим телохранителям.
– Сегодня мы никуда не поедем, – объявила она. – Если будет хорошая погода, то завтра. Можете быть свободны.

Катрина скрупулёзно записала всё, что было предложено, и со вздохом отложила перо, глядя на охрану. Она позовёт их после обеда, когда будет готова ехать в город, но не раньше. До того следовало разобраться во всём этом, а ещё, может быть, ей посоветуют лодку получше? Да и матери не мешало бы сказать, что-де она изволит на прогулку выехать. Эта дотошная женщина всё равно прицепится хуже гарпии, а так хоть пустит ей пыль в глаза.
– Можете идти. Вас позовут, когда нужно будет выдвигаться, – сказала девушка, украдкой щупая колено. Интересно, как долго она сможет ходить пешком? Впрочем, это вздор. Она не станет ходить пешком.

Туман. Туман следопыту не нравился совершенно, но Подменыш не могла не признать, что местечко они выбрали удачное: тут можно было достаточно хорошо спрятаться. И, не имей они проводника, следы собратьев было бы отыскать довольно трудно. Она шумно принюхалась, спешиваясь следом за колдуном, который тотчас стал принимать пафосную позу.
– Не стоял б столбом, хоть б за варгом укрылся, – бросила ему, понаблюдав некоторое время, как тот принимает свою величественную позу. Ничего против этого она не имела, но мишень из раздувшегося от собственной важности колдуна выходила просто пальчики оближешь.
Когда разделаешь его на мяско.
Сама следопыт присела, с головой скрываясь в молочной дымке, и, стянув перчатки, чуткими пальцами ощупала землю. А затем в ответ на призыв твари, что сопровождала их, из пещеры откликнулись. Тут можно было бы просто выстрелить на слух. Для острастки. Нет, чтобы выбраться, прячась, или выглянуть менее заметно. Хобгоблинша стремительно вынырнула из тумана.
– Братья? – переспросила Гьёрна. – Кажись, не всё так радостно, как ожидалось. Один ужо рассудком повредился.
Она знала за собой, что некрасива, но не до такой же степени. Охотница раздосадовано дёрнула ушами пару раз, а затем ухватила своего варга за загривок и пошла к пещере. Раз братья, то что уж мелочиться.
– Гьёрна «Подменыш», потомок Ророрима. Колдуна зовут Андар, из того же семени. Он ещё немножко с мёртвыми вроде, ну да сам обскажет, что как, ежели потребно. – Женщина мимоходом хлопнула встретившего их хобгоблина по плечу, приветствуя.

Женщина с благосклонной улыбкой выслушала всё, что говорил Соловир, а затем развернулась и лёгким шагом направилась обратно.
– Милый Синатар, – проворковала волшебница, – я могу рассчитывать на вас? Проследите, пожалуйста, или поставьте кого-нибудь проследить, чтобы все тела были упакованы в бочку, чан или мешок, который не допустит протекания. И кровь также соберите в вёдра или ещё что. Мне пригодится всё. Советую использовать вон тех обалдуев, они, благо, понимают в этом. Как жаль, что только в этом и понимают. Жду вас с сообщением, что всё исполнено. – Она игриво провела пальцами по щеке мужчины, оказываясь рядом, и улыбнулась жрице, стоявшей у входа. – Добрый день, Милана. Столовая сейчас не работает по техническим причинам.

Ах, какое всё-таки блаженство заключалось в том, что никуда бежать не требовалось. Она могла отдыхать столько, сколько ей потребуется, однако, похоже, слова «отдых» не знали те, кто окружал её…
На стук она даже не пошевелилась, поморщившись и уткнувшись лицом в подушку. Однако последовавшие слова… Если Ллттил послал рассказать о некоем утреннем инциденте Нараласа, а не явился лично, значит, что-то отвратное. Убийцу аж покорёжило: опять проблемы! Да сколько можно уже?!
– Войди, – напряженным голосом разрешила Т’риссайн, садясь на постели, где нежилась с самого пробуждения. Замоталась заодно в покрывало, чтобы не «смущать» лишний раз мужской взгляд своими прелестями. Не то что бы она стеснялась, но всё-таки деловой разговор. Нужно знать меру, как наверняка сказал бы патрон.

Она полуобернулась, сверкнув глазами, и лукаво улыбнулась, внимательно оглядев Соловира.
– Было бы интересно поработать с таким потрясающим материалом… – Два неторопливых крадущихся шага к мужчине и, слегка наклонившись, Диллара осторожно прикоснулась пальчиками к лицу главы стражи, рассматривая его пристально и с жадным интересом. – У которого есть несомненные способности, – закончила она, выпрямившись, и села на диван. – Ну, по крайней мере, вы можете рассчитывать на продолжение жизни в виде разумной нежити. Ничего особенного, только одно правило – не есть создателя.
Некромантка мелодично рассмеялась, заметно оттаяв.

– Подсказать заклинание… извольте. Сопротивление энергии для более слабых магов и защита от энергии для более сильных. Вы можете попросить господина Феррата озаботиться защитой от негативной энергии не только магов, но и солдат, которые выходят в патрули. Очень неприятно будет, если их вдруг ранит или убьёт, хотя, насколько я поняла из ваших речей, солдаты не так первостепенны... А вообще, лучшая защита – это просто стоять как можно дальше. – Она пожала плечами, мол, нет никакого секрета. – Думаю, какой-нибудь опытный маг вполне способен сделать простенький амулет с постоянной защитой от негативной энергии. Если, конечно, хватит сил и реагентов.
Она невинно улыбнулась, мол, моё дело только посоветовать, а как вы будете воплощать – то разве моя забота?
– По личному опыту могу сказать, что отношения – это такая штука, в которой сколько ни расставляй акценты, всегда вмешается что-то непредвиденное. Стоит быть осторожным. Я вот, например, не чувствую себя в безопасности. В конце концов, – она издала смешок, – я лишь слабая эмоциональная женщина…
Волшебница подошла к столу и, изящно наклонившись и опёршись на локти, обмакнула перо в чернила, прежде чем начать писать.
– Пока ничего, но если что-то появится, то вы узнаете об этом первым. Кому передать список, когда я закончу? – Женщина повернула голову, искоса снизу вверх глядя на мужчину.

Для Исилендила не составило труда отыскать Лараэр. Её удаляющуюся фигуру он приметил на входе в сад, расположенный рядом с храмом. Тёмные деревья выглядели пусто и равнодушно, словно отзываясь на его мрачные мысли, а одинокая беседка – конечная цель шаманки – была похожа на сахарно-тонкую кость. Безглазый череп. Тихонько скрипнул под его ногами сонный мостик. Рыб, радовавших днём глаза посетителей, не было видно. Природа, так или иначе, спала, недовольно ворча, скрипя, шурша, стоило только её потревожить.
Когда Исилендил вошёл в беседку, шаманка сидела на скамье, одной из двух, и, видимо, собиралась устраиваться на ночлег. Эльфа она заметила не сразу. Подняла на него удивленные глаза, не имевшие никакого выражения, и, склонив голову набок, спросила:
– Что-то случилось?

Он стоял на входе, храня молчание, не решаясь сделать ещё шаг или как-то окликнуть девушку с красными волосами. Не знал, что делать, а та его и не замечала, пока он мялся в проходе. Но всему приходит конец. Ожиданию, тишине, неуверенности. Шаманка сама его положила, увидев гостя в "своей" беседке и обратившись к Исилендилу. Появились сомнения: стоило ли идти к ней? Для чего он явился?
-Не могу заснуть.
Негромко ответил он, продолжая смотреть на Лараэр. Она странная. Непохожая на других виденных им эльфиек. Начиная от цвета волос и заканчивая её нравом. А ещё он с охотой увязывается за ней.
-Решил присмотреть за тобой, пока не устану.
Честно сказал Исилендил. Ровно, чётко, без лишнего шума, не растягивая. Так привыкли говорить серьёзные люди. Так говорили опытные воры, которые говорили исключительно по делу. Ещё так говорили разведчики. И те и другие не привыкли - или давно отвыкли - просто общаться, и их голос становился серьёзным. Огрубевал, если так можно сказать.
-Ты не против?
Это было лишним. Если она откажется, он просто побродит где-нибудь, а потом вернётся и будет наблюдать за спящей эльфийкой. Но хотелось, чтобы она не думала о нём плохо. Конечно же, она могла и так думать о нём плохо. Но тем не менее...

– У меня нет нужных тебе чар усыпления, – мягко сказала девушка. Слизень устроился на ночлег под скамьей, а девушка, нёсшая некоторое время его на руках, сняла перчатки. Слизь на доспехах уже подсохла, и Лараэр собиралась её счищать. И совершенно не ждала гостей. Перчатки легли рядом с сумкой, пока шаманка выискивала что-нибудь, чем можно было почиститься.
Присмотреть за ней? Зачем? За ней присматривают духи и богиня, Лараэр никогда не была одинока. Но, возможно, одинок был Исилендил. Девушка на мгновение подняла на него взгляд и предложила:
– Если тебя что-то гложет, ты можешь поделиться.
На его вопрос она не сказала ни да, ни нет – это была не её беседка, в конце концов. Распоряжаться ею девушка не могла. Найдя какую-то ненужную тряпицу, шаманка поднялась и, подойдя ко второму входу, противоположному от того, через который вошёл Исилендил, занялась очищением доспеха, стараясь не запачкать пол.

Чары.. Он не согласился бы ни на какую магию. Засыпать надо или по своей воле, или не засыпать вовсе. И ходить весь следующий день вялым, но гордым. Или просто вялым. А потом по неосторожности помереть или уснуть на посту и затем помереть. Мда.. Исилендил прогнал тёмные мысли, и сел на скамью напротив той, под которой обустроился питомец шаманки, не менее необычный, чем она сама. Он действительно выглядел озабоченным чем-то. Сидел молча. Не знал, что сказать. Опять. А потом Лараэр будто залезла ему в голову, или прочитала с лица, но слова, сказанные ею были очень даже к месту. Поделиться своими опасениями с кем-то.. А стоит ли? Исилендил всегда держал свои переживания при себе. Всегда считал, что остальным не к чему знать, что беспокоит его душу. У остальных своих забот полон рот, нечего им думать ещё и о Исилендиле, он сам справится. А тут..
-С недавних пор я начал думать об Эвереске..
Осторожно начал Исилендил. Неуверенно начал. Исповедовать душу он точно не привык. И не собирался. Он просто скажет.
-Мы здесь, в безопасности, тепле и уюте. А там днём и ночью война, и смерть. Все в страхе, боятся что "завтра" для них уже не настанет. Куча народа умирает за родной город, которого скоро может и не стать..
Тихо говорил Исилендил, смотря в то место, где раньше сидела Лараэр. Казалось, что он зря об этом думал. Всё-таки, они здесь не просто так, и подкрепление скоро отправится к Эвереске, если уже не на пути туда. И мифаль, к тому же, не давал полчищам кровожадных тварей прорваться в черту города. И даже если об этом не стоит думать, он продолжал волноваться.

– В страхе ли? – задумчиво спросила саму себя Лараэр. – Да, возможно. Они боятся не успеть или не смочь. Этого они боятся. Но боятся ли отдавать свою жизнь, чтобы защитить то, что им дорого? Сомневаюсь.
Она прислонилась к стенке беседки и посмотрела на него спокойно, чуть устало, без улыбки. Почти весь доспех был очищен.
– Я помогла одной душе отправиться в Арвандор. Это была душа погибшего проводника, Эрандила. Знаешь, что он сказал тогда, когда объяснялся со своей любимой женщиной, оставленной им здесь? «Я никогда не служил своему народу, как все здесь. Они каждый день рискуют своими жизнями, чтобы обеспечить спокойную жизнь нам, тем, кто внутри Серого дома. Мы хотели с тобой скрепить чувства узами, но, не сделав ничего для тех, кто воспитал меня, тем более в такой ответственный момент, я бы чувствовал себя низко, что бы ни происходило дальше».
Лараэр посмотрела на тёмные деревья и, переведя взгляд на эльфа, продолжила:
– Мы делаем то, что можем, Исилендил. Серый дом – граница, рубеж. Его защитники уйдут, а защищать его будем мы и госпожа Анелиса. Это немалая ответственность. И всё, что мы можем, – это следовать приказу. Мне кажется, в данной ситуации это лучшее, что можно было бы сделать. Командование решило, что здесь мы будем полезнее, сделаем для Эверески больше, чем там, а значит, мы должны это сделать. Каждый в меру своих сил. – Она умолкла и, усмехнувшись плотно сжатыми губами, добавила: – Извини, если это звучит, как проповедь.

Защитники Серого Дома уйдут... А защищать его будут они... Он сидел и думал, внимая словам Лараэр, положив руки на колени и сложив ладони замком. Меньше забот у него от её не стало. Но стало спокойнее, уже не так тяжело. Поделился переживанием, от этого, наверное, ему и легче.
"Незачем её доставать со своими волнениями.. Тем более ночью.."
После этой мысли он некоторое время молчал. Обдумывал что-то. Взгляд его ушёл ниже, и натолкнулся на зеленоватого слизня, которого шаманка всю дорогу с собой тащила и теперь расхлёбывала последствия своего решения. А может уже расхлебала. Исилендил глянул на неё, и убедился. Похоже, она почти закончила с доспехом.
-Что было там, в подземелье?
Как-то резко он перескочил - иначе не скажешь - на другую тему, неуклюже, и если Исилендил раньше мог показаться одиноким малым, то теперь это было просто очевидно, учитывая, что он почти ни с кем не говорит и не умеет делать это как все нормальные эльфы, которые хоть с кем-то да болтают о погоде. По крайней мере, он сам так сейчас подумал. Спрашивал он, тем не менее, из любопытства. Не к месту вспомнилась известная на весь свет поговорка про любопытных.

Лараэр опустила голову, глубоко вдыхая, и обняла себя за плечи, закрывая глаза и прислоняясь головой к косяку. Долго молчала, собираясь с духом. Сначала хотела сказать что-то вроде «не хочу об этом говорить», но потом решила: нет. Ей надо. И, возможно, нужно было Исилендилу. Не в том плане, чтобы удовлетворить своё любопытство, хотя и так тоже, а в другом… девушка не могла подобрать слов, хотя они вертелись на кончике языка. Иногда откровенность бывает спасительна. Шаманка бездумно смотрела в ночную тьму до рези в глазах, надеясь, что это поможет ей.
– В храме, помолившись Аэрдри, я видела эльфийское богослужение, – начала она медленно и тихо, боясь, что голос даст петуха. Или она расплачется. – Один из эльфов, темнокожий, направился в подземелья. В тот ход, куда я пошла одна. Там был жрец… он побежал за ним, пытался остановить его. Эломир не слушал. Он убил нескольких охранников, а затем выпустил тёмных эльфов. Я не смогла ничего сделать. – Она прерывисто вздохнула, прижав руку к лицу, и закрыла глаза, отворачиваясь. С трудом глухо договорила: – Я не знаю, что было дальше. Видение прервалось, больше я ничего не видела…
Это не было и десятой частью испытанных ею эмоций. Тогда ей хотелось умереть, выть от боли раненым зверем и биться о стены. Девушка сосредоточилась на том, чтобы дышать ровно и глубоко, успокоить рвущиеся наружу рыдания, однако очертания деревьев перед глазами предательски плыли. Накатило отвращение к самой себе, причудливо смешалось с жалостью, сожалением. Лараэр крепко сжала пальцы до белых костяшек. Нет, она выдержит. Она должна.

Исилендил молчал. С самого начала и до конца. Он внимательно смотрел, и так же внимательно слушал. От каждого движения шаманки веяло какой-то тоской, такой, которую он никогда не испытывал, но от того не менее сильной.. Он слабо понимал, что с ней творится, что за печальные ноты звучат в каждом её слове, что она переживала тогда. И чем больше слушал, тем больше понимал, что его вопрос был лишним. И ещё приходило понимание того, что его представления о той боли, которую она ощущала - они ничтожны. И всё же он не мог сказать ей, что понимает её - пустая ложь не сделает ей лучше. Даже сейчас было заметно, как шаманку штормит. Он и сам себе представлял эту картину.. Живое воображение плута само дорисовывало детали, ужасные и не очень. Но даже "не очень" было очень страшным. Было ясно, что дроу принесли в жертву Лолс всех, кто был в храме и унесли жизни многих других воинов. А Лараэр.. Для неё ведь эти видения - это нечто намного большее, чем просто сон наяву. Она там была, и одновременно её тогда не существовало. Знавал он когда-то эльфа, схожего Лараэр. Тоже видел больше, чем другие. И доверял Исилендилу больше, чем другие. Так уж получилось.. Нет, не время вспоминать грустное прошлое. Надо быть с Лараэр, здесь и сейчас. Скажи кто ему раньше, что он будет сидеть рядом с девушкой и пытаться успокоить её, он бы не сдержался и рассмеялся прямо в лицо этому эльфу. Настолько бредовым это ему раньше казалось.
-Лараэр..
Тихо сказал он, в этот раз обойдясь без того делового тона. Нужно было её успокоить. Хотя бы попытаться. Хоть как-нибудь, и плевать было, что он этого раньше никогда не делал. Исилендил медленно поднялся со скамьи и.. Что? Что он сделает дальше?.. Он ей не друг, всё, что они знают - имена, да возможности друг друга. Очередные лишние слова. Ещё один лишний шаг к ней. Осторожный, звук его не был слышен в тишине. Исилендил будто крался к ней, боясь, что эльфийка обнаружит его приближение. "Сказал "А", говори и "Б"", - в этом духе его воспитывали старшие товарищи.
-Тебе не нужно.. Держать это.
Видят боги.. Ему было жалко Лараэр, но эта беседка сейчас была для него как самое настоящее минное поле. Осторожно, с опаской он подбирал слова, и делал маленькие шаги к шаманке, напрягшись, будто перед ним была не Лараэр, а тридцать три тысячи спящих огнедышащих драконов. Хотелось обнять её. Утешить. Это было странно.. Он не имел понятия, как ему себя вести... Шёл наугад, рискуя подорваться на мине...

Лараэр была слишком в воспоминаниях. Кусая губы, она раз за разом переживала собственные чувства, тонула в них и не могла никак выбраться. Богиня милосердная, почему же… так? Это был и дар, и проклятие – помнить и знать то, что другие живущие забыли. Никто не заслуживает смерти и забвения. Никто.
Девушка не слышала его шагов. Только слова, доносившиеся откуда-то издалека, которые не приносили никакого успокоения, только заставляли её внутренне вздрагивать, словно вытащенную на берег рыбу, которая билась в агонии. Она пыталась успокоиться так нервно и торопливо, что никак не выходило. И, поддавшись на тихие искушающие слова, позволила себе ещё немного… откровенности.
– Я ведь… я ведь такая же, – прошептала Лараэр. Как будто сквозь щель в плотине, по щеке прокатилась одинокая слезинка – вестник будущего половодья. – Такое же чудовище, как и те тёмные эльфы. Они ведь видели меня. Видели и не тронули, потому что я такая же. И душа моя так же темна, как их души. И я лгу другим и притворяюсь. Вы ведь мне не нравитесь. С того самого момента, как там, в самом начале пути, был убит багбир. – Она не могла говорить иначе, чем шепотом, потому что горло стиснули судорожные рыдания. И шепот этот был горячий, торопливый, как будто испуганный, словно она признавалась в чём-то страшном. – Это война, но… Я желала вам смерти. А потом узнала, что погиб Алькаэль… и ужасно испугалась. И тогда… в подземелье… увидев это… как я могла желать такого? Это чудовищно... – Голос дрогнул и сорвался.
Лараэр зажала себе рот, боясь обернуться, и невидяще уставилась в ночную тьму. По щекам текли слёзы, она лишний раз боялась вдохнуть, ведь тогда Исилендил мог догадаться, что она плачет. А плакать нельзя, учитель велел сдерживать себя, несмотря ни на что.

Этого он никак не ждал. Он уже забыл, как бросился к варвару, и как опоздал. Вспомнился тот хруст шейных позвонков.. Мерзкий, до жути отвратительный звук. Ему не хватило всего пары шагов, чтобы не нарушить данное обещание, которое он на самом деле и не давал. Шаманка его дала. А плут был готов выполнять его вместе с ней. А потом Ро"ош свернул шею связанному пленнику. И теперь Лараэр говорила так, будто они, все они, - Исилендил, Алькаэль, остальные, - были монстрами. Если подумать, то так ли мало правды будет в её словах, как кажется на первый взгляд?.. Так ли несправедливо её отношение ко всем ним? Исилендил остановился. Не хватало всего пары шагов. Как тогда. Он не осуждал её сейчас. Даже не пытался, хоть и стоило бы, наверное...
-Это было тогда., - плута словно что-то подталкивало в спину, и он сделал ещё один шаг.
Нельзя было просто махнуть рукой и сказать, что "ты ничего не смогла бы сделать, даже при всём желании. Тебя тогда не было, ты зря переживаешь". Это было правдой. Настоящей реальностью, во всей её жестокой красе. Но ещё одного взгляда, полного той ненависти, он не вынесет.
-Сейчас ты здесь. Со мной. И я тебя не осуждаю.. Даже наоборот...
Последние слова прозвучали намного тише. Словно он не хотел, чтобы это "даже наоборот" кто-то слышал. Исилендил шагнул ещё, стараясь прогнать преследующее его прошлое. А вина - она не уходила. Она жгла его изнутри. Так же сильно, как когда-то. Но теперь он чувствовал себя виноватой ещё и перед ней.
"Что же ты творишь со мной..."
Аккуратно он коснулся её плеча своими светлыми пальцами, не упрятанными за кожаной перчаткой, боясь спугнуть, прогнать прочь от себя. Ему стоило сказать что-нибудь и за других, но это точно не нужно было говорить. У других могло быть другое мнение на этот счёт, знай они то, что сказала сейчас шаманка.
-Не держи чувства. Дай им волю.
Храм Серого Дома, священник и Исилендил, уже одинокий, пытающийся смириться с недавней потерей. Слова того священника - они тоже держались в памяти, как та вина. Подумать только.. Сейчас он был как тот священник. Он пытался облегчить душу своего прихожанина, даже если тот совсем другой и далёк от идеала.

Наверное, Лараэр устала. Вместо цветущего вишневого сада и игрушечной беседки – выжженная пустыня и выбеленные временем кости, и она на самом деле отражение чужих чувств и эмоций, уже не умеющая и не желающая дать другим что-нибудь. Да и дать ей... нечего. Она слишком с духами, слишком вне этого мира, её собственная душа потерялась и…
Сколько раз она умирала, оставаясь при этом живой? Сколько раз сходила с ума? Её резали, кололи, топили, сжигали, травили – раз за разом, и она терпеливо, стойко сносила всё это, хранила крупицы мёртвых воспоминаний, сама становясь лишь воспоминанием. Она никогда не была честна даже перед самой собой – и что? К чему это её привело?
Девушка вздрогнула и сжалась под прикосновением, словно её ударили. А ведь её и правда ударили. Словами. Простыми словами утешения, которые так неловко, по капле произносил Исилендил. Что она могла сказать ему? Сколько пустых слов теснилось на языке, ожидая момента? Сколько ещё несказанного комом стояло в горле?
Лараэр сдалась, потому что это было ей необходимо. И пусть она до последнего старалась держаться, втайне боясь и желая, чтобы он ушёл, оставил её наедине со своими проблемами, – он остался. Зачем? За что? Ноги шаманки подогнулись сами собой, будто она не выдержала тяжести обрушенных на неё мыслей, девушка рухнула на колени, неловко ухватившись за косяк, вцепившись в него короткими ногтями, и… беззвучно закричала, по-звериному скаля совсем не звериные зубы и склоняя голову. Из груди вырвался клокочущий тихий всхлип, захлебывающийся горловой звук, сменившийся натужным бульканьем.
А затем прорвало.
Почти укрывшись за копной волос, она корчилась у ног эльфа, надсадно рыдая и безуспешно пытаясь задавить эти рыдания. И было это не облегчением – мучительной попыткой. Лараэр кусала собственные пальцы до крови, её колотило и знобило. «Сколько ещё, богиня? Сколько?»

Она рухнула. Рухнула так, как рушатся крепости под осадой, когда счёт снарядам, выпущенным из баллист и катапульт, был уже давно потерян. "Победа!!!", - кричали солдаты. А крепость молча лежала под их ногами. И на миг он узнал в этой девушке под ногами себя. Лишь на миг. Исилендил сел на колени рядом с ней, подвинулся, и всё с той же осторожностью приобнял. Где-то неподалёку завыл ветер. Зашелестели листья. Неважно, если кто-то услышит Лараэр. Пусть он услышит, и просто продолжит спать, или уйдёт дальше по своим делам. Пусть будет равнодушной сволочью, как он это всегда делает, и не тревожит их. Кем бы он ни был - патрульным, или священником, который перед сном вышел на прогулку. Пусть сгинет прочь, если он тут будет. Пусть его не будет... Лицо у Исилендило было хмурым. Но не такое, как тогда, когда он встречал шаманку у развалин. Такое лицо бывает у одинокого мужчины в поле. Над головой у него тучи, собирается пойти дождь. А он смотрит вдаль, задумчиво, не замечая ничего вокруг. Смотрит и не желает смириться с потерей. Пытается сдержаться, чтобы не выпустить наружу боль от утраты. А потом гремит гром, и падает ливень с серых небес. И уже не видно, плачет он, или это просто кажется... Исилендил держался. Уже которое десятилетие. Но при том вскрыл ту клетку внутри шаманки, в которой она заперла свои слёзы... А теперь сидел, прижав её к груди и утешительно гладя её волосы ладонью, пытаясь дать ей то, чего не было у него, когда он точно так же сидел у могильной плиты и точно так же, как сейчас Лараэр, спрашивал у богов: "Зачем? За что мне это?".

Лараэр цеплялась за него мёртвой хваткой, словно он мог вскочить и убежать или просто исчезнуть, раздразнив дракона, а затем не найдя смелости противостоять ему. Чужое тепло… всегда успокаивало. Это был знак того, что с ней хотя бы просто так рядом кто-то есть. Это был маленький самообман, но в него так хотелось верить…
Иногда ей казалось, что даже таких слёз она уже не в силах выдержать. Что-то да столкнёт её в пропасть, а как выбираться из неё? Ведь когда-то давно она сознательно пожертвовала крыльями, чтобы быть среди эльфов. Которые не понимали её, считали шаманку чуточку сумасшедшей и фанатичной. Наверное, вместе с пережитой болью наружу рвалась и обида, которая никак не выходила, пряталась по закоулкам.
Через несколько кажущихся вечностью минут Лараэр затихла. Ещё судорожно вздыхала, вздрагивала всем телом, словно доживала свои последние минуты, но уже молчала, безвольная, как кукла на ниточках. В конце концов, буря не миновала, а всего лишь затаилась, ожидая подходящего момента для следующего удара. Шаманка снова была готова терпеть, умирая и воскресая.
– Спасибо, – тихо сказала Лараэр. – Прости, что тебе пришлось видеть это.
Девушка боялась посмотреть на него. Богиня, что он теперь думает? Кем теперь считает её? Девушка сжалась, втянув голову в плечи, как черепаха, как будто ожидала удара или чего-то подобного. Казалось, слёзы должны приносить облегчение, но… теперь ей было неловко и страшно.

-Тебе нужно было. Всё в порядке. Не извиняйся.
Так же тихо ответил Исилендил, продолжая сидеть с ней. Оглянулся на секунду, словно опасаясь слежки, а потом повернул голову обратно к Лараэр, которая не решалась поднять голову от его груди. И пусть. Приятно было, что он ещё хоть на что-то способен, кроме службы. Было приятно слышать слово благодарности, возможно и не заслуженное на самом деле, если смотреть на произошедшее с какой-то иной стороны. Продолжал выть ветер, продолжали шелестеть тысячи листьев по всему Серому Дому. Луну уже давно закрыли тучи. Исилендил думал, что теперь будет. Шаманка теперь могла относиться к нему иначе. Или нет. Но если да, то ему будет нелегко.. Непривычно будет после стольких лет заиметь ещё одного друга. Всего лишь одного, но друга, а не "приятеля"-лавочника или какого-нибудь информатора, или глупца, к которому ты долго и старательно втирался в доверие, чтобы изнутри развалить организацию, с которой этот глупец был связан. Бесполезно об этом думать, наверное. Так или иначе, что-нибудь теперь да будет. В голове Исилендила теперь точно будет больше мыслей, чем обычно.
-Не бойся ты так. Я ж тебя не есть собрался.
Заметив, что она всё так же сидит, вжав голову в плечи и ожидая по меньшей мере взрыва, а то и чего пострашнее, попытался он её подбодрить, и позволил себе улыбнуться.

Да, нужно, наверное. Не столько выплеснуть, сколько разделить с кем-то. Лараэр вздохнула глубоко, успокоено, закрывая глаза и расслабляясь. В конце концов, на выжженной пустоши можно вырастить новый сад. И повторять это бесконечно, пока хватает сил и терпения. Ресурсов. Девушка доверчиво облокотилась на него уже сама, дыша ровно и неслышно, как и положено. А затем, вдруг вспомнив что-то, несмело улыбнулась в пустоту перед собой:
– Зато в руинах крепости, на самом верху, я нашла семейство орлов. Отец, мать и птенец. Такой забавный. – Она усмехнулась, с умилением вспомнив птичьего детеныша. – До них духи не добираются, хотя внизу их достаточно много с наступлением ночи. Я… я уже видела этого орла. Или мне только кажется, – она дотронулась до волос с перьями-бусинками в них, и задумалась. – У каждого ремесла свои издержки.
Шаманка с грустно-задумчивым лицом поглядела вдаль, чувствуя, как мало-помалу слипаются глаза. Определённо этот день был богат на переживания. Сморгнув несколько раз, девушка осторожно спросила:
– Ты останешься здесь или пойдёшь в домик?

-Вот как..
Так вот оно что там было, наверху.. Орлы. Всегда хотел взглянуть на них вплотную. Если на земле царём зверей был лев, то орёл был сродни королю. Ему всегда так казалось. Шаманке повезло их увидеть. А ведь есть ещё и гигантские орлы, которые и вовсе были этакими полубогами. Конечно, это всё фантазия Исилендила, и нет там в небе таких понятий, но помечтать никогда не вредно.
-Я останусь.
Хотел он ещё сказать, что ему не до сих пор спится.. Но это неважно. Теперь Лараэр сама к нему жалась, и со стороны это выглядело бы неоднозначно, и можно не то было подумать, и.. Да что уж там, пусть думают. От смущения ещё никто не умирал, а Исилендил не станет первым.
-Ты можешь пойти в дом, если хочешь. А я присмотрю за твоим.. Питомцем.
Он оглянулся на слизня, который до сих пор должен был быть под лавкой. Он ведь всё слышал. И всё видел. А это свидетель. Хорошо, что он не умеет говорить.

Шаманка кивнула, принимая его ответ, и покосилась на названного питомца. Наверное, стоило бы придумать ему имя, но девушка не знала, будет ли он отзываться на него. Да и какое имя выбрать? Пожалуй, над этим стоит подумать завтра, пока завтракает и кормит его.
– Не хочу возвращаться, – просто ответила девушка. – Раз ты остаешься, могу защитить от холода или одолжить свой спальник. Извини меня, пожалуйста, но я слишком устала за сегодня.
Она мягко высвободилась, поднялась и, взъерошив свои и без того растрёпанные волосы, сцедила зевок в кулак. А затем отошла к воде, чтобы умыться. Выглядела она, должно быть, скверно: опухший красный нос, веки, красные глаза… Стыдно должно быть. Но как-то стыд и страх ушли и возвращаться с полпути не стали.
Лараэр вошла обратно в беседку. Исилендилу она могла предложить защищающие от погодных условий чары, плащ и сумку в качестве подушки или спальник, а всё перечисленное забрать себе. На всякий случай устроив постель на скамье, она разложила спальник и наспех дочистила свой доспех, убирая остатки слизи.
– Постарайся уснуть, – мягко сказала эльфу шаманка. – Завтра ведь предстоит опять возиться в руинах.

Он не стал держать эльфийку, позволив ей подняться на ноги, а сам остался сидеть и наблюдать за ней. Настаивать он тоже не собирался. Пока она умывалась, он сидел и обдумывал произошедшее, но ничего толкового не приходило в усталую голову. Отгоняя навязчивые мысли, он теперь решал, заночевать ему в предложенном спальнике или принять от неё чары и устроиться на скамье? Сматываться в комнату теперь было поздно. Да и не сильно хотелось. Воров, кроме него, в отряде нет, врят ли что-то пропадёт. А если и так, он заметит...
"Не о том думаешь, парень..."
Сам себя одёрнул Исилендил, и вернулся к вопросу: уютный спальник или жёсткая скамья? Хороший вопрос. Спать в спальном мешке определённо приятнее. А в кровати ещё лучше. Уж Исилендил это точно знал.
"Что ж.. Мне не привыкать."
Смотря на приближающуюся Лараэр, он наконец поднялся с колен, и отряхнул пыль с брюк. Согласился на чары и сумку с плащом в качестве подушки.
-Рутина.
Усмехнулся Исилендил в ответ на слова красноволосой эльфийки, и не сильно при этом покривил душой. Когда-то, почти каждый день ему нет-нет да и давали приказ на какую-нибудь вылазку или патруль. Исилендил устроился на скамейке, и лёг набок, лицом к Лараэр. Он не заснул сразу после того, как голова коснулась импровизированной подушки.
-Доброй ночи.
Еле слышно сказал он, будто нехотя. Неловко как-то, всё-таки.

Похоже, он был немногословен. Или уже жалел, что ввязался во всё это, но пресловутые рамки приличия мешали уйти. Прежде чем улечься, девушка обратилась с тихой просьбой к духам, чтобы окутали Исилендила защитой от непростых погодных условий, и дотронулась до его руки, дабы чары вступили в силу, а затем, устроившись в спальнике, бездумно уставилась в потолок. Мыслей не водилось, будто все они разом пропали из головы. Счастлива была Лараэр этому или нет – сказать было сложно.
– Доброй ночи, – отозвалась шаманка, помедлив, и закрыла глаза. Вскоре дыхание её выровнялось, а затем она свернулась калачиком.

Девушка ответила на хмурый взгляд Исилендила ясным взглядом человека, которому глубоко безразлично, кто, как и что, и неопределённо повела плечами на заданный вопрос. Конечно, интересно. И, между прочим, мог бы и сам догадаться, что Лараэр там не от эльфов пряталась специально в робкой надежде, что о ней позабудут, а свой интерес удовлетворяла. Эльфы в большинстве своём были в порядке, просто устали бродить в подземельях. Девушка приветствовала их скромной улыбкой, наблюдая, чтобы её внезапный питомец не потерялся.
На попытку Эларена установить контакт – а что это было? вежливость или интерес? – Лараэр только пожала плечами. Рассказывать было особо нечего: видения их едва ли могли заинтересовать, да и не в том состоянии она была, чтобы их пересказывать, а никаких сокровищ – никакой поживы – она не нашла. Ценность подземелий вовсе не в этом.
– Никаких сокровищ, лишь закрытая дверь в столовой, – откликнулась шаманка, болезненно улыбнувшись уголкам губ. Вспоминать о своих исследованиях подземелий, пока они ещё свежи, ей хотелось меньше всего на свете. – Вы завтра можете проверить.
Девушка плелась в хвосте отряда, подстроившись под шаг слизня, и механически разглядывала ночной лес. Он был похож на рисунок на мокром тёмном бархате. Глубокий, со многими деталями, не заметными взгляду в первый раз. На лес просто приятно было смотреть – душа тихонько радовалась, откликаясь на пейзаж, и мало-помалу успокаивалась. Языка леса шаманка не знала, ей ведомы были лишь души не ушедших, но, думалось ей, что у леса есть своя душа. Незаметная, тихая, пугливая, как говорят. Она редко расползалась по всему телу, прячась в «животе» или «груди» от тех, кто ступал в лес, но по причине доверчивости была готова открыться любому, кто пожелал бы того со всей искренностью. Река, укрывшаяся тоненькой периной тумана, с тихим плеском вёсел по воде выразила своё неудовольствие полуночникам, мешавшим ей спать, и успокоено задремала, стоило им только оказаться на другом берегу.
Когда в мраморную вечность, которую собой представлял пейзаж, облитый молочно-белым лунным светом, неуместно вмешались разноцветные светильники, напоминавшие болотные огни или огни ведьм, Лараэр с удивлением осознала, что они пришли. Улица, по которой они гуськом тянулись к своему дому (странно было думать об этом так), была с голубыми светильниками, окруженными тянувшимися к свету ночными насекомыми. Магический свет не обжигал их, но вводил в заблуждение – и кружившиеся в танце позволяли этому дурману обманывать себя. Затем с голубыми светильниками смешались жёлтые, где-то равнодушные и далёкие, где-то тёплые – по этой улице они дошли прямиком до выделенного им домика.
Перед дверью Лараэр подняла слизня на руки, крепко прижимая к своей груди и не доверяя эту ответственную миссию никому другому. Она боялась запачкать пол и не хотела ночевать в доме, а потому раздумывала над тем, чтобы уйти на улицу. Там было не холодно. Если, конечно, под утро не придёт ливень, то можно было бы переночевать на дереве, подальше от травы, которая утром, судя по туману, будет очень мокрой.
Когда речь зашла о расселении, шаманка, остановившаяся в дверях, оглядела эльфов, сжав губы: сказать или уйти просто так? Хотя, наверное, формально она была членом отряда, а потому, возможно, кто-то мог чувствовать себя обязанным приглядывать за ней (тот же Исилендил).
– Если дурь ещё не вся выветрилась, то так ли безопасно позволять ночевать одному на улице? – тихо спросила девушка, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно, а затем поглядела на Эларена, чуть склонив голову набок: – Я переночую на улице, нет нужды за меня волноваться. Не хочу, чтобы здесь всё было в слизи.
И, развернувшись, стала осторожно спускаться: из-за слизня на руках ей сложно было смотреть себе под ноги.

Любопытный деть заставлял улыбаться, пусть и чуточку устало: подобные эмоциональные потрясения даром для хрупкого организма не проходят.
– Видишь ли, – начала подбирать слова, чтобы убедить малыша, Лараэр, – эльфы предпочитают растительную пищу в большинстве своём. Говоря простым языком: траву. К тому же, не все червяки одинаково полезны для организма. Многие бывают смертельно ядовиты, поэтому не стоит есть всё, что видишь. Эльфийское чувство прекрасного страдает, когда им предлагают в качестве пищи такого вот червяка. К тому же, – она чуть нахмурилась, – это мой друг. А друзей, как ты знаешь, есть не принято.
Она повернула голову и дёрнула плечом, сжав губы, когда вновь услышала оклик. И выразительно добавила:
– Правда, иногда об этом жалею. – И громко сказала для Исилендила: – Наверху! – И, вздохнув, оглядела орлиную семью: – Видимо, мне пора. Вы, кстати, видели призраков? Их здесь много?

Иллин порадовалась, что предпочла переодеться в костюм из немаркой плотной ткани: здесь было… грязновато. Особенно на полу. Лавируя меж кровавых луж, девушка прошлась по кабинетам, разглядывая голые разве что не ободранные стены. Правда, на некоторых были следы когтей и следы давно засохшей крови. «Интересно, хозяина убили солдаты, мародёры или собственное зверьё?» – лениво подумала девушка: то было судьбой не только охотников, но и всякого хозяина, имевшего в подчинении несломленного раба. Рано или поздно, стоит только ослабить контроль, он без колебаний перегрызёт глотку и убежит. Или умрёт.
За размышлениями дроу дошла до зала трофеев. Большой прямоугольный зал предполагал большое количество трофеев. Интересно, охотник был одинок или у него была компания? Хотя бы семья. В таком зале, чуть внимательнее оглядела его дроу, можно было бы поставить столы и устроить пиршество, если бы, конечно, она обитала тут. Но этот дом предназначен для изысканий Дуагвирра. Она найдёт себе убежище, свою маленькую тихую гавань попозже, когда решит, что ей делать.
«Интересно, рынок рабов уже закрыт или ещё нет?» Торговля вроде сейчас была не особенно бойкая, в конце концов, была война. Многие торговые связи со смертью торговцев во всеобщей суматохе были нарушены. Большая часть рабов была убита и съедена другими рабами. Или иными занятными тварями. Вроде тех, что раньше были у хозяина этого дома в качестве товара.
Очнувшись от размышлений, Иллин поймала себя на том, что стоит и поглаживает стену. Нахмурившись, дроу высокомерно вздернула подбородок, окинув помещение холодным взглядом, и поджала губы, сурово щурясь. Любопытно… были ли у него тайники? Какой дроу без тайников. И уж тем более торговец. А если этот торговец ещё и охотник…
Жрица решила вернуться в его комнату. Маловероятно, конечно, что мародёры не проверили каждую стеночку, не обстучали её и не вынули душу из бездушных камней, лишь бы нажиться побольше. Но вдруг? В жизни всякое случалось. С такими мыслями она направилась в кабинет, который по размеру был побольше второго, чтобы осмотреть его внимательнее. Хотя, возможно, она просто искала невидимку в тёмной комнате. Разумеется, её маленькое вдруг не оправдалось, и сын застал девушку в глубокой задумчивости разглядывающую бывшую когда-то жилой комнату. Возможно, она гадала, кому та принадлежала, а, может быть, просто строила коварные планы. Он отчитался о выполнении задания (жрица задумчиво кивнула, полуобернувшись), и Иллин глубоко вдохнула. А затем присмотрелась к окружавшему её пространству иным зрением.

Небольшой сталагмит между домами Ксалтин и Келчазсдил напоминал по форме неряшливый муравейник, тяжело осевший, словно уставший тянуться к потолку пещеры, внутри которой раскинулся Налан Садж. Отремонтированные крепкие ворота наглухо заперты, так что рассмотреть то, что творится внутри, было возможно лишь при помощи левитации.
С самого утра этот «муравейник» был растревожен: глава семейства, вторая жрица семейства Заит’тар из города Шиндилрина, собиралась попросить аудиенции у матроны-матери Фэйрианн, а затем и позволения создать здесь свой дом… Не все были довольны таким положением дел. Например, младшая дочь Ираэлары, Иллин, недовольно хмурилась и фырчала, предпочитая отсиживаться в своих покоях. Визит к племяннице, бесславно погибшей во время гражданской войны вместе со всем своим домом, грозил окончиться вечным поселением в этом городе. Старшая же дочь видела в этом свою выгоду, как и мать, и другие, более зрелые и опытные в интригах родственники. Всё складывалось не в пользу Иллин с самого начала – и кончилось тем, что мать, несколько рассеянная от природы женщина, вернулась в чрезвычайно добром расположении духа, чем мигом привела весь дом в движение, окончательно уподобив его муравейнику.
Засуетились-забегали слуги и рабы, даже благородным членам дома не сиделось на месте. Иллин почувствовала подвох, когда мать не пожелала говорить с ней, стоило только девушке заикнуться о своём возвращении. «Даже не думай», – отрезала Ираэлара и была такова. Оставалось только найти отца, если, конечно, и он не захочет увильнуть от разговора с младшей дочерью…

Ранагар был одним из тех, кто вынужденно жил у Змеи, но при этом не побывал у нее в постели. Понять, что лохматый проснулся, можно было по яростному озлобленному шипению посланного к нему паренька (ох, опять придется залечивать раны на гордости и синяк на теле) и шагам. Убийца, закрыв глаза, чутко прислушивалась в его шаги. Походку воина сложно было с чем-либо спутать, а непривычные половицы поскрипывали под его весом, словно жалуясь. Когда он спускался вниз, женщина открыла глаза, усмехнувшись, и вернулась к своим делам.
Совершавшая ежедневный ритуал открытия магазина Змея только поморщилась, сварливо проворчав обвиняющим тоном:
– Когда ты перестанешь мне их калечить? Сколько раз я должна тебе повторить, что лучше просто дать в морду или сломать ногу? – Убийца неодобрительно качнула головой, хмурясь, и, облокотившись на прилавок, помолчала.
Окинула внимательным цепким взглядом мужчину, чуть слышно фыркнула и дернула бровью:
– Безделье не идет тебе на пользу. – В ее тоне слышалось «скоро совсем форму потеряешь». Змея не содержала обленившихся разжиревших работников: они либо отправлялись в могилу, либо на вольные хлеба. В зависимости от степени вины перед стареющей убийцей. Она могла помогать по старой памяти исключительно калекам, при условии, что о них никто не заботится. – Есть один занятный торговец. Богат, как дьявол. Ссапмтор Гоэрин. Но есть у него одна скверная привычка: он не платит по счетам. И, видимо, решил, что это сойдет ему с рук. Я, конечно, могла бы заняться этим парнем сама, тем паче, что сумма приличная, тридцать девять тысяч золотом долга на нем. Но это было бы слишком просто. – Она пренебрежительно дернула плечом, одновременно с тем цокая языком.

Оставив эльфов разбираться с картами, которые они так любили, полагаясь на них всякий раз, девушка безбоязненно направилась вглубь крепости. Если призраки выбираются наружу лишь глубокой ночью, то можно не бояться, что из-за угла выскочит злой дух. Шаманка забралась в ближайшие руины, ступая осторожно и легко. Призраки призраками, но в старых руинах были гораздо опаснее сами руины, одинокие и озлобленные. Рано или поздно, но они обретали качества живущих в них. А призраки не лучший пример для подражания. Особенно призраки древних эльфов.
Стены были очень хрупкие, даже на взгляд Лараэр, и она не рискнула бы на них облокачиваться, нет-нет. Фрески облупились, краски истерлись, угадывались лишь очертания, но никак не целые образы. Шаманка, всю дорогу промолчавшая и державшаяся в стороне от остальных, медленно приблизилась к алтарю, осторожно пробираясь меж крупных и не очень остатков потолка, еще не превратившихся в мелкое каменное крошево. Скоро эти руины поглотит всеядный мох, укроет от жадных взоров. Быть может, навсегда.
Лараэр, оцарапывая нежную кожу рук, бережно очистила алтарь, украшенный барельефами птицеподобных созданий, от пыли, грязи и мха, а затем перебросила одну из кос на грудь, аккуратно выбрала оттуда мелкое пестрое перышко и, опустившись на колени, положила его на алтарь. Закрыла глаза и, чуть подняв лицо к небу, беззвучно произнесла молитву Аэрдри Фаэнье. А затем, вздохнув, опустила плечи, наклонившись вперед и прижавшись к камню лбом. Он тут же «укусил»-оцарапал лоб, оставляя после себя покраснение, но показался Лараэр теплым. Как будто живым.

В храм девушка пришла в смятении. Послушники указали ей, где можно отыскать главного жреца, и, рассеяно поблагодарив их то ли улыбкой, то ли наклоном головы и тихим, почти беззвучным словом, шаманка ускользнула в указанном направлении.
Цветущий вишневый сад не был чем-либо огорожен. Не было там и прихотливых статуй, спрятавшихся в укромных уголках, будто скрывающиеся от эльфийских взглядов влюбленные. Зеленый ковер был щедро усыпан нежными, белыми и розовыми лепестками. Свою цель – изящную, «кружевную» беседку белого цвета – девушка увидела почти сразу и танцующим шагом с легким сердцем направилась туда, где, как ей сказали, и медитировал Селарамир.
Беседка расположилась на отдельном (рукотворном?) островке в центре небольшого пруда. Лараэр, переходя мостик и слушая приветливое поскрипывание дерева, с улыбкой подумала о том, что, верно, белый цвет навевает мысли о жемчуге. Быть может, беседка – жемчужина вишневого сада?
В прозрачной воде плавали крупные рыбы, чья чешуя сверкала подобно начищенным до блеска рыцарским доспехам. Гостей они не боялись – сытые, прикормленные. Девушка мельком заглянула в беседку и, не осмелившись прерывать отдыха жреца, осталась снаружи, наблюдая за ленивыми передвижениями рыбин. Стоило только поднести к воде ладонь, как они тут же, в ожидании лакомства, направлялись туда, даже не зная, что их обманывают. Большие выпуклые глаза внимательно следили за шаманкой. Кажется, все-таки догадывались.
Когда эльф закончил медитацию и вышел к ней, Лараэр бережно передала ему коробочку, которую до этого момента прижимала к груди, а затем вместе с ним вернулась в храм, расспрашивая о том заклятии, что собирался применить жрец.
Мужчина, казавшийся во время медитации таким умиротворённым, снова принял суровый вид и, взяв коробку с алмазной пылью, куда меньшую, чем ту, что давал Орландир, направился вместе с шаманкой к кельям, где сейчас отдыхал после возвращения с того света под надзором молодого послушника Алькаэль.
- Достаточно весомая сумма была потрачена вами на воскрешение, и тоже немало золота стоит восстановление его сил. Вы наверное очень долго в одном отряде, раз так заботитесь друг о друге. - Предположил глава церкви Кореллона в Сером доме, войдя в храм и двигаясь по его высоким светлым коридорам.
Эльфы любят маски ничуть не меньше, чем люди, и, признаться, Лараэр сама не без греха. Однако странно видеть настолько юное лицо настолько суровым. Это сбивало с толку, пожалуй.
– Вовсе нет, я вижу их всех всего лишь второй раз в жизни, – привычно-тихим голосом ответила девушка, подстроившись под шаг жреца. – Да и насчет остальных не уверена, хотя, возможно, некоторые и знакомы между собой чуть дольше… точно не могу сказать, извините. – Она виновато и едва приметно улыбнулась, поправив выбившиеся из-за уха волосы.
- Значит, либо к нам из Эверески послали очень богатых, либо очень самоотверженных. - Повёл бровью эльф, а затем, взглянув на девушку, добавил. - Глядя на вас, более склонен ко второму варианту.
– Я, признаться, не испытываю к ним никаких теплых чувств, – подняла на жреца безмятежные светло-серые, детские глаза шаманка и без улыбки добавила: – Совсем. За других говорить не буду.
- Я, только никому не говорите, тоже не люблю Анелису. - Подмигнул девушке высший жрец, а затем открыл перед ней дверь в келью, где лежал Алькаэль.
Девушка улыбнулась шире обычного, что в ее ситуации могло сойти за смешок, и, благодарно кивнув, прошла внутрь, остановившись у стены и обхватив локти. Было совсем неожиданно мельком «увидеть в замочную скважину», как говорил ее учитель, высшего жреца и, с другой стороны, с его стороны это был своеобразный тонкий ход. Откровенность за откровенность.

Девушка в ответ на слова Ивандира только обескураженно промолчала. А что скажешь? Ему как будто и не нужен был собеседник. Дай зеркало – и чудесно побеседует сам с собой, перебивая самого себя. Лараэр коротко взглянула на Эларена и тихонько прошла за его спиной в храм.
Она не испытывала никакого благоговейного трепета, входя в священное место. Да, здесь было красиво так, что дух захватывало: умелые эльфийские руки заставили камни стать воздушными, изящными, будто тончайшее кружево. Сквозь окна под высоким потолком проникало столько света, что храм изнутри был будто охвачен золотистым сиянием. Неизвестные Лараэр художники изобразили лики богов Селдарина так, что, верно, и сами боги признали бы такое воплощение одним из лучших, если не лучшим. Да, здесь было красиво. Но у шаманки были иные храмы. Среди замшелых валунов, в чащах древних лесов, на просторах молочных лугов и вершинах гор. Где бы она ни находилась и куда бы ни отправилась.
Встретив взгляд девушки, молчаливый послушник, справедливо предположивший, что она пришла совсем не молиться, указал направо. Рыжеволосая благодарно кивнула и, стараясь ступать как можно тише, опасаясь не потревожить хрупкий покой, вошла в кельи, чтобы разыскать тело Алькаэля и жреца, который будет проводить обряд воскрешения.

– Алтон! Живо к нам! – выхватив клинок и ударив им по двери, крикнула солдату женщина и посмотрела на пушистика: – Доломай дверь.
Сама жрица отошла в сторону, чтобы дать возможность оборотню превратиться.
– Войдешь первым, Соловир, – сказала мастеру клинка Т’риссайн, думая, что убьет Сардо за это самым жестоким способом.

Лицо Т’риссайн медленно посерело, на нем исчезло всякое выражение, а глаза стали пусты, постепенно наполняемые отчаянием до краев. Она закрылась руками, привалившись к двери, которая открывалась внутрь. Сползла по ней, сжалась в комочек и хриплым полушепотом сказала:
– Я чувствовала же… чувствовала, что ничего хорошего… – Нервно и глубоко вдохнув, она схватилась за колени, хмурясь и кусая губы, а затем посмотрела на него как будто хищно и оценивающе. В иное время она бы без жалости убила его, просто потому что младшая сестра подруги – это и ее, Т’риссайн, сестра, и, пусть такие отношения в среде не приняты, но женщина собиралась любой ценой разыскать девушку. Сейчас же… Соловир неожиданно выполнил ее поручение, а за успешное выполнение задания полагалась награда.
А что она будет делать с новой информацией, тут уж нужно подумать. Как и подумать над тем, нужно ли отзывать Истрана от поисков или пусть развлекается? Женщина поднялась, прошла к плащу и, подняв его, достала кошелек с трофейным выигрышем за пари. Немного подумав, женщина дала мужчине сто золотых монет.
– Молодец, – с кривой усмешкой сказала Т’риссайн, подумав, что, верно, с третьей попытки он не плюнул в ее спину, а оправдал доверие. Правда, неизвестно, на сколько его хватит. Ибо подозревала женщина, что сделано это было исключительно лишь для усыпления ее бдительности. В подставленную спину бить легче, ей ли не знать?

Женщина стремительно обернулась на голос и хохотнула, увидев младшего брата.
– Он думал!.. Багбир тоже думал, да в «волчью яму» угодил. – Эльфийка шагнула к нему, переступая через валявшиеся на полу вещи. – Ты подрос с момента нашей последней встречи. Дай гляну поближе, – на лице Шессэны появился зловещий оскал, а затем она добавила уже серьезнее: – Моя комната нетронута или отдали твоей невесте?.. все время забываю ее имя.
- Пока что цела, но как только у нас будут дети, можешь с ней попрощаться. И мою любовь зовут Таурэтари. - Брат был младше всего на год, но так как Шессэна порой любила потискать его за щечки, как малыша, заранее приготовился к такой попытке и хитро усмехнулся. - А ты комнатой интересуешься потому, что тот одноглазый внизу твой жених? Смотрю ты в его честь тоже решила без глаза остаться. Это так... романтично.
– О, Кореллон, если я когда-нибудь приведу это в дом, обрушь на мою голову молнию – я все пойму! – театрально вскинула руки рыжая, а затем одним стремительным броском оказалась рядом с братцем, собираясь выбросить его из дома пинком. – Сейчас я вас познакомлю! – зашипела она, отчего лицо ее перекосилось.
Нервар с хохотом отпрыгнул в сторону, и постарался держать дистанцию от сестры.
- А между вами вижу искра! - Карикатурно изображая любовное восхищение, всплеснул он ладонями, тут же поправив лук за плечами, чтобы не спал, когда снова придётся убегать.
– Она зажжет твой погребальный костер! – рявкнула женщина, преследуя поганца.
Он нырнул в дверной проём кухни и захлопнул дверь перед носом Шессэны.
- Лучше направь свою страсть на любовника, у меня есть Таурэтари для подобных игр. - Попытался серьезным тоном "образумить" сестру Нервар. - И вообще, чем за мной бегать, лучше бы помогла порядок навести. Неизвестно, отправят ли нас старейшины вдогонку тем тварям, или заставят восстанавливать здесь всё.
– Солнышко мое, – мигом сменила тактику рыжая и нарочито робко поскреблась в дверь, – как давно я тебя не видела – и как давно не душила, – прибавила она себе под нос, – вылезай, а?
- Я бы сказал "брось оружие", но ты сейчас куда страшнее, чем в нашу прошлую встречу, и боюсь, это оружие ты бросить не сможешь. - Вздохнул с притворным сожалением парень, плотно держа дверь, чтобы сестра не смогла прорваться внутрь.
– Скотина. Ладно, я пойду умоюсь хоть, а то твоя Таурэ… Таури… твоя невеста!.. в обморок упадет, когда увидит. – Шессэна отступила от двери. – Можешь пока познакомиться с «героем-любовником», упаси Кореллон меня просыпаться вот с этим. Он будет рад, я гарантирую это.
- Думаю, он такой же... умный парень, как ты, и этот счастливый момент знакомства отложим до свадьбы. - С явным скептицизмом ответил Нервар, а затем после паузы добавил. - Я правда соскучился по тебе. Рад, что ты цела, и жаль, что получила рану.
– Свадьба не состоится по техническим причинам: жених не доживет, – не без иронии отозвалась рыжая, и нарочито беззаботно пожала плечами: – Теперь моя рожа похожа на мои речи. Столь же погана, сколь и мой язык. – Хитрый жук, то есть брат, похоже, разгадал ее уловку и выбираться не торопился. Что ж, тем хуже для него!
- Что думаете делать дальше? Вряд ли шестерых патрульных хватит, чтобы разбить ту кодлу, что к нам пришла сегодня ночью. - Парень перевёл разговор на серьезную тему.
– Нашей задачей было предупредить о надвигающейся угрозе, – со вздохом сообщила рыжая, садясь на пол. – Я бы предложила отступать в город. Ну или хотя бы добраться вместе с нами до Гол’анты. Стариков и детей гарантированно направят дальше, в нашу «любимую» столицу, а всех способных держать оружие, полагаю, оставят на этом фронте.
- Фронте? Что, война будет? - Удивленно переспросил Нервар, открывая двери и выходя из кухни.
– Скорее всего, – Шессэна повернула к нему голову. – Так что детей может быть некому будет рожать… или не для кого, тьфу-тьфу-тьфу. – Она постучала по своему лбу костяшками пальцев.
Лицо лучника на мгновение озарила улыбка, а затем снова пропала.
- Новая орда? - Уточнил он, окидывая задумчивым взглядом дом, который придётся покинуть на дольшее время, если война правда будет масштабной.
– Что-то связанное с фаэриммами, – пожала плечами плутовка, поднимаясь.
Парень только висок почесал, силясь вспомнить, что это такое.
- Ясно, значит, будем защищаться. - Кивнул он уверенно. - Когда ты уходишь вместе с отрядом?
– Понятия не имею. Надо еще полуросликов предупредить. Может, в курсе, что у них там? – женщина потерла пальцем бровь, чуть кривясь.
- Не знаю, - пожал плечами Нервар. - После того, как они на привале украли сапоги у одного из наших, к ним никто не ходил. Вообще невозможные ребята.
– И не говори, – пробурчала женщина, потянулась и фыркнула: – Давай, южанин, начинай работать – солнце еще высоко!
Лучник снова усмехнулся, и начал осматриваться.
- Да, ну и погром тут устроили... не всё нужное мы забрать успели, когда уходили. - С этими словами Нервар начал искать уцелевшие вещи, которые могут быть полезными в дороге, раз уж возвращаться сюда в ближайшее время его семье не грозило.
Шессэна поглядела на это безобразие, махнула рукой и сначала поднялась в свою комнату, вытащила из шкафа рубаху взамен порванной багбиром, избегая глядеть в зеркало, а затем спустилась вниз, в купальню. Отмылась толком от своей крови, оделась и вновь вернулась в свою комнату. Она, судя по виду ее, хоть и была убрана, но сохраняла все тот же вид заброшенности, что не исчезал даже во время визитов Шессэны. Не комната – звериное логово.
Рыжая шагнула к зеркалу. Хорошее, добротное зеркало в полный рост. В иные времена могла часами смотреть в него женщина, завороженная своей внешностью, столь отличной от вида иных из Яростного Ветра. Ей нравилось отличаться. Сейчас же…
Искалеченный глаз был мутным, нелепо надвое рассеченным и залеченным. Мертвым. Шрам, что ни говори, ее не украсил. Изуродовал. Она всматривалась в зеркало придирчиво, требовательно, а затем схватила легкую шаль, что когда-то обнимала ее плечи, и набросила поверх, скрывая свое отражение. Отступила на шаг. Клокочущие в груди, горле рыдания рванулись наружу.
Шессэна захохотала. Горько, отчаянно захохотала, попятившись, как будто тем самым топором снова ударенная. Неловко натолкнулась на столик туалетный, прянула в сторону и осела на пол, хохоча и не умея остановиться. И смехом тем она захлебывалась, будто рыданиями.

«Только после дам». А вот не дам! Рыжая зло и криво усмехнулась, вынимая клинок, а затем ловко пролезла в окно и метнулась к главарю этого сборища, нанося ему удар в правый бок. Лезвие, пробив доспех, вошло в тугое мясо, разрезая мышцы.