Голосование за ходы

Нащупав руками стену, слепая опала на землю, кутаясь в одежду и пытаясь отдышаться. Бегать ей было не привыкать. Но вот от страха раньше девушка никогда не убегала. Потому что он никогда не был столь материален.
Беззвучные звуки. Которые нельзя услышать, но которые висят в воздухе. Которые режут не ножом - безвредной и даже необходимой обычно бумагой. От того, что дорого и важно тебе никогда не ждешь подвоха. Так Паук редко подводил слух. А сейчас, происходило что-то необъяснимое. Замедлило свой бег время - так показалось девушке, вытянувшей одну руку вперед. Ладонь чуть ли не ощущала густой, завязший воздух. Голос принес с собой липкий, терпкий запах. Девушка боялась быть жертвой, и носила кличку охотника. Когда пришла пора страху, все перевернулось с ног на голову. Рука растворилась так же внезапно, как и появилась. Вместе с ужасным холодом и безвременностью. Что это было? Игра воображения и загадки судьбы? Или правда? Смерти Паук не боялась давно. Отучили. Там, где она постоянно рядом, сложно хранить страх. Но что-то словно пыталось свести ее с ума. Именно сегодня. Злой день, смешавший вечность с пустотой. Девчонка ощущала это. Лишь боль в переносице остался от видения... И лай собак сменил похоронный звон в ушах.
Паук поднялась, стараясь вернуть веру в свои чувства. Сейчас надо было не думать. А спасать свою шкуру. Собаки не злы, пока их не заставляют рвать на части. Но сейчас они опасны много больше своих глупых хозяев. Спрятаться от них можно лишь там, до куда они не доберутся. А где она сейчас? В каком районе? И почему же так пусто вокруг? Закусив тонкие губы, девочка взлетела на ноги и бросилась бежать - не очень быстро, стараясь не сбивать не восстановившееся дыхание еще сильнее. Пока они еще были далеко. Был шанс уйти незамеченной. Поэтому Паук просто петляла по незнакомым улицам, напряженно оборачиваясь то и дело и вслушиваясь в звуки, несущие боль.

Утекающий в сторону и назад лес, зеленеющий лишь с одной стороны от дороги. Его успокаивающий шум, смешанный с ровным стуком копыт и скрипом колес. С другой стороны раскинулась равнина, покрытая невысокой, еще зеленой, но сухой травой. Солнце. Злой, почти белый шар солнца на насыщенно-синем небе словно хотел сжечь все вокруг. И в первую очередь – горстку живых людей, уныло перемещающихся по дороге. Солнце, как казалось, уже уничтожило и саму тень. Воздух, наполнен пылью. Ни малейшего даже признака ветра.
Длинные, чуть вьющиеся волосы шатром вокруг головы – от жары ничуть не спасает, но хотя б солнце не так глаза слепит. Лирр сидел, опершись плечом о бортик телеги. Пальцы-щупальца правой руки лениво гладили лук, прислоненный к шаткой скамье, на которой сидел стрелок. С оружием он не расставался. Рука будто бы и не принадлежала дремлющему, на вид, человеку, спрятавшемуся под волосами. Нет. Юноша не спал. Совсем не спал. Просто жара, которую он не любил, разморила его настолько, что не было никакого желания шевелиться.
Слова. Они влились бы в звуки окружающего мира, если бы не тот факт, что обращались то к нему, к Лирру. Они полоснули по ушам молодого человека и заставили его дернуть головой и приоткрыть один глаз. Вздрогнула левая рука и привычным движением взлетела ко лбу – отодвинула прядь золотистых волос, чтобы можно было хоть что-то увидеть. Глазное яблоко шевельнулось, скользнув взглядом по сидящим напротив – ибо голос был мужским, то говорил командир – как его там звать, парень не запомнил, - и на нем взгляд и замер.
- Предположим, что всегда, - отозвался лучник несколько хриплым голосом – в такую жару он умудрился каким-то образом простудиться. Глаза исчезли вновь за волосами. И вновь – статуя. Лишь отдельно шевелящаяся рука... Лирр привык не шевелиться столько, сколько необходимо. Восьмичасовая дорога порядком утомила его. Хотелось вылезти из этой телеги и размяться. Зря он не попросил разрешения ехать верхом. Хотя тогда он устал бы, может быть, еще сильнее. Юноша отогнал эти мысли и снова расслабился – погрузился в некий вакуум своего собственного мира. Серого. Сожженного в данный момент солнцем и усталостью. Тихого и молчаливого мира.