Голосование за ходы

Орочий царёк в полной мере использовал своё царственное положение. Во всяком случае, в той мере, в какой ему позволяло воображение и представления о веселье. К счастью для следопыта, либо воображение Ослопа было богаче, чем у предлагавших различные казни орков, либо кровавой жестокости в жизни этого селения было столько, что даже орочьему вождю она наскучила.
Ольфрик не стал гадать, какой из этих вариантов менее правдоподобен. Довольно и того, что Пучик ещё жив, а самого охотника не кунают ободранными ногами в кипящее масло. И всё же, задача развеселить не пойми чем хандрящего Ослопа ставила следопыта в тупик. Не особо он мастер был увеселения выдумывать. Сам-то, когда праздника хотел, к иянсарам ходил. Или, с большей охотой, к мельтийкам.
- Я, почтенный царь, из простого люда, - начал Ольфрик ответную речь. - Всяких знатных балов да театров с диковинами разными не видал. У нас народ просто развлекался: пьянками да игрищами.
Ольфрик обвёл взглядом толпу с целью выяснить, слушают его или нет, и продолжил.
- Я в жизни два дела освоил хорошо: из лука стрелять, да самогон варить. Любили у нас в деревни эти дела. Каждый год на турнир в город стрелки ездили. Ну и настойки на продажу возили. А ещё игра была одна, забава у парней. Лапта называлась. Всей деревней играли, да и с соседними сёлами тоже. Кто быстрей бегает да ловчей дубиной машет, тот и побеждал.
Босоногое детсво да суровое отрочество вспомнить было приятно. Но вот заинтересует ли что-то из этого орочьего вождя?
- Вот, стало быть, почтенный царь, что тебе больше по нраву? Самогона могу наварить, какого здесь ещё не пробовали, турнир стрелков устроить или игру затеять. А можно и вместе всё. Знатная выйдет гулянка.

Дорога в Хюгельмёзе напоминала Ольфрику дорогу домой. За минувшие, без малого, семь лет охотник лишь единожды появлялся на пороге родительского дома, и не многое там поменялось. Седых прядей в голове матери стало чуть больше, она по-прежнему ждала возвращения сына. И, ничуть не меньше, она ждала возвращения мужа. Надеялась, верила, хотя и понимала, что надежда эта подобна дыму костра, туману с болот - зыбкая неверная хмарь. Потому, наверное, и пригрела женщина в своём доме сиротку - позднюю дочь местного старосты, которого деревня схоронила осенью того же года, когда Ольфрик впервые отправился в путь.
Так и жили в той глуши, в Дихтенвальде. Так, наверняка, жили и здесь, в Хюгельмёзе. Ждали кого-то, топили печи да молили богов, чтобы обошли их край стороной свирепые орки, всякая лесная погань да лихие люди, незнамо как умудрявшиеся выживать меж первыми и вторыми. Ну урожая там ещё просили обильного, зимы не слишком лютой, того-сего по мелочи. Народ в этих краях жил не богато, но работёнка для такого, как Ольфрик, охотника здесь находилась частенько. Платили, правда, не всегда серебром - бывало и харчами, и скарбом полезным, и девкой фигуристой. Ольфрик особо не возражал, зато молва о нём понемногу шла из села в село, и законники уже с чуть меньшим подозрением косились на хмурое бородатое лицо.
Проехав через центральную площадь, следопыт направился в местный Кастеллум - внушительное двухэтажное здание из камня и дубовых балок. И хозяин этого дома был вполне под стать и кладке, и брёвнам. Суровый мужик, явно не привыкший много говорить и мало делать, вызывал бы настоящее уважение, будь он более спокойного нрава. Ну не любил йорднур шума и суеты...
Сцена с избиением гоблина сперва показалась следопыту забавной, потом чрезмерной, а уж очутиться втянутым в это действо Ольфрик тем более не желал.
- Да я его и не держу, - ответил охотник, флегматично взглянув на вцепившегося в его ногу Пучика. - Это, что ли, ваша беда, о которой уже и в Ротберге болтают? Так ты, хер шутцманн, и сам, гляжу, с ним управишься.
Ловить за шкирку мелкого засранца он пока не собирался, но и в сторону не отходил.
- Я - Ольфрик из Дихтенвальда. Слышал от парней в Ротберге, что у вас тут работёнка найдётся. Что за дело-то?

Суматоха завертелась, как водится, быстро. Бросившийся наперерез охотнику Феанор, поймал скулой увесистый кулак, но и сам, паскуда, успел ловко подставить ногу, свалив Ольфрика на пол. Свою ошибку он понял несколькими мгновениями позже, когда стало ясно, что жилистым, но худосочным эльфам нечего ловить в партере против крепких деревенских мужиков. Вялая попытка эльфа закрыть голову руками была безжалостно пробита тяжёлым ударом, а следующий непременно расквасил бы остроухому смазливую мордашку, если бы не подоспевший гном. Тронд поймал занесённую для удара руку и принялся заламывать её, как заправский городской стражник - не слишком умело, но с энтузиазмом.
Возможно этим двоим удалось бы таки скрутить следопыта, если бы не Гвил, пришедшая им на помощь, попыткой оседлать Ольфрика. При иных обстоятельствах охотник нашёл бы это весьма эротичным и возбуждающим: зажатый упругими девичьими бёдрами не возбудиться только кастрат или отъявленый мужеложец. Но теперь хватало и того, что Гвил мешала гному завести руку Ольфрика за спину, сделав захват по-настоящему пыточным.
Быстро вывернув руку, охотник вырвался из лап Тронда и, нехотя сбросив с себя девицу, отвесил гному размашистый удар в висок, от которого клиент пошатнулся и ощутимо поплыл. Всё ещё закрывающий голову Феанор получил профилактический пинок в живот.
Но добраться до ведьмы ему не дали. Не удовлетворившись, должно быть, первым разом, Гвил снова прыгнула на спину охотника и вцепилась зубами в его ухо. Подоспели и остальные. Второе ухо пострадало от мстительного кулака Тронда. Да так, что в голове словно набат зазвенел. Покачнувшийся Ольфрик налетел на Феанора и вновь повалился на пол, увлекая за собой троих противников. Борьба стихла лишь когда все трое навалились разом, прижав следопыта к земле, и Гвилвилет с победным видом вновь оседлала свою жертву.
Меж тем Мельнанет продолжала свой ритуал. Когда Ольфрика перестали бить и дали возможность дышать, он даже начал понемногу понимать, что происходит. Должно быть, Волка собирались ритуально убить, чтобы потом ритуально же воскресить. Вот только со вторым пунктом вышла проблема.
- Повесят? - глухо прорычал Ольфрик, поднявшись на ноги. - О, нет, вас не повесят.
В общей суматохе и панике он успел подобрать кинжал хозяйки Ланта и теперь держал его наготове.
- Молитесь Мельте, молитесь своей Грозной богине и всем, кому умеете, ибо, если не справитесь, молиться буду я. Я предложу всем богам подряд вашу кровь в обмен на его жизнь. Кто-нибудь да откликнется!

В спор товарищей Рагнар не встревал - он вообще молчать любил больше, чем говорить. В славной смерти много чести, но, с другой стороны, её нет совсем, если о подвиге никто не узнает. В конце концов, Свинцовый кулак согласился на заплыв.
Рагнар не тратил время на разговоры - нужно было приготовиться. Сталь тянет на дно, чтобы этого избежать, хирдман принялся крепить топор и винтовку к щиту, обматывая ремнями. Терять подарок отца не хотелось и следовало сделать всё, чтобы он не достался цвергами и не сгинул на дне потока.
Броня же Рагнарова была легка, да и с ножом он расстаться не рискнул - кто знает, что их ждёт впереди. Отправив щит с оружием вперёд и призвав на помощь всех богов, включая Локи, Рагнар прыгнул в люк.

Королева была сильной... Как мужик. Конечно, Ольфрик слыхал истории про дев-воительниц, даже знавал некоторых в былые годы. Но так, чтобы в простой борьбе одолеть сил не хватило, такое впервой.
А может это просто он слабоват уже? Может минули уже безвозвратно золотые деньги охотника, прошла молодость? Не эльфийская в нём, всё же, бессмертная кровь - старость-то подкрадывается... Да ну нахрен! Следопыт решительно погнал прочь невесёлые мысли. Перед ним, в конце концов, стояло воплощение всего того, что Ольфрик на самом деле ценил в женщинах. Мягкая, покорная Мученица была до сладости приятна, но Королева была той самой огненной перчинкой, которую так страстно желают и боятся многие мужчины. Палач тоже желал. Но не боялся.
- Жаль, что не сошлись, - ответил он, с улыбкой принимая протянутую руку. От былой ярости не осталось и следа. - Я бы с достойным Королевы почтением обошёлся - видал уж виды, хоть и деревенщина.
Следопыт хотел было вернуться к Мученице, чтоб хотя бы с ней довершить начатое, но всё испортило появление охотницы, сбивчиво, но в красках описавшей происходящее у ворот Ланта. Палачу не оставалось ничего другого, кроме как последовать за эльфийками. Должно быть, с Волком и впрямь случилась беда.

- Вот же засранец! - выругался Ольфрик, когда стало ясно, что их товарищу ничего не грозит, и они напрасно неслись со всех ног к его бледному телу. - Ничего, поиграет как-нибудь.
Ненавязчиво и незаметно приобняв Мученицу за талию, охотник прошептал ей на ухо:
- А как быть с нашей игрой? Кажется, мы не закончили...

Небольшая горная речушка размеренно катила свои воды вдоль плавно петляющего сквозь пологий травянистый склон русла. Где-то в вышине, у скрывающего пик ледника эта речушка начиналась гордым и бурливым потоком, но, спускаясь к подножию, она смиряла свою прыть вслед за понижавшимся уклоном. А дальше, на равнине, мирно протекая среди заливных лугов, горная бунтарка вливала свои воды в широкий и величественный поток, уходящий далеко за горизонт, в Море Раздора.
Мученица болтала так непринужденно, словно не было ни этого дождя, ни колодок. Ольфрику вдруг стало интересно, действительно ли опасается она недовольства Королевы из-за ненадлежащего исполнения наказания, или это было лишь лукавое кокетство.
- Разве не должны мы в эту ночь делать то, чего хотим? - улыбнулся охотник в ответ. "Я, вот, трахнуть тебя хочу" - добавил он мысленно.
А пленница продолжала щебетать, словно пыталась заболтать собеседника. Словно хотела укрыть за этим потоком слов нечто важное. Её голос согревал, расслаблял, звучал в голове нежной мелодией...
Теперь уже Ольфрик не сомневался, что не с одной только бренны его так размазало. Было что-то ещё, и ощущение ледяного покоя, дарованное мудрым богом, с этим сопротивлялось. Следопыт прервал речь эльфийки лёгким и быстрым поцелуем. Со стороны это могло показаться неожиданным, но после всех тех зовущих жестов и откровенных намёков, что осуществляла девица, события должны были бы зайти уже намного глубже дальше. Желание первым поцелуем проверить ответную реакцию быстро было отвергнуто: последовал второй, куда более жадный. Охотник с наслаждением запустил пятерню в мягкие девичьи волосы, легонько придерживая звтылок, а потом так же внезапно оторвался, встал и обошёл колодки, пропав из поля зрения Мученицы.
В горах нарастал гул. Такой необычный для слуха жителей равнин, но такой пугающий для каждого, кто слышал его хоть раз. Отразившись от вершин, этот гул нагрянул на склоны, норовя броситься в долину. Утихнувшая было горная речушка тоже почувствовала надвигающуюся бурю. Помутнели её воды, раздалось русло, и вот на заливные луга обрушился ревущий поток сели. Потоки воды вперемешку с грязью и огромными кусками породы сметали всё на своём пути, добавляя к потоку всё новые и новые трофеи. Пастушья лачуга на ещё недавно зелёном склоне разлетелась мелкой щепкой, людская плоть смешивалась с вырванными из земли деревьями, привычный пейзаж менялся в считанные мгновения - таков был гнев гор, копившийся годами и, наконец, нашедший выход.
Палач стоял за спиной жертвы, беспомощной в своих колодках. Медленно, но неуклонно поползли вверх одеяло и подол её платья, обнажая стройные ноги, упругие бёдра и круглые ягодицы. На них-то и обрушился обжигающий шлепок грубой ладони - посильнее недавних шалостей с розгами, хоть и не оставалось болезненных красных полос. Пальцы следопыта были настойчивы, словно ищущие влагу корни, и не менее нахальны, ладонь властно сжала ягодицу, а по спине пленницы прокатилась горячее дыхание, сопровождаемое грохочущим, словно камнепад, рыком...

Он и не думал сдаваться. Он ведь не сдавался никогда и никому: ни оркам, ни бандитам, ни, даже, мертвякам. Не сдастся и девке, как бы сладко она ни пела и как бы ни крутила задницей. Он чувствовал борьбу, чувствовал, как частичка его бога противится этой липкой теплоте. И он не мог опустить руки, пока сам Йорд боролся за него. Он должен был лишь помочь ему. Они должны были помочь друг другу.
Ольфрик не знал, правильно ли поступает, но отрекаться от своего покровителя точно не хотел. Он тянулся мыслями к Йорду, прося защитить его гневом терпеливого. А ещё, может быть, даже вопреки своей воли следопыт надеялся на помощь Огнерыка, покровителя его отца. Уж отец бы точно взял от этой ночи всё и остался бы самим собой.

Как ни старался Палач пощадить свою жертву, но свежесрезаный прут делал своё дело. А жертва, как будто, была и не слишком против, раз за разом подставляя тело ударам. И всё же, вид набухших красных полос заставил Ольфрика наносить удары ещё реже и аккуратней. Теперь он просто изредка пошлёпывал девицу прутиком по заду. Будь это возможно, он бы вовсе сменил и инструмент, и метод наказания, и винить его в этом было трудно. Оставаться равнодушным в такой ситуации мог бы, пожалуй, или кастрат, или немощный старик. Но никак не здоровый, в расцвете лет, мужик, давненько уже небалованный женским вниманием.
Обстановку слегка накалило появление Злой Эльфийки. Насколько Ольфрик мог понять из сценариума, эта Вдова была тайной любовью гнома-палача. Что ж, любить травести явно было бы куда труднее, чем полуобнажённую девицу в колодках.
- Простите великодушно, Ваше величество, - поклонившись, негромко начал он. - Но если Вам нужно её признание, а не смерть, позвольте поработать с пленницей денёк-другой в темнице. Допрос не терпит суеты и спешки.

Ольфрик предусмотрительно снял плащ и кольчугу ещё в начале вечера, и всё же, то ли от бренны, то ли от имитации суровой работы, но ему становилось жарко. А может быть, в жар бросала сама ситуация. Палач всё охаживал гибким прутом соблазнительную попку, а похотливая эльфийка (теперь уже следопыт ничуть не сомневался в нраве если не актрисы, то, как минимум, персонажа) лишь сладострастно изгибалась, словно находила в происходящем настоящее наслаждение.
Он остановился перевести дух и отправил в рот припасённую в кармане крупную и сочную виноградинку. В это время Королеве, должно быть, наскучило сидеть на троне, и она взялась действовать. Да так, что спустя несколько мгновений Ольфрик усомнился в своём понимании происходящего. Мученицу натурально душили. Это и близко не стояло с обычным площадным лицедейством, степень достоверности происходящего была просто наивысшей. Пленница уже готова была потерять сознание, и охотник почти открыл рот, чтобы заявить об этом, но Королева остановилась так же внезапно, как и начала.
- Ваше величество, - робко начал Палач. - Не гоже, наверное, принцессе на всё это смотреть... Последний приказ изрядно озадачил человека. С одной стороны оголять зад невинной (возможно) девицы при посторонних не казалось однозначно хорошей идеей. С другой стороны следопыт только что видел, как эту девицу чуть не задушила настоятельница её же ланта. Кто знает, какие обычаи в ходу у этой компании. Более же всего ему не хотелось смущать юную чародейку.
Лёгкими пинками он немного раздвинул в стороны ноги пленницы, и носком ботинка принялся раскапывать небольшую ямку в земле, прямо по середине между ступней жертвы. В это же время Палач задрал подол платья эльфийки, но ровно настолько, чтобы он прикрывал лишь упругие ягодицы. Это казалось Ольфрику очень ловким решением: он выполнил приказ короля, но при этом зрителям, если и удавалось что-то рассмотреть за широкой спиной Палача, были видны лишь стройные девичьи ноги. Сам же Палач, впрочем, оказался в более удачном положении.
- Клянусь моими розгами, когда мы закончим тут прорастёт лоза!
В вырытую лунку отправились виноградные косточки, которые Палач аккуратно присыпал землёй. Он взял свежий прут и вновь принялся за дело. Теперь такие же аккуратные удары посыпались на внутреннюю поверхность бёдер жертвы, изредка соскальзывая туда, где эти прекрасные бёдра сходятся.

- Да будет так, прелестная Сказка, - сдался на увещевания следопыт. - Я принимаю твоё условие.
По правде говоря, Ольфрик не ожидал, что его примутся так дружно уговаривать. В конце концов, он пришёл к мысли, что терять действительно нечего, а что-то новенькое это всегда что-то новенькое. Может быть начавшие заливать разум вино и бренна нашептали ему эту мысль. А может быть они лишь напомнили, что видавшему виды неприкаянному мужику, похоронившему большинство своих старых друзей, жизнь терять не страшно, а больше и нет ничего. Так или иначе, Палач со всей ясностью понял, что у него сейчас лишь два пути: в тяжёлую пьяную хандру или во все тяжкие. Хандрить в такой прекрасный вечер совсем не хотелось, выбор был очевиден.
А затем начался Танец. К такому простого охотника жизнь не готовила. Когда в ланте говорили о какой-то пьесе, Ольфрик ожидал представления, но никак не думал, что придётся в нём участвовать. И уж тем более, читать сценариум!
Палач осилил лишь несколько строк - очень неразборчиво было остальное. Благо, роль оказалась не такой уж трудной для понимания. Да и излишней самостоятельности, как казалось, не предполагала. Когда повествование дошло до его персонажа, Палач покорно вышел вперёд. Маска, почти полностью скрывавшая лицо, не выражала абсолютно ничего, кроме позднейшего равнодушия.
Не произнося ни слова, он подхватил Мученицу под руку и потащил к колодкам. Тяжёлая ладонь легла на хрупкую спину девушки чуть ниже лопаток, принуждая упругое тело изящно (а как же иначе должно делаться в театре?) прогнуться, принимая наказание. Ольфрика весьма забавило происходящее, но он изо всех сил старался даже под маской сохранять серьёзное выражение лица.
Защёлкнув колодки и несколько мгновений полюбовавшись результатом, Палач вооружился ножом и отправился к ближайшим кустам. Вернулся он оттуда с парой свежесрезаных тонких прутиков. Один был положен перед колодками, в поле зрения жертвы, а второй вдруг со свистом рассёк воздух за её спиной. Отличный замах и хлёсткий удар с оттягом на себя - Палач знал толк в ремесле - расцвёл бы на коже кровавой полосой даже сквозь платье. Но, к счастью для Мученицы, умелая рука задержала удар на излёте, превратив его в лёгкий шлепок по девичьим ягодицам. Охотник знал, что некоторым дамам бывают весьма по вкусу подобные забавы. За первым ударом последовал второй. И третий. Палач неспешно продолжал своё дело, ожидая развития сюжета.

Улыбнувшись, Ольфрик впился зубами в сочный плод, заглядывая Сказке в глаза. Приятная собеседница, во всех отношениях. А будь на ней чуть меньше одежды, было бы ещё приятней. Следопыт твёрдо знал, что лучше раздетой красивой женщины может быть только соблазнительно одетая красивая женщина. Тут тебе и простор для действий и лёгкий налёт интриги - красота, одним словом. Так близко сидела она сейчас, так соблазнительно близко. И всё же чутьё подсказывало Палачу, что это не его жертва. Ещё не его. Загадочная искра блеснула в глазах эльфийки, заставив охотника на миг задуматься о том, кто же, всё-таки, сегодня жертва. Теперь уже он не сказал бы наверняка...
- Восхитительный вкус, - прокомментировал он, прожевав. И невзначай, для пущей убедительности сказанного, коснулся ладонью оказавшейся рядом руки девушки. Не то, чтобы хотел убедить, скорее проверить, уберёт ли, отстранится, или продолжит Игру?
А застольный разговор, меж тем, шёл своим чередом. Альтарина устроила небольшой экскурс в историю войн с орками, который Ольфрик с интересом бы послушал, но, увы, пропустил добрую его половину. Впрочем, следопыту и так было кем заняться.
- Должен признать, сегодня просто ночь открытий для меня. Новый город, новые лица, новые вкусы. Новые... Даже не знаю, как назвать. Я никогда раньше не видал таких, как наша уважаемая Хозяйка Игры. А голос, будто бы, её уже раньше слыхал...
Будучи хоть и простоватым, но достаточно галантным кавалером, следопыт наполнил вином две стоявшие на столе чаши, одну из которых подал Сказке.
- Сегодня действительно волшебная ночь. И я рад провести её в такой приятной компании.

Открытая бутыль наполнила двор невероятной силы запахом. Лёгкая, ещё такая зыбкая и ненадёжная пелена хмеля слетела с Ольфрика - настолько резко ударила в нос беспощадная смесь трав. Охотник словно закусывал маринованным в бренне с бергамотом имбирным корнем, щедро натёртым душистым перцем. Мельтийцев, казалось бы, привычных к этому ритуалу, и то передёрнуло от запаха. Даже Ольфрик, настаивавший свой самогон на ягодах, травах, кореньях и даже грибах, не ожидал такого.
Во время короткого спора о достоинствах и недостатках "нектара" Ольфрик с интересом рассматривал хозяйку игры. В отсутствии у странного существа таланта к изготовлению крепких напитков следопыт уже не сомневался. Теперь его интересовали более личные качества. Охотник был готов поспорить на голову орочьего вожака, что под маской внешнего холода скрывается куда более горячая натура. Наконец спор завершился, и жрица перешла к делу.
- Чего они там бормочат? - шёпотом поинтересовался следопыт у Альтарины. Точнее, у Искателя. - Я ж ни слова не понимаю.
А гости, меж тем, один за другим прикладывались к большому кубку, с видимым усилием (все, кроме дворфа и рогатых) делали три глотка и скорее бросались закусывать. Был ли "нектар" и впрямь таким ужасным, или это кровь демонессы добавила новых красок Ольфрик не знал. Но очень скоро ему предстояло это выяснить.
- Я не очень понял, что Вы там говорили, - начал он, взяв в руки кубок. - Но, в общем, это самое, Квил-ли-си-хи ирнат!
Отсалютовав собравшимся увесистой ёмкостью и выдохнув на всякий случай, Ольфрик сделал три хороших мужицких глотка. Твёрдой рукой поставил кубок на стол, занюхал рукавом и принялся деловито отрезать себе увесистый кусок сочного мяса.
- Ещё бы щепотку гвоздики и виноградного сока туда, - охотник с ухмылкой кивнул на кубок. - И в самый раз.
Теперь уже мало что могло отвлечь следопыта от полного наслаждения поедания отрезанного мяса. Лишь Искателю, не испившему ещё нектара был адресован короткий и полный сочувствия взгляд.

Ольфрика одолевало дурное предчувствие. Охотник не смог бы сказать наверняка, но он ощущал, что-то неправильное витает в воздухе. Или, может быть, это просто духота...
Духота? Откуда ей взяться в вечернем-то воздухе. Впору уже ночной прохладой дышать, а тут парит, словно перед грозой. Следопыт попытался вспомнить, не видал ли он сегодня туч на горизонте...
Воздух стоял густой и тяжёлый - хоть ложкой черпай. Да ещё и жаровня рядом. С отвергнутым бутербродом в руках и слегка пошатываясь Ольфрик направился прочь от жрицы, столов и жаровни, словно надеясь сбежать от навалившейся духоты. Нет, определённо будет дождь.
Дождь. Настоящий ливень с грозой и молниями. Отойдя на край двора, охотник издали слушал речь жрицы. Та говорила про какую-то игру Грозной богини. Грозной, наверное, как надвигающаяся гроза с молниями.
Молнии. Мысли почему-то крутились вокруг встреченного короля-мертвеца и его гробницы. Круг странных символов. Кажется, Тара говорила, что это связано с богами. Ольфрик видел знак, похожий на хижину. Если так, то это мог быть только Йорд, бог-отшельник, бог отшельников.
Краем уха слушая спор жрицы с эльфами, Ольфрик уселся прямо на землю. Он, пожалуй, был не в состоянии провести ритуал. Охотник лишь устремились все свои мысли к богу с просьбой поддержи и защиты. Ну или хотя бы путь укажет.

***
Йорд молчал. Впрочем, он никогда не отличался разговорчивостью. Охватившую охотника гамму чувств трудно было описать. Усталость и лёгкое опъянение сменились тонусом и ощущением удивительной силы и спокойствия.
Ольфрик наконец вздохнул полной грудью, словно холодный горный ветер разорвал душный воздух. Надышаться можно только ветром, следопыт всегда это знал. Уверенность силы завладела охотником. Он вернулся к остальным. Топор и охотничий нож отправились в сундук, вслед за вещами Тары. А среди масок нашёлся пугающего вида капюшон из простой грубой ткани.
- Я Палач, - возвестил Ольфрик ледяным голосом. - Я приношу клятву и принимаю правила Игры.

По скромным представлениям Ольфрика, о подобных вещах стоило говорить до того, как принимать помощь. Впрочем, обвинять кого-либо в отсутствии благодарности за бескорыстную помощь было бы не менее неучтиво. Охотник воткнул колун в колоду и, грустно взглянув на эльфийку, понёс уже наколотые дрова к жаровне.
- Хех! Двадцать лет бренну самогоном запивал да вепря солониной заедал, но ни разу мне не говорили, что я застолья не выдержу.
И всё же, оставаться там, где его неуместность очевидна, следопыт не собирался. Ольфрик ценил своё уединение и уважал уединение других. Даже коллективное. А вот госпожа чародейка, похоже, нашла ещё один повод остаться, который, правда, не имел никакого отношения к малограмотному следопыту.
- Ну а я-то, собственно... Пойду что ли?
Он, кажется, хотел что-то ещё сказать, но так и не понял, что именно, решив лучше послушать других.

Глупо было рассчитывать на милость мертвеца и ожидать счастливой развязки. Даже мёртвый король оставался королём. А королям, обычно, плевать на заботы простолюдинов. Вот и этого монарха не интересовало ничего, кроме его старых счётов с какими-то ведьмами. По правде говоря, Ольфрик и не рассчитывал на что-то другое.
Только ворошить прошлое короля никто не просил. До того смиренно слушавший мертвеца охотник загорелся яростью.
- Да уж, хорошо очищение, Ваше величество! Нежить эта, - Ольфрик махнул рукой в сторону столпившихся в зале трупов. - Нас бы прирезала ни за хрен собачий, даже имён на спросив! Какие при жизни повадки были, то и в посмертии осталось! Судить бы да жечь, а больше и желать нечего!
Где-то на задворках сознания маячила мысль, что не стоило бы так дерзить королю, но отступать было поздно. Переведя дух, Ольфрик продолжил.
- Я, государь, одной невинной кровью грешен - поверил, дурак, навету ложному, обманули господа деревенщину. Дня не прошло, чтобы я о той душе не скорбел! А уж господ-то на суку повесил без всякой жалости. А сколько ты, государь, невинных-то сгубил? Сколько надо чистых душ к богам отправить, чтобы такое бессмертие заслужить? - он вновь махнул рукой в сторону гнилого воинства. Шаги давались нелегко - сказывалась и рана, и усталость, но Ольфрик таки встал подле чародейки.
- Хочешь новой кровью старую искупить, государь, так искупи! Убивай, не стыдись, простой люд тебе не указ. Да только ещё одно невинное дитя я никому в жертву не принесу!

Всё ещё держась за полакс, Ольфрик поднялся. Король не спешил их казнить, а значит всё не так уж плохо. Охотник не был до конца уверен в том, что полностью понимает, какую именно клятву хочет услышать Великий инквизитор.
- Я, государь, никакой богине неведомого не служу. Конечно, фрау Генриетту, которая в славном Хофтгоре обер-бюргер-мейстер, - длинное слово далось следопыту не без труда. - Может и не все любят и чтут, но уж матерью ведьм её, кажись, не звали.
При упоминании их благородной нанимательницы в памяти Ольфрика всплыло и застолье накануне отправления в путь. Вспомнилась ему, в числе прочего, перепалка фрау с эльфом и печальная судьба наливного яблочка в изящной руке городской управительницы. Испугавшись собственной мысли, охотник поспешил переключиться на иное.
- А поручили нам, государь, дело непростое. Нам, вроде как, надо смысл самой жизни людской отыскать. Да не где-нибудь, а непременно в Кровавых горах.
Ольфрик сомневался, знакомо ли королю название того загадочного края, но как эти горы звались на древнелюдском, он и подавно не знал.
- Но я-то простой охотник, учёных книжек не читал. Вот госпожа Альтарина у нас - другое дело. Она этих книжек прочла, наверное, больше, чем я оленей подстрелил. Она-то, стало быть, лучше знает, чего нам искать.
Представив королю свой бесхитростный рассказ, Ольфрик потянулся к ране на спине. Куртка там уже изрядно промокла и противно холодила тело. Он хотел было подойти к Таре, но вспомнил, что ей хватает забот со своей раной, и направился к Миралиссе.
- Милсдарыня, у меня, похоже, лишняя дырка в спине. Вы не посмотрите? А то самому не сподручно.

Дорога из Вивека была столь же однообразной, сколько и отвратительной. Строптивый гуар, ругающий его орк, болтливый пьянчуга, тощая имперка со своей лютней, ленивый кот и странная аргонианка. В общем, отличная компания для весёлой прогулки по живописным окрестностям Чейденхолла. И абсолютно провальная для дела.
Но, так или иначе, они дошли до места. До первого места. Почти дошли. Гробница находилась в стороне от дороги, нужно было управиться до рассвета. И всё же Зима позволил себе потратить ещё несколько минут, углубившись в недра заплечной сумки. Через мгновенье в лунном свете возникла солидная краюха подсохшего хлеба. Бретон оторвал от неё добрый кусок и передал имперке.
- У меня немного, но лучше, чем ничего, - без лишних раздумий он умял свой кусок, всем своим видом предлагая остальным последовать его примеру. Не хватало ещё, чтобы урчание пустых желудков разносилось по всей гробнице.
- Времени мало. Кто-то должен остаться с гуаром.
Изложив эти нехитрые мысли, Зима направился ко входу в гробницу. Осмотреться было бы не лишним.

Бам! Видавший виды топор и в этот раз не подвёл хозяина. Ольфрик слышал треск рассохшейся кости - тут бы ногу не сберёг и здоровый Мужик, куда там истлевшему трупу. Расчёт был верен: бесполезный в узком коридоре полакс лишь скрёб с противным скрежетом камень, а его владелец беспомощно оседал вниз. Охотник уже замахнулся для добивания, как вдруг...
- Шайсе!
Следопыт рефлекторно отскочил в сторону, когда грудная клетка мертвяка взорвалась, мгновенно полосатая цветами.
- Удобрение... - Ольфрик презрительно сплюнул на останки, догадавшись, что не просто так Альтарина стояла под смертельным ударом.
А Волк уже успел разделаться с рихтером одним молодецким ударом. Охотник лишь присвистнул, увидев в отблесках магического света улетевшие останки. Стоило Ольфрику подумать, что сегодня его уже ничто не удивит, в деле произошёл новый поворот. Крутой.
Новый голос, доносившийся из тьмы, из той самой тьмы, где, кажется, ещё стоял Волк, говорил что-то уже совсем непонятное.
- Какой, фикен, высший суд?! Над кем? Вам чего в могилах не лежится-то?!
Идти вперёд охотник не спешил.

Манёвр охотника, казалось, удался. Мертвец рухнул, как подкошеный, от сокрушительного удара. Эльфийка получила тот самый шанс, которого ей не хватало, но потом...
- Да едрить вашу мать! - разочарованию Ольфрика не было предела. Миралисса, словно влипшая в варенье муха, не спешила убраться из-под мухобойки удара. Краем глаза следопыт приметил, что у Волка дела ничуть не лучше.
- Мужик, давай к нам! - к прижавшим эльфийку мертвякам приближались ещё два. Сделав шаг вперёд, Ольфрик наотмашь рубанул первого из них и бросился назад, ко входу в коридор. Точнее, к Альтарине. Та что-то бормотала себе под нос. Дождавшись, пока чародейка закончит, следопыт подхватил её под руки.
- Кровь остановила?
Он увлекал чародейку прочь во тьму коридора.

А дальше всё было ожидаемо. Пробившая шею мертвяка стрела даже икоты у того не вызвала. Волк одним чудовищным ударом развалил менее удачливый труп едва ли не надвое - силищи мужику было не занимать.
Ольфрик же оставался незамеченным в тени коридора, откуда наблюдал начало драки. Он, пожалуй, мог бы прямо сейчас незаметно скользнуть обратно и выбраться на поверхность, но подобной сложности подлости не уживались в голове следопыта. К героям Ольфрик себя никогда не относил, но своих (удивительно, когда эта разношёрстная ватага успела стать охотнику "своей") бросить не мог. Да и идти-то одному было некуда - выйти из Гроссенвальда снова стало бы большой удачей.
Альтарина говорила волшбу. Сотворила удачно - Ольфрик, во всяком случае, был впечатлён.
- Все назад! - рявкнул вдруг не своим (отцовским, видно) голосом следопыт. Сдержать такую толпу на относительно открытом пространстве склепа было не реально. Шагнув вперёд, он быстро оглянулся по сторонам, выхватывая картину боя. Рихтер услужливо осветил побоище, но ещё в свете магии Тары стало понятно, что волшебница ранена. От вида хрупкой девчонки, хватаюшщейся за пронзающее живот ржавое лезвие, у Ольфрика похолодело нутро. Из всей их компании, за юную волшебница следопытб, почему-то, переживал более всего.
И всё же, взгляд направо явил картину более угрожающую. Либо благоразумие, либо банальная удача, похоже, не были свойственны эльфам этого похода: отпрыгнувшая в сторону Миралисса оказалась теперь зажата в углу сразу тремя мертвецами. Это была фатальная ошибка.
Как ни жаль было раненую волшебницу, Ольфрик понимал, что под прикрытием своего колдовства она продержится ближайшие мгновения, поэтому, с топором на перевес, он бросился к эльфийке. Лишь один удар обрушил он на ближайшего к стене мертвяка, помогая Миралиссе расчистить путь к своим.
- За мной! - крикнул охотник отступая назад к коридору. Бросать на произвол судьбы раненую он не собирался.

- Да ну нахрен... - потрясённо выдал Ольфрик, услышав от нежити связную (наверное) речь. Сам-то охотник древнелюдского не разумел, но по реакции Тары сообразил, что слова трупов осознанны. И весьма неприятны.
- Говорящие... Да чтоб с оружием... О таком раньше и баек-то не было, - шептал охотник.
То, что довелось повидать самому Ольфрику, ходило с трудом, особых мыслей в голове, вероятно, не имело (ибо только рычало и жрало), и крайне трудно убивалось.
И всё же, отбивали их атаки, хоть и с потерями. Охотник так и не постиг, за какой надобностью ходячим трупам понадобилось сжегать их чародейку (и только её), но идею не одобрил.
- Своих не сдаём, - ответил Ольфрик на последнее уточнение волшебницы. Ладонь в беспалой перчатки легла на плечо спутницы в попытке ободрить.
- Жгите-ка их сами, госпожа чародейка. Они огня колдовского не любят. Отрубайте им руки да головы, - это уже всем остальным.
Сам же он натянул тетеву с добротой стрелой и сделал шаг назад во тьму коридора.
- Посмотрим, что у них в головах.

А потом они пошли в Гроссенвальд. Чистейшее безумие, ни малейшего шанса - так бы сказал Ольфрик ещё пару дней назад. А сейчас они забрались в самую чащу, идя вдоль Хютеровых камней, да ещё и в подземелье спустится собрались. Подземелье выглядело весьма подобающим. Ольфрик бы вряд ли уточнил, чему именно подобающим - он не был знатоком древних гробниц, но гиблых мест повидал достаточно. И это гиблое место было подобающим.
- Если ваши скавены не умеют жить на дне болота, то выбор у них не богатый, - ответил охотник на вопрос Тары. - А что до кровной вражды, такие мелочи отступают на второй план, когда стоит вопрос выживания.
Он присел у входа, задумчиво растирая в ладонях горсть земли. Если не считать потерянного эльфийской сапога, происшествий за всю дорогу не случилось, что само по себе было удивительным для Гроссенвальда. Только Ольфрик не знал, благодарить за это Хютера или поджидающих их отряд врагов.
- Возможно, это засада. Скорее всего. Если бы я жил в склепе на болоте, я бы не встречал хлебом-солью вооружённый отряд у себя на пороге.
Охотник медленно выдохнул, закрыв глаза. Он вновь просил у бога помощи. Просил звериного чутья, шанса учуять опасность до того, как она прилетит в спину отравленной стрелой. Так же медленно поднявшись и разведя руки в стороны, Ольфрик пристально глядел во тьму подземелья. Он не знал наверняка, но был уверен, что хоть одна пара глаз сейчас наблюдает за ними. И хоть одна пара ушей слышит.
- Отпустите нашего товарища, и мы уйдём, не причинив никому вреда!
На случай перехода переговоров в более активную фазу, двуручный топор был под рукой.

- Да уж, интересного на нашу долю хватит, - отозвался Ольфрик на рассуждения белки. Присев у края дороги, охотник приметил следы лёгкой эльфийской поступи, развеявшие сомнения. Герион вошёл в лес смело и без малейшего сомнения. За что, видно, и поплатился.
- Не зря боишься, - ответил он. - Если приведут боги увидеть, как толпа мертвяков рвёт на куски зазевавшегося крестьянина, поймёшь, что воистину не зря.
Пальцы правой руки сомкнулись на рукояти ножа, а ноги сделали пару осторожных шагов по следам эльфа. Блеснула сталь в быстром движении, и на коре ближайшего дерева осталась приметная зарубка. Ольфрик был достаточно опытным следопытом, чтобы не доверять одному только опыту. Если случалось идти по ночному лесу или просто по незнакомой чащи с твёрдым намерением вернуться назад, охотник взял за правило оставлять приметные зарубки на деревьях по правой руке. Тогда, идя назад, было достаточно находить их всякий раз слева от себя.
- Страх - это ничего, - прошептал он не то для Мирри, не то для себя. - Страх - наша жизнь. Если не боишься, значит умер. Или дурачок - закрой рот да слюни подбери.
Идя вперёд, охотник внимательно смотрел по сторонам, не забывая оставлять зарубки. И слушал, слушал тоже.
- Главное - чтобы страх заставлял действовать с умом, а не падать в обморок. Или бежать вприпрыжку. Смотри в оба, Мирри. Если от Гериона ещё хоть что-то осталось, мы это найдём.

Ольфрик с равнодушным видом выслушал тираду белки. Получилось крайне эмоционально и, пожалуй, волнующе. Альтарину, поди ж ты, до слёз пробрало. Чего уж там, даже под внешним спокойствием следопыта тугим клубком сплетались мысли: простые, безрадостные и сплошь нецензурные. Ещё со вчерашнего дня хотелось сказать пару ласковых фрау обер за её идею отправить в такой дальний и опасный путь разношёрстную и малознакомую компанию без нормального командира. Огнерыкова гхыра под хвост бы Гериону за его эльфийскую самонадеенность. Ведь по глупости, не иначе, приключений нашёл. Ещё и белка туда же. Вспомнила, что однажды стая сородичей загрызла банду недоумков, и теперь хоть к троллю в пасть броситься готова! Но в одном Мирри права была: своих в беде бросать - дело паршивое. Хотя и бежать за отставшим, сломя голову, не намного лучше.
- Стой, дура! - пристальный взгляд, казалось, прожжёт в белечьей шубке дыру. - С тобой пойду. А то сгинешь, ведь, ни за хрен собачий!
Сделав пару шагов следом, охотник обернулся к Альтарине.
- А вы, сударыня чародейка, разожгите тут нам костёр поярче. Да чтоб дым повыше. Пригодится.

Не мудрствуя лукаво, охотник набрал сырого валежника у ближайшего оврага, порубив слишком большие сучья топором. Вернувшись в лагерь, он составил их над догоравшим, но всё ещё жарким костром, а остатки разложил вокруг. Сперва просохнут, а там и гореть начнут.
Над лагерем по прежнему витало напряжение. Эльфийка явно затаила обиду, и Ольфрик надеялся, что ей хватит ума удержаться от глупостей. Зато каша удалась. Иного, впрочем, и быть не могло. По скромному мнению следопыта, вкусную кашу трудно сварить, когда в котле мороженая пшеница, пара дохлых крыс, а пепел пожарища - единственная приправа. А из свежей крупы да отборного мяса только ленивый не сварит.
Покончив с трапезой, охотник обошёл кругом их маленькую стоянку, пристально вглядываясь в тьму. Гериона по-прежнему не было, и это вселяло некоторое беспокойство. Но не настолько сильное, чтобы лишать себя сна. Белка вызвалась дежурить первой.
- Если Герион не вернётся к утру, продолжим путь без него, - совершенно будничным тоном ответил Ольфрик. Он прекрасно понимал, что похоронить в Гроссенвальде одного товарища - очень неприятно, но это куда менее трагично, чем оставить там весь отряд и бесславно закончить путешествие, едва его начав.
- Разбуди меня, Мирри, - добавил он. - Я сменю тебя ночью.
- И Вам, сударыня, не дурно бы поспать, - Ольфрик одобрительно улыбнулся волшебнице, увидев вторую лежанку подле фургона. Надеюсь, я вам не помешаю.
С этими словами охотник устроился на своём месте, провалившись к одному из задних колёс повозки. Под сумкой, служившей ему подушкой, занял своё место охотничий нож. Остальное оружие тоже расположилось не далеко от изголовья. Быстрее, чем иные могли бы подумать о чистой постели, Ольфрик заснул привычно чутким сном.

Начало похода вызывало у Ольфрика противоречивые чувства. Источником их были, в первую очередь, спутники. С одной стороны, компания подобралась работящая - чванливых белоручек не было. И всё же, охотник не мог не ощущать глубину пропасти между ним и его спутниками. Знатоки магии и древних баллад, свободно пишущие на эльфийском и древнелюдском - хмурый деревенщины был для них, пожалуй, чем-то вроде полудикого орка. Он и читал-то с трудом, а уж мудрёных книг, вроде тех, что лежали сейчас в тяжёлом сундуке, и в глаза-то раньше не видел.
- Я не мастер по части древних преданий, - пробурчал он себе под нос. - Но повидал достаточно мерзости, что выходила из проклятого леса. И восставшие мертвецы - ещё не худшие его порождения.
Ольфрик флегматично посмотрел в сторону Гроссенвальда.
- Хир Герион - бывалый следопыт, но если он ушёл далеко от дороги, я и медяка за его жизнь не предложу. И уж тем более, не советую кому-то идти на поиски до рассвета. Если уж хотите размять ноги - у нас тут маловато дров.
Охотник уже оборудовал себе нехитрую лежанку прямо под фургоном (ставить шатёр без лишней необходимости не хотелось) и теперь примерял к только что выструганным рогатинам походный котелок. Ничто так не примиряет путника с остатком тяжёлого дня, как сытная каша с добрым куском мяса. Именно это Ольфрик и собирался приготовить.
От собственного занятия его не оторвал даже переполох вокруг эльфийки, хотя зрелище, безусловно, было крайне любопытное. И настораживающее.
- Госпожа чародейка, нет нужды жарить спутников, - усмехнулся Ольфрик, когда стало ясно, что именно произошло. - Ужин вот-вот будет готов.
О том, чем грозит отряду вышедшая из-под контроля волшба, он подумает на сытый желудок.

Последняя неделя Ольфрика прошла также, как и любая другая неделя без работы, но при деньгах. Злачный трактир, куда благополучный и добропорядочный бюргер побоится и заглянуть, дешёвое вино, да смешливая рыжая девка, готовая на любую любезность при виде серебра. Посыльный обер-бюргер-майс-тера (клятую должность охотник даже в мыслях выговаривал с трудом) явно чувствовал себя неуютно в окружении наёмников, шлюх и проходимцев всех мастей. Вытянуть из него какие-то подробности оказалось совершенно невозможно, что, впрочем, Ольфрика не удивило. О серьёзных делах клиенты предпочитают говорить лично.
Как ни приятно ленивое безделье, высокооплачиваемая работа от обер-бюргер-майс-тера была очень кстати. Настолько, насколько вообще может быть кстати высокооплачиваемая работа, которую ты умеешь делать лучше всего. И вот, в назначенный час, охотник миновал окованные сталью ворота и вошёл под тяжёлые своды Реги-рунгсг-ебёйде - ещё одно пугающее название, весьма, однако, забавлявшее Ольфрика своей последней частью (которую он, обычно, и использовал для обозначения сего заведения).
- Здрасьте, - слегка рассеяно проговорил он, обведя комнату тяжёлым взглядом из-под капюшона эльфийского плаща. Оный взгляд незамедлительно распознал в присутствующих миловидную девицу и дивного тёмного эльфа. Последний был настолько дивным, что дивнючестью своей, должно быть, превосходил самых дивных из высших эльфов. При всей своей харизме и обаянии подобные смазливые красавчики вызывали у сурового охотника лишь раздражение, которое, впрочем, не спешило проявляться. Подперев собой одну из массивных стен и откинув капюшон, Ольфрик ожидал, когда его светлость соизволит начать приём.

Покрытая пятнами ржавчины решётка лишь слегка прогнулась под неуклюжим ударом. Оставалось лишь благодарить духов прыжкового ранца за то, что удалось вовремя сбросить скорость. Последние силы ушли на то, чтобы перевернуться на спину и опереться на толстые прутья. Оставалось лишь смотреть. Смотреть, как разъярившийся орк вновь заряжает своё монструозное оружие. Этот выстрел точно будет последним...
И всё же, изуродованное лицо Волка осветила ухмылка. Правда, скорее его перекосил звериный оскал. Ульрих уже учуял этот знакомый приторный запах. Мерзкое дыхание варпа. Варп уже был здесь. Капеллан беззвучно взывал к Императору, дабы тот уберёг его душу и в этот раз. Не хотелось бы отдать её на корм демонам после всего того, что довелось пережить.
Крагхраг, меж тем, так и не сумел выстрелить. Внезапно обнаружив, что у него много новых проблем с ногой, босс, похоже, забыл об Ульрихе, а дьявольское пламя всё разгоралось. Капеллан, словно завороженный, смотрел, как орочий король плавится вместе со своей бронёй. Время, казалось, почти замерло, превращая мгновения в часы.
В один миг яркая вспышка поглотила арену. То залп орбитальной бомбардировки присоединился к творящемуся безумию. Ульриха подбросило вверх, лицо обдало жаром взрыва. Огромная воронка уходила глубоко в подземные помещения арены, и из этой воронки медленно поднималась огромная рогатая тварь. Должно быть даже богов Хаоса привлекло это побоище.
Оскал Ульриха сменился маской удивления, близкого к отчаянию. И дело было вовсе не в пришедшем из варпа демоне. Вслед за ним из воронки вырвался Крагхраг. Орк горел, большая часть брони стекла, оплавившись. И всё же, невероятным усилием он вцепился в демона и двумя сокрушительными ударами сломал рогатому шею. Мёртвая туша с грохотом рухнула вниз, а Ульрих осознал, насколько тщетной была его надежда победить босса в открытом бою. Его даже варп добить не сумел! Проклятый орк, исполненный ненависти, полз к Волку. Трибуны ревели, славя своего короля.
- Эта… земля… моя… - прорычал Крагхраг, потянувшись к Ульриху.
Но капеллан уже слышал то, чего не слышал орк. Обострённый слух астартес уже улавливал свист летящих к земле десантных капсул. Не было сил говорить, но, собрав волю в кулак, Волк сложил из этого кулака непристойный жест и сунул его под нос боссу.
- ... тебе, - с трудом прошептали губы.

Из забытия Волка вернул настойчивый голос Апотекария. Вокруг бушевала битва, Храмовники косили орков чётко и слаженно, словно на учениях. Как ни странно, большинство ксеносов были слишком заняты разглядыванием капеллана, чтобы сопротивляться. По взглядам сотен уродливых глаз Ульрих понял, что должен сделать. Смерть подождёт. Ещё не сложен в этой степи курган его другу Гиртыю. Ещё не украшен этот курган безглазой головой Крагхрага.
Цепляясь за решётку, Волк медленно поднялся на ноги. Он победил, и все должны были это видеть. Все должны были понять. Он. Победил.

Чертовски неудобно держать гранатомёт на вытянутой руке. Мышцы Твиги горели, ныли зудящей болью... Мышцы? Боль? Чувства? Боец Рамирес поймал себя на мысли о том, что поймал себя на мысли. Он даже перехватил поудобнее гранатомёт. От неожиданности. Тесновато. Головой потолок подпирает, ноги застряли в чём-то.
- Да что за хреь-то?!

Всё-таки были свои плюсы от членства в Гильдии магов... Хотя членства разного рода там тоже хватало. Взять того же Арангоста. Проклятый босмер так и буравил его взглядом, едва Зима объявился в здании Гильдии и, представив удостоверение вызывающего, поинтересовался, где бы ему расположиться на несколько дней. Что ж, к таким, как Зима, часто относятся с подозрением и неприязнью. Слухи просачиваются куда угодно и создают, порой, не очень приятную репутацию. Должно быть, мерзкий коротышка прослышал от кого-то о роде деятельности гостя и считал себя оскорблённым такой компанией. Зима поймал себя на мысли, что с удовольствием бы перерезал босмеру горло. Не от обиды, нет. Ночной клинок не любил, когда о его делах узнают те, кому знать не следует. Кто-нибудь мог бы сказать, что Зима просто не доверяет вертлявым лесным эльфам, но это было не так.
Тревожные слухи приходили из столицы. Накануне Дж'Зарро, бригадир из местного филиала Гильдии воров, вновь трепался про покушения на Императора. Шерстяной недоумок, похоже, был в восторге от этих новостей. Он либо не понимал истинного их значения, либо слишком хорошо понимал... Для Зимы расклад был очевиден - на арену выходила какая-то новая сила. И действовала она с размахом, куда там Тёмному братству с их трупом в коробке. Так или иначе, чтобы выплыть на новой волне, а не пойти ко дну, следовало отыскать верный курс. А болтливому кошаку хотелось заткнуть рот его же шерстью. Кто-нибудь мог бы сказать, что Зима просто не доверяет мохнатым любителям скуммы, но это было не так.
Не смотря ни на что, он и сегодня направился в таверну, чтобы собрать урожай сплетен и слухов и, если повезёт, подыскать выгодное дельце. Вскоре, по завываниям ветра снаружи, Зима понял, что пришёл как раз вовремя. Едва ли на всём этом острове можно было отыскать что-то более мерзкое, чем пепельная буря. Разве что мор и корпрусовые твари. Были, впрочем, и те, кого забивающийся всюду пепел беспокоил не так сильно. Эшлендеры, дикие и необразованные племена, до сих пор живущие в юртах посреди пустошей, как раз сейчас задирали не менее дикого, но выглядевшего, как ни странно, более цивилизованным орка. Или орчиху. Со спины разобрать было непросто, да и не настолько интересовала Зимушку эта ситуация, чтобы разбирать. Разборки дикарей, готовых подраться за новый топор или прирезать случайного путника за красивые тряпки. Кто-нибудь мог бы сказать, что Зима просто не доверяет пепельнокожим выродкам и клыкастым жлобам, но это было не так.
На самом деле Зима не доверял никому. Даже для самых проверенных связей он не исключал вероятность предательства. Как говаривал его батя, предадут все, только септим всегда тебе верен. И имел в виду он отнюдь не короля. Потому-то Зима и сидел в таверне, ожидая появления того, кто готов заплатить звонкой монетой за услуги наёмника, вора и убийцы. Звонкую монету вор и убийца проинвестирует в себя любимого, ибо, в отличии от отца, не доверяет даже деньгам. Только себе. наверное, потому и прожил дольше.

Не уходи безропотно во тьму,
Будь яростней пред ночью всех ночей,
Не дай погаснуть свету своему!
Хоть мудрый знает - не осилишь тьму,
Во мгле словами не зажжёшь лучей -
Не уходи безропотно во тьму,
Хоть добрый видит: не сберечь ему
Живую зелень юности своей,
Не дай погаснуть свету своему.
А ты, хватавший солнце налету,
Воспевший свет, узнай к закату дней,
Что не уйдёшь безропотно во тьму!
Суровый видит: смерть идёт к нему
Метеоритным отсветом огней,
Не дай погаснуть свету своему!
Отец, с высот проклятий и скорбей
Благослови всей яростью твоей -
Не уходи безропотно во тьму!
Не дай погаснуть свету своему!

брат-капеллан Диланей Томассон, орден Имперских Кулаков, М39.237.

Гиртый-Хан видел много смертей. Не меньше, чем Волк, пожалуй, побольше. Хоронить друзей ему тоже было не в новинку. Вот только теперь его собственную смерть наблюдал старый друг и брат по оружию. Сынко, как Величко его Хан, хотя, кто там кому в сыны годится, ещё пойди разберись.
Не мигая и не дрогнув ни одним мускулом изуродованного лица, Ульрих смотрел на останки своего командира, своего друга. Но в глазах его читалась скорбь, не выразимая никакими словами. Нет, не так капеллан видел их смерть. Должно было погибнуть друзьям, стоя плечом к плечу с оружием в руках, по колено во вражьих трупах и с ног до головы в крови. В лютой сече, какую они оба любили.
Но и теперь Гиртый пал, как воин, сражаясь до последнего. Под многозначительный зубной скрежет капеллана орки оттащили своих тварей от останков десантника. И тут над ареной раздался усиленный динамиками писклявый голос глашатая.
- Брат Вивьен, если во время боя тебе удастся уделить один патрон этому мелкому ублюдку, я буду тебе благодарен.
Хоть капеллан и пропускал мимо ушей пустословие гретчина, он прекрасно понимал его значение: ждать осталось недолго. И верно, вскоре на противоположном конце стадиона появилось нечто. И Ульрих честно признался себе, что никогда в жизни не видел такого огромного орка, а уж он-то их повидал. Ррроргхрэк, вышедший следом, был чуть ли не вдвое меньше.
- Отрубить голову и выжечь очи... - пробормотал Волк, глядя на босса. Он вдруг понял, что вся ответственность батьки теперь лежит на нём. Это ведь была задача для караула смерти. Благородный брат Манфред с пламенем истиной веры в груди, несомненно, был настоящим чемпионом Императора. Он был их знаменем, он привёл их сюда, но его миссия теперь исполнена, ибо лишь Караул Смерти способен одолеть такого врага. И битва эта не будет благородным поединком.
Раздумья капеллана прервал затрещавший помехами вокс. Корабли Храмовников вышли на орбиту.
- Говорит капеллан Ульрих Крэгхрэг. Визуальный контакт с целью подтверждаю, готовлюсь вступить в бой. Наблюдаю скопление значительных сил противника. Рекомендую массированную орбитальную бомбардировку по нашим координатам до начала высадки. Ну и помолитесь там за нас, пусть Император пришлёт нам миномёт.
Шагнули за ворота.
- У того бздуна, - Волк указал Вивьену на Ррроргхрэка. - Я ещё в зале мешок взрывчатки на поясе приметил. Ты уж облегчи ему ношу.
Иные мысли, беспокоевшие Ульриха, Бледный высказал в виде поручений сервочерепу. Проникнуть в замыслы орка Волк, увы, не мог. Но все эти замыслы ничего не будут значить, если капеллан убьёт босса прежде.

Киршар был верен себе. Если слово "верность" вообще могло иметь отношение к подобному существу. Уставший от самодовольства и язвительных насмешек твари, Эахарт отвернулся. Не было ни малейшего желания наблюдать очередной исковерканный образ. Выудить хоть что-то из мыслей насмешника не удалось, как, впрочем, и подозревал Хранитель. Увы, но Киршар оказался не по зубам дракону. Зато против Эахарта он оружие имел. И пользовался тем оружием с удовольствием, раз за разом смачно выплёвывая бранные слова.
Увиденные в мыслях образы вызывали раздражение. Сплюнув в сердцах ниточку тягучей слюны, от которой мгновенно начал плавиться песок, Эахарт вплёл в увиденную картину образ огромной задницы, извергающей стремительный поток жидкого дерьма и на голую бабу, и на грызущихся псов...

Хранитель принял карту Киршара, поморщившись от зловонного дыхания. Картой эти почеркушки назвать было сложно, но дракон без труда узнал отмеченные места. И не сомневался Хранитель, что все три местечка зачистить было бы не дурно. Да только выбирать нужно.
- На шлюх местных я уже насмотрелся, колодцев иссохших тоже повидал. А вот могилу героя навестить, пожалуй, можно. Дань памяти ушедшей эпохи, - Эахарт вновь раскурил погасшую было трубку. - Так и быть, мерзость, пройду я тропой Предтечь. Может и солгал ты мне, да только делать-то мне, всё равно, нечего. Ни одна дорога не лучше остальных. А ты, если умный такой, расскажи мне больше про тропы. Про могилу на западе, да и про остальные. А то, может статься, передумаю ещё.

Ульрих, как завороженный, смотрел на бушевавший варп-вихрь. Дикая, необузданная, всесокрушающая сила, которая милостью Его оказалась направлена против орков, а не людей.
- Император защищает... - пробормотал Волк, когда вихрь, качнувшись, двинулся прочь от позиций десантников. Безумство Имматериума за считанные мгновения опустошило крепость чуть менее, чем полностью. Если и выжил кто-то из орков, они в панике разбежались. Капеллан полной грудью вдохнул морозный воздух, напомнивший ему о родном Фенрисе. Коснувшаяся лица прохлада немного уняла боль в ранах. Из запёкшейся крови показалась довольная улыбка, обнажившая клыки.
- Мороз и солнце, чудесный новый день! - проговорил он, глядя на поднимающееся над горизонтом светило. И плевать, что свет его едва пробивался сквозь облака. Это был свет победы. - День, освящённый милостью Императора, хранившего нас в этом бою.
Капеллан повернулся к командиру. Лицо Хана не выражало ничего. Прихрамывая на правую ногу, Ульрих подошёл к нему.
- Батько, может спешить не будем? - тихо поинтересовался Волк. - По эту сторону мы почти всех вырезали, а кто нас на том берегу встретит - одному Императору ведомо. Кулак ранен серьёзно, Грома и Бледного вообще не видать, остальным тоже досталось. Может раны заштопаем, трамплин этот хренов укрепим, а двинем, как темнеть начнёт?
Капеллан бросил тоскливый взгляд на то место, где стоял один из грузовиков.
- Да и байков у нас поубавилось.

Зной поглотил город, густой, хоть ложкой черпай, воздух был пропитан жаром. Он и был жаром. Каменные плиты напоминали чугунную сковороду, накрытую крышкой-небом, которую ловкая хозяйка отправила в разогретую печь. А люди, возящиеся в грязи и изнывающие от скуки во дворцах - всего лишь мясо для жаркого...
Эахарт отсановился у одинокой сосны, вопреки всему влачившей своё жалкое существование на этой забытой богами земле. Уасающее, страдающее деревце напомнило дракону самого себя. Такое же забытое всеми, бледная тень давно минувшей эпохи, отголосок прошлого. Вот только дракон не зависил от памяти людей, не нуждался в ней никак... Ладони легли на сухую морщинестую кору, направляя поток той природной силы, что есть повсюду, стоит только руку протянуть. Воздух вокруг стал прохладнее, будто ледяное дыхание севера принесло обильный запах хвои и мха. Будто тысячи сосен разом встали вокруг поддержать свою сестру. Корни дерева, словно огромные змеи, пришли в движение. Сперва медленно, потом быстрее... Обрубки проростали вновь, гниль была отринута. Ожившие корни впивались в землю, безжалостно круша плиты мостовой, уходя глубже и глубже. Туда, глубоко, где под слоем песка и худой земли была вода, источник жизни, как и всё вокруг. Дерево наливалось силой. Вновь поднялись раскидистые ветви, стала сочной хвоя. Древняя сосна, вспомнив, видно, годы былого величия, гордо вздымалась теперь, бросая вызов жару беспощадной звезды.
Эахарт устроился в тени вновь ожившего дерева и принялся набивать взявшуюся откуда-то трубку столь же непостижимо возникнувшим табаком.
- Силы, говоришь, поднакопить? Что ты знаешь о силе? Что ты можешь дать мне, когда вся сила этого мира в первозданном её виде под моею рукой? О власти говоришь? Забавно. О власти над кем? Над людми? На кой она мне? Как и радость их, награды... Я ложусь спать после обеда, а в людских королевствах меняются поколения. Их вечность - короткий миг в жизни этого мира. Если что и может заставить меня согласиться на твой план, так это любопытство. Грешен, каюсь, - дракон усмехнулся, затягиваясь раскуренной пальцем трубкой. - Если уж ты предлагаешь мне силу, значит, и правда, что-то интересное задумал. Или ты простак-дурак, не знавший, кого позвал? Выкладывай, что у тебя на уме. И лучше бы это было что-то стоящее. Я предпочёл бы поразвлечься, раз уж я здесь, а не слушать всякую ерунду.

Ульрих, подобно воплощённому гневу Императора, обрушился на ноба из беспросветной мглы ночного неба. Надобно сказать, что мгла эта не была такой уж беспросветной - её озаряли вспышки выстрелов счетверённой автопушки, но орк их, похоже, не успел заметить. Глухо щёлкнули бойки, напомнив, что в этом мире бесконечна лишь воля Его, а всё остальное, в том числе и патроны, имеет свойство заканчиваться. Тяжёлый керамитовый сапог обрушился на уродливую рожу ксеноса, крыша барака не выдержала, с грохотом провалившись. Рухнув вместе с орком, Ульрих тут же вскочил - лежать без дела было совершенно некогда. Мозг ветерана, как рыба в воде чувствовавший себя в суматохе боя, мгновенно фиксировал все стоящие внимания детали. Волк слышал, как откатилась в угол пушка ксеноса. Без неё это был всего лишь здоровенный орк. Сильнее и больше многих своих сородичей, но вполне обычный. Не смотря на желание украсить свою броню ещё одним черепом, капеллан понимал, что ноб сейчас не основная цель. Свозь кровавое марево Ульрих сумел-таки разглядеть очередную набегавшую толпу орков, заметил стихнувший среди грохота битвы хэви-болтер и, краем глаза, странный манёвр Аргуса. Из всего этого, на взгляд Волка, опаснее всего была толпа, которая вот-вот захлестнёт грузовики и всех, кто рядом.
Решение было принято мгновенно. Отвесив орку сокрушительный и молниеносный пинок в живот, пока тот замахивался своим тесаком, капеллан кинулся к откатившейся в угол гаубице. Подхватив пушку, Волк активировал реактивный ранец, выпрыгнув на полуразрушенную крышу, чуть более, чем полностью игнорируя попытки ноба завязать-таки рукопашную.
По возобновившемуся огню из грузовика, Ульрих понял, что Готлиб, видимо, пересел с опустевшего хэви-болтера за носовые орудия байка. Логичное решение, однако помощь гвардейцу и Хану была бы не лишней. Избрав в качестве мишени шагающего среди толпы здоровенного ноба, столь огромного, что недавний визави Волка казался рядом с ним мелким засранцем, Ульрих нажал на курок.
Капеллан уже собирался было вернуться вниз и закончить разговор с нобом, как вдруг совершенно изменил планы после увиденного. Во-первых, безрассудный рывок брата Аргуса привёл его на встречу с одним из отвратительнейших творений ксеносов - их боевой консервной банкой. Другой ассоциации при виде этой мерзкой пародии на благословенные дредноуты Астартес у капеллана не возникало. И всё же, эти штуковины были крайне опасны. Смяв орочью пушку, Ульрих, используя реактивную тягу, прыгнул вниз, обрушивая силовой молот на ближайшую банку.
- Аргус, назад! - рявнул капеллан. Двум другим машинам достались крак-гранаты из подсумка прежде чем гретчины в своих неуклюжих железках поняли, что к чему. Задерживаться здесь Волк тоже не стал. Причиной тому был второй нюанс, отсрочивший поединок с нобом - взрыв плазменной гранаты прямо над позицией Хана. Командир, видимо, нашёл действительно достойного противника, и Ульрих, не дожидаясь новых сюрпризов, поспешил к нему.

Ульрих слышал вопли орков, рёв мотора и хруст ломающихся костей. Он слишком хорошо знал Хана, чтобы сомневаться насчёт происходящего. И не имел совершенно ничего против.
- Шо, батько, не стерпел? - весело поинтересовался капеллан, готовя к установке мельта-бомбу. Грузовики остановились у ворот моста. Память воскресила голографический план крепости, предоставив возможность выбрать порядок действий. - Отпускай его, дитя. Он больше не нужен, - это уже к Шилари.
Едва услышав команду Хана, Волк бросился наружу, не забыв предварительно разнести голову сидевшего за рулём орка разрывным болтом. "Надо будет - сам поведу," - подумал он.
- За Императора, братья! - восторженный клич звучал так, словно капеллан поднимает в атаку целую роту. - Откохаем, как надо, - добавил он сквозь зубы. Прыжок, многократно усиленный тягой реактивного ранца мгновенно поднял Ульриха над башенкой с одиноким пулемётчиком. Силовой молот обрушился на проржавевший навес, превращая в единое месиво металл и плоть мерзкого ксеноса.
Но это было лишь начало. Прыжковый ранец уже нёс Волка к расположенной рядом огромной бронированной башне. Он закрепил мельта-бомбу у основания широкого дула, выставив таймер на десять секунд, и прыгнул на стоящую напротив башню со множеством бойниц. Восемь. Ульрих не мог похвастаться среди космодесантников меткой стрельбой, но если уж брался за пушку, то выбирал такую, для которой прицел - излишняя роскошь. В этом плане счетверённая автопушка башни выглядела весьма многообещающе: такую достаточно просто направить в сторону врага и нажать на курок. Суетившиеся вокруг гретчины в мгновение ока были разорваны на части.
Семь, шесть, пять, четыре... Волк довернул орудие внутрь форта (благо, ксеносы уже почти сделали это за него) и открыл огонь по башням, которые могли представлять угрозу для грузовиков. Впрочем, таковых осталось не так уж много.
Три, два, один... Капеллан понимал, что серьёзная угроза для отряда в виде нескольких направленных на грузовики стабберов, находится прямо под ним. Благо, нападения изнутри ксеносы ждали куда меньше, чем снаружи. Нечеловеческим усилием Ульрих вырвал счетверённую пушку из гнёзд лафета. Отойдя на край площадки, он направил четыре дула вниз, метя в центр помоста и открыл огонь.
Проваливаясь вниз ярус за ярусом, Волк превращал в кровавый фарш управлявшихся с пулемётами гретчинов и расчищал себе путь наружу.

***
Шилари выглядела совсем растерянной, что, впрочем, не удивляло Волка. Он уже перестал считать, сколько раз братья Караула пообещали убить псайкера, если она снова потеряет контроль над собой. Ульрих не одобрял этих слов - негоже воинам женщин, да детей угрозами запугивать, но в глубине души понимал, что его братья правы. И в их словах не было угрозы - лишь равнодушная констатация фактов. Капеллан подошёл к Ватано, аккуратно опустив руку в керамитовой перчатке на её плечо.
- Не бойся, дитя, Император защищает. Милостью Его мы справимся.

***
Орк с рёвом кинулся прочь из грузовика, едва завидев заглянувших под тент десантников, но расторопность его не спасла. Боевой молот Волка разорвал тело зеленокожего прежде, чем ксенос коснулся земли. Визжащие гретчины бросились следом, одного из них настиг тяжёлый ботинок капеллана. Об остальных позаботятся братья.
- Чисто, - доложил Ульрих Хану, когда ксеносы были нейтрализованы. Отойдя от тел, Волк шумно втянул ноздрями ночной воздух. Если где-то ещё притаились орки, он их учует.
Тарантасы выглядели так же нелепо, как и большая часть техники зеленокожих. Но они оказались достаточно большими, чтобы вместить все байки и, что немаловажно, прикрыть их глухим тентом. Уже скоро им всем предстоит, полагаясь лишь на милость Того Кто на земле да силу Шилари, пробираться через лагерь врага. Перед столь ответственным и сложным делом капеллан почёл своим долгом сказать отряду напутственное слово.
- Братья, - начал он на общей частоте. - Все мы оказались здесь с одной целью - исполнить волю Его. Каждый из нас привык сражаться в соответствии со своими принципами и доктриной своего ордена или полка, - отважный гвардеец тоже не был забыт. - Но здесь и сейчас нет ни Шрамов, ни Храмовников, ни Кулаков, ни Воронов, ни Драконов, ни Железных рук. Нет даже Волков с кадианцами. Сегодня смерть врагам несёт Караул Смерти, главная доктрина которого - смерть нечистых тварей. И лишь воля Его - единственная наша цель и ценность. А значит, братья, никакие действия, совершённые во имя исполнения святой воли нашего бессмертного Отца, не нанесут урона вашей чести воинов. Гоните прочь любые сомнения, ибо вы - праведное оружие в руках Его! А оружие не сомневается, оно выполняет своё предназначение. Сделайте то, что должно, во имя Императора. Без страха! Без сожалений!

Космодесантники, избранные воины Императора, без сомнения, были самой грозной силой Империума. Яростным вихрем огня и металла они обрушивались на страшнейших врагов человечества, сокрушая их без страха и сожаления. Священная ярость боевых братьев была оружием ничуть не менее разрушительным, чем цепной меч или благословенный болтер. И, как любой капеллан, Ульрих предпочетал, чтобы эта ярость изливалась исключительно на поле боя.
- Отставить, брат Аргус! - рявкнул Волк. И без того изуродованное лицо капеллана исказило выражение гнева. - Действия брата Торнвальда, как и каждого из нас, будут всесторонне оценены по завершении миссии, если будет воля Императора на то, чтобы нам вернуться. И оценены не тобой!
За сотню лет в Карауле Смерти Ульрих повидал множество братьев из самых разных Орденов и мог с уверенностью сказать, что далеко не всегда в Караул присылали лучших.
- Во имя Терры, мы десантники или щенки из планетарной обороны?! - Волк обвёл отряд тяжёлым взглядом. - Даже самые молодые из вас прошли множество боёв. У вас что, впервые в жизни высадка пошла не по плану?! Впервые в жизни получаете ранения и терпите боль?! Никогда не видели врага, превосходящего числом в сотню раз? Если бы здесь всё было просто, прислали бы захудалый пехотный полк! Но прислали нас, благословенных воинов Императора. Так будьте же, вашу мать, достойны милости Его! Только вместе мы исполним Его волю. А ненависть к своим братьям, - пылающий взгляд капеллана буравил Аргуса, - прямой путь к ереси!

Когда кажется, что хуже быть не может, главное помнить, что всегда может быть хуже. Не успел Ульрих поскрежетать зубами из-за раскрытия их инкогнито и порчи черепа орочьего ноба, который бы славно дополнил коллекцию на броне капеллана, как поступила информация о ранении Торнвальда. Системы жизнеобеспечения брони оценивали состояние брата, как критическое, и Волк вознёс хвалу Императору за наличие у Грома сервочерепа, способного заняться раной. Не теряя времени даром, капеллан кинулся к байкам.
-Кончайте с тварью, - бросил он Манфреду, над плечом которого размытой тенью мелькнул ассасин.
Брат Торнвальд, не смотря на тяжёлое, даже для космодесантника, ранение, уже сидел в седле своего байка в соответствии с приказом Хана. Его примеру решил последовать и Ульрих. Оказавшисьза рулём, Волк развернул байк в сторону приближавшихся Смертозадов, расстоеляв одиночными по десятку патронов с каждого болтера, превращая орков в орущие факелы.
Из динамиков ретранслятора полиись слова молитвы:
- Волею Твоей несём мы свет Истины мирам во тьме. Мы - Руки Твои, в коих сила Человечества. Мы - Кулаки Твои, сокрушающие врагов. Мы - Драконы Твои, несущие пламя веры и верности, Мы - Вороны твои, несущие смерть во тьме. Мы - Волки твои, идущие по следам врагов. Мы - Шрамы твои, несущие искупление. Не оставь воинов своих. Укрепи тела наши и дух, дабы узрело поганое отродье силу твою!

Рукопашная была стремительной и жестокой, но длилась считанные секунды, оставив после себя лишь море крови и разорванные останки орков. Ульрих перезарядил пистолет стандартными болтами и хотел было прикончить пулемётчика, остервенело но безрезультатно стрелявшего в капеллана. Однако Волка опередили.
Водрузив шлем обратно на голову, Ульрих сделал шаг вперёд. Залитый кровью с ног до головы, в украшенной черепами врагов броне да ещё и в полной темноте, озаряемой лишь редкими всполохами, Волк не очень походил на благословенного воина Императора. Ноб вовремя прихлопнул своего стрелка, так и не дав безмозглым тварям понять, с кем они связались. Ульрих настроил канал связи с Ватано.
- Шилари, мне нужна твоя помощь, - прошептал капеллан по воксу. - Запудри этим тварям мозги, или что там у них. Пусть считают нас орками. А меня - самым огромным нобом, какого они только видели в своих жалких жизнях. Справишься?
Сделав ещё шаг вперёд, Ульрих без видимых усилий поднял молот-крозиус в одной руке, направив его на ноба Многатопоров.
- Я Крагхарг из клана Смертестражей! И это мои парни! - взревел капеллан, родовое имя которого оказалось так кстати. Не смотря на обилие орочьих диалектов, многие твари балакали на низком готике, приправленном обилием невнятных ругательств и восклицаний. Впрочем, из уст сынов Фенриса этот язык звучал не менее угрожающе.
- Иди сюда, отрыжка гретчина! Я вырву тебе руки и раздеру ими задницы твоих парней, чтобы знали, в кого НЕ НАДО палить!
План капеллана был отчаяным, но успех его мог надолго избавить отряд от погони. Ульрих молил Примарха и Императора о том, чтобы оскорбления и угрозы заставили ноба принять вызов, а кровавая расправа над боссом вселила ужас в сердца остальных.
Ульрих вновь переключил канал вокс-передатчика.
- Брат Аргус, могу я рассчитывать на твои ракеты, если дела пойдут скверно?
Приказывать без острой необходимости капеллан не любил - на это у них Хан есть. Вновь затрещал вокс.
- Батько, если сорвётся, уводи хлопцев. Я их задержу.

Близился миг высадки. Судя по доносившимся с земли звукам, отряд высаживался прямо на поле боя, в объятья короткой клойтской ночи. Задумавшись на миг, Ульрих сменил обойму в болт-пистолете. Вместо обычных разрывных болтов капеллан зарядил излюбленные Инферно.
- Я им покажу пламя истиной веры, - пробурчал Волк себе под нос.
А потом завертелось. Оказавшись на земле, Ульрих один за другим посылал болты в направлении самых интенсивных вспышек, фиксируемых визором. На огневых позициях орков вспыхивало пламя. Занимались кусты и корни деревьев, в которых нашли укрытие зеленокожие. Воздух наполнился визгами и, должно быть, орлчьей руганью - капеллан не вслушивался в вопли врага. Зато даже через фильтры шлема Ульрих чувствовал запах палёной шерсти и горящей плоти ксеносов.
Пламя, сделавшее ещё менее эффективными инфракрасные визоры, отлично подсветило набегавших орков в видимом диапазоне. Разрядив обойму, капеллан убрал пистолет на пояс и, последовав примеру Хана, снял шлем. Собственным чувствам он, всё же, доверял больше. Оглядевшись по сторонам, Ульрих бросился на встречу ближайшему орку с тесаком. Удар силового молота превратил тело в кровавое месиво ещё до того, как останки орка коснулись земли.
- За Императора! - взревел капеллан так, что у набегавших парней, должно быть, заложило уши. Издав, для большей убедительности, громогласный гортанный рык, Волк приготовился встретить врага, выбрав сектор по правую руку от командира.

Ястреб стремительно снижался под ураганным обстрелом орков. Для многих десантников (что уж говорить о гвардейцах) высадка всегда была самой неприятной частью операции. Полное отсутствие контроля над ситуацией. Лучшее, на что ты способен - уповать на мастерство пилота и милость Императора. Впрочем, капеллан не видел в этом проблемы. Ульрих твёрдо знал, что на любой исход есть воля Императора. И уж если видения, дарованные брату Манфреду привели отряд в орочий тыл, то едва ли для того, чтобы подарить смерть в чреве десантного катера. Гиртый-Хан изложи план предсоящих действий. Он был прост: прийти, убить, постараться уйти. Батька, как обычно, не тратил времени на ободряющие слова - слишком суров был. Да и знал Гиртый, что есть кому их сказать.
Последовав примеру командира, Ульрих поднялся во весь рост, опираясь одной рукой на молот. Во второй он держал свой шлем.
- Каждого из нас, - капеллан обвёл взглядом отряд, - Император удостоил огромной чести, избрав своим орудием. Каждый из нас несёт службу в соответствии с силами и способностями. Но сегодня среди нас есть тот, кого Он отметил особо. Брат Манфред, благословенный Чемпион Императора, которому открылась Его воля, привёл нас сюда.
Речь капеллана наростала подобно гулу приближающихся взрывов. Рычащие нотки всё чаще проскальзывали в голосе.
- Здесь, в осквернённом зеленокожими мире, мы обретём великую славу и сбережём множество жизней, возможно, ценой своих собственных. Но прежде, чем падёт последний из нас, мы прольём реки поганой крови и сломим врага одним решительным ударом. Крагхраг умрёт, ибо на то воля Императора, не исполнить которую мы не в праве! - в глазах Ульриха разгорался огонь священной ярости, которую капеллан стремился разделить с каждым, с кем плечом к плечу шёл в бой.
- Без страха! Без сожаления! Мы обрушим на них гнев Императора!

Нра. Мерзкий грязный городишко. Жалкая тень былого величия. Да, Эахарт помнил былое. Он знал, каким был Нра до того, как его жители из сильных и гордых людей превратились в ничтожеств. Тогда он бывал здесь чаще, ступал меж людей, людским обликом сокрытый. Только тогда в радость ему были такие прогулки. Город тянулся вслед за горизонтом ровными опрятными улицами, подперал небосвод стройными башнями и процветал под властью мудрых и благородных правителей, и даже мысли дракона находили здесь своё отражение, незаметно вплетаясь в облик полиса. Давно ли это было? Слишком давно, чтобы считать это чем-то большим, чем сказка.
Ещё один путник вошёл в город накануне вечером. Не было в нём ничего примечательного, не считая собранных в хвост снежно-белых волос. Да кожа была заметно бледнее, чем у местных, но вполне обычная для жителей севера, к которым тут, похоже, привыкли. Потому и выбрал Эахарт облик северянина, рослого, крепкого, возраста совершенно неопределённого - ему бы дали сколько угодно от тридцати до шестидесяти. Претило дракону быть своим в этой клоаке. Но и чужим быть не с руки.
Пройдя по богатым кварталам и заночевав в дорогом трактире, Хранитель досыта насмотрелся на местную знать и её нравы. Лень, алчность, похоть, подобно сорной траве, душили некогда благородную землю. Элитные бордели и солидные таверны отличались лишь тем, что в одних себя предлагали шлюхи, а в других - скучающие жёны толстосумов, охочие до пикантных приключений. Одну из них, растрёпанную, в разорванной одежде и на трясущихся ногах, но с блаженной улыбкой на лице Эахарт выставил на улицу за час до рассвета, когда сам покидал корчму.
Уйдя от лицемерной мерзости знати, дракон пришёл в городские трущобы. Вот уж где всё было предельно честно. Здесь никто не прикрывал грязь шелками и не сбрызгивал благовониями. Где-то здесь, а может и нет, скрывается то, что ищет Хранитель. Ищет давно и настойчиво древнюю и могучую мерзость. А может и не мерзость. Чудны, право, людские представления о прекрасном.
Распинывая обнаглевших от голода крыс, дракон шёл по грязным кривым проулкам, со смесью любопытства и отвращения глядя по сторонам. Золочёная трость в руке лкхсарианца вдруг замерла и несколько раз от души ударила своего владельца по лбу. Усмехнувшись своей проделке, дракон направился к болезненного вида девчушке, облик которой не оставлял сомнений насчёт рода занятий. Тяжёлая длань северянина легла на лоб малолетней шлюхи. Тяжёлая и горячая. Не обжигающая, но разлившая по телу приятное тепло, за считанные мгновенья стерев следы болезни с лица и из крови ребёнка.
- Давненько я не был в Нра, - проговорил дракон, с улыбкой глядя в глаза удивлённой девчонки. - Что здесь творится нынче? О чём говорят?

Как только двери кузова распахнулись, внутрь, вместе с ярким солнечным светом ворвался обжигающе ледяной, но великолепно свежий воздух, отогнавший на секунду мерзкие запахи смерти и кислого пива. Глупо это всё, по-идиотски просто.
Константин сделал глубокий вдох, и словно мельчайшие лезвия разорвали лёгкие изнутри. Пахло лесом. Настоящим дремучим лесом, куда там городским паркам... В голове всплыли образы родной сибирской тайги. Это ощущение, казалось, придало Кортневу сил, наделило ощущением глубокого спокойствия. Родная стихия, хотя в тайге Костя бывал только летом, во время школьных каникул.
"Тайга не терпит суеты," - не уставал повторять ему дед. То же говорили и другие деревенские мужики, неделями промышлявшие в лесах. Тайга не терпит суеты. Этот лес, где бы они ни были, тоже терпеть не станет. Казалось, заикнись здесь о господстве человека над природой, и лишь эхо рассмеётся в ответ...
Кортнев с любопытством смотрел в сдвоенное дуло охотничьего ружья, что направил на него бомжеватого вида мужик. Показалось, или руки его потряхивает от страха? Второй такой же организм стоял рядом. Пристрелят ведь. Чисто с перепугу пристрелят.
- Обожди в сторонке, - шепнул он Марине, а сам нарочито медленно, ухватив за штанину, поволок труп к краю кузова. Вылазить, впрочем, Кортик тоже не спешил. Уложив труп поперёк прохода, Костя присел на корточки сразу за ним. Куча дерьма в виде распухшего куска плоти, покрытого струпьями ран, отделяля музыканта от вооружённых людей.
- Выйду, выйду, приятель. Не шуми. Вы кто такие? Какого хуя тут вообще происходит? Вопросы задавались просто издевательски дружелюбным тоном, отчего контраст интонации и содержимого выделялся ещё сильнее.

Ну если гора не идёт к Магомеду...
Попив пивка, покурив и убедившись, что освободить руку не удаётся, Костя пришёл к мысли, что можно ведь попробовать освободить чужую руку. Которой при этом вовсе необязательно дорожить. Ей похер, руке-то. А владельцу её - тем более. Поначалу Кортнев опасался притрагиваться к телу. Очень уж непревлекательно выглядел покойник. Но потом Костя решил, что если и можно было чего подцепить от этого трупа, то он уже наверняка это сделал. Хуже точно не будет.
Встав и выпрямившись настолько, насколько позволяла цепь наручников и длина собственной руки, гитарист от души приложился тяжёлым ботинком по кисти покойника. План был прост: переломать к чертям все кости в мёртвой конечности. Тогда, возможно, и браслет с неё стянуть удастся.
Что-то, всё же удерживало Константина от непосредственного контакта с телом. Руками точно трогать больше не хотелось, так только, толстенной подошвой стилов. Музыкант поймал себя на мысли, что уже притронулся к этой мерзости, как минимум, когда очухался. В голове крутились поганенькие мысли о заразе. Смутное воспоминание, неизвестно откуда пришедшее. Заражение. От этого ещё сильнее освободиться хотелось.
Когда грузовик остановился и снаружи донеслось позвякивание ключей, Костя достал кортик и пристроил его в рукаве. Так, чтобы в ладонь скользнул, как понадобится. В том, что понадобится, рокер не сомневался. Хотя и странным был факт, что им оставили все личные, засунув в грузовик, но добра Костя не ждал.

Когда глаза привыкли к темноте, а тело - к тошноте и головной боли, Костя попытался оценить обстановку. Источник шорохов назвать себя не спешил, но под весёлый перезвон бутылок сообщил женским голосом, что жизнь-то налаживается. ''Ну точно, блядь, уже наладилась!'' - подумал Кортнев, но мысль не озвучил.
- Ух, едрит твою... Холод собачий!
До Кости вдруг дошло, что они отнюдь не стоят на месте. Уроки физики в школе и пары на мехмате научили не толькораспознавать наличие ускорения, но и понимать его причину. А причина была банальной - их куда-то везли.
- Мы что, в рефрежираторе?
Костя извлёк из кармана непочатую пачку сигарет, распечатал, достал одну. Попытка задействовать вторую руку ознаменовалась обнаружением браслета на оной. ''Наручники что ли?'' - удивился музыкант. Свободной рукой ощупав браслет, Костя нашёл на нём довольно толстую цепочку, на другом конце которой оказался такой же браслет, накинутый на холодную и безжизненную руку.
- Да ёб твою, нахуй, мать! - вскрикнул Кортнев. В неверном свете горящей спички, от которой только что была прикурена сигарета, можно было различить лежащее рядом с Константином тело. Теперь это просто кусок мяса. Бездушный, безполезный, он вполне мог быть опасным. От чего умер этот человек? Как давно? Сколько заразы хранит его тело? Костя нервно затянулся.
- Эй, подруга, я чую, у тебя там пиво где-то. Передай бутылочку, буть добра. А то я тут несколько скован... Кстати, может познакомимся, раз уж такое дело. Константин.
Нестерпимо хотелось освободить руку. И выпить. Да, блядь, выпить тоже хотелось! А кому бы не захотелось, обнаруж он себя хуй знает где, прикованным к трупу?!
Кортнев старался успокоиться и мыслить адекватно. Ладно, наручники, бывает и такое... У него всегда были не слишком широкие кисти. Природа наградила парня руками профессионального музыканта. Или хирурга, коим был его отец. Сложив пальцы в щепотку, Кортик попытался стянуть с руки браслет.
- Интересно, в этой чудо-лавке масло есть? Или майонез? Неплохо было бы чем-нибудь смазать руку, тогда бы и браслет лучше пошёл...

It's. A good. Day. A fucking good day!
Киловатты звука разрывали помещение бара. Вокалист рычал, словно перевозбуждённый медведь, но Костя знал, что уже через пару минут он будет в центре внимания. Кардан барабанщика бесновался, будто пытаясь разорвать бочку на части.
Before a hagmans noose I'll say: it's a good day to die! A good day to die! A good day to..!
Бешеное гитарное соло было последним воспоминанием Кортнева. Его привёл в сознние холод. Вырванный из тяжёлого сна, как после грязного и не желающего отпускать прихода, Кортик ощущал себя поглощённым окружающей темнотой. Хотелось расслабиться, закрыть глаза, растворившись в этой темноте, предлагавшей милосердное забытие, избавление от терзавшей боли.
Вопреки соблазну собравшись с силами, Костя сел. Затуманенная голова отозвалась болью, желудок сжался, будто стиснутый костлявой рукой. Музыкант похлопал себя по карманам, проверяя содержимое, и принялся шарить вокруг в поисках своей гитары, попутно нащупав тёплую, мягкую и соблазнительно упругую грудь, а также холодное, как металл под задницей, лицо.
- Какого хрена произошло? - ни к кому в отдельности не обращаясь, поинтересовался рокер. Услышав возню неподалёку, Кортнев обернулся на звук, зашипел, почувствовав боль от резкого движения.
- Кто здесь?

Так бывает иногда, что тепло, солнце и чистое голубое небо не приносят радости. Так бывает, когда посреди этого благоденствия природы тебя заставляют делать жестокий выбор. Тебя заставляют вбирать, будешь ли ты жить или умрёшь. Выбирать в слепую. Тут-то и закрадывается в душу это гаденькое ощущение, что ты всё равно умрёшь. Только у твоей смерти две альтернативы: "может быть", но "сейчас", или "наверняка", но "позже". И уж самое гадское - когда тебе приходится выбирать за других. За тех, кто тебе доверился.

Примерно так мог думать Кори, стоя перед табличкой "Опасность 42", будь он 40-летним, видавшим виды мужиком, насмотревшимся в глаза смерти до тошноты. Но Кори было всего 12 лет. Рядом, держась за край его плаща, стояла младшая сестрёнка, а позади остановился невесть как прибившийся к ним рогатый пёс. Абиссинцы нравились Кори гораздо больше диких собак пустошей, и он не стал прогонять рогатого.

Мысли Кори были проще. Он знал, что там, за колючкой, стоит их надежда на спасене - робот-самолёт. Он знал, что времени до его отлёта осталось мало и обойти поле они не успеют. Он перебирал в уме известные ем обозначения опасностей. Для химического, биологического и радиационного заражения имелись свои знаки. Их он накрепко запомнил ещё в школе - треугольники с забавными рисунками внутри. Мины, судя по рассказам бывших военных, которых он вдоволь наслушался за последние два года, тоже обозначались иначе. Обычно на табличках так и писали "мины". А на картинке был либо череп с костями, либо взрыв. Об опасности 42 Кори не знал ничего.
В конце концов мальчик решил, что если они пойдут прямо, то будет хотя бы шанс успеть на самолёт и сделал робкий шаг за табличку.