Голосование за ходы

Кави незаметно для амбала спустилась в подвал и увидела, что по лицу девушки стекают слёзы. К груди она прижимала что-то, завёрнутое в тёмную шерстяную ткань - что-то тяжелое и твёрдое. Девушка протянула его Кави и тихо шепнула:
- Чёрный уголь должен знать.
Произнеся эти слова, она потеряла сознание и обмякла.

- Тупица, Якорь - это люди, которые охраняют кошельки таких, как ты, от таких, как он! - рыкнул амбал на Финнана, указывая на кого-то в переулке. Учитывая то, что все, кого Финнан мог видеть там, были девушками, ответ звучал странно. Амбал стёр тыльной стороной ладони пот с лица и вздохнул, порядком раздражённый тем, что ему приходится работать языком, а не руками.
- Вор сунул свой нос туда, куда не надо, и теперь он должен быть передан Топору Рахону для суда на его корабль. Если вы укрываете вора, то рискуете отправиться туда же, прямо сейчас.
В этот момент взгляд верзилы упал на эмблему Латандера на груди полурослика. Он схмурил брови и недовольно хмыкнул в ожидании реакции от, безусловно, грозной компашки.

Тем временем в "Одноглазом Смотрящем" полуэльф присел на столе, испугавшись удара кулаком по этому столу.
- Парень, парень, ты не так понял, я - твой друг, и только хотел помочь! В этой повязке ты... ну как сказать... ты выглядишь недостаточно модно для этого города. А я, - какая удача! - продавец шляп!
Полуэльф быстро тараторил в надежде, что Дункан не будет чересчур задумываться о его словах.

- Мы думали, что это огромная туча, которая падает прямо с неба на наш корабль. Волны били так, что вся палуба была залита бурлящей водой, и пара матросов, решив, что сам морской дьявол вылез из Преисподней, спрятались в каютах! Мы втроём тянули трос, но ветер тянул словно за сотню бравых ребят, честное слово! Это был настоящий морской ад, дружище!

Байл, как обычно, травит свою любимую байку. Что там дальше, что-то про молнию, ударившую в капитана? Впрочем, сегодня за ближайшим к стойке столиком сидело целых пять новичков, смотря на которых бывалые морские волки грустно покачивали головами.

- На нас шла огромная волна, и я бежал по палубе чтобы сказать капитану разворачивать корабль. И тут тьма разверзлась, и на миг я увидел нечто жуткое: огромное создание, нависшее прямо над кораблём! Его чёрные пустые глаза смотрели прямо на меня, и в них отразилась молния - я никогда в жизни не видел молнии так близко! Это длилось всего миг, после чего эта тварь была поглощена тьмой и бурей, и я забыл о ней - в первый и последний раз за свою жизнь. Я забыл потому что когда я поднялся на мостик, капитан выглядел как огромный кусок угля! Он дымился, а его рука отвалилась и прожгла бы корабль, если бы её тут же не накрыло очередной волной! Угли зашипели, и тогда я понял - капитана с нами больше нет...

Бармен был возбуждён, а на его лбу выступила испарина. Откуда-то из зала донесся возглас пьяного моряка, и рассказ пришлось остановить - Байл схватил бутыль с полки, откупорил и отнёс за дальний столик, после чего вернулся и продолжил свой рассказ.

- Выбирать нового капитана не было времени. Я повернул штурвал, и двое тут же вывалились за борт - по нам ударила волна высотой с Баконский Маяк! Зрелище было жутким. На палубе осталось только четверо, и тогда я приказал - рубить канаты. Если у нас сорвало бы мачту, то толку от посудины было бы мало - в такой шторм нас бы просто перевернуло! И тут я увидел это чудовище снова. Огромная ворона! Размером с тучу! Она хлопала крыльями прямо над нашими головами, а её клюв в щепки разнёс воронье гнездо вместе с беднягой Усатым Карлом!

Пятеро сидели и увлечённо слушали рассказ бармена. Коренастый дварф, о расе которого приходилось судить по росту и телосложению из-за бритой наголо головы. Полурослик с доброй улыбкой и эмблемой Латандера на груди. Юная эльфийка в тёмном плаще с капюшоном. Привлекательная девушка в украшенном вышивкой и бижутерией платье. Маленькая девочка с большим рюкзаком, выглядящая взрослой не по годам для человека, эльфа или полурослика.

Или делали вид, что увлечённо слушают.

- Ворона села на грот-мачту, с которой только что сорвала гнездо, и сложила крылья. Корабль накренился, а мачта треснула в нескольких местах, но какое ей было до этого дело? Она в любой миг могла взмыть в небо, наверное, даже вместе с кораблём! И тогда - клянусь, я был трезв, как церковная мышь! Ворона повернула голову и уставилась глазом прямо на меня! Должно быть, она приняла меня за капитана, и я понял, что происходит... Морской дьявол отправил её забрать наши души к себе на дно, чтобы поживиться ими как следует, и она давала нам шанс - шанс обойтись теми, кто уже оказался за бортом. Одного из матросов смахнуло с корабля сорванным с мачты парусом, и я не мог больше мешкать. Я крикнул, что сделаю всё, чтобы мои люди перестали отдавать души дьяволу и остались со мной. Тогда ворона склонила свою воронью морду прямо над моим лицом - и клюнула меня!

Это было любимой частью рассказа. Байл наклонился через барную стойку, едва не опрокинув пустую кружку, и поднял повязку на глазу, демонстрируя большой шрам, в центре которого зияла пустая глазница.

- Она вырвала мой глаз! Вырвала его, и сожрала! Это была адская боль, я схватился за лицо и не мог больше стоять на ногах. Последнее, что я помню - это как штурвал повернулся вправо, и корабль накренился вновь перед тем, как в свете ещё одной молнии я увидел, как ворона улетает в небо. Когда я очнулся, я узнал от штурмана, что мы остались в живых вдвоём, а корабль разбит в щепки. Он погрузил моё тело на шлюпку потому что ему показалось, что я ещё дышу, и нас несло к берегу. С тех пор я не ступал на борт, да и не ступлю - думаю, достойная плата за мою душонку, повидавшую моря побольше некоторых из вас!

На этом месте Байл начинал заливаться смехом, переходившим в маниакальный хохот, отработанный за тысячу рассказов этой истории. За дальним столиком матросы зевали, а ближе к центру зала - грустно вздыхали и потягивали ром. Довольный бармен, не углубляясь в подробности испытанных слушателями эмоций, смахнул с лица слезинку, выступившую от смеха, и поставил на стойку пять кружек эля - по одной каждому, кто впервые услышал эту фантастическую байку, и кому хватило вежливости, - редкой монеты в этих краях, - чтобы дослушать её до конца. Может, этот эль и не был самым вкусным или крепким на Восточном Берегу, но бесплатная выпивка - это то, что надо, когда пятеро мало знакомых искателей приключений решают начать свой путь.

Официантка, немолодая дварфийка с густой бородой, заплетённой в косы до пояса, поставила по кружке напротив каждого, и шепнула что-то вроде хвалы своим дварфским богам за то, что история, наконец, закончена. Теперь можно было снова окунуться в пьяную тишину таверны с вывеской "Одноглазый Смотрящий".

Алан вспомнил, что перед тем, как поросенок навел здесь беспорядок, ему удалось найти записку от таинственной... как ее звали? Какая разница, главное - то, что не он один здесь оказался таким образом, а вероятно, помимо этого, не он один обнаружил и, возможно, даже подчинил себе странную магию (магию?) этого места.

- Это долго и трудно объяснять, но кажется, Вы уже обнаружили то же, что обнаружил я, а именно - странную особенность целенаправленных мыслей и образов обретать здесь материальную форму. Собственно, я использовал это для того, чтобы сделать дверь, ведущую с моего острова на Ваш. Она работает, если не вдумываться в подробности, как червоточина - является одной точкой, расположенной в двух местах в пространстве. Если бы мы пропустили луч света через эту дверь...

Парнишка совершенно забыл о своей встревоженности, а в его глазах сквозь очки можно было увидеть блеск - он ушел в термины, формулы, эксперименты и доказательства.

...но делая поправку на разреженность атмосферы, мы не можем пользоваться стандартными табличными величинами. Атмосферное давление падает с ростом высоты, поэтому нам нужно рассчитывать...

Было в этом что-то удивительно занудное, и в то же время спокойное и мерное, что лишало малейших опасений насчет возможной опасности, исходящей от него.

...поэтому влияние альфа-волн может быть невероятно высоким, по сравнению с остальными волнами, за счет эффекта резонанса. А поросенок не мой, я просто хотел создать себе еду.

Этими словами Алан закончил свою речь, не давшую никому, кроме него самого ни капли понимания ни природы двери сквозь пространство, ни квантовой системы двух дверей, являющихся одним телом, ни принимающих материальный облик мыслей. Однако как только он замолчал, его желудок тут же издал громкий крик отчаяния, который сразу пояснял: пищи для ума у Алана водится намного больше, чем просто пищи.

Утро начинается не с кофе.

Алан протер рукой глаза и нащупал рядом с собой очки, после чего приподнялся и машинально посмотрел на часы. Однако текущее время на них он так и не увидел, зато подметил, что ему потребовалось ровно четыре рывка секундной стрелки, чтобы понять, что он не в своей комнате.

Вокруг плыли облака. Так близко их Алан еще никогда не видел, даже из окна самолета они были видны где-то внизу, под крылом. Казалось, что можно подойти к краю и дотронуться до густого, как кисель, водяного пара, из которого они сформированы.

Кстати, о крае. Дюжина шагов отделяла Алана от края того участка земли, на котором он проснулся. Кругом была трава, среди которой, помимо самого Алана, в нескольких шагах находился стол, накрытый скатертью.

- Глупости какие, - подметил про себя Алан. Ему не впервой было застревать в осознанном сне, и он знал, что нужно делать. Но в этот раз всё было несколько... живее, чем обычно? Это заинтересовало парнишку и тот подошел к столу, на котором из мутного пятна в четкие объекты превратились стакан, тарелка и записка.

Записка смутила Алана. Он взял её в руки и всмотрелся в буквы.

Навалившись на решетку, девушки оставили только узкий просвет для того, чтобы из него выполз взломщик прежде, чем решетка опустится на него. Макс отсчитал от трех и приложил максимум усилий, чтобы поднять ее как можно выше, и решетка зависла на мгновение над камнем...

Айто бросил ломик и сделал мгновенный бросок, который делал сотни раз в разных обстоятельствах, но не в таких. Рубашка зацепилась за край решетки, и взломщик остановился, оставив одну руку прямо под решеткой.

Которая начала опускаться. Пальцы девушек начали соскальзывать, и Макс уже не мог выдавать столько сил, сколько сделал рывком. Айто несколько раз дернул застрявшую рубашку, но от этого было мало толку, а решетка уже прикоснулась к камню.

Треск, хруст...

Когда решетка ударила о пол, удар эхом разошелся по коридорам. Весь мокрый и красный от тяжелых усилий Макс сел на пол, откинувшись спиной на холодный камень стены, который напомнил, что время безудержно идет к вечеру и скоро станет совсем холодно.

Девушки приходили в себя. У Ю потемнело в глазах и она тоже присела на пол, но не шлепком, как Макс, а осторожно и изящно, по-девичьи. Радмила оперлась на стену и почувствовала злобу, которой она напитана. Злобу, которую не высвободили. Злобу, которая умерла здесь вместе с теми, кто ее держал в себе. Злобу тех, кто пытался забрать Айто к себе.

Айто не почувствовал боли. Когда он открыл глаза, он понял, что лежит вдоль решетки, и что его рука, как и весь он, находится по одну ее сторону. Решетка зажала край рукава, и в последний момент Айто натянул его так сильно, что порвал рубашку и сильно надавил ей на руку, но сбежал от надвигавшейся ампутации. Рука ныла, в висках стучало, а во рту появился знакомый привкус собственной крови. Проведя языком по губе, Айто понял, что она идет из носа, и что является одним из признаков того, что он на грани потери сознания.

Солнце заходило над пустыней, погружая ее во тьму и холод, и сырой воздух катакомб становился все холоднее, сначала остужая пыл недавнего сражения с ловушками, но вскоре грозящий перейти в болезненное чувство холода.

У Макса громко заурчало в животе.

Сила - залог того, что в поединке чести достойный может постоять за себя. Сила - гарантия того, что поднявшись однажды, он уже не падет. Сила - то, что отличает архейскую женщину от "цивилизованных" баб, живущих в тени своих слепых к природе мужей.

Меч в руках Макса казался ветхим и слишком легким для оружия войны, а щит вряд ли выдержал бы и удара кулаком. Ю поставила его слева от закрытого входа.

Скорость и ловкость позволяют закалить характер. Они подскажут, как избежать боя, если он нежелателен, и как окончить его, едва начав, если это неизбежно. Это - то, чем архейская женщина может помериться с мужчиной на поле брани, поскольку только в этом они могут оказаться равны.

Айто держал копье двумя руками, поскольку боялся, что оно может переломиться под своим весом. Пыльное и хрупкое, оно уже вряд ли могло послужить своей цели, хотя сейчас должно было сыграть символическую роль. Он несколько нервничая встал справа от входа, чуть дальше от решетки, чем Макс.

Ю проверила записи в блокноте и положила его в сумку, висящую на плече, после чего надела маску.

Мудрость - это то, что позволит увидеть невидимое, найти спрятанное, совершить невозможное. Мудрость археев передавалась от женщины к женщине, недоступная для мужчин. Она была тем, что делало их могущественными и непобедимыми в войне, дипломатии, науке, искусстве и в быту.

Сквозь глаза маски Юхани видела сквозь мрак зала. Тусклый свет, который едва сочился из отверстий в потолке, стал почти дневным, заставляя щуриться, смотря на потолок. На полу, где стояли мужчины, нарисовалась карта звездного неба. Надписи на колонне стали различимыми и неожиданно понятными, и Ю сделала несколько замечаний по поводу своего перевода и интерпретации записей, внезапно поняв, что может читать эти письмена как родной язык. Книга в руках перестала быть ветхой и замшелой, и в ней на каждой странице хранились ценные знания, накопленные за столетия существования империи Берты.

Как только Ю встала на свое место, она заметила, что меч в руках Макса отполирован до блеска, а копье Айто выглядит как новое, готовое пронзить цель. Радмила же...

Радмила выглядела как сверхновая, за её спиной было множество силуэтов, излучавших яркий свет. Она была сильной и уверенной в себе, с жесткими чертами лица, внушавшими уважение и силу.

Радмила, зевнув, подошла к Ю, как было оговорено перед спуском, и осторожно прикоснулась к ветхой маске, а затем к замшелой книге. После этого она проследовала к решетке, оказавшись между Максом и Айто. Повернувшись к Айто, она дотронулась ладонью до наконечника выставленного вперед копья, а затем, повернувшись к Максу, осторожно хлопнула по щиту, после чего должна была остановить ладонью меч. Макс несколько увлекся, и Радмила легко порезалась о лезвие клинка, тут же притянув руку к губам.

Ларра наблюдала за всем происходящим со стороны. Ритуал выглядел скучно и нелепо, и не внушал доверия к принадлежности производимых манипуляций к механизму открытия входа в катакомбы храма, однако как только Радмила отдернула руку от меча, с потолка осыпалось немного песка, попав в глаза. Протирая глаза под грохот и скрип, археологи увидели, как медленно поднимается железная решетка, закрывавшая вход в коридоры и катакомбы храма Берты. За решеткой начинался темный коридор.

Спалось хорошо и крепко. Спальники надежно удерживали тепло, а закрытая от ветра и ночного холода спальня прекрасно справлялась с обеспечением чувства безопасности путешественников. Уютным такое жилище, может, и не назовешь, зато надежным оно могло считаться вполне. Сонный разум восхищался тем, что могло представлять из себя это жилище, когда ему не было тысячи лет - наверное, здесь могла скрыться от любой катастрофы целая армия...

Будильник обозначил подъем в 8 часов утра. Некоторая суета, сборы, завтрак - во всём чувствовалось одновременно нетерпение и боязнь что-то упустить или забыть. Тем не менее, совсем немного опоздав к 11 часам утра, все были в сборе у массивных врат храма.

Ю долго возилась с фокусировкой устройства: в лаборатории она делала это сотни раз, проводя тесты и калибровку, но сейчас всё выглядело совершенно иначе: никакой точной аппаратуры, никакой мгновенной обратной связи, да и ветер несколько портил результаты. Все замерли в полной тишине, прерываемой лишь ветром, гонявшим песчинки туда-сюда по пустыне. В какой-то момент начали возникать мысли о том, что врата не откроются, и весь этот спектакль был напрасным, но тут солнечные зайчики на вратах от кристалла совпали с частями орнамента, и те зажглись ярким желтым светом. Он нарастал, и став ярким, как огонь, резко пошел на спад. Около минуты члены экспедиции стояли и смотрели на неподвижный храм, находясь между ошеломлением и восхищением, как вдруг раздался глухой скрежет.

Створки врат стали опускаться в песок.

За кулисами зазвенела лютня, означая, что гномы нашли спуск на сцену с второго этажа, минуя главный зал. Под дребезг выбежали Ананас и Шлёп, создавая шум и гам, под который на сцену выкатился Бук-Удук. В течение нескольких секунд всё это выливалось в полнейшую какафонию, но потом сложилось в веселую мелодию, под которую Бук запел:

Моя партия сказала, что я бесполезный хлам
И что если бы ни жалость, слился в данже бы к чертям.
Я, конечно, первый левел, и себе искать пойду
Безопасных приключений, левелапов и голду.

Я бью женщин и детей, я - искатель приключений,
Ведь экспе плевать на пол и несходство поколений,
Да, бить женщин и детей - дело хаотично-злое,
Но бью женщин и детей и лутаю трупов море, о-о-о!

Шлёп лупил по барабану, шмыгая красным как свежий помидор носом. Гномы обыграли проигрыш и Бук продолжил:

Я качаю следопыта, и мой самый злейший враг -
Это женщины и дети, я ж не паладин-монах.
Если девочку я встречу, много ран ей нанесу -
Отыграю так, что мастер даст за отыгрыш экспу!

Я бью женщин и детей, я - искатель приключений,
Ведь экспе плевать на пол и несходство поколений,
Да, бить женщин и детей - дело хаотично-злое,
Но бью женщин и детей и лутаю трупов море, о-о-о!

Шлёп подпевал в припеве, после которого Бук-Удук разбежался и перепрыгнул со сцены на один из пустых столов, на котором сыграл свое фирменное умопомрачительное сторукое соло, от которого задрожала вся посуда в зале. Бук прыгнул на спинку одного из стульев, и пока тот падал, перепрынгул обратно на сцену, где затянул следующий куплет:

А сегодня мне в таверне здоровенный полуорк
Плюнул прямо в кружку мёда и под зад мне дал пинок.
Ничего не выйдет, сударь, мне не интересно так,
Но жена и твой ребенок - следопыта злейший враг!

Я бью женщин и детей, я - искатель приключений,
Ведь экспе плевать на пол и несходство поколений,
Да, бить женщин и детей - дело хаотично-злое,
Но бью женщин и детей и лутаю трупов море, о-о-о!

Шлёп вытащил из-за пазухи деревянную ложку для усиления шума и прокричал вместе с Буком и Ананасом припев в последний раз, только под стук в барабан:

Я бью женщин и детей, я - искатель приключений,
Ведь экспе плевать на пол и несходство поколений,
Да, бить женщин и детей - дело хаотично-злое,
Но бью женщин и детей и лутаю трупов море, о-о-о!

Шлёп, порядком принявший на грудь, влез на сцену и подошёл к менестрельке. Она была почти в два раза выше него, и он попросил её наклониться к нему, после чего шепнул ей что-то на ухо. Она хихикнула, смущенно прикрыв лицо рукой, а потом дослушала его и села на краю сцены, свесив вниз ноги и обернувшись на гнома. Тот сел рядом с ней, зажал в ногах барабан и издал короткую трель, за которой последовал мягкий и певучий ритм, на который легко легла мелодия лютни.

Эта песня была трогательной и теплой, возвращая каждого в мыслях в родной дом, как бы далеко тот ни был, к теплу очага и улыбкам домашних. Эта песня согревала лучше костра в самую холодную зиму и придавала сил после самого длинного похода. Эта песня определённо была приправлена щепоткой бардовской магии, ибо иначе нельзя было объяснить её волшебную силу, которая преображала всё и всех вокруг.

Шлёп неожиданно мелодично запел в один голос, в сильный низкий баритон:

Разбуди меня, о-о-о.
Разбуди меня когда звёзды уйдут спать,
Я оставлю кровать,
Я не дам себя ждать,
Когда звёзды уйдут спать.

Позови меня, о-о-о.
Позови меня вслед за бегущим ручьём,
За разбитым щитом,
За летящим копьём
Я пойду за бегущим ручьём.

Не забудь меня, о-о-о.
Не забудь меня через года,
Я состарюсь, да,
И ты не молода,
Помни меня года.

Думай обо мне, о-о-о.
Думай обо мне перед сном,
Летом и весной,
В холод или зной,
Думай обо мне и пой.

Шлёп отстучал трель, и Брынька проиграла мелодичный куплет, после которого едва заметным движением стряхнула слезинку с щеки. Шлёп продолжил:

Не иди за мной.
Не ходи туда, куда я,
Не ищи повсюду меня
И не спорь с судьбой.

Не злись на меня.
Я избрал тропу, я пойду,
Одинок у всех на виду,
Ухожу в себя.

Домой не жди меня.
Не вернусь под кров или в клеть,
Мне нужны холмы, лес и степь,
Мне нужны моря.

Не люби меня-я-я!
Я заблудший сын ста дорог
Согретый у чужих очагов,
Я не для тебя!

Не зови меня-я-я!
Не вернусь туда, где я был,
В теплый дом и сырость могил
Лишь раз ступаю я.

Шлёп снова отстучал трель, после чего тихим голосом, почти шёпотом, допел:

Разбуди меня, о-о-о.
Разбуди меня когда звёзды уйдут спать,
Я оставлю кровать,
Я не дам себя ждать,
Когда звёзды уйдут спать.

Позови меня, о-о-о.
Позови меня вслед за бегущим ручьём,
За разбитым щитом,
За летящим копьём
Я пойду за бегущим ручьём.

Прости меня, о-о-о.
Прости меня за то, что пришёл,
Что переступил твой порог,
Что остаться сам я не смог,
Прости, что я ушёл.

Шлёп молча спрыгнул со сцены и, опустив голову, направился к лестнице наверх, где скрылся от глаз.

Бук-Удук подошел к краю сцены и подозвал к себе одну из служанок, кружившихся по залу с подносами, на которых появлялись и исчезали благодаря клиентам кружки, то наполненные напитками, то пустые. Когда служанка подошла к сцене, Бук просто взял с её подноса самую полную кружку и осушил её залпом поставив после этого на край сцены.

Ананас наиграл мотив, к которому Бук подключился, размяв пальцы с хрустом, которому позавидовали бы жареные ломтики картофеля с кухни. Бук, порозовевший от алкоголя, запел:

Дай мне две кружки э-эля,
Прямо здесь и сейчас.
Дай мне эля скоре-е,
Ведь настал мой час.
Дай мне две кружки эля:
Одну напоследок, а одну я осушу сейчас...
Две кружки эля на этот раз.

Шлёп присоединился к мелодии, которая пьяно текла к следующему куплету:

Дай мне две бочки эля,
Прямо здесь и сейчас.
Мне нужно больше эля,
Больше в этот раз.
Дай мне две бочки, крошка,
Одну похмелиться, одну чтоб захмелеть...
Две бочки эля и я буду петь!

Бук разошёлся и пнул пустую кружку в зал, и она, пролетев над головами посетителей врезалась в грудь стоявшему в углу зала Битусу, который вскочил и оторопел от неожиданности. Бук, заметив это, приутих в следующем куплете:

Дай мне одну пинту -
Как-то не звучит.
Две пинты пива, о да,
И мой живот не урчит.
Дай мне две пинты пива,
И я стану пьян и добр,
Две пинты пива - и доволен гном.

Битус медленно двигался к сцене, что волновало Бук-Удука, но Шлёп отстучал сбивку и стал играть энергичнее, что заставило его подстроиться и перейти почти на крик:

Мне нужно море эля!
Мне нужно море, эй!
Мне нужно два моря эля!
Себе и для друзей!
Два моря эля, налей, налей, налей!
Налей столько эля, что сам захмелей!

Дай мне две кружки эля!
Дай мне две сейчас!
И бочонки неси сразу!
Мы выпьем всё за раз!
Тащи сюда всё что есть,
Монет у нас, вроде бы, не счесть,
Тащи сюда пойло!

После последней фразы Бук ощутил удар чего-то твердого по голове сзади, и через секунду понял, что его держит за ногу огромный охранник таверны. Битус закончил песню в наступившей тишине на сцене:

Вам пора слезть!