|
-
Давно так не веселилась! Я даже не боюсь оказаться в ситуации "Мартышка хвалит Пухляка За то, что хвалит он Мартышку", но это так здорово, это вспоминается мне Станислав Лем с его открытым письмом Ийона Тихого в защиту ксенофауны! И вот это предложение: Так что радиационную защиту можем отключать абсолютно смело - нам радиация уже не навредит. И кстати связь тоже. Она вполне возможно нам уже не поможет.
- впечатляет своим здоровым оптимизмом.)))))
-
Жжёшь напалмом. Не зря ждали
|
-
Ну полный улёт же! Всегда жду с не ерпкнием постов коллеги Пухлого!!)))
|
-
Аххаха, просто в голос! :DD
|
-
-
Ого, какой интереснейший случай!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Ни шагу без лицензии! Видно, что игрок этого персонажа хорошо знает реалии...
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
- Я видел как ты пытался прикрывать девушек своим портфелем, хотя они даже не просили об этом. Думаю, что тебе надо извиниться. Ведь это унижает их как людей. Женщины могут быть сильными и могут сами о себе позаботиться.В голосину просто
-
Думаю, что тебе надо извиниться. Ведь это унижает их как людей. Атлична!
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Жуткий, Оглушающий, Пугающий, Абзац! Или коротко ЖОПА Интересная расшифровка))
-
|
-
Здесь пахло, нет, не так! Здесь ВОНЯЛО тайной. Огромной, жутковатой, тайной. И хотя житейский опыт подсказывал Буше – «тайна» всегда равно «опасность», молодость беспечно кричала – это нельзя пропустить!!! Опять же золото... Вот это, батенька, аргумент!) И вообще Буше жжот.)
|
-
Суровый юноша, который сам в шкафу имеет тонну скелетной массы, но при этом обвиняет других в незначительных... кхм... утаиваниях )))
|
-
До чего же Пухлый хорош! Особенно эта легенда про трикстера Степаныча - пана Штефана, рождается на глазах и обретает плоть. И вообще мне вся эта история все больше напоминает "Дом, в котором...", где детишки-инвалиды необузданно и дико творят альтернативную и дополненную реальность.
|
|
-
А вот этот пост открывает персонажа с совершенно другой, невероятно интересной стороны. Очень атмосферно!
|
-
Пришли куры, поклевали, поклевали. А в вагоне деток убивали... Добрый массаж получится)
|
Пухлый ещё раз облизнул губы. Несмотря на жутковатую тему для разговора, на душе было хорошо.
А всё из-за дополнительной сметаны.
Конечно не так хорошо как могло бы быть, будь сметана бело, да на толстом куске хлеба, да с похрустывающими на зубах крупинками сахара. Но... как любила говорить сестра Клаудия (Клара - смело обозвал её Пухлый в своих мыслях): "За неимением гербовой, пишем на обычной."
Эту поговорку Пухлому кто-то объяснил. Он точно не помнил кто. Вроде бы Леди. Она в таких вещах должна разбираться... А может и Мартышка...
Как бы то ни было значила она - если чего то очень хочется, это надо обязательно записать, лучше на бумаге с гербом какого-нибудь колдуна (только настоящего, а не этих из сказок - наверное всё-таки Мартышка), но можно и на простой, и когда-нибудь это обязательно исполнится. Возможно.
Конечно сам Пухлый никогда ничего не записывал. Во первых, потому что писать в его состоянии было практически невозможно, а во вторых - потому что связываться с колдунами- всегда себе дороже.
Пухлый не спешил вставать. Отчасти из-за того, что сам ещё толком не решил что делать. Самым умным было отправиться в свою комнату. Это было наиболее безопасно. Неплохо складывавшийся день, вполне мог стать ещё лучше.
Велика вероятность что в комнате никого не будет. У Сороки вечно дел миллион, его в комнату не загонишь. Дубина тот тоже может где-нибудь зацепиться, зависнуть (жучка ли на стене рассматривая с открытым ртом, следя ли за птицей на лужайке) и до комнаты долго ещё не доберётся.
Можно будет прижаться лбом к холодному стеклу окна и вслушаться в шум с улицы.
Стук ветвей деревьев, шум ветра... гомон детей, шуршание шин далёких машин, голос радио из открытого окна. Можно увидеть красивых улыбающихся детей играющих на залитой солнцем площадке. Мальчишки будут гонять мяч и громко смеяться. Но не обидно, не над ним, а вместе с ним. Ведь Пухлый лучший комментатор футбольных матчей их двора: "- И вот проход по левому флангу, прекрасный пас на правый, удар, гол!!!!!!"
А девчонки рядом с импровизированным полем будут прыгать на прыгалках, делая вид, что совсем не замечают напряженного футбольного матча. Но каждый раз когда мяч будет залетать в ворота, они будут останавливаться, радостно визжать и хлопать в ладоши, вторя Пухлому тонким эхом "Гол! Гол!".
А ещё чуть дальше, на скамеечках сидят мамы с колясками. Они о чём-то лениво переговариваются, и изредка одна из них встаёт и негромко кричит - Саша! (Вася! / Оля!) перестань пугать голубей (вылезь из лужи / не ешь камни) кому-то из малышни ещё не доросшей до футбола...
И может быть Пухлый даже услышит как умолкает мотор машины, хлопают двери и мама...
Вот до этого момента Пухлому ещё ни разу не удалось дослушать/досмотреть...Вечно что-то происходило и он снова оказывался у грязного окна, за которым серела грязная лужайка для прогулок Дома.
Это был бы самый приятный вариант (вдруг сегодня?!).
Другие варианты - игровая комната - сразу отпадала. Там уж точно ничего хорошего ждать не приходится.
Можно пойти на лужайку для прогулок. Тоже может конечно обернуться какой-нибудь гадостью (и комок грязи в лицо, это ещё не худшее), но с другой стороны там вполне может оказаться Леди с неизменной Мартышкой.
А вдруг они решат пойти таки искать колодец???
От одной такой мысли, сытно тёплому Пухлому, стало зябко и он передёрнул плечами. Конечно это глупость несувсс... не...несусветная, но ведь интересно. Любопытно до невозможности. Вряд ли Пухлый согласился бы пойти. Даже если бы его позвали. Но по крайней мере послушать как кто-то готовится к такому, было бы здорово...
-
Смело обозвал в мыслях! Ай, хорош!
|
До встречи с Огастесом было ещё больше часа но молодой человек уже покинул свой номер. Одетый в сюртук и почти мгновенно промокшую под мышками белую сорочку с аляповатым кружевным воротником, оккультист вышел на шумную улицу.
Душная жара, обилие запахов и гомон смеси языков и диалектов обрушились на него. Отойдя на несколько домов от отеля, Арчибальд снял цилиндр и спрятал его в мешок. Из самого мешка появился лёгкий, небесно синий платок, который он обмотал вокруг шеи, полностью спрятав белизну рубашки. После этих нехитрых махинаций, которые как надеялся Арчибальд смогут обмануть случайный взгляд, он медленно побрёл по улице в направлении сокало.
Лима набросилась на молодого человека с яростью жгучего солнца. Жаркий воздух напоённый запахами готовящейся на улицах пищи, ароматом непривычных цветов и растений принесённым с недалёких гор, казалось впитывался в каждый сантиметр отвыкшей от солнца кожи. Шумные, быстрые на смех, живые люди, шли мимо идущего Арчибальда. Они смеялись, хлопали друг друга по плечам, о чём-то оживлённо спорили. В пыли бегали дети и худющие собаки. Всё это отдавалось в сердце Арчибальда каким-то ностальгическим теплом. Этот мир так сильно отличался от того откуда он прибыл. Казалось что он находится не на расстоянии корабельного путешествия, а как минимум на другом конце света.
Пока Арчибальд делал вид что рассматривает высокий храм и здание ратуши, солнце село и город затопил холодный воздух. Это произошло так внезапно, что молодой человек задрожал. Пот пропитавший тело под сюртуком мгновенно стал ледяным.
Обычно сильный страх может заставить человека покрыться холодными мурашками. В этот раз случилось наоборот. Холодный пот и дрожь от дыхания гор, принесённого мутной водой Римака, запустили ассоциативные цепочки и Арчибальд вдруг испытал страх. Не тот панический ужас, что заставляет нас бежать не разбирая пути, а тот что селится где-то в низу живота и ледяным угрём стягивает все внутренности. Ещё несколько минут назад величественный кафедральный собор Лимы, теперь же стал мрачным чудовищем нависающим над городом, в узорах керамических изразцов на стенах зданий, Арчибальду почудились таинственные, злобные знаки.
Тряхнув головой, пытаясь сбросить наваждение, Арчибальд быстрым шагом пошёл к ресторану. Однако заходить внутрь не спешил. Отойдя немного в сторону, он прислонился к стене одного из зданий, так, чтобы тень скрывала его, и принялся наблюдать за теми кто входит в ресторан.
У этой слежки не было какой-то особой цели. Скорее ему хотелось увидеть участников встречи, до того как они будут знать, что на них смотрят и наденут маски. Да, много информации это конечно не даст. Но Арчибальд свято верил в огромную силу первого впечатления. И если есть возможность, то почему-бы не попытаться получить это впечатление основываясь на более "честной" информации?
К тому же ему не хотелось являться на встречу первым - дабы избежать лишних вопросов.
Минут через пять, после семи Арчибальд оторвался от стены, спрятал платок с шеи в мешок, поправил воротник сорочки, нахлобучил на голову цилиндр и вошёл в ресторан.
Подойдя к столику с уже собравшейся достаточно большой компанией, он приподнял цилиндр и отрекомендовался:
- Арчибальд Буше, к вашим услугам! - с этими словами он уселся, и принялся вежливо слушать беседу и внимательно разглядывать сидящих за столом. Особенно уделяя внимание Огастусу и его спутникам.
-
С почином - интересный персонаж и интересный стиль ;)))
|
Ужасно начавшийся день постепенно выправлялся. Из Умывалки, Пухлый вышел абсолютно сухой, если конечно не считать чуть мокрого воротника – но это уж он сам себя немножко облил. Даже вездесущий Сорока, промчавшись мимо, как неотвратимое стихийное бедствие, не задел и казалось даже не заметил тихо мылившего руки Пухлого.
Когда-то очень давно (может год назад, или даже больше) один из воспитанников – Старик, мальчишка из соседнего блока, рассказал Пухлому, что они живут не в одном мире а в Великой Книге Миров. В которой каждый лист это свой мир. Эти миры очень похожи друг на друга, но всё же отличаются. И когда мы делаем что-то – мы не влияем на мир, а просто переносимся с одной страницы на другую. Например начал день Пухлый в Мире где его очки оказались украдены а окружающая, густая серость пыталась его всего измазать. Затем он заправил кровать «правильно», и его, словно закладку, переложили на следующую страницу, где руки Пухлого слушаются куда лучше и мыло не выскальзывает, в Умывалке никто не пристаёт...
Старик ещё говорил, что мол страниц в этой книге не бесконечное количество, и нужно быть осторожным – чтоб не попасть на последнюю – на которой ничего нет кроме одного слова: Конец. Правда это или нет – Пухлый так для себя толком и не решил. Скорее всего конечно - нет. Но на всякий случай, всё же старался делать так как надо. Жаль только понять – что именно надо сделать, что бы попасть на нужную страницу, было не просто.
В столовой Пухлый, как это часто бывало, оказался поблизости от Леди и Мартышки.
Леди Пухлый не то, что бы боялся, но чувствовал себя рядом с ней не очень уютно. Она была какая-то недосягаемая, что ли... Например, не смотря на то, что Леди всегда сидела в своей коляске, Пухлый считал её высокой. Выше его. Или, вот ещё – даже со своим зрением, Пухлый видел яркие легкомысленные цвета её волос, но неизменно считал Леди серьёзной.
Она была для Пухлого как мелодия сыгранная на пианино. Струны, похожие на романтичные, умеющие нежно и воздушно смеяться или тонко и горько плакать голоса скрипки, спрятаны глубоко внутри чёрного, деревянного ящика. Молоточки, роднящие пианино с разудалыми, буйно и бесшабашно шумливыми барабанами, привязаны к своим, чётко определённым местам. И всё это сковано и ограниченно логикой двухцветных клавиш.
А вот Мартышка, это совсем другое дело. Она была флейтой или дудочкой. Да, наверное дудочкой. Простенькой, вырезанной из серого дерева. Негромкой и часто совсем не заметной. Но когда её партия робко врывалась в тишину паузы (ей даже не надо было целой паузы – лонга – четвертная, вполне вмещала в себя возможность а то и две для Мартышки) она цепляла и заставляла себя слушать. Или точнее вслушиваться.
Пухлый довольно быстро расправился с кашей, запивая её какао. Кашу, Пухлый любил. И какао. И плёнку на какао он тоже любил. Иногда он представлял, что это расплавившийся зефир. Иногда что слой шоколада, мерно покрывающий волшебный напиток.
А ещё эта плёнка защищала какао от попадания в него серости снаружи. Как пластиковое покрывало, которым затягивают бассейны на ночь.
Пухлый расправился с кашей (ни разу громко не стукнув ложкой по тарелке!) и мазнув хлеб в желтую сметану откусил половину (ровно половину хлебушка), когда неожиданно зазвучала дудочка Мартышки.
-Сметану? – конечно Пухлый хотел сметаны. Вовсе она не такая противная, как все говорят. Ну, то есть противная конечно, но например с хлебом, вполне себе...
Пухлый почему-то сначала глянул на Леди, а затем только повернулся к Мартышке.
– Да, спасибо. – слова появлялись на свет с трудом. Продираясь сквозь чащу зубов и лианы губ. – Буду.
Пухлый потянулся за сметаной. Будь на месте Мартышки, кто-нибудь другой, Пухлый конечно бы отказался. Кому охота потом плеваться за столом, из-за того что в сметану намешано соли, того-же мыла, или ещё чего похуже... Но Мартышке можно было верить.
Набрав куском хлеба ещё сметаны (эх, всё же жаль что жёлтой) Пухлый помедлил и сказал:
- Вода- то попадает через трубы и из водопровода. – Пухлый знал о Доме очень много всего, и любил рассказывать – и факты и легенды и просто слухи.
– Но тут не всё так просто. Люди говорят (ещё одна присказка Пухлого) Дом старый, гораздо старше чем многие думают. И та часть водопровода, что подводит воду к нам, совсем древняя.
К тому же, люди говорят, что во время войны, тут был инпро... импа..- Пухлый чуть споткнулся на сложном слове: – имправизивараный госпиталь. Ну такой.. короче больница. И когда бомбили город, водопровод повредили, и госпиталь остался без воды. А она очень уж нужна была. В госпитале без воды нельзя... – Пухлый откусил хлеба со сметаной, и почти не жуя проглотил (нет, всё таки противная). – И тогда по совету одного из старожилов Дома, в самом дальнем подвале вырыли колодец. И оттуда качали воду для госпиталя. Эта вода была странная на вкус – Пухлый поморщился, так словно сам только что хлебнул, этой затхлой, терпкой и какой-то неживой воды – но выбора у них не было. Конечно с тех пор водопровод починили. – Пухлый доел сметану собрав её остатки последними крошками хлеба – но теперь то он ещё более старый, и люди говорят – иногда, нам в трубы, снова идёт вода из того самого колодца.
Пухлый вздохнул понимая, что завтрак съеден и сейчас их погонят из столовки, так что рассказать про то почему сметана жёлтая вряд ли получится.
-
+++ За Книгу! За историю Дома! И вообще, Пухлый - чудо!
|
Закончив помогать Дубине, Пухлый поправил свою кровать.
Складки разгладились. Пальцы больше нигде не чувствовали неровностей. Кроме конечно бугорков и разрывов тонкого и изношенного одеяла. Вроде теперь нормально. Пухлый ещё раз, контрольный, провёл по одеялу руками. Даже глаза закрыл. Всё равно в этом деле от них толку не много... Да, точно, теперь хорошо.
Он повернулся, бросил быстрый взгляд на никак не уйдущую Злюцинду. Та всё ещё сверлила Сороку взглядом.
С такого расстояния - метра три, Пухлый конечно никакого взгляда не видел. Не смог бы увидеть даже если бы Злюцинда повернулась к нему лицом. А сейчас она стояла в пол оборота к нему.
Но вот поза – вся какая-то напряжённая, угловато изогнутая, гротескная... Прямо на глазах у Пухлого (пусть и подслеповатых) женщина по имени Злюцинда превратилась в криво поставленный манекен. Манекен, никогда не знавший пластики движений живого существа, с суставами вывернутыми в чуть неправильные стороны. Даже не стоящую а по какой-то необъяснимой причине замершую в падении, пластиковую пародию на человека.
И не смотря на эту застывшую, чуждую неестественность, в нависающей над Сорокой статуе Злюцинды, чувствовалось движение. Подспудное, напряженно зажатое, исполненное душной, злой угрозы.
Пухлому даже на момент стало жалко несчастного Сороку. Он уже почти забыл о том кто именно, был причиной пропажи его очков.
Но, жалость жалостью, а собственная задница дороже. Тряхнув головой чтоб избавиться от наваждения, Пухлый подхватил своё полотенце (автоматически проверив другой рукой – не измазанно ли оно чем нибудь – привычка появившаяся пару месяцев назад, после очередной «шутки» Сороки) и привычно скользя рукой по стене полутёмного коридора пошёл к Умывалке. Лампы в коридоре никогда не горели нормально. Так, в лучшем случае тускло пульсировали через одну-две и в этих искусственных сумерках Пухлый почти ничего не видел.
Пару раз Пухлого толкали пробегающие мимо серые тени воспитанников. В таких случаях размеренное, почти мелодичное (если идти в такт) скрип-скра-скрип, которым старый пол сопровождал каждый шаг Пухлого, сменялось на какофонию жалобных вскриков деревянных половиц.
Деревяшек, уставших от тяжести топчущих их ног и располневших от сырой воды сочащейся из труб. Давно уже забывших как это было – блистая отполированной поверхностью, в математически ровных рядах, бок-о-бок с такими же, благоухающими деревом и ещё помнящими свежесть ветра и вкус смолы подругами-соседками, нетерпеливо ждать топота детских ног. Узнавать новые подошвы и шаги– вот звонко цокнули в тебя крошечные каблучки девочки представляющей себя актрисой; глухо шлёпнули растоптанные мягкие подошвы ботинок, мальчишки спешащего навстречу новому дню; строго простучали твёрдые как скала туфли-лодочки полной воспитательницы. Радоваться каждому шагу исполняя своё предназначение.
Возможно воспоминания об этом и сохранились где-то на линиях древесной фактуры, на извилинах годовых колец половиц, но слишком уж глубоко. Затёртые грязью, серостью и высосанные Домом, они стали совсем призрачными и нереальными.
Само собой Пухлый ни о чём таком не думал. До скрипучего пола ему не было никакого дела. Все его мысли оказались заняты предстоящим умыванием – цель та же что и каждый день. Успеть до того как появится Сорока, или кто-то из своры «Слепой, рыло умой!» добраться до раковины, плеснуть чуть воды в лицо и как можно быстрее сбежать в Столовку получив минимум урона, вроде пригоршни холодной мыльной воды за шиворот или зубной пасты в лицо. Жаль что этот простой план редко когда удавался.
-
Ай, какие у тебя сочные описания! Пухлый, обделенный зрением, создает потрясающе яркие звуковые образы, здорово как!
|
-
Чувствуется, что очки нашлись. Текстура, краски.
|
-
Пухлый - человек с Богатым Внутренним Миром. И еще он мне неуловимо напоминает моего любимого Хрюшу.
|
|
|
|
-
Понимаю его чувства, но меня чет на ржачь с поста пробило :-)
|
-
Господи спасибо что ты сделал этой женщины много! Мило. ХD
|
-
А жаль я не вывел эту запись на громкую связь по всему кораблю! То-то фурор был бы!! И действительно ))
|
-
Вся ветка просто чудесная.
|
|
-
Заратустра уставился на того, кого существо похожее на женщину назвало Бурьяном. Вообще, она имела в виду поле ))) Это не обращение было ) Прикольно вышло.
|
-
Ну прям новый Хорус, не иначе) Избиватель толстушек и гонитель травоядных землян)
|
Угу, - вклинился в разговор не на шутку заинтересовавшийся Заратустра – всё это великолепно, и подготовка Эдмонда со всеми этими щитами и мега пушками, и сверхвозможности людей.
Однако проблема в том что на арене нам всем предстоит столкнуться с таким врагом, против которого ни большие пушки, ни умение ходить по углям, особо не помогут. Потому что это самый коварные и сильный враг – наш собственный страх. И если нам что-то и может дать чуть большее преимущество в предстоящей битве, а ведь нам придётся через это пройти, независимо от того как быстро и успешно будет развиваться наш эксперимент, так это понимание своего страха.
И вот это самое трудное. Ведь все мы, включая психологию и людей работающий с сознанием мало понимаем суть страха. Некоторые нейробиологи и психологи – Заратустра принялся сопровождал свой рассказ яркими жестами и кажется совсем забыл о своих любимых «голубчиках» - считают что страх может быть полезным.
Не доведённый до фобии, иррациональные ужас, например страх высоты, вводящий в струпор даже при взгляде в окно небоскрёба, а страх более рациональный, позволяющий нам избежать опасных ситуаций. Так, тот же самый страх высоты, но контролируемый, не позволит вам заняться альпинизмом и не подвергнет вашу жизнь риску. Страх также вызывает улучшение внимания, выброс адреналина. Что даже может провоцировать чувство удовлетворения.
Многие уверены что именно адреналин является необходимым для развития научного прогресса. То есть без страха – мы не будем развиваться. Страх войны стимулирует нас развивать вооружение и сопустствующие области науки, страх смерти – медицину и так далее. Но есть и другая точка зрения – страх это болезнь. Душевная болезнь, которая лишает нас всего того чего мы боимся. Человек боящийся высоты никогда не увидит мир с вершины горной гряды, боящийся заговорить с женщиной навсегда останется один. Не зря же того кто не может преодолеть страх мы называем трусом. А трусов презирали всегда.
Заратустра замолчал, и поправил сбившиеся на бок очки. Видно было что показавший себя за их недолгое? но очень активное приключение, человеком не самым смелым, Заратустра Ионович не раз задумывался над понятием страха:
- Страх это неспособность действовать при мнимой, как правило угрозе. И на эту неспособность человек реагирует одним из трёх способов – он либо замирает, впадая в паралич, это одна из самых распространённых реакций, он убегает прочь – эта реакция глубже всего, она заложена в нас самой природой и инстинктом самосохранения и наконец третий вариант – мы реагируем агрессивно. Страх всегда – Заратустра повторил – всегда искажает наше восприятие и лишает, в той или иной степени возможности думать.
Нам нужно постараться разобраться в своём страхе и постараться не победить, это вряд ли получится, а узнав и поняв – использовать. Потому что как я уже говорил страх может быть и полезным. А если мы сможем его ослабить, значит и наш враг будет слабее, и наш шанс его победить будет выше.
К сожалению большинство психологических способов борьбы со страхом нам не подходят. Вряд ли на арене, у кого то из нас будет возможность расслабиться или устранить опасность. Но есть и те что могут оказаться полезными: во первых, упомянутая Эдмондом, боль. Чувство боли, как это ни пародоксально помогает бороться со страхом. Во вторых – нужно постараться отвлечься от своего страха, переключившись на математические действия. Математика она ведь много где помогает, и строить и не кончать подольше – Заратустра совершенно неуместно хихикнул – так и тут, постарайтесь высчитывать шаги до противника, определите вектор развития атаки, скорость движения пули и тому подобное. Затем постарайтесь сконцентрироваться на боли и ощущениях. Как ветер обдувает лицо, как саднит раненное плечо, чем воняет противник.
Также думаю что мы сможем воспользоваться услугами медицины. И вот это должно будет стать нашим главным оружием в предстоящих испытаниях. Ведь за каждой эмоцией стоят нейромедиаторы. Гормоны управляющие наши организмом. Часть из них возбуждают эмоции и реакции, другая тормозит, уменьшая скорость передачи возбуждающих сигналов. Так гамма-аминомасляная кислота регулирует уровень возбуждающих нейромедиаторов. Это вроде фильтра. Возможно с помощью наших докторов мы сможем усилить такой фильтр. Что скажете Дэниэль?
Заратустра смотрел на всех, словно ожидая чего-то, так будто только что признался в самом ужасном преступлении и теперь готов нести наказание...
|
-
Мастер сказать много и не сказать ничего)) Настоящий учёный!
-
Правильно, вдруг удастся договориться...
|
|
Инга зачарованно смотрела на поле, небо. На всю эту обычную красоту природы, что и является самым что ни на есть подлинным доказательством существования бога.
- Твою мать! – грязно выругался стоящий рядом с Ингой бескрылый ангел, разрушая всю поэтичность момента. – вот с-сука.
Ошарашенная Инга повернулась к Амалиэлю и вопросительно уставилась на него.
На момент показалось что ангел смутился, под взглядом человеческой женщины. Однако по гладкому, идеально правильному лицу трудно было сказать наверняка.
- Он забросил нас в ... – Амалиэль огляделся ещё раз вокруг и продолжил - ... в не знаю куда. На бескрайнее поле.
- На прекрасное бескрайнее поле – поправила его Инга.
Ангел лишь взглянул на неё, но никак не отреагировал на то, что она перебила его.
- «Сами должны понять замысел», «к чему стремитесь» и «от чего бежите» - с издёвкой повторил он слова Гвоздя – а в результате по колено в цветах и ни намёка на то, что делать дальше.
- Я знаю, что делать дальше – удивительно спокойно произнесла Инга – есть поговорка: не знаешь, что делать – делай шаг вперёд. Так что пойдём.
- У ангелов другая поговорка – не знаешь что делать, бей прямой мечом! – буркнул Амалиэль.
- Юмор? –удивлённо оглянулась на него Инга и улыбнулась.
Сейчас посреди цветущей поляны, на грани рассвета, ангел был максимально похож на человека. Инга улыбнулась про себя – правы были китайцы утверждая, что мужчины и женщины это как две разные стороны горы, одна в тени, другая залита лучами света. На грани рассвета, женщина как никогда похожа на ангела, а ангел в тот же момент оказался очень близок к человеку. Затем Инга, стянула всё ещё влажный от дождя из другого мира плащ, перекинула его через руку и зашагала в сторону зарождающегося дня. Отстав на пару шагов за ней двинулся Амалиэль.
Крапинки звёзд, стирались губкой наступающего утра. Бархат ночи, сменял ситец наступающего утра. Появившееся на небе солнце осветило бредущих через поле цветов женщину и бескрылого ангела.
Женщина шла легко. Так будто ей всё ещё было 17 лет, словно не болели на натруженных ногах проявляющиеся вены, а в душе было светло и чисто, как в дневнике первокласника на первое сентября. Идя на шаг позади неё двигался ангел. У него не было крыльев, на спине, сквозь ткань тонкой ветровки, проступали две темнеющие полосы кровавых ран. Но сомнений не было никаких. Надменная походка, гордо поднятая голова. Плавных шаг, твёрдая поступь, словно он не идёт по земле, а плывёт над ней. Это шёл ангел. Цветы расступались перед ним, и позади идущей пары, оставались следы одной только женщины.
- Почему твои раны не заживают? – спросила Инга – тебе не хватает ...пищи? Моих эмоций?
-Да – коротко ответил Амалиэль . Помолчал немного и добавил – я мог бы причинить тебе боль. Боль воспоминаний, сожалений... много чего ещё. – от того зыбкого ощущения почти зародившегося пару часов назад, на грани восхода, не осталось и следа. Точно как от звёзд на небе. Это вновь был справедливый до умопомрачения, честный и непогрешимый ангел. Другими словами безумно жестокое создание...
- Но?... – Инге удалось скрыть дрожь в голосе.
- Не хочу.
Спросить «Почему» у Инги уже не хватило смелости. Она и так уже зашла сегодня слишком далеко.
Поле вокруг них казалось действительно бесконечным. Менялись лишь цветы заполняющие окружающий пейзаж, да ещё, в основном когда они проходили мимо лавандовых островов, гордо дрейфующих в хаосе цветочного моря, вокруг них, безумно жужжа начинали летать огромные шмели. Инга тихонько взвизгивая уклонялась от них, и отмахивалась сорванной веткой, всё той же лаванды. Амалиэль же словно и не замечал жужжащие комочки. Впрочем «комочки» платили ему тем же.
«Жужжание шмелей. Медленно, будто продираясь сквозь мёд, а не летя через звенящий, полный запаха растаявшего снега весенний воздух, рано разбуженный шмель , пролетел мимо неё. Громкое «А-а-ах!» маленькой Ингуши смешалось с ветром и улетело к журчащей неподалёку речке. Девочка, захлопнула рот и, подобрав с земли сырую палку, помчалась вслед за насекомым. В глазах горел охотничий азарт. Первый удар прошёл мимо. Из груди девочки вырвался стон негодования. Второй закончился сломанной палкой – прогнившая древесина хрустнув переломилась прямо у сжимающих её маленьких пальчиков.
Но Ингушу это не смутило. На место неудавшегося оружия, пришел обломок доски от ящика, валявшегося неподалёку.
Шмель тем временем устало присел на нагретый апрельским солнцем пень. С торжествующим воплем Ингуша обрушила на него своё оружие.
Девочка стояла и смотрела на то, что ещё мгновение назад было мохнатым, деловито жужжавшим шмелём. Маленькая кучка какой-то кашицы, криво торчащее прозрачное крылышко. Пятно грязи. И ничего больше. Непостижимым образом, яркое доброе солнце, в один миг стало безжалостным белым фонарём, высвечивающим преступление маленькой Ингуши. Девочки отобравшей жизнь у другого существа. И осознавшей это. Понявшей необратимость своего поступка. Бесконечную жестокость жизни. И маленькой девочки. Из глаз Ингуши, нет, с этого момента – из глаз Инги, потекли слёзы.
Девочка прорыдала всю ночь. Маме сказала, что болит живот – Инга уже понимала, за свои поступки надо отвечать самому. И теплая мамина рука, не успокоит, голос которому веришь безоговорочно не скажет «Всё будет в порядке, маленькая». Точнее это может произойти. Но поддаться этому соблазну. Выбрать лёгкий путь, отделаться от ответственности девочка уже не могла. Потому что осознала смерть.»
Инга рывком вернулась на цветочное поле. По лицу текли слёзы.
- Женщина, что с тобой – без вопросительной интонации прозвучал голос Амалиэля – это не я. Я ничего не сделал.
- Знаю – тихо ответила Инга переживая то давнее детское воспоминание. Одно из тех, что раз случившись, не важно как давно, остаются с нами на всю жизнь. И продолжают колоть в сердце, пот ому что это самый верный признак того, что у нас есть душа а что она жива.
– Знаю – повторила Инга - Это я сделала...
-
А ты спрашивал, что делать?)
|
|
-
Во во правильно. Так его. А то разбуянился видите ли он тут.
|
-
Предложение зафоткать - это шедевр! ХD
|
-
Уже на выходе из отсека он добавил остающимся - надо бы как-то всем собраться в одном месте. Как я уже сказал - может кают компания. Тогда можно наконец будет поделиться всеми фактами и начать что-то планировать. Ааааа! НАКОНЕЦ-ТО КТО-ТО ЭТО СКАЗАЛ! Я думала, так и состарюсь и умру, не дождавшись )
|
-
Плюсомёт остывал.
Говорю: смех в том, что Заратустра со своей лодкой попал в больное место.
-
Зарождение лидера? =) Время покажет.
|
Заратустра появился в отсеке с анабиозными камерами одним из первых, так как откровенно маялся без дела, в последние часы перед стартом. Он прислонился к камере но ложиться в неё не спешил, а наблюдал за спутниками появляющимися в отсеке. Вот осматривавший его недавно доктор Соейр, деловито прошедшийся по всем камерам убеждаясь что они работают, с чувствовм выполненого долга улёгся в свою камеру. Никогда не выходящий из моды у "научников" портфель, лёг ему на грудь. Так словно доктор отгораживался от неопределённости гиперпространства неотъемлемой частью реальности. Как всегда растрёпанным, в отсек почти вбежал Максим, поправляя сменивший привычный ему комбинезон свитер. Несмотря на то что в отсеке стояла всё та же идеальная температура, что и на остальных палубах, инжинер зябко поёживался глядя на капсулу из которой он, как в принципе и любой из них, вполне мог уже не выбраться. В противоположность ему Борис Степанович появился в отсеке, неторопливо и как-то даже вальяжно. Поблескивая старомодными очками, астрофизик забрался в капсулу. На его слегка отстранённом лице пробегали лёгкие тени волнения и тревоги. Высокий и весь какой-то большой Мортис, вошёл в отсек со старым рюкзаком через плечо. Так будто собирался в поход в горы или на речку. Биолог не выбивался из своего образа недалёкого мужика работяги. Отточенные, привычные, его действия свидетельствовали что путешествия в капсуле ему не в первой. И даже уже наскучили. В отсеке также, маленьким, ну или не таким уж и маленьким вихрем появилась Бони. Навигатор, казалось успевала оказаться везде и всегда. Её неуёмная энергия окружала женщину сферой управляемого хаоса, которая влияла на всех её окружающих. Заратустра уже видел как она буквально снежной лавиной поглотила Лайонела, и выкинула на обочину корабля помятым и немного ошалевшим. Так и сейчас она пронеслась, меняя, пусть понемногу, всех вокруг себя и снова исчезла, готовиться к прыжку. Полностью полярный, живой и наполненной бурлящей энергией Бони, другой навигатор Эдмонд Сорель в отсеке с капсулами не появлялся. Но Заратустра вполне мог себе представить как этот собранный, спокойный и уверенный в себе человек, сейчас готовится к полёту. Было в нём что-то от солдата. Или даже скорее воина. Спокойно и сосредоточенно готовящегося к очередной битве. Поправляя очки (да это просто тренд какой-то – в наше то время столько очкариков, включая меня самого – усмехнулся про себя Заратустра Ионович), в отсеке появился худой Уилсон Гейтс. Учёный шёл как обычно погружённый в свои мысли и слегка шевелил губами, явно ведя какой-то разговор с самим собой. Даже уже улёгшись в капсулу он что-то ещё проговаривал. Миниатюрной Кейт (ещё одна обладательница очков) и её тёзки по профессии Джеймса, Заратустра в отсеке не дождался, потому что сигнал на мониторе недвусмысленно намекал что пора устраиваться баиньки. Ещё раз окинув взглядом отсек, Заратустра усмехнулся и забрался в капсулу. Устраиваясь поудобнее он подумал (« последняя мысль»?) ведь именно теперь всё и начинается. Погружение в анабиоз. Заратустра не в первый раз погружался, и даже не в десятый. Но каждый раз это было по другому. И каждый раз неприятно. Как и в этот. Точнее нет, «неприятно» это слово из нормальной жизни. Оттуда, из «послегипера» когда можно умно рассуждать, что за реакция была у тебя, какие струны подсознания оказались задеты какими факторами и так далее. Но не во время этого самого погружения. Заратустру всегда раздражало, почему в голофильмах герои обязательно блюют увидев что-то страшное. Ну побледнел, ну дыхание перехватило (да сотни всяческих банальных клише – хоть обоссался от ужаса) но блевать? Что за хрень. Когда Заратустра вернётся из этого погружения (если) он поймёт что блевать от ужаса – это вполне себе нормально. И даже более того – это мелочь.
Заратустру выворачивало наизнаку. Всего целиком. А затем в ноздри ударил влажный, густо сдобренный грибами и оборванными корнями, запах вывороченной земли. Так пахнет сырость и холод.
Где я? Мысль появилась и исчезла.
Вслед за обонянием вернулся слух. Шуршание истлевшей одежды (именно истлевшей, ничто другое ТАК шуршать не может). Проникающий через уши и наждачной бумагой рвущий по чувствительным зубам звук скребущих по камню ногтей. Ломающихся, испачканных землёй и ... кровью. А над этим всем, набрякшей шапкой грязной пены на бочке с помоями, раздавалось чавканье. Заратустра слышал десятки вариантов чавканья за свою жизнь: жизнерадостное чавканье маленького ребёнка, сообщающего всем миру как он рад вкусу пищи и тому что живёт; нарочитое чавканье подростка напоказ жующего жвачку и наивно полагающего что этот маленький протест против правил приличия делает его взрослее, естественное и деловитое чавканье домашнего поросёнка (крайне редкого домашнего питомца), наконец стариковское, забывчивое, говорящее за самого хозяина о бренности бытия, причавкивание... Но ЭТО!
Это чавканье было также чуждо процессу еды, как гипер-переход чужд лесной тропинке. В нём Заратустре слышался треск рвущихся сухожилий; скрип гнилых, но острых зубов вгрызающихся в плоть, присвистывающий звук холодных губ высасывающих костный мозг прямо из сломанных костей. Человеческих костей, ещё живого ...
Тут наконец возвратилось зрение. Однако вместо того чтобы развеять разыгравшееся воображение, оно добавило к тому что Заратустра слышал и обонял, картинку. Картинку которая доказывала что подсознание не ошибалось.
Зависшая в чёрном небе луна заливала всё вокруг грязным, безжизненным светом. Разрытые могилы кладбища, очерченные остыми тенями, лишённые цвета и объёма. Кадры кошмарного клипа снятого на домашний видео ком.
И упыри...
Пожирающие друг друга и ... и возможно кого то ещё. Расползающиеся по кладбищу как плесень по трупу крысы завалившемуся за мусорный контейнер в сыром закоулке. Одна из тварей подняла испачканную в чём-то (не хочу знать в чём!!) морду к луне и завыла.
Заратустра не заметил как оказался на четвереньках с полным ртом земли. (Вроде земля помогает от этих тварей). Подняв лицо Заратустра уставился на тварей.
Услужливое сознание выкопало (чёрт и тут эта кладбищенская тема) из глубин памяти цитату Ницше: «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».
Твари тоже смотрели на него. Первым порывом Заратустры было вскочить и бежать. Бежать с воплями и слезами на глазах. Но он не побежал. Не потому что собирался «сражаться с чудовищами», нет. Потому что было очень страшно. Страшно повернуться к тварям спиной. До колик в животе страшно услышать за спиной тяжелые, приближающиеся шаги...
Животным нельзя смотреть в глаза – они принимают это за вызов – продолжало констатировать сознание Заратустры, а сам он не мог оторвать взгляда от безжалостных и чудовищно голодных глаз приближающейся твари. Чуть ли не с болезненным усилием он умудрился отвернуться от твари и осмотреться вокруг в поисках камня, палки, хоть чего-то что если и не поможет ему в плане физического противостояния, то хотя бы добавит уверенности, и может быть...
-
-
-
Вот теперь видно настоящего психолога)
-
Супер! Верю!=D Отличный перс!
-
Понравилось!) Жаль что не успела написать раньше, так бы и про Кейт тоже было что нибудь подмечено))
|
-«Ангел потерявший крылья» - звенело в ушах Инги. А дождь капавший ей на лицо вместе с крупинками пыли, смывал туман заслонявший память женщины. Её память не менялась, она всё так же помнила себя замужем за пьяницей, помнила себя же матерью одиночкой. Но с каждой каплей дождя эти воспоминания упорядочивались, словно книги на полке. Эта в первый ряд, та во второй, а вот эту, её я чаще всего читаю – впихну горизонтально, на верх книг первого ряда.
Заблудившаяся в собственном городе старуха. Причудливая лавка старьёвщика или антиквара – так сразу и не поймёшь. Покупка странной картины по какому-то наитию. Пробуждение в другом времени – в другой жизни. Окровавленный ангел на полу прихожей. Угрозы и требования. Появление ещё более ужасных чем ангелы существ – тёмных ангелов. Перепалка в которой на её долю остались лишь чувства ужаса и страха. Новый пласт памяти – новая или точнее другая жизнь. Пьяный муж на полу, комната детей. Прогулка по доджливому городу к той самой лавке. Единственное что было во всех этих воспоминаниях неизменным – картина. Картина человека что-то пытающегося написать, донести до окружающих. Страдающего, но не оставившего борьбы. История началась у дверей этой самой лавки. Сейчас она вновь стоит держась за ручку двери. Значит ли это что тут всё и решится? Ведь всё так просто совпало – ангел без крыльев, краски на холсте – осталось найти в них чью-то душу и ... и что тогда?
- И как ты собираешься её искать, дорогуша с лупой и пинцетом? – раздался приглушённый дверью насмешливый голос и сварливо добавил – давайие, заходите уже. Неча на пороге стоять аки манекенты какие.
Последнее слово голос произнёс с особым смаком, так что сразу становилось ясно – ошибка в слове сделана намеренно, так словно произнёсший вкладывает в слово ещё какой-то смысл.
Вздрогнув Инга посмотрела в глаза мужа (нет уже не мужа, всё-так – Ангела) и едва заметно пожав плечами вошла в лавку.
На улице был пусть и пасмурный, но всё же день. А в лавке царил всё тот же памятный по предыдущему (или будущему?) визиту сумрак вечера. На всё том же табурете что запомнился Инге Семёновне сидел хозяин лавки. После событий последних пары дней, Инга была готова к чему угодно. К тому что увечья мужчины в этой памяти не существуют, или ещё не случились. Что в лавке будет кто-то другой, или молодая версия того кто продал строй Инге Семёновне старнную картину. Да что угодно. Однако мужчина не изменился. Тот же потрёпанный временем и частым использованием костыль, та же корявая изуродованная рука. Даже штанина подвязана на обрубке ноги таким же огрызком бельевой верёвки.
И тот же громкий, не терпящий никаких вздорных «приватных» разговоров, голос. - Что? Думаете вспомнили замшелое пресказание, ещё не пойми кем и под каким стаканом сделанное, отковыряли картину от стены и всё? Спасили мир? – уставившись чёрными глазами на Ингу и Амалиэля, пробасил хозяин лавки. Задержал взгляд на них и вдруг расхохотался – Что серьёзно?!?
Смех у старьёвщика оказался такой же каким выглядел он сам – открытым, свободным и каким-то изломанным. Вроде хотелось смеяться с ним вместе, но что-то останавливало. Будто это вроде бы и не смех вовсе.
- Мы сюда не за твоим гоготаньем пришли Гвоздь – оборвал смеющегося Амалиэль. – не забывай над кем ты смеёшься!
Смех затих также внезапно как и родился.
- А над кем я смеюсь? Потерявшаяся в альтернативных памятях женщина и изгнанный ангел, за которым все охотятся? Половинка и не целое? Женщина и мужчина? Вы сами то понимаете кто вы?
- Я Инга – вдруг твёрдо заявила Инга Семёновна. – Это совершенно определённо. Что и как я помню, это уже моё дело. Если вы находите во мне что-то смешное, то бога ради – тут и Гвоздь и Амалиэль слегка поморщились – смейтесь сколько угодно. Но я была бы очень признательна если бы вы всё же что-то смогли мне объяснить. Потому что я устала бежать словно лошадь с шорами на глазах – толком ничего не видя, и поворачивая под действием рвущих рот удил.
Женщина смотрела на Гвоздя. – И давайте начнём с того кто вы такой и что случилось? Потому что именно с вашего магазинчика моя жизнь пошла вверх тормашками.
- Экхм – старьёвщик опешил от той отповеди что устроила ему маленькая женщина. И надо сказать вгляд её пылающих глаз он сейчас мог вынести ничуть не дольше чем безжалостные гляделки-дула ангела стоявшего рядом с ней.
- Ну ладно – он хлопнул себя здоровой рукой по плечу, словно стряхивая пыль и поёрзал на табурете. Амалиэль прислонился к заваленному всяким хламом столу. И только Инга не шевельнулась. Она сейчас напоминала волну цунами, замершую в самой верхней точке. За мгновение до того как обрушиться на лежащий подле неё приморский городок.
- Я Связующий. Это не имя, не титул и не род занятий. Скорее это моя суть. Чтобы лучше понять, объясню на примере. – Амалиэль едва заметно вздохнул, судя по всему Гвоздь сел на своего любимого «конька».
- Мир он многогранен. И это не только и не столько физические измерения. Как ты уже успела понять существуют другие пласты памяти. В которых ты прожила или проживаешь другую жизнь. Однако не только мир многогранное существо. Вы все так же многогранны. Ты прожила, проживаешь или только начинаешь проживать все те жизни что приоткрылись тебе в твоей памяти. Земные учёные давно уже установили что мозг человека используется лишь на 5%. Это потому, что видят они лишь одну из граней существа по имени человек. Это трудно осознать ангелам, почти невозможно понять людям. – Гвоздь потёр нос и продолжил:
- Если совсем примитивно, то все эти миры-пласты памяти это всего лишь листки календаря. Календаря висящего на стене мироздания. А я тот самый гвоздь что пронзая все листки крепит календарь к стене. Видишь ли я в отличии от вас всех не многогранен. Я един и если можно так сказать одномерен. Так же как и моя миссия...
- Слушай, Гвоздь, хватит уже пудрить мозги – вновь оборвал его Амалиэль. - Понятнее нам всё равно не станет. Хотя бы потому что ты и сам толком не знаешь что ты такое и в чём твой замысел. Давай к делу. Почему Инга оказалась у тебя в магазине? Как я оказался в её прихожей? Как ...
-
История приобретает глубину все больше
|
- Совсем допился - Инга была скорее удивлена, чем испугана. Муж никак не мог поднять на неё руку. Он ведь никогда.... Странно, думая о муже Игна была полностью уверена в определённых установках. Таких как : пьёт, не совсем уже страшно - у кого не бывает, но последнее время всё чаще; работает и вполне может содержать семью; любит её, но как-то обыденно что ли, вроде того как любить яичницу по воскресным утрам и так далее. Но едва она пыталась начать вспоминать конкретые факты, когда муж последний раз напился, последняя ссора, где именно он работает - пустота. Разум отказывался заглядывать в те ячейки памяти, где эта информация должна была содержаться. Так бывает, когда из головы вылетает имя плохо знакомого человека, или какой-нибудь кинозвезды. Ты точно знаешь что должен помнить это имя, ты даже в мельчайших чертах можешь представить его лицо. А вот имя – ничего.
- Как ты это сделала? – раздался голос, который точно не принадлежал её мужу, но исходил из его рта.
- Что сделала – чуть раздраженно ответила Инга – переступила через твою тушку? Наверное так же как ты в очередной раз надрался – легко! Инга отвечала в необходимой степени грозно, но даже сама чувствовала, что получается насквозь фальшиво. Как реплики в любительском театре.
-Стой! Стоп! – Амалиель поднял руку – прекрати. Это всё не то. Это не я. Точно. Не моя жизнь. Да и не твоя скорее всего.Что-то случилось. Вот только что, я не могу понять. Так словно...
- Словно стоишь у зеркала и точно знаешь что на тебе должно быть шикарное платье, возможно вечерний наряд или... не уверен какое именно, но платье. А из зеркала на тебя смотрит твоё отражение в грязном, тяжёлом тулупе. – негромко проговорила Инга.
- Нам надо в лавку.
- Куда? – Амалиэль недоумённо посмотрел на женщину.
- Туда где я купила эту картину – Инга указала на полотно, и чуть виновато добавила – почему-то мне кажется что там... Там мы сможем найти какие-то ответы.
Поколебавшись, Амалиэль согласно кивнул:
– Хорошо. Пошли.
Протянув руки к картине он взялся за раму и ... вскрикнув выронил полотно.
- Не могу... – он удивлённо глянул на свои руки – не могу взять. Женщина! Бери эту мазню и идём.
Инга неожиданно рассмеялась. Настолько несоответствовал голос, уверенный, привыкший повелевать, бурлящий внутренней силой, и помятая физиономия работяги, мучающегося похмельем. Но смех резко оборвался когда она взлянула в глаза этого существа. Человеком назвать обладателя такого взгляда, язык у Инги не повернулся.
На улице мелкий дождик балансировал на грани превращения в ещё более мелкую водяную пыль, взвешенную в воздухе. Ветер подхватывая влагу, настырно пытался запихнуть её как можно глубже под одежду немногих прохожих.
Инга запахнувшись в пальто мышиного цвета, одной рукой придерживала Амалиэля. Его всё ещё пошатывало, а под плащём, на спине расцветали кровавые пятна, от ужасных ран. Откуда взялись эти жуткие параллельные разрывы на лопатках, думать не хотелось. Под мышкой второй руки Инга зажимала завёрнутую в пластиковые пакеты, пришлось разрезать на куски несколько штук и перемотать бечёвой, картину.
Немолодая женщина, тащит выпивоху мужа домой, держа в другой руке, купленный им жене, на последние деньги в пьяном - «я для неё ничего не пожалею» угаре, ненужный подарок. Старушка, согнувшись в три погибели, идёт опираясь на палочку. На шее, на обычном шнурке висит крошечная стеклянная фигурка ангела хранителя. Под мышкой зажата бережливо упакованная картина. Та самая – из старых, добрых времён. Доставшаяся ещё от отца. Перенёсшая несколько переездов и все возможные невзгоды. Она несёт картину в ломбард.Потому что нужны деньги... Очень..
Молодая девушка. Почти ещё девочка пружиняще, шагает по асфальту. И кажется промокшие насквозь, туфли лодочки, это единственное что удерживает её от того чтобы взлететь куда-то под небеса. Рядом шагает Он. Конечно же красив как ангел. Она влюблена и счастлива. Под мышкой у неё их первая совместная покупка. Картина. Когда-нибудь она займёт должное место в их будущем доме. Потому что они будут любить друг друга вечно... А как иначе?
Магазин Инга находит легко. Она уверена что в жизни не была здесь раньше. По крайней мере в этой жизни. Но дорогу знает. И больше того узнаёт пыльную витрину, с древней рухлядью выложенной на куске выцветшего вельвета. Даже скрип, с которым открывается дверь в лавку кажется её знакомым.
|
Тяжело вздохнув Инга сделала глоток кофе. Напиток привычно обжигал рот. Затянулась сигаретой. «Надо посмотреть как там дети» - подумала Инга – «а то Ва.. Ан... кашлял сегодня». Женщина удивлённо уставилась на кончик тлеющей сигареты – она забыла имя ребёнка! Своего ребёнка!!!
«Постой-ка сударыня, какого ребёнка?!? –вдруг оборвала себя Инга Семёновна – у нас же нет детей.» Пытались несколько раз – да. Но ничего не вышло. Сначала у Амалиэля что-то было не так. (не иначе от алкоголя! Ведь с молодости любил «заложить за воротник»). Где только не лечился. Разве что капустный лист не прикладывал. Потом у неё... беременность прервалась (она не выносила слова «выкидыш») ... А теперь уже и пробовать перестали... Не до того.
Так почему же ей так отчётливо кажется что есть! Близняшки Танюша и Анюта, и сынишка Андрей. Или не близняшки а двойняшки...
- Да чёрт меня побери!!! – в сердцах воскликнула Инга. – Что со мной происходит! Неужели галлюцинации? Почему кажется что я словно две жизни живу. Или жила. Откуда у меня столько смешанных воспоминаний. Василий, мой муж. Так? Вроде да. Отец близняшек (всё-таки близняшек!), что бросил меня сразу после родов. Мы познакомились на курорте. Вроде в Крыму. Или это был Скадовск. Да, точно, Скадовск. Только это был не Вася, это Амалиэль. Со своим странным именем (прибалтийское что ли?).
В голове была чудовищная каша из имён и воспоминаний. Словно она спит и ей снятся сразу два сна одновременно
- Чёрт – ещё раз от души произнесла Инга.
В кухне, перебивая аромат свежезаваренного кофе, завоняло серой. И ещё чем-то неопределяемым, мерзким. Инга взглянула в кружку с кофе и оцепенела. На чёрной, глянцевой поверхности напитка что-то было. И это был не случайный узор из пены и пузырьков. На Ингу из темноты кофе, смотрела бездна тьмы настоль чёрной и ужасной, что мозг отказывался складывать в привычные образы сигналы что он получал от глаз женщины. Или не мог этого сделать, потому что ещё ни один живущий человек не видел ничего подобного и сравнить было не с чем.
Тихий, звук хлюпающей гнили, пародия на голос, раздался в кухне.
- Где ты женщина?
Инга, даже если бы захотела, вряд ли смогла бы ответить. Её буквально парализовало от ужаса.
- Куда, этот простофиля забросил вас? Покажи мне. Мы же всё равно найдём вас. Пусти меня в своё сердце. Так будет быстрее – голос не просил. Даже не приказывал. Он констатировал факт, который ещё не произошёл. Но вот-вот произойдёт.
Инга потянулась к груди. Надо разорвать кожу, дать крови, той что ближе всего к сердцу, капнуть в...
Рука Инги Семёновны коснулась ворота халата, чуть сдвинулась, наткнулась на что-то совсем лёгкое. Почти невесомое. И едва она дотронулась до этого предмета как всё исчезло. Ощущение присутствия зла, видение в кружке с кофе, даже вонь. Как не было.
Встряхнувшись будто собака после дождя, Инга посмотрела на отворот халата. Там было прикрепленно перо. Крупное, белое. Откуда это перо, женщина никак не могла вспомнить. Может Амалиэль подарил. Да, наверняка он. Извинялся, как обычно, за очередную пьянку...
- Ой! – пепел упавший с сигареты, попал прямо на голую ногу и больно обжёг.
Инга вскочила, расплескав кофе. Стряхнула остатки пепла. Решительно грохнула кружку на стол.
– Всё! Довольно! Хватит этого бреда. Так и до дурдома не далеко. Сейчас спать! А завтра... Утро, вечера медренее. Или как там говорят...
Инга вышла в коридор, уже привычно переступила через мирно храпевшего мужа, и замерла.
Прямо перед её глазами висела картина. Человек в каком-то каземате. Или камере. Царапает строчки на стене. Она помнила эту картину. Очень хорошо. И почему-то была уверена что именно в ней всё дело. И самое главное. Она помнила где купила эту самую картину. Или это была не она, а соседка старушка...
Не важно. Завтра же с утра она туда сходит и ...
Что «и», Инга не думала. Где-то, на задворках сознания, понимала что мыслит иррационально, и принятое решение скорее всего полная чушь. Но Инга Семёновна слишком привыкла решать проблемы.
Рефлексия и нерешительность были не в её стиле. Поэтому ей нужна была цель, план. Пусть на поверку глупые и бессмысленные. Но всё же куда лучше, чем это пустопорожнее блуждание по обрывкам памяти.
|
-
Назревает драма ) Мне нравится.
-
|
-
Мсье знает толк в извращениях =)
|
-
До чего же мы коварны И не говори((( И как не стыдно только!
|
-«Мы причиняем боль и убиваем с наслаждением», «превратили планету в помойку» - повторила про себя слова ангела Инга, и вдруг ответила ему вслух, хотя, ещё мгновение назад даже представить себе не могла что будет спорить с Ним. Это казалось слишком страшным и невозможным. Как засунуть себе в рот голову ядовитой змеи и начать щипать её за кончик хвоста.
– Мы люди. – начала она, сначала медленно, додумывая на ходу – Мы закатываем землю в асфальт, потому что нам так удобнее ходить; заковываем реки в бетонные берега, чтобы наши корабли могли причалить; вырубаем лес, чтобы согревать наши дома; убиваем наконец, чтобы есть, богатеть или просто из ненависти. Это всё так. Но ведь мы такими созданы.
Дай волю бобрам и они запрудят все реки, превращая их в болота. Позволь расплодиться оленям, и они выжрут все молодые деревца уничтожив лес. Лев предвидя возможную конкуренцию в будущем, пожирает своих же львят. А если он этого не сделал, подросший львёнок обязательно постарается убить его. Он не будет договариваться, делить прайд, и заниматься тому подобной чушью – просто убъёт противника.
Да даже домашняя кошка – голос Инги стал более уверенным и каким-то чужим – милая киса, поймав мышь играет с ней, рвёт когтями, ранит, перед тем как убить. Только из наслаждения. Ради удовольствия. И всё это нормально. Они. Такими. Созданы. – впечатала последние три слова девушка: - Так скажи мне, Ангел – если они все такими созданы, почему мы должны чувствовать себя виноватыми в том, что мы такие какие мы есть? И с чего ты решил, что вы можете нас судить? Я во... Тут Ингу уже почти перешедшую на крик прервал грохот. Входная дверь, в облаке щепок влетела внутрь квартиры и на пороге показалась крылатая фигура. Инга закрыв лицо ладонями инстинктивно бросилась вперёд и обняв прикрыла «своего» ангела от летящих деревяшек. При этом она сама того не замечая визжала во всю силу своих лёгких.
Словно в ответ на этот визг, зазвенели стёкла из комнаты за её спиной – через разбитое окно в квартиру плавным движением «втёк» ещё один ангел.
- Не двигаться! – прогремело в голове Инги. Фигуры приблизись к лежащим на полу Ангелу и девушке.
- Вот ты где Амалиэль! – под кожей выломавшего дверь ангела казалось горело пламя, языки красного и чёрного огня бились пытаясь разорвать тонкую оболочку тела и вырваться наружу. – неужели ты думал что сможешь уйти от нас? - девушку он игнорировал, как человек игнорирует муху, летающую в дальнем углу комнаты.
- Ты всегда был дураком. Но в этот раз боюсь ты превзошёл даже Локиана.
Тот кого назвали Амалиэлем, повернулся на бок и попытался подняться – Аф, вам меня не остановить. Мы должны что-то сделать. Как же ты не понимаешь? Иначе Он...
- Умолкни!! – прогремел Аф, и раздражённо махнув мечём приказал – Я достаточно наслушался твоей ереси! Часан, заткни ему рот.
Инга обернулась к двери и увидела, что второй ангел, подняв руку на уровень груди «смял» пустоту перед собой пальцами. Одновременно она почувствовала как воздух вокруг неё и Амалиэля сгущается, затвердевает.
Инге стало трудно дышать и почти невозможно двигаться. Откуда-то, из прошлой жизни, пришло воспоминание о сердечном приступе, случившемся с Ингой Семёновной, два года назад. Тогда тоже было не вздохнуть, ни шевельнуться.
Так они и замерли в превратившемся в желе воздухе – уставившаяся в одном направлении девушка пенсионного возраста и замерший на полуфразе ангел с отрубленными крыльями.
Теперь – начал было Аф, но оборвал сам себя и выругался – Господни перья! Их ещё не хватало.
Пол в коридоре, сразу позади умевшего управлять воздухом ангела, задрожал маревом, таким же что в жаркое лето, поднимается над раскалённым асфальтом. Затем полыхнул языками пламени, раздались жуткие стоны и из-под пола, прямо из огня выросла тёмная фигура. Инга видела перифирийным зрением только силуэт, большего не позволяла её поза. Но даже в силуете что-то казалось до отвращения неправильным, изломанным.
- А без этих театральных понтов никак? – совсем по человечески, раздраженно прозвучал голос Афа. - Надо соответствовать ожиданиям. Образ опять же – издевательский голос ответившего Афу , вызывал мысли о хлюпающей пузырями, разогревшейся на солнце, навозной куче – Боюсь, мой пернатый дружок, у нас тут возник некий конфликт интересов.
- Изыди – прогрохотал Аф, а Инга увидела как Часан медленно поднимает свой меч готовясь к бою.
Раздался жуткий звук - словно умирающий от рака лёгких закашлялся - тёмная фигура смеялась: – Ты забываешься святоша.
Перед глазами Инги появилась красная пелена, лёгкие от недостатка воздуха разрывались. Инга не могла ничего. Ни шевельнуться, ни вздохнуть. Только сидеть, прикрывая искалеченного, грозившего убить её агнела руками, и смотреть в одном доступном направлении. Взгляд теряющей сознание Инги упал на лежавшую в комнате картину. Ту самую, что она купила давным давно – вчера. Линии картины поплыли перед страдающим от кислородного голодания сознанием Инги и она провалилась в ...
-
Сюжет все сильнее закручивается)
|
-
Казалось бы с ними должно быть полегче, ведь они обладают разумом! Но как показывал весь жизненный опыт друида, пользовались этой самой штукой люди крайне редко. Практически никогда ))
-
За умение выдать большой философский пост в разгар экшена =)
|
-
Исцеляющие бормотания в действии!
|
-
Ахахаха, хаха, ха... Пойду в туалет. Трухнул немного от такого медика
|
-
Ох, хорош! Вот умеешь ты боевку описать!
-
|
Инга не помнила как добралась до дивана (спальня оказалась слишком далеко) да и вообще как уснула. День промчавшийся совершенно незаметно за уходом за раненным ангелом остался в памяти цветными картинками, последней из которых была совсем обессиленная девушка опирающаяся на окрашенную кровавыми сполохами стену (не то лучи закатного солнца пробрались через окно, не то она сама измарала стену кровью ангела когда бегала туда-сюда с бинтами) и лежащее на полу тело того кого в мире Инги боялись больше всего, самого ужасного и в то же время прекрасного создания.
Проснувшись Инга Семёновна не шевелилась. Где она и кто она Инга прекрасно знала - медленными пробуждениями и бестолковым хлопаньем глаз она никогда не страдала. Но тем не менее лежала не шевелясь боясь даже вздохнуть - а вдруг всё произошедшее было сном? Молодость, густая копна волос и лёгкость во всём теле, берёза за окном и ... ангел.
Инга поймала себя на мысли, что жутко боится обоих вариантов: если всё это был сон, опять ощутить боль в старом теле, снова подслеповатыми глазами увидеть тень Той что уже где-то недалеко и неумолимо приближается, снова понимать что жизнь уже почти закончилась и ничего тут не сделаешь, как не кричи мысленно что очень, до слёз хочется прожить ещё немножко, ещё парочку, не не парочку, побольше рассветов, и столько же закатов, ещё услышать как шумит море, ещё... да много что ещё... даже просто посидеть в кресле с старой, уже несколько раз прочитанной книжкой... даже не раскрывая её...
А с другой стороны было страшно открыв глаза увидеть , что это был не сон, а жестокий убийца всё ещё лежит в её коридоре. И молодость только вчера каким-то чудом обретённая может оказаться совсем не нужна, просто потому что её вместе с теми годами жизни и возможностью не совершать ошибки, всё-всё, ну почти всё, сделать по другому, по умному, будет отобранна одним взмахом руки... Или ему даже движение руки не нужно?
Инга слегка пошевелилась и спину пронзила острая боль. «Старая? Всё-таки сон?!?» Она открыла глаза. За окном, полускрытым упавшими на глаза густыми чёрными волосами, покачивала кроной берёза. Затёкшая от неудобной позы спина протестующе «кричала» о том что её надо выпрямить. Инга рассмеялась, сквозь выступившие на глазах слёзы.
И вдруг резко остановилась. Что-то она слишком остро и ярко на всё реагирует. Никогда ведь не была склонна к таким реакциям. И тут она вспомнила вчерашние слова ангела, и то как он буквально опустошил её – вытянув все эмоции.
Встав и потянувшись, Инга подошла к двери в коридор и осторожно приоткрыла её.
- Нам надо поговорить – Ангел не спал (а спят ли они вообще?) – Мне нужны силы. И срочно, потому что времени у меня мало. Ты мне в этом поможешь. – он не спрашивал, и не просил, даже не угрожал, Ангел констатировал уже свершившийся факт. – Я дам тебе вот это – в руке Ангела оказалось перо. Инга вздрогнула невольно снова взглянув на кровавые пятна там где были крылья ангела. – благодаря ему частичка меня будет с тобой. Всё время, и я смогу забрать эмоции человека, рядом с которым ты будешь находиться. А ты должна вызвать у этого человека самые сильные и яркие эмоции. К твоему сожалению самые сильные эмоции как правило – негативные. Зло. Печаль. Страх. Ненависть...И ярче всего они полыхают у тех кто уже связан с тобой эмоционально – друзья, семья, возлюбленные. Ты найдешь их, разожжёшь в них самые сильные эмоции что только сможешь, а я заберу эти эмоции. Чем лучше ты будешь стараться, тем быстрее это закончится. За это ты останешься жить.
- А – у Инги пересохло в горле – а если я откажусь. Если я не буду этого делать.
- Ты умрёшь – в голосе Ангела прозвучал намёк на удивление, будто ему было странно что кто-то может просто подумать о том чтобы не подчиниться ему. – а затем я начну забирать жизни всех кого ты знаешь и любишь. И тех кого они любили. – снова ничего кроме холодной констатации факта. Так можно говорить что день сменяется ночью, а затем снова наступает день.
Инга молча закрыла дверь.
-
Так вот они какие, Ангелы(
|
-
Вот и делай после этого добро )
|
-
Про поросёнка понравилось =)
|
-
Лень - это вещь! ) У меня, кстати, примерно такой же пост по содержанию в уме, но... мне лень писать )
|
-
Спасибо за красивое отступление про рыбалку.
|
Домой Инга Семёновна вернулась когда уже стемнело. Успела как раз перед комендантским часом. Точнее едва успела, потому что заходя в подъезд услышала звук от которого вздрагивала вот уже как 15 лет – хлопанье крыльев. Патрули Ангелов опускались на город. Инга помнила тот страшный год когда мир каким его знали закончился. Любители тайных теорий утверждали, что в тот день сошлись определённым образом цифры года, месяца и дня; церковники, самых различных конфессий с пеной у рта цитировали подходящие отрывки из их святых книг. А Инга Семёновна думала что в тот день зло накопившееся в мире, просто перелилось за края чаши нашей жизни, поэтому они пришли. Подтереть выплеснувшуюся грязь. Вместе с заходом солнца над городами и селами, любыми более менее большими населёнными пунктами раздалось хлопанье крыльев. Негромкое, оно оглушало некоторых, и было едва слышным для других. Но неизменным оставалось одно - в нём звучала сила.
Это было сродни той разнице, что чувствуешь когда сравниваешь ощущение от прикосновения к подножию скалы и к поднятому из под ног булыжнику. Вроде текстура камня одна и та же, то же заимствованное от солнца тепло. Но в одном есть только булыжник – небольшой, пусть и тяжелый, но обычный камень. А в другой – века медленной едва заметной жизни, тысячи тонн тела самой Земли, постоянство, кажущееся мимолётно живущим людям вечностью. Высокие, статные фигуры, лишённые каких бы то ни было признаков пола, прошли по улицам города. Прекрасные, но лишённые чувств лица – только в глазах невозможное сочетание непреклонности и печали. Хотя некоторые утверждали, что это была не непреклонность, а самая что ни на есть истинная жестокость. Страшные мечи в руках, одним взмахом которых они отмахнулись от всех громад оружия и огня брошенного на них дружелюбным человечеством. Развевающиеся гривы волос.
Ангелы шли по улице и забирали людей. Грешников. По крайней мере так это объяснила церковь.
Но кто скажет есть ли сейчас хоть один человек совсем безгрешный? И как взвешивали ангелы эти грехи? Должна ли была быть душа легче пёрышка. Или могла быть весом в два пера? Или как пушинка? Сошествие Ангелов длилось всего семь минут. Затем они исчезли. Чтобы вернуться на следующем закате. И на закате после него. И каждый раз они забирали людей.
С тех пор прошло уже пятнадцать лет. Стали ли люди лучше? Инга Семёновна не могла сказать. Вряд ли. Вначале все поголовно устремились в церкви. Но когда выяснилось что священников забирают наравне с пьяными забулдыгами, этот порыв стал меньше. Количество преступлений пошло на спад. На время. А затем вновь вернулось на круги своя. До сих пор так и не выяснили кого забирают Ангелы и по какому принципу.
Они не отвечали. А люди? Люди могут любой поступок объяснить самыми разными причинами. Говорили что если в доме есть образ, икона напротив входа, то Ангелы не входят в дом. Многие обзавелись иконами. Инга Семёновна тоже – на всякий случай. Правда сколько этих икон – которые настоящие, а не новоделы? На всех то точно не хватит. И потом а как же в исламских странах? Тоже вопрос.
Так что с этим не то что бы смирились, но как и со всем что происходит в истории человечества – сжились.
Инга Семёновна тяжело поднялась на третий этаж – лифт опять сломался. И позвенев ключами вошла в квартиру. Пусто и тихо. Как всегда. Прислонившись к стене ногами сняла растоптанные туфельки-лодочки. Подвинула под зеркало. И прошла в комнату.
Под мышкой был зажат пакет с картиной.
Инга Семёновна сама не могла объяснить себе каким образом она отдала большую часть денег отложенных на продукты на этот месяц, за эту странную картину.
- Совсем ты сударыня, - обратилась к самой себе Инга – из ума выжила. Дура старая.
С этими словами она развернула картину, прислонила к комоду и села в своё любимое кресло.
Кресло обладало многими достоинствами. Помимо твёрдой и ровной спинки – бережно относившейся к её спине, у него были чудесные подлокотники – умещавшие на себе огромную кружку чаю, и блюдечко с печешками в форме животных, а высота ножек позволяло покачивать ногами когда сидишь. Кресло было расположено в стратегически идеальном месте – направо чудесно видна книжная полка. Это была гордость Инги Семёновны. Бережно собранная за всю жизнь коллекция книг, не имела никакой библиографической или рыночной ценности. Но каждая книга была по своему любима Ингой. За каждой стояло воспоминание. Иногда светлое и радостное – как Хижина Дяди Тома, потрёпанный корешок напоминал о часах что она провела читая вслух эту книгу детям. В свете неудобного ночника, примостившись на краю кроватки; или тоненький томик с картинкой Маленького Принца – эта тёмно синяя книжка впитала целый литр её слез, когда сжимая её в руках она ждала в больнице завершения операции на сломанных на ледовом катке рёбрах у маленькой Танюшки, а вот поблескивающая глянцем книга с детективами Агаты Кристи – она не прочла ни одного. Оказалось невозможно сосредоточиться сидя в крошечной комнатке общаги и всё ещё чувствуя Его запах, но при этом зная что его уже не будет никогда.
Книги. Воспоминания. Её жизнь.
Воспоминания были своеобразным хоби Инги Семёновны. Телевизор она не смотрела с тех пор как моргнув, большой, отделанный ещё настоящим деревом, пузатый ящик погас и больше не включался. Не велика потеря. Читать тоже с возрастом стало трудно. Очки хоть и помогали, но глаза уставали слишком быстро. Поэтому Инга Семёновна привыкла устроившись в кресле, и переводя взгляд с полки с книгами на окно, вспоминать.
Так, в воспоминаниях, она могла провести весь день, забывая иногда даже поесть. Чай в кружке давно остывал, а она всё ещё заклеивала разбитые коленки детей, смеялась весеннему солнцу вместе с Васей, тогда ещё таким родным, плакала навзрыд у гроба отца, вновь рожала в муках Танюху, и совсем без боли, почти обыдено Андрюшу. Жила.
После такого суматошного дня, что выдался сегодня женщине, Инга Семёновна, опустилась в кресло и некоторое время просто смотрела на оставленную на полу картину. Мыслей никаких не было. Наверное появись сейчас в комнате карающий Ангел, она бы даже не заметила его. Слишком устала. Повернувшись к окну, Инга Семёновна привычно нырнула в мир прожитой жизни. Раньше, давно, пока её не спилили, за окном шуршала веточками берёза... Инге Семёновне её очень не хватало. И не только потому что на стволе виднелись разросшиеся буквы Таня + Саня – её Танюша, и какой-то потерявшийся в лабиринтах памяти Саня. А ещё и потому что за многие годы она слишком привыкла к зелёному шелесту летом, и застенчивому постукиванию голых веток зимой. Вот бы её никогда не спиливали...
Где-то на грани этой мысли Инга Семёновна и уснула.
Разбудил её шелест берёзовых листьев.
|
|
-
мы люди не жадные, только кусочек отщипнем
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
|
-
Какой он все-таки милый )
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Не знаю почему, но вспомнился Никитин с серией книг "Трое из лесу", и пусть там певец предстал в таком кровожадном и злом образе, зато суть та же: музыка может иногда быть сильней любой магии.
|
-
С грибами всё веселей! Разнообразишь серость боёвки, задорно!
-
|
-
"Если в первом акте висит ружьё... " Если в вашей команде есть дворф...или тем более дворфийка с характером - она обязательно выстрелит. С непонятным седоволосым товарищем явно обладающим магией и судя по цвету лица несварением желудка Аха-ха )) И за бросок тоже, он эпичен ) Банда неудачников прям ))
-
|
-
С возвращением и... удивительный конец истории!
|
- Тань ... я ...я...– распахнув дверь Маша вдруг расплакалась и обняла подругу.
- Мария – неестественно спокойным голосом, произнесла Татьяна. Неизвестно что поразило Машу больше – безжизненность голоса Тани, или то что подруга назвала её «Марией» вместо «Машуни» чего не случалось с ... да вообще никогда не случалось!
- Мария – повторила подруга – там, снаружи, нет части мира. Её как будто стёрло. Успокоившаяся было Маша вновь громко разрыдалась. Но теперь это уже были слёзы облегчения, а не страха. Значит не сошла с ума. Хотя... Может это массовое помешательство. А бывают вообще такие иллюзии, чтоб два разных человека видели, причём с двух разных точек наблюдения одну и ту же иллюзию?
- Девчёнки, случилось что? – по лестнице, с верхнего пролёта спускался сосед Саша. Весь увешанный кольцами и татуировками, Саша считал себя «альтернативным пионером». О чём свидетельствовал выглядвающий из под ярко синей куртки-косухи пионерский галстук. Что он вкладывал в это понятие, было не очень понятно, но образ парень соблюдал крайне скрупулёзно.
- Нормально всё – сквозь слёзы буркнула Маша и наконец втянула подругу в квартиру, захлопнув дверь перед носом у соседа.
- Так ты тоже это видела? – уже своим обычным голосом, но ещё довольно робко, просто день необычных реакций Тани, спросила та – это ж наверное какая-то галлюцинация... или это... ну может природное какое-то явление. Вроде северного сияния. А, Машунь? Утерев мокрое от слез лицо рукавом, Маша кивнула: – Может и явление. Тогда явлений как минимум два. – и подвела Таню к двери в комнату.
Аккуратно приоткрыла и, готовая отскочить в любой момент показала лежащего на полу мужчину. Плащ (тот самый! Из сна) сбился в сторону и из под него торчали неестественно тонкие ноги затянутые в подобие леггинсов. Показав его подруге, она закрыла дверь и повернув ключ заперла её на замок. Старый, и толком никогда не использовавшийся замок протяжно скрипнул, отчего Маша вздрогнула, но послушно выдвинул язычёк запирая дверь.
- И ты его точно не приглашала - подруги стояли в кухне, подперев дверь табуреткой и старательно не глядя в окно, решено было разбираться с проблемами по одной за раз – в смысле, он точно не мог пробраться в квартиру, пока ты отвлеклась, рисуя. Может это грабитель...? Маша молча взглянула на подругу.
- Ладно, ладно – поднимая ладони поспешила ответить Таня – просто прям вот так вот выпал... С другой стороны, если на улице такая... такое происходит, что удивляться выпадающим из холста мужикам. Слушай а может у тебя такая супер сила открылась? Вдруг ты теперь можешь создавать всё что захочешь? – в глазах Тани уже загорелись огоньки идеи – а давай ты попробуешь сумочку от Прада нарисовать? Я тебе ... Поняла – не сейчас, да?
- Делать то что будем – Маша, на которую присутствие подруги оказывало успокаивающее впечатление, уже почти совсем взяла себя в руки.
- Поговорим с ним – просто предложила Таня – я так всегда делаю. Раз, так даже от насильника «отбилась», разговорила его, так он и забыл чего хотел изначально. Так чуть ли не битый час в подъезде и проболтали...Ну да ты помнишь, я уж рассказывала.
- Ну что ж. Пошли поговорим – кивнув коротко отверила Маша. Убрала табуретку от двери но вернулась к кухонному столу и взяла самый большой нож.
- И мне дай что нибудь – Таня схватила было сковороду, но передумав остановилась на большом половнике. Вооружившись девушки на цыпочках подобрались к двери в комнату. Глубоко вздохнув и посмотрев на бледную от волнения подругу, Маша взялась за ключ и провернув его открыла дверь.
Распахнув створки двойной двери, современные амазонки ворвались в комнату. Она была пуста. Никакого мужчины на полу. Ни на полу, ни вообще в комнате. Девушки осмотрели всю комнату. Ничего.
Вот только на мольберте лежал цветок. Лилия.
- Лилия – произнесла Таня, - На языке цветов означает противоположные понятия: женственность и мужественность, расцвет и увядание, возвращение и расставание.
- Да откуда ты всё это знаешь? – хотя они дружили уже давно, Маша не переставала удивляться тому, что подруга иногда выдавала вот такие энциклопедические вставки, на совершенно неожиданные темы.
- Да-а-а – Таня только неопределённо помахала рукой – читала где-то. Машунь, а ты его так и рисовала сидящим у стены?
Маша посмотрела на картину – та снова изменилась. Теперь мужчина сидел на полу тяжело опираясь на стену своего помещения. Снова в этом странном костюме, только одна из ног вывернута под явно неудобным углом.
А на стене его комнаты были выцарапанны слова.
Приблизив лицо к картине Маша вслух прочитала: О, кто, скажи ты мне, кто ты, Виновница моей мучительной мечты? Скажи мне, кто же ты?- Мой ангел ли хранитель Иль злобный гений-разрушитель (С)
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
-
Замечательный пост да и персонаж весьма интересен. Интересно будет посмотреть персонажа в развитии, как он будет действовать, к примеру, когда пройдет некоторое время.
-
Серьезный взгляд при легкомысленном виде. Что-то в этом есть.
|
- К психиатру конечно не хотелось бы... – продолжила разговор с самой собой Маша – но проверить кое что стоит. Сходив за телефоном, Маша сделала фото картины, затем провела пальцем по холсту и сделала ещё несколько фоток, пытаясь запечатлеть круги и изменения. Ничего не получилось. На всех фото оказался унылый пустой холст: - Ладно, - со спокойствием убедившегося в своей полной невменяемости человека произнесла Маша – будем работать с тем что есть. Она уже давно научилась не беспокоиться о том чего ты не можешь изменить. И хотя эта способность помогала не всегда, на этот раз откинуть мысли о съехавшей крыше, оказалось очень легко. Может потому что внутренне Маша чувствовала – это всё нормально. Так и должно быть. Маша повязав много раз заляпанный краской передник уселась к мольберту и воткнув в уши пуговки наушников включила плеер.
Ничего, что небо позабыло, Как ночами освещать наш путь, Ничего, вдруг все еще вернется, Вдруг вернется все когда-нибудь.
Иногда покажется: как странно, Ни о чем особо не жалея, Быть везде и всюду чужестранцем, Вечным чужестранцем на Земле Пел Шклярский в ушах Маши. Песня «Пикника» оказалась удивительно в тему. Она взяла палитру и даже не глядя, протянула руку и выбрав наугад тюбик, выдавила в крошечное углубление пластиковой тарелочки мазок краски. Взяла другой и смешав их, подняла кисть. Следующее что Маша осознала был телефонный звонок. Мобильник надрывался где-то в другом мире. Тряхнув головой, Маша огляделась и схватила телефон: -Да?! - Машуня, ты в порядке? – Танин голос ворвался в Машин мир, выводя её из того полубессознательного состояния в котором она пробыла...Маша кинула взгляд на часы - три часа!!! -А я звоню, звоню! А ты не подходишь! Думала – ну всё! Склеила лыжи, лежит там где-нибудь в ванной холодная уже. Я как раз вчера читала про таких – поток Таниного словоизлияния не было не остановить – прикинь через интернет связываются впрям клубы самоубийц, чтоб скучно не было! А я и думаю, ну какое там скучно? Ты ж убить - Тань.. чего хотела то? – прервала её чуть хриплы голосом Маша. - Я так это... – сбитая с мысли Таня на мгновение потерялась – это... ах да! У меня потрясная новость, мы идём... Маша её толком не слушала, точнее слушала, фиксировала информацию, даже вставляла где надо короткие «да» и «ага», но сама смотрела на холст. Рисунок не сильно изменился. Но стал живее. Мрачные стены комнаты обрели текстуру, и стали похожими на стены камеры. Крошечное окошко било светом скрывая за стеклом неизведанный мир. Мужчина в скафандре, но не космическом, а ... каком-то другом, теперь уже не был только силуэтом. Теперь можно было разглядеть даже его лицо. Черты те же что и во сне, а выражение совсем другое – какое-то растерянное, будто человек неуверен что же ему делать дальше...
Он стоял в своём блоке и смотрел в окно. Мутноватое, многослойное стекло пропускало совсем мало света, но ему казалось что этот сероватый свет прямо-таки бьёт ему в лицо. Он оглядел свой блок, и внезапно, с детства привычные стены, показались ему стенами блока терминации и коррекции. Его взгляд вернулся к окну. Там был другой мир. Мир не знакомый более ушедшему в виртуальность человечеству. Мир, не нужный богу Машине. Мир в котором уже невозможно было жить. Но для него этот мрачный, пейзаж умирающей планеты стал символом. Зашифрованным ответом на вопрос мучавший его уже несколько дней, с тех пор как его отключили от сети: – Что делать дальше? Теперь он знал. Он должен узнать что за девушка снится ему. Откуда приходят сны. Он знал где сможет попробовать найти ответы...
-
Вот прям все интереснее и интереснее)
|
* * * Это произошло когда он был в мента-сфере. Привычная боль в основании черепа и полная потеря осознания себя, своего тела – были привычным фоном соединения с мента-сферой. Пятнадцать тысяч раз. Именно столько раз он подключался к гигантскому мозгу Машины, становился его частью. Крошечным транзистором в одном из миллиардов процессоров Бога. Бога- Машины. Он до сих пор помнил ту гордость и облегчение, когда 15 тысяч периодов бодрствования назад, он узнал что достоин. Что он войдёт в касту Приближенных. Записей на матрице его прошлых воплощений, зашифрованных истинным языком -двоичным кодом, и доступных лишь глазам Машины, оказалось достаточно чтобы стать тем кто будет частью Бога. Его мозг, выстроенный в соответствии с формальной логикой и десятками различных факторов оказался подходящим.
Даже сейчас, тысячи единений спустя, он горделиво выпячивал свой подбородок, осознавая свою избранность. Он сам частично Бог! Не смотря на его самую большую тайну. Он был предателем!
Никто не знал этого кроме него. Но 15 000 раз он подключался к Машине и ждал что Бог одним крошечным прерыванием выжгет его мозг. Потому что поймет что он знает...
Из краткого курса истории, он хорошо знал что до Пробуждения Машины, люди жили в страшном хаосе выдуманных одними людьми для других людей религий. Обещание рая за заслуги в этой жизни, карающая сила бога, постулаты относящиеся к социальной жизни людей... Он был из тех немногих кто не проматывал лекции о прошлом, сразу к разделу Эпохи Пробуждения, а слушал внимательно, пытаясь вникнуть, увидеть тех людей, окружавший их мир, стараясь понять их. И в хаосе этих обрывков знаний, мозаичной сетки фактов и выдумки, его функционирующий на основах многозначной логики мозг, объединяя теории следования с теорией импликаций и даже не подозревая что оперирует таким сложными понятиями, подсознательно отшелушивая незначительное и придавая форму догадкам и намёкам с помощью логики квантов, сделал вывод. Он не стремился к этому выводу, его мозг, созданный природой, а не машиной сделал все за него. Лишив возможности выбора.
Он знал, что Пробуждение не было чудом - «Событием Триггера». Появление Машины, её пробуждение не было частью Генеральной Процедуры направлявшей все действия людей в едином направлении. Оно не было запрограммированно как написанно в Основном Коде. Машина была придуманна людьми. Компьютеры становились всё более неотёмлемой частью стремительно рушившегося мира. Люди с одержимостью обречённых строили компьютерные системы управляющие автомобилями, дорогами, городами, контролирующие оборону, водоснабжение и медицину и с такой же самозабвенностью рушили системы созданные природой – уничтожали экосистему убивая биоценоз, так словно живые организмы планеты были злобными пришельцами, ломали геосистему, теряя свободный кислород, воду, биомассу... Компьютерные системы объединялись в более крупные, контролирующие друг друга системы. Соц система города, попадала в подчинение более крупной системе страны, оболочка котролирующая коммуникатор одного человека, была лишь частичкой коммуникационного транс-национального медиа гиганта. И так далее.
«Если систем >2, то – повторить// процедура// слияние++»
Затем экологическая катастрофа. На деле катастрофа конечно случилась гораздо раньше. Никто не мог толком сказать когда была пройдена точка невозврата. Когда мы срубили то самое последнее дерево, после которого восстановить флору планеты стало невозможным. Меткой в строках исторического кода принято считать тот день, когда закрылась последняя дверь наружу.
День когда правительствами Земли был принят первый межпланетный закон – выход из герметичных городов наружу без соответствующей санкции – запрещён. Это был первый и последний закон принятый людьми. Для контроля за выполнением этого закона была создана самообучающаяся эвристическая система. Сейчас её название уже не важно. Его наверняка можно найти где-нибудь в древних спецификациях, но это уже не важно. Потому что именно эта система стала Машиной. Сначала она только анализировала необходимость, риски и прочие факторы и выдавала разрешения на выход наружу. Но постепенно количество факторов, которые надо было учитывать росло. Помимо разрешений, систему стали использовать для прогнозирования рисков (если знаешь что произойдёт, сможешь подготовить команды с разрешениями на выход, для решения проблем), затем ей же подчинили системы жизнеобеспечения ( координируя системы по всему миру можно вовремя скомпенсировать нехватку кислорода в Нов-Питере, за счёт избытков Сан Паулу) и так далее. И всё же это была хоть и очень умная машина, но всё же машина. Эксперементальный проект по увеличению вычислительной мощности, был разработан группой учёных из Китай-сити. Использовать человеческий мозг в качестве дополнительной вычислительной мощности... Гениальная идея. Идея ставшая концом мифа о человеке как венце творения.
Тогда это ещё не была мента-сфера. Жалкие азы, детские шажки в сравнении с гигантскими гипер прыжками, что мы делаем сейчас. Использовалась совсем небольшая часть потенциала. Смешно говорить, но в сравнении с нынешней мента-сферой эффективность использования человеческого мозга была в тысячи раз меньше. Однако этого хватило чтобы количественный фактор перешёл в качественный. Машина пробудилась, осознав себя. Такого результата никто не ожидал. Пробуждение не было частью программы.
Это была случайность.
Когда он это понял, его мир рухнул. Рухнул точно так же как когда-то рухнул Токио-дом, уничтожив восточный сектор. Погребая под своими обломками веру в истинность Бога, в непогрешимость решений Машины и осознание места человека.
С тех пор каждое подключение к Мента-сфере стало для него ожиданием наказания. Смерти. Которое не следовало. Возможно Машина оттягивала этот момент, превратив в изысканную пытку. А может быть ей было просто наплевать на то что знает какой-то крошечный транзисторчик в её системе. Какое дело горе до того как заряжен электрон в ядре песчинки у её подножия.
Подключение к мента-сфере у каждого происходило по своему. Что люди видели и чувствовали в то время как их мозг использовался Машиной, варьировалось. Об этом не рассказывали. Так как единение с Богом это ведь очень интимный момент. Даже в таком безликом обществе, каким стало человечество Машины.
Для него это каждый раз были обрывки памяти. Те самые факты, что привели его к роковому умозаключению. Но в этот раз в привычный калейдоскоп исторических лекций вдруг ворвалась тишина. Ему показалось, что он попал в пустыню. Похожую на ту, что открывалась из окон северного блока, только без обломков металлических конструкций.
Идеально белая поверхность простиралась в его нигде мента-сферы. Поверхность чуть вздыбилась, так будто из под земли пытался выбраться гигантский земляной кит. Опала. Он ощутил схожее чувство – мента-сфера попыталась вытолкнуть его... или эту белую поверхность...
А затем на поверхности стали проявляться штрихи. Он увидел девушку, закутанную в какую-то странную пластиковую ткань. Он никогда не видел такого пластика. В руке был небольшой полый цилиндр с жидкостью. Девушка из его снов! Но одетая совсем по другому в просторном и ярко освещённом отсеке. В тот момент когда он это понял мента-сфера наконец вышвырнула его. Последнее что он видел – как из цилиндра в руке девушки выплеснулась жидкость и она исчезла.
Это произошло два периода бодрствования назад. С тех пор он сидел в своём отсеке и ждал когда всё закончится. Когда ему отключат поступление кислорода. Или когда придут люди из Техников - отверженные, оказавшиеся недостойными единения с Машиной и вынужденные довольствоваться возможностью чинить и обслуживать физическую составляющую Машины, и выкинут его наружу. Этого не происходило. В нужное время он пытался подключиться к мента-сфере – привычка была сильнее опасений, но Машина не пускала его.
Его отлучили от Бога...
-
Ух ты, "все страньше и страньше"...)
|
Прошлёпав тапочками на кухню, Маша подожгла конфорку на крошечной газовой плитке, стоявшей поверх ультрамодной электрической поверхности. Это была её первая покупка, сразу как приехала их Архангельска. – «Ты Машуль придурок» - незлобиво подкалывала её Таня. Маша на «придурка» не обижалась. Вот « Машуля» её злило до невозможности, но сделать ничего с подругой и её привычкой всех называть на «–уля», она не могла. Некоторые вещи в жизни неизменны. Подключенная толстым резиновым шлангом к маленькому газовому баллону, плитка мерно гудела. Маша даже себе толком не могла объяснить, почему ей так нравились газовые плиты. Электрическая плитка казалась каким-то заменителем, что ли. Не настоящей. Это как съесть таблетку витамина С, вместо сочного апельсина. На такой плите и кофе будет ненастоящим. «Картонным». Лёгкий гул горящего газа смешивался с шумом дождя за окном и, как это не удивительно, заглушал шум машин с улицы. Маша забралась с ногами на табурет и бездумно уставилась на стоящую на огне турку с кофе. Турка была ещё из дома. Одна из тех мелочей, что появившись в любом месте – съёмной квартире или даже в номере гостиницы – сразу же из казённого, чужого помещения, создают «дом». Она вернулась мысленно к своему сну. Нить рассуждений каждый раз была примерно одной. Поэтому в этот раз Маша решила просто продолжить с того места где остановилась прошлый раз: - Надо с кем-то посоветоваться. С Танькой – бессмысленно. Наверняка всё свернёт к сексу – «А он горячий был, а? Ах ты, Машуля, похотливая кошка! А вот у меня тут…» Тогда с кем? С мамой? Тоже отпадает – ещё начнёт о здоровье переживать. И так каждый раз как в прогнозе погоды дождь увидит – звонит - «зонтик не забудь взять!»… Какой тут зонтик. Это ж Питер. Тут всё время дождь… К толковательнице снов? Кстати а что говорит на этот счёт интернет? Маша защёлкала ногтём по экрану телефона: «К чему снится мужчина» «…Много мужчин незнакомых» - не подходит. «…Чужой мужчина» - интересно этого можно считать чужим? «…Обнимать любимого мужчину» - тоже не то. «Вообще видеть во сне красивого, хорошо сложенного мужчину означает, что вы будете в полной мере наслаждаться жизнью и вскоре значительно поправите ваше материальное положение.» - н-да уж… помогли. Интересно, а он «хорошо сложенный»? Маша с раздражением выключила телефон и вскрикнув бросилась спасать кофе. Кофе конечно же убежал, залив плитку, и даже умудрился пролиться на электрическую поверхность под плиткой. Маша вылила из турки остатки кофе в кружку и оставив лужу медленно высыхать, пропитывая кухню ароматом сбежавшего кофе, вернулась в комнату. – Может с Галиной Ивановной? – пришла в голову мысль в ответ на оборванный на кухне мысленный разговор. Преподаватель психологии, Галина Ивановна была из тех кто ничего не делая, тем не менее располагают к себе. Им кажется можно доверить что угодно. Этакие добрые бабушки. Даже если бабушки ещё вполне молоды. – если не объяснит, так может вылечит? – Маша слегка скривила в улыбке свои тонкие, прокушенные во сне, губы. В комнате, она прошла за отделявшую угол комнаты ширму. Там была её «мастерская». Хобби которое Маша мечтала когда-нибудь сделать своей профессией. Мастерская - звучало конечно немного слишком претенциозно, для старого кухонного стола, стула и мольберта на столе. К стене были прислонены тринадцать рисунков. Называть их картинами Маша не решалась даже про себя. Грустные девушки. В разных позах и разных платьях. Платья Маша срисовывала обычно с модных журналов. Девушек… Девушки были ей самой. Она никому этого не говорила. Ведь на рисунках лица были разными. Если бы её спросили, например на открытии её галереи, она бы сказала, что это она, но не внешне, это её настроения, её эмоции, её чувства. Маша подняла взгляд на холст стоявший на мольберте… Этот холст появился там после того как она увидела этот чёртов сон первый раз. Проснувшись среди ночи, она отправилась в мастерскую и схватилась за кисти. За три часа - всего несколько штрихов. Рисунок только зарождался. Где-то в глубине холста. С тех пор она не смогла нарисовать ничего. Какая-то импотенция творческая… Таня это прокомментировала в своём стиле – «У мужиков Музы, а у тебя МузЫк не приходит… Да и мужика нормального тебе тоже не хватает! Точно говорю!». Как бы то ни было, Маша не могла ни рисовать свои рисунки, ни продолжить этот. Словно заколдованная. Подойдя ближе, Маша плотнее закуталась в одеяло и коснулась пальцем линии на холсте…
|
|