Голосование за ходы

— По реке быстрее, наверное, потому что можно ночью плыть. И Элтурель красивый, — выдала два неотразимых аргумента Майя. — Зато, если что, не спрячешься. Зато и выследить не выйдет. Главное, чтобы в самих Вратах всё чики-пуки вышло, потому что город бандитский.
Майя покосилась на нетронутую варваром водку. В начале путешествия ей страсть как хотелось перепробовать всё непробованное. Но чем дальше она удалялась от дома, тем больше стремление к неизведанному уступало тяге к посконным корням. Даже на ужин она заказала не варёно вепрево копыто, а обыкновенные котлетки в капустных листьях. Блюдо для Гринеста деликатесное, но по праздникам не раз деланное ею самой.

— У меня стрел меньше, чем там кобольдов, — тихо сказала Майя; в колчане, до хруста набитом в Гринесте, теперь и впрямь было пустовато. — А кроме кобольдов есть ещё дрейки. И бандит с подручными. И неизвестно что нас ждёт в шахтах. Никого мы не победим и никому не поможем. И от гибели нашей никакого проку не будет. В Гринесте у храма воины тоже умирали. Но отдав свои жизни, они дали нам время сбежать. А тут нас ждёт смерть. Просто смерть.

Лёгкость ветра, ярость пламени, твердость гранита. Единство стихий на острие клинка. И не вода хлынула из открытой раны, но кровь.
В последний, яркий, как сатори, миг Кейси многое понял. Обманчив был фасад. Не хулиган и проходимец стоял пред ним, а повелитель клинка. Безупречный, хитроумный, смертоносный. Истинный медовый мастер...
Вселенная раскрылась и схлопнулась, оставив на траве рядом с пушинками мёртвых пчёл тело их опекуна.

Майя бдила. Весь час. Отвлекаясь только на мошкару, которая норовила напиться чистой девичьей крови, а то и вовсе свить гнездо в волосах. Но время шло, а кобольды всё боялись, и вот уже Бран — поевший и отдохнувший — готов был спасать вновь. Брана надо было поддержать.
Выбравшись из засады и окончательно победив кровососов, Майя вернулась к спутникам.
— Я что подумала, — зашептала она, — кобольды людей не любят. И гномов, и эльфов. Они вообще никого не любят кроме себя и драконов. А ещё они не любят, когда ими командуют те, кого они не любят. Давайте, я им голову заморочу, а дальше как получится.
И громко выкрикнула:
— Belikri loex! Majak turalisj sthyr vur yth tailuen douta hodorrr!* Jaci vriskeh! Kaxir tilsin! Jaci zklaen slathalin hesi arytiss!**
Сказала, что их предводитель трус и должен выйти на честный бой, — тихонько пояснила она Розальде и Брану.



*Дрейки мертвы! Отдайте нам большого человека, и мы пощадим ваши лапки! (Майя опять путает hodor (лапки) и tobor (жизнь).
** Он цыплёнок! Ящерицин помёт! Он должен сразиться с нашим воином!

Рука Кейси легла парню на плечо. Пасечник проникновенно заглянул самураю в глаза.
— Уважение. Мне нужно уважение. Не к себе — к порядку и чужому труду. Видишь, пальцы у тебя в чужом золоте перемазаны, а за спиной остался домик пчелиный покосившийся? Неправильно это. Не по-людски. Потому и поручение у меня к тебе секретное. Никому прежде такого не давал. В сарае у меня дымарь со стамеской взять. Из сломанного улья рамки в свободный перенести, а поломанный пчёлкам починить. Чтобы, как прежде, стоял. Смекаешь?

"Хулиганы", — догадался Кейси, и рука сама потянулась к разделочному тесаку. "Али медведь пожаловал?" — новая, конструктивная мысль.
С медведем, конечно, сложнее. Ножом его не забьёшь-не запугаешь, самому бы ноги унести. Однако не бросать же пчёл в беде?
Взял тогда Кейси помело, прутья повыдергал, обмотал один конец старой тряпкой и в печь сунул. Факел-не факел, а горит, медведя по морде огорошить не стыдно. Ну и тесак за пояс пристроил для острастки.
С тем и пошёл к перекошенному улью, чтобы хорошенько во всём разобраться.

Единение. Единство. Един. Единый.
Кейси вычертил в воздухе знак единственного объединения и стряхнул с широких плеч радужные самоцветы росы. Разъяснело. Небесная синь наверху. Зелёная гладь внизу. Россыпь золотых слитков на траве. Плотные пушистые шарики, тельца, замученных летучими иродами, пчёл.
Кейси поднялся с земли и мрачно посмотрел на рощу, где меж исконно-посконных берёз сновали смутные силуэты. Тяжело вздохнул и пошёл к дому.
Солнце едва выползло из-за крон. Время для борьбы ещё не пришло, сначала нужно пропитать коржи мёдом и хорошенько разогреть печь. К обеду лепёшки будут готовы, полдюжины кувшинов перекочуют из погреба домашнего в погреб трактирный и дополнят меню Строра новыми меловыми строками. А там уж и покумекаем, с кем в ту рощу пойти, чтоб нечисть разогнать. В одиночку-то много не навоюешь. Это на пасеке Кейси непобедим, а в лесу... В лесу нужна подмога и хорошо б, чтоб ребята собрались шустрые и надёжные.

Сквозь туман и мглу, и дым протопал кто-то страшный и большой. Он ругался на неизвестном Майе языке, и она сразу догадалась, что это Бран. А следом, шурша голым брюхом по камням, подполз дрейк, и Майя вспомнила храм Чонти. Заволакивающий церковь дым. Бегущих сквозь него людей. И те же отвратительные морды ящеров, тянущиеся к селянам, чтобы урвать кусочек ещё живой плоти.
Она выстрелила наугад, целя в извивающееся тёмное пятно, и побежала вслед за варваром, потому что без Брана было бессмысленно всё.

Начала писать развёрнутый отзыв, но вспомнила
Свои длиннопосты оставьте дома, эта игра про короткопосты.
Поэтому о главном. За 15 лет ролевых извращений это моя первая игра, в которой после гибели персонажа я создала нового.
Я считаю, это успех)

Майя снова прилегла на борт.
— Нельзя быть великим, не будучи мудрым. И нельзя быть мудрым, не умея сострадать и любить.
Можно дать человеку всё могущество Побережья, и он совершит самый важный в мире поступок. Только поступок этот никогда не принесёт блага, если у тебя пусто внутри. Тот кто сердца лишён, свет нести не способен. И сколько бы такой человек не думал, сколько бы не взвешивал последствия, в его решении всегда окажется червоточина, которая сегодня или через сто лет разъест его изнутри, и обломки великого когда-то дела обрушатся и погребут под собой мир.
Конечно, даже добрый и искренний человек может совершить ужасную ошибку. Но человек злой и бездушный совершит её всегда, каким бы умным и сильным он ни был, какие бы высокие цели не ставил перед собой.
Майя. выдохнула. Пересказ трижды читанного Сказанья об испытании вышел очень точным и убедительным. Она была в этом совершенно уверена.

Закат; как змеи волны гнутся
Уже без гневных гребешков.
Но не бегут они коснуться
Непобедимых берегов...
Майя, облокотившись о борт, бездумно водила рукой воде. То погружала ненадолго, то набирала ртутно-золотистые блики в горсть, то стряхивала капли-близнецы с пальцев.
Безумный, лихорадочный до озноба день сменила апатичная ночная меланхолия. Больше не хотелось ни думать, ни кому-то что-то доказывать. Даже делиться ничем не хотелось. Всё равно не поймут, не согласятся, не оценят.
Она подложила под щёку мокрую правую руку и отвесила реке щелбан сухой левой. Ой, уже не сухой.
Удивительное дело: торговцы, из проходящих через Гринест караванов, всегда виделись ей невероятно загадочными, мудрыми, велеречивыми... ну кроме наёмников-охранителей, чью грубую сущность не мог скрыть никакой романтический флер. И вот, наконец, Майя сама отправилась в края торговцев. В большие города, стоящие на берегу широких рек. В своё первое настоящее путешествие. И откинув холст, скрывающий завесу большого таинственного мира, она обнаружила лишь труху.
Что поразило её больше всего — перебирая события последних дней, она вдруг осознала, что безмолвная эльфа была единственной, о ком она могла отозваться добрым словом. И за что? За двух подстреленных зайцев и помощь в сражении с пиратами! Это было самое страшное. На фоне остальных эльфа казалась едва ли не светочем, воплощением разумности и добра, а ведь она просто была нормальной. Просто. Нормальной. Ведущей себя по-человечески. Да что это за мир такой, в котором человек, ведущий себя по-человечески, выглядит образцом благочестия, лишь потому, что остальные не способны даже на это!?
Майя переложила голову на мокрую левую руку и причесала полуночный барашек подсохшими пальцами правой.

Всю обратную дорогу Майя думала. Рассказанная Янной история звучала довольно убедительно. Конечно, настоящие негодяи хитроумны, лживы и способны с легкостью провести целый отряд борцов со злом, но ни дон, ни дварфийка не вязались в её воображении с культистами. Вот не вязались и всё.
Культисты были бесстрашны, безжалостны и фанатичны. А эти двое так перепугались при нападении пиратов, что даже не пытались сопротивляться или организовать сопротивление. Да и старик едва не окочурился от одной зуботычины — ну какой из него злодей? Очень хлипкий.
За этими размышлениями и прошло время. Выйдя же из леса, Майя к величайшему облегчению обнаружила, что седовласый джентльмен пришёл в себя. Теперь все были в сознании и в сборе, а значит, ей больше не за кого было отвечать. Оставалось прояснить последний вопрос, с которым она направилась было к Джемне, но тут заговорил Хьюго, и Майя сбилась с шага. У неё никак не укладывалось в голове, что сорокалетний мужик, который должен уже своих детей взрастить, ведёт себя, как её младший брат.
— Вы, дяденька, в стражу пожалуйтесь, как третьего дня на ярмарке, — передразнила она. — Только перед этим не пейте и не воруйте, а то вас опять не воспримут всерьёз и палками выгонят взашей.
И подойдя к гноме, прошептала:
— Он сказал что-нибудь? Потому что, кажется, они не бандиты, а самоуверенные разгильдяи; сами не поняли, что заполучили. Этот торговец думал кузницу открыть и молнию для работы приспособить. Сто лет прожил, ума не нажил. Fofrin fof!* Только я не понимаю, кто тогда Брану эту штучку в тарелку подсунул. Это точно костяная щепка была? Может, просто осколок обычной кости попался?
Она растерянно посмотрела на Джемну.


*Глупый дурачок (гном.)

Кинжал Розальды клацнул о клык и ничего не произошло. Ещё бы! Всякий знает, что половозрелый дракон с легкостью пережёвывает закованного в латы рыцаря вместе с его верным скакуном вот этими самыми клыками — что им какой-то кинжал.
Майя однако о рыцарях не думала. Вокруг неё сжималось кольцо доброжелателей, и она отскочила в сторону, как ужаленная.
— Стойте! Я опасна!
Первая часть плана была выполнена блестяще: клык оказался у неё в руке. Однако какой должна быть вторая, Майя не имела ни малейшего представления. Очевидно, что молнию заточили в клык. Очевидно, когда оковы пали, молния вырвалась на свободу. Очевидно, клык молнию больше не интересовал и тыкать в неё клыком, всё равно, что тыкать кувшином в разлитую воду в надежде, что та соберётся назад в сосуд. Нужно было делать что-то другое. Но что? Оковы!
Не выпуская зловредный артефакт, Майя бросилась к сумке старика и принялась вытряхивать её содержимое на землю, чтобы понять, что именно удерживало молнию взаперти.
— Надо привести деда в чувство, он должен что-то знать!

...Дыхание перехватило. Золотые! Они золотые! Ни у кого в Гринесте не было золотых серёг. И не будет. Ни у кого кроме неё. Огромных золотых серёг! Даже крупная царапина совершенно не портила их вид. Восторженная Майя поднялась на цыпочки и чмокнула Брана в небритую щёку.
...Миг удивления. Миг осознания. Миг страха, колючей молнией пронзившего позвоночник. Это традиция. Обычная традиция тулнеев. На самом деле, Бран хороший. Бран хочет, как лучше. Это всего лишь серьги. Не ожерелье из ушей, которое придётся носить, не сердце врага, которое полагается съесть. Всего лишь серьги. И она должна их взять: отказать значит обидеть. Брезгливая Майя сжимает серьги в кулаке и, не глядя тулнею в глаза, судорожно кивает в знак благодарности.
"...Всегда в голову не выйдет. Потому что, во-первых, шлем. Во-вторых, голова — круглая и кость. Стрела плохо втыкается, скользит, рикошетит. Если только в глаз..." — со всей серьёзностью поясняет циничная Майя, жестами показывая, как стрела отскакивает от лба. Но не выдержав, прыскает в кулак и опускает серьги в карман.
...Сердце ёкнуло. Липкая слабость пробежала по спине. На ладони лежали серьги. Золотые серьги с крупной царапиной, оставленной стрелой. Её стрелой. Вот ты и выросла, девочка. Теперь ты настоящий герой. Из песен и книг. Сразившая врага и не брезгующая снять с мёртвого тела богатые наряды и доспехи. Или серьги — с паршивой овцы хоть шерсти клок. Но это же на благо? Забрать необходимое, продать лишнее и на вырученные деньги обзавестись лучшим оружием, чтобы разить зло ещё вернее. Сиять ещё ярче. Стать истинным воплощением доблести и славы. Ты же всегда об этом мечтала. Так хватай её — мечту. Бесплатно и без расписки. Воительница Майя до боли сжимает пару серёг и твёрдо говорит тулнею: "спасибо".
Радость и сомнение. Воодушевление и страх. Вопросы, на которые страшно искать ответ, и вопросы, которые никогда не осмелишься задать вслух. Майя, знающая, как лучше и Майя, не знающая ничего. Майя, нашедшая все ответы, и Майя, отрицающая само их существование. Майя... Их так много. А она? Кто она?
—...И ещё волшебница. Плохая. — Майя почувствовала, как по щеке огненной струйкой бежит слеза. Смахнула её костяшками пальцев. — Сейчас я кое-что сделаю, и мы придумаем, как быть дальше.
Она скользнула мимо Брана и оказавшись на палубе, взбежала на полубак, где несла стражу эльфийка.
— Извините, это я. Я только хотела сказать, я Майя. Майя Найт. Просто, чтобы вы знали... Спасибо вам большое! Мы бы не справились одни.

Майя бросилась за эльфийкой столь решительно, что едва не уткнулась носом ей спину. Скрипучая дверь распахнулась, явив зрелище грозное и завораживающее. Посреди залитой кровью палубы, в окружении поверженных врагов, словно молодой ясень, восставший средь поля алых роз, стоял Бран. Его широкий, будто высеченный из обсидиана, клинок, трепетал подобно крылу ночной бабочки. Грудь и руки покрывали многочисленные раны, но взор, подобный взору Тира, горел мрачным, неугасимым огнём, и казалось нет на свете силы, способной остановить героя.
Напротив Брана неловко топтался кряжистый неухоженный мужлан. Всклоченная борода топорщилась клоком сгнившего сена, грязная косынка съехала на бок, уродливые серьги походили на скрученные ржавые гвозди. Что до лица, то эта изрытое оспинами прокопчённая рожа не вызывала ничего кроме отвращения. Да и как человек этот боров был явно не очень. Неудивительно, что в него полетела первая стрела, оторвавшая левую серьгу вместе с ухом. Лишь после этого Майя потратила несколько мгновений, чтобы разобраться, что к чему.
На корме её старая знакомица обменивалась выпадами с ещё одним упырём — долговязым и сутулым, как калимшанский далматин. А вот тётушки Ро Майя не увидела. И это вызывало неконтролируемое волнение и желание немедленно отправиться на её поиски.

Полные энтузиазма дознаватели удалились, и Майя осталась одна. Она ещё немного повозюкала кашу, но после истории с щепкой есть её совершенно не хотелось, хоть сто раз пропусти через мелкое сито. Возвращаться к разговору с дедком тоже было не с руки. Остальные же посетители столовой её вовсе игнорировали. И как в таких условиях вести расследование?
Майя задумалась. Гадать можно было бесконечно, однако это было не продуктивно. Во всех историях о Великих Сыщиках гаданиям уделялось самое малое место. Сыщик всегда отличался ясным умом и трезвостью суждений. Не поддаваясь панике, он с легкостью увязывал погнутую подкову старой клячи с протухшим зельем в башне архимага и делал вывод, что убийца садовник. Надо было следовать его примеру.
Итак (Майя принялась загибать пальцы), щепка нашлась только в тарелке Брана. Значит, Брана хотели убить в первую и возможно, единственную очередь. Но зачем убивать Брана (да ещё столь подло!), если не из-за яйца? Очевидно, чтобы наложить руки на его имущество. Например, стильный меч, с которым каждый мужчина выглядит на полфута выше! Однако среди пассажиров единственным мужчиной был старикан (халфлингов Майя за мужчин не считала), а ему сверкать мечом было уже поздновато.
Тогда остаётся яйцо. Но кто вообще мог знать про яйцо? Во-первых, драконий культ. Во-вторых, кто-то, кто прискакал из Гринеста, вроде той безумной бабы. В-третьих, другие члены их отряда. При том, только последние знали, что Бран поплывёт именно на этой барже... Майя похолодела и поспешно отогнала дурные мысли, сосредоточив всё внимание на щепке. Очевидно, что щепку подбросил кто-то из присутствующих. Или повар. Ему это было проще всего. Может ли быть, что кто-то приплатил ему за убийство Брана? Конечно, может!
Наконец, спасшая Брана гномка. Она явно интересовалась чем-то тайным и запретным, связанным с драконами. Но если кто-то хотел переправить что-то тайное и запретное, связанное с драконами, самым надёжным способом была контрабанда. А самый надёжный контрабандист очевидно один из моряков. Он все укромные места на судне знает и запрятать что-то среди чужого товара может, и вообще ему тут верят больше, чем остальным. Ух как всё закручено!
Майя снова похолодела. На этот раз не от страха, а от возбуждения. Подкова, зелье и садовник были найдены. Осталось понять, кто убийца. Неужели коварные Лосвиус и Лиду?!

Майя посмотрела на тулнея сочувственно, но осуждать не стала.
— Лучше рыба, чем бражный дух, — твёрдо сказала она . — Бражные духи грустные очень. Наш пьянчужка Прост, когда с ними говорил, всегда плакал потом и детишек уличных по головке гладил. Поймает, бывало, и гладит, и гладит. Пока ужинать не позовут.
А ещё у нас на отшибе знахарь жил. Я когда постарше стала, часто к нему заглядывала. Он всякие травки-приправки выращивал. С теми, что на рынке не сравнить. А как грибочек сушёный под язык положит, ещё и весёлый становился. Смялся от души, заливисто так. Дух гриба ему, значит, историю рассказал.
Так я однажды, пока он травки рвал, кусочек гриба стырила и тайком в початую бутыль Просту пропихнула. Очень было интересно, кто кого из духов заборет. Прост к ней тем же вечером приложился, духи внутри него сцепились и началось такое...
Майя тяжело вздохнула.
— А теперь их обоих нет. Сгорели оба. Так что водный дух точно лучше.

— Да у них всегда всё не так. То фертильность не удалась, то волатильность повысилась. — Майя с видом большого знатока махнула рукой, как частенько делал дед Эскоберт.
Задумалась.
По всему выходило, что народ в Бердаске ушлый через одного. Надо было этим немедленно воспользоваться!
— Был тут один. Мелкий жулик. В красном капюшоне, рот щербатый, нос картошкой, от губы шрам. Сначала у меня три штучки купил, а потом где-то напился и сбежал не расплатившись. За ним потом все рынком гонялись. Но его, наверное, и так поймают, он дурачок, до 10 считать не умеет.
Ещё в Бегущем Олене сегодня странные типы остановились. Четверо. По виду типичные душегубы, хоть сейчас на плаху, но наглые, ничего не боятся, будто самого Тира за бороду ухватили. Даже удивительно.
Ещё на дороге к городу нас четверо на лошадях обогнали. Полуэльфийка с эскортом. Вся такая расфуфыренная, говорит, будто с востока родом, кричала, что для неё десять тыщ не деньги вообще. Хотя трезвая. С ней два бугая с саблями и девка мелкая с ножичками. Вроде охранителей. Сейчас уже в городе должны быть.
Майя ненадолго задумалась, а потом мстительно добавила:
— А ещё тут драконид ходил. Здоровенный такой, с двух мужиков ростом. Морда страшная, со шрамом, будто палицей залепили. Всё хотел кого-то найти и отомстить. Или порешить. Жуткий. Я бы ему точно ничего продавать не стала!

Майя с готовностью подбежала к сластолюбцу и окинула его придирчивым взглядом. На вид бандит бандитом, а всё туда же, булочек ему подавай! Но клиентов не выбирают.
Она на секунду задумалась. Драконик тут не годился. И притчи. И про любовь тоже. И юмор у бандитов свой, особенный — пятки пленникам на костре жгут и ржут, как гоблины. Что остаётся? Вино! Тема беспроигрышная! И о тщете сущего, но в особой, бандитской вариации, чтобы безысходно, но лихо. Но со счастливым концом, потому что если он в свои сорок булочки лопает, значит ребёнок в душе!
Майя задумалась ещё на секунду и продекламировала:
"Да пребудут с тобою и фарт, и вино!
Будь что будет: погони, острог — всё равно.
Чему быть суждено — неминуемо будет,
Но не больше того, чему быть суждено!"
Она продемонстрировала корзинку и закончила:
"Монетка штучка,
Три монетки — кучка!
В кучке три штучки!"

Говорят, на сытый желудок и помирать легче. А уж насколько легче работать — ни в сказке сказать, ни пером описать. Даже искус втихаря слопать булочку был не настолько велик, чтобы ему нельзя было противостоять. Куда сложнее было противиться желанию посмотреть, кто кого заборет, зарубит и затопчет. Ведь это очень важно, даже если претенденты совершенно незнакомые тебе люди!
К несчастью, взрослая жизнь налагает свои обязательства. Тем более, когда предлагают сумасшедшие деньги за совершеннейшую ерунду. Потому Майя быстро взяла себя в руки и с готовностью заняла место Повелительницы Золотых Звёзд!
Втянулась она быстро. И в отличии от скучных разочаровавшихся в жизни продавцов, не бродила с унылой миной, а наоборот, по примеру торговцев задорных и успешных, сопровождала продажу всевозможными шутками, несуществующими цитатами и острословными замечаниями (в том числе на гномьем, драконьем и ломанном дварфийском), благо караванов через Гринест ходило немало, и наслушаться всякого она успела с детства.

Перед Майей же вновь встала дилемма. Еды им принесли столько, что скромным завтрак не выглядел никак. Но и отказываться было невежливо, особенно, когда за него заплатил не ты. Пришлось, страдая, есть всё. Утешилась Майя тем, что вместо эля попросила простой воды. Докушав же оладушки, начала выискивать возможность улизнуть. Не для того она отправилась в полный приключений и опасностей мир-за-околицей, чтобы её опекали в четыре руки! И хотя её подмывало пойти с хранителем яйца (чтобы уберечь хранителя, чтобы он потом уберёг яйцо), она рассудила, что без гроша в кармане в дальнейшем путешествии будет только обузой. Гроши надо было срочно добыть и вняв совету полуэльфы, Майя всерьёз решила намылиться в сторону ярмарки.

Майя взгрустнула, но не слишком. Конечно, в такой богатой и успешной таверне весь персонала подобран волос к волосу, голос к голосу, и новые люди им не нужны. Но спросить-то никогда не повредит! Да и не спроси она, как бы про гуляния узнала? В конкурсах, конечно, на голодный желудок не поучаствуешь, но какую мелочь перехватить наверняка удастся! Вопрос же хозяйки заставил её глубоко задуматься. По всему выходило, что никакой пользы от неё нет. Ни весёлых фокусов показать, ни телегу починить. С металлом и кожей она работать не умела. Врачевать или болтать без умолку тоже. Танцевать, петь, ставни расписывать... Майя почувствовала, как перед разверзается бездна. В совершенно неожиданном месте совершенно неожиданным образом выяснилось, что она абсолютно бесполезна. Всю жизнь она возилась по дому и со скотиной, ну так это каждый деревенский умеет. Травки-примочки тоже все знают. Охота? Да кому в городе нужны охотники со всеми их луками, следами и умением прикинуться кустом!?
— Д-да... спасибо... — только и смогла выдавить она, погружаясь в пучину и отчаянно пытаясь найти оправдание своему существованию. — Я только немного обсохну и пойду.

Бердаск оказался городом с большой буквы "Б". Майя бывала здесь и раньше, но те детские воспоминания безнадёжно уляпали комья сахарной ваты. В памяти остались лишь разноцветные пятна ярморочных лент, тягучая медовая змейка с кунжутовыми гремучками и ящик с железным хламом, о который она рассадила коленку.
Нынешний — взрослый — Бердаск встретил её тёмными от влаги стенами и моросью, быстро превратившей волосы в паклю. Будь у Майи плащ с капюшоном или хотя бы достойная шляпа, она бы обязательно улизнула и устроила прогулку по городу. Но шляпа и плащ сгорели в Гринесте вместе с домом, а на покупку новых у Майи не было денег. Сказать по правде, у неё не было денег даже на еду и крышу над головой, и эту проблему надо было решить как можно скорее, пока не закончились взятые в дорогу припасы.
Только вот сначала надо было дождаться, пока закончится треклятый дождь, потому что в большом городе она и в лучшем виде мало кому нужна, а уж мокрая и перемазанная подавно. Однако дождь шёл и шёл, и чтобы не терять попусту времени, Майя прошвырнулась по Оленю и поговорила с тавернье — мало ли найдётся какая подработка в конюшне или на кухне. Еду на всю семью она готовила с шести лет, с живностью возилась с четырёх и к мелкой работе была привычна.

Майе было скучно. И грустно. И некому руку подать. И как солдаты изо дня в день в карауле стоят? Это ж с ума сойти от безделья. Или спиться... Озарение вышло ослепительно ярким, и Майя враз проснулась. Так вот почему солдаты спиваются! Из-за караулов.
Развить мысль и приложить её к другим профессиям она не успела. В дверь деликатно постучали.
"Вам кого?" — едва не спросила Майя простодушно, но вовремя опомнилась. Пребывание в карауле требовало разбудить гарнизон и дать предупредительный выстрел, это она знала точно. Но стрелять мешала дверь — надо было будить.
Тётушка Ро грозилась страшными карами, если её побеспокоят до рассвета, а Бран завещал не трогать его до нужной фазы Луны. Оставалась волшебница, которая никаких наказов не оставляла и оттого стала лёгкой добычей.
Майя потеребила эльфийку за плечо и прошептала на ухо:
— Извините. Там кто-то пришла.

Разделились. Один вместе с янычаром левый коридор исследует, другой вместе с Яобабом правый. Тир'ания же на статую отвлеклась. Почивший правитель кажется подозрительно знакомым. Неужто первый среди межпланетных капитанов — капитан Врунгель, — запечатлённый в день Нептуна?!

— Шайзе! — некуртуазно возмущается фрау, но не очень-то сердится. Ведь сразу видно — гуманид-то хороший. Просто немножко запутался, свернул не туда, в засаде сидел не с теми...
Возникает известный всякому правителю парадокс, когда и пользы никакой, и отпустить нельзя, и казнить жалко.

Рассудив, как подобает королеве, мудро и справедливо, Тир'ания подошла к открытой двери. Но настроена скептически.
— Наверняка янычары отсюда пришли. А за собой не закрыли, потому что глупы и ленивы. Значит там казарма. В казарме золото, ятаганы и пищали. И замасленные карты. Их даже руками трогать противно!
Навоображала, в общем. И начала остальные двери раскодировать.

Не зря, ой не зря Тир'анию никогда не водили через чёрный ход. Трубы, вентили, СКЛАД. Паноптикум какой-то!
— Если генератор отключить, луч сразу пропадёт. Султан этому, конечно, не обрадуется и пошлёт верных янычар всё проверить. Предположим, пойдут Махмуд и Джавдет... Ой!
Она неосторожно потыкала в серый развод на стене и увидела, как палец скафандра тоже стал серым. Так вот ты какая — грязь!

— Науч... что? Ха! Я правила Марсианской Империей 10000 лет! Да при мне все яблони цвели, а порабощённые шумеры плодоносили алмазами, как никогда...
Тир'ания вдруг спохватилась.
— Постойте. Как улетел? О горе мне, горе! Безрассудный слизняк!
Она схватила перьехвостого за нижнюю правую руку.
— Вы должны немедленно мне помочь. Обжора темна и полна ужасов! Если Мэди погибнет, координаты сокровища будут утеряны навсегда! Нужно, чтобы он рассказал их перед смертью. Скорее, подпишите и сгенерите всё, что нужно. Мерчендайзер ждёт!
Она чрезвычайно взволновано повела плечиком в сторону Рубезоида.

— Мэди! Мэди! Где этот слизняк?!
Дверь открывается от характерного удара снаружи. На пороге марсианка. Это понятно сразу, но не всем. У марсиан глаза навыкате и извилины от макушки до самой шеи. Марсианки другие. Издали чем-то на гуманидок похожи, только намного лучше. Волосы белые, как FFF. Кожа чёрная, как 000. Шик, блеск, боевой дезинтегратор.
У неподготовленных от одного вида диссонанс и зависти корчи. Но неподготовленных на Кантовочной нет: повымерли в предыдущие 2 цикла. Нет в комнате и никого похожего на слизня. Однако марсианка не сдаётся. Подходит к наикрутейшим из невостребованных на рынке труда.
— Мэди. Слизняк. Супер-проходимец, — поясняет она. — Видели? Этот негодяй умыкнул карту к моему величайшему сокровищу! Хватит это терпеть!

Падает на песок искорёженный скафандр. Его путь подошёл к концу. Забрало разбито, но нет ни разноцветицы искр, ни бьющих в небо лучей.
Призрак уходит безмолвно, как уходил бесчисленное множество раз. А вместе с ним уходят Гаал и Сикорски, Мак Сим и Быков, Румата и Юрковский. Уходят, чтобы вернуться. В другое время и в другой Вселенной. Потому что нельзя растоптать мечту, уничтожить идею. И пока в мире есть хоть один человек, для которого штуки не главное, будет жить и Призрак. И миллиарды людей, ставшие его частью. Отдавшие жизнь за то, чтобы однажды, в полдень, над ещё одной маленькой планетой взошло настоящее Солнце.

Ветка, меж тем, ведёт себя в полном соответствии с законом природы. Вместо того, чтобы идеалистически плыть на север, сугубо материалистическим образом плывёт на восток. В совершенно не нужном им направлении.
— Надо на ту сторону перебраться, — предлагает политически активный Гаал. — Может у буров не только луки, но и ножи с топорами найдутся. Обвяжусь верёвкой и пойду первым, вы же держите.

...а потом случилось неизбежное. Марсианская капиталистическая модель потерпела крах. Лопнул кредитный пузырь — блюдце в болоте, Ти-Рекс на охоте. Рубезоид, понятно, винит во всём теленигиляцию, но пролетариям от этого не легче. Пролетарии страдают. Словно слепые котята тычутся по кустам, в надежде, что первыми сожрут не их.
Желание то мелкое, мещанское, ибо сразу видно: спасутся не только лишь все. Но нет среди них вождя, способного объединить и направить на борьбу. Нет героя, которого они заслужили!

— Огни эти — дурной знак, — спешившись, тихо заметил аравиец. — Падшие души не появляются в местах праведных и скромных. Чтобы вернуть дух из мира мёртвых и привязать его к бренной земле, нужна особая, злая магия. Да и сама душа должна быть отравлена скверной. Нехорошие дела тут творятся и место это порченное, ядовитое.
Он обернулся к галдящей толпе и замахал руками, призывая успокоиться.
— Всё в порядке! Всё уже закончилось! Была угроза — этого мы не отрицаем, но она самолик... — Он запнулся, подбирая слово, понятное людям простым и невежественным, и бесхитростно закончил:
— ...но угрозы более нет.

Энн же задержалась на полдороги. Глас вопиющего в пустыне она оставила без утешения. В иных обстоятельствах любые слова бессильны, и лишь время способно исцелить оставленные на сердце раны. Остановив коня рядом со вторым воякой, хлопотавшим над собратом по оружию, она убрала меч в ножны, спустилась на землю и скинула с раненого шлем, обнажив мокрый от пота лоб.
— In nomine Domini. — Энн склонилась над бесчувственным телом, коснулась губами влажной кожи. — Встань и иди.

На миг у Рэйвен появилось ощущение, будто качнулся купол неба. Большой и словно б звёздно-снежный. Но вызванное заклинанием расстройство прошло так же быстро, как появилось.
— Так-так... — протянула она. — Оскорбление стражника, нападение с использованием магии. Вчера у ворот убивали за меньшее... Не вздумай его выпускать!
Она подхватила с пола весьма изящный свой рюкзачок и принялась рыться в карманах. Последовательно на стол явились скальпель, замкнутая на замок книга в чёрном кожаном переплёте, ключ и чистенькие совсем ещё не ношенные наручники.
— Если бы ты не крутил романы с каждой встречной-поперечной, ты бы знал, что мы тут не прохлаждаемся, а ждём последнего выделенного нам Зоджем помощника. — Рэйвен с укоризной посмотрела на Шага. — Если мы сейчас уйдём, как он нас найдёт? Но если ты полон энтузиазма и у тебя чешутся руки — вот.
Она подвинула ему книгу.
— Проверь, там в замке никакой заразы? А то знала я одного дроу, он ядовитые иглы в замочек на своём блокноте пихал — псих подземный!
Рэйвен перевела взгляд на Зайца и вздохнула.
— Эльфы, даже наполовину, фей не едят. Даже из другого подвида. Это каннибализм. Всё равно как тебе питаться тигриным мясом.
Она зябко передёрнула плечами.
— А шпионил и стучал он вполне успешно, уж поверь. Да он и сам это подтвердит. Давай его сюда, буду арестовывать!
И разомкнула на наручниках один из браслетов.

— ...Кевин, варенья, пожалуйста.
Сшитый из белых лоскутов кожи дворецкий наполняет розеточку густой сладкой массой. Папинька благосклонно кивает.

— ...Флора, поиграй с Мирой.
Напудренная гнома на негнущихся ногах подходит к девочке и протягивает ей фарфоровую куклу. Мира смотрит в пустые глаза служки. Берёт куклу за ногу и с размаху бьёт гному. Сыпется на пол пудра, на лице появляется серое гнилостное пятно. Кукла разлетается на части.
— Ну что же ты? — Маминька с укором смотрит на дочь. — Флора, принеси новую.
Безмолвная гнома неуклюже ковыляет в кладовую, где на полках выстроились сотни игрушек. Берёт ближайшую и возвращается в гостиную.

— ...Я сделаю из тебя зомби получше. — Грохот и плеск сменяют самые страшные в мире слова.
Нет. Нет. Не это. Что угодно, но не это. Только не это!
Тени вздрагивают, пытаются связать колдунью и бессильно опадают у ног Рэйвен.
Её спутники мертвы. Все мертвы. Лучше бы она была с ними. Лучше бы беспечно сгорела в пламени, чем слышала эти слова... Она осталась одна. Как всегда одна. Никого нет рядом. Как всегда. Ни на кого нельзя положиться. Как всегда...
Рэйвен бездумно попятилась назад. По пояс в воде. Туда, где был единственный выход. Туда, где лежали обгоревшие тела. Не сводя глаз с колдуньи, дрожащий рукой убрала в ножны меч.
Всё кончено — это когда всё кончено.

"Страх убивает разум. Страх — это малая смерть. Я смотрю в лицо моему страху, я дам ему пройти сквозь меня. Там, где прошел страх, не осталось ничего. Там, где прошел страх, останусь только я."
В памяти всплыли поучения наставника из Тэя. Магам легко философствовать, не выходя из уютных кабинетов. Лысая крыса. Все они крысы.
Рэйвен отступила ещё на шаг, приняв очередной удар на щит. Колдунья не понимала, что она делает. Крысы никогда не понимают. Они могут умными, образованными, сообразительными. Они могут сыпать красивыми словами и даже умеют колдовать. Но в душе они всё равно остаются крысами.
Когда они сильнее — с радостью впиваются в чужое горло. Когда слабее — бегут, поджав хвост. Но главное, они всегда видят в других таких же крыс и потому не в силах понять, как поступит человек, не принадлежащий к крысиному племени.
Рэйвен на секунду склонилась над телом друидки, опустила руку в насквозь промокший кошель. Тот самый, из которого Альтея доставала пузырёк с лечебным зельем. Нащупала флакон, зубами вырвала пробку и выплеснула прозрачную жидкость в глотку хрипящего полуорка. И тут же пошла вперёд, давая тому время прийти в себя.

Бесцветное зелье придало сил, но никакая магия не могла избавить Рэйвен от ощущения приближающегося конца. Захотелось развернуться и не оборачиваясь, бежать подальше из мерзкого подземелья.
Она не понимала, что происходит. Почему один из её спутников уподобился сказочному пушистому леммингу, а другой за просто так ушёл куда-то с убийцей-бейнитом, словно они были закадычным приятелями. И дело не только в том, что Бронталас оставил их четверых против неведомой угрозы, с размеренностью маятника-гильотины приближающейся из темноты. Он и себя подвергал не меньшей опасности. Минуту назад фанатик с копьём готовился выступить в одиночку против шестерых. Что ему сейчас мешало проткнуть одинокого эльфа, будто букашку, окромя врождённого великодушия?
Альтея куда-то тащила Клыка и тот — гладиатор, прошедший через череду кровавых боёв, — безропотно подчинялся эльфийке-подростку. Почему, зачем — Рэйвен не понимала. Они стояли на возвышенности, на твёрдом каменном полу, могли без труда прятаться за стенами, а при необходимости отступить, в то время, как враг вынужден был брести по пояс в воде по узкому коридору, будучи лёгкой мишенью для снарядов, магии и стрел. Вместо этого эльфийка и гладиатор предпочли зайти в водную ловушку добровольно, а вместо каменного укрытия выбрали хлипкие деревянные опоры.
"Будь всё оно проклято, — бессильно подумала Рэйвен. — Боги, как же не хватает нормального мужика, который бы всё объяснил, сделал как правильно и взял на себя ответственность за последствия".
Однако нормальный мужик был девичьей фантазией и существовал лишь в балладах и на страницах романов — это она знала совершенно точно. Здесь же, в вонючей полной сектантов канализации, приходилось иметь дело с тем, что есть. Поэтому Рэйвен лишь пробормотала нескладную молитву не направленную ни к кому из богов персонально и повторила короткое, зачаровывающее камни заклинание.
И словно безропотная, распятая на полу пленница стала ждать, когда опустится маятник смерти.

"Бейнитов всегда двое: учитель и ученик", — вспомнились Рэйвен слова старого магистра Пламенных кулаков.
Говоря начистоту, у неё было пресильное желание добить наглеца, отчего-то вдруг решившего, что схватил Тира за бороду. Вслед за некромантами садисты занимали второе место в её чёрном списке. А этот ещё и куражился, неловко выдавая свои скудные познания за откровения. Рэйвен всерьёз сомневалась, что истинные правители Мёртвой тройки доверяли Йигнатию сокровенные тайны или делились далекоидущими планами. С другой стороны, подлец мог знать секреты этого мрачного места и уберечь от смертельной ловушки или вовсе навести на несметные богатства, накопленные культистами за годы безупречной службы тёмным владыкам. Очень, очень сложный выбор...

— И когда в прошлый раз ты поджёг таверну, ты тоже всё контролировал...
Рэйвен перестала копошиться в нетленных фолиантах, мягко улыбнулась эльфу и печально проговорила:
— И почему в этом мире любовь нуждается в больших оправданиях, чем предательство? Пойми, я же всё понимаю. Увидев, что мне угрожает опасность, вы бросились на помощь. Не думая о последствиях, не заботясь о том, что станет с врагами! В этом нет ничего постыдного, не нужно искать объяснения собственной горячности. Любой нормальный мужчина, завидев меня в беде, поступил бы точно так же. И то, что на месте этого мужчины оказались вы — бесценно...
Она вновь склонилась над саркофагом.

— Но потом сжечь, — пробормотала Рэйвен. Сунула меч в ножны, вновь позабыв отереть клинок о трупы врагов, и задумчиво посмотрела на Сульфара.
— Кстати, о чайках. Где золото, дроу?

Рэйвен только отмахнулась.
— Это уж вы сами решайте — кто кому будет спинку тереть.
Она задумалась и прибавила:
— Хотя, если дроу и юный эльф начнут обмывать друг друга, посмотреть сбежится вся парная, и любые твои проделки останутся незамеченными. Отличный план!
Рэйвен хлопнула Шага по плечу и с каменным лицом отправилась на выход. От одной мысли о посещении общественной бани в Нижнем Городе её бросало в дрожь.

Будь на месте Рэйвен капитан Зодж или другой служака, он бы сгорел от стыда за подчинённых. Ещё бы, где это видано, чтобы стражники выкупали одних бандитов у других?! Да они бы скорее умерли с мечом в руке, чем поставили себя в столь унизительное положение!
К счастью, компаньоны Рэйвен не были её подчинёнными, а сама она представляла Пламенный Кулак весьма условно. Поэтому ни смерть от стыда, ни смерть из принципа ей не грозили. По крайней мере, ей очень хотелось в это верить.
Кивнув одноглазому, Рэйвен ссыпала монеты в кошель и высоко вскинула его надо головой.
— Слово Пламенного Кулака закон! — на всю таверну провозгласила она. — Клянусь, сегодня мы закроем глаза на смерть никчёмной твари! Тридцать золотых любому храбрецу за голову этого мерзавца! — Она указала на Муроско. — По три золотых за голову каждого из его гнилых ублюдков!

Рэйвен на миг просветлела лицом и заверила храбреца, что всё в порядке, одарив улыбкой номер восемь. Широкой, открытой, такую она часто использовала во время выступлений, когда даже зрители дальних рядов должны видеть радость на лице исполнительницы.
Вернувшись же за стол, в ответ на опасения Сульфара только фыркнула.
— Ой, да кому ты нужен. Рядом с тобой сидят два чистокровных эльфа, и им плевать кто ты. Трактирщик видел тебя, и ему плевать кто ты. Шаар, да часа не прошло, как ты разговаривал с капитаном Пламенных Кулаков. И ему было не только плевать кто ты, он тебе ещё и значок с десятком золотых выдал.
Рэйвен словно бы с сомнением сделала ещё один глоток.
— Удивительно. Чем больше пьешь, тем менее ужасным кажется этот эль...
Она вздохнула и закончила:
— Это не Высокий лес, не Эвереска и даже на Элтурель. Это Врата Балдура. До тех пор пока ты не выёживаешься и платишь по счетам, всем плевать на твою родословную. Дроу, тифлинг, да хоть баатезу с рогами. Важны лишь деньги и порядок. Который, впрочем, может меняться от района к району...
Договорить Рэйвен не успела, у стола появилась новая гостья и тоже с претензией! На описанную Зоджем женщину она не походила бы вовсе, если б не шрам. Фирменная метка что ли? Или дорогое воспоминание, которое хозяйка не желала прятать под маской?
В другой ситуации Рэйвен исполнила бы небольшую прелюдию, выясняя кто, да что, да точно ли. Однако сейчас дело было пустяковым. Она скорчила печальную рожицу.
— Мне очень жаль, что я оторвала вас от сравнительного честного отъёма денег. Но поймите и вы — я при исполнении и у моего начальства большие ожидания от нашей встречи. Рэй. — Руку Рэйвен протягивать не стала, для этого пришлось бы встать. — Впрочем, моё имя не столь важно. Важно имя моего начальника. Капитана Дармина Зоджа. Полагаю вы знакомы. И он очень, очень хочет узнать что-нибудь стоящее о недобитках, оставляющих после себя тела со знаками Мёртвой тройки...

Рэйвен не понравилось, что капитан Зодж вместо поцелуя пожал ей руку, но сам капитан Зодж понравился. Рэйвен, вообще, любила, когда мужчины выглядели, как мужчины, вели себя, как мужчины и при этом посещали баню хотя бы раз в неделю. От дальнейшего же рассказа её бросало то в жар, то в холод.
Мёртвая Тройка. Надо же, давненько о них ничего не было слышно. И если против Баала Рэйвен ничего не имела, то Бейн с его категоричностью и особенно покровитель некромантов Миркул не вызывали ничего кроме отвращения. Служителей последнего Рэйвен отправила бы на встречу с божеством без всякого шантажа... Который совсем не вязался с отличительными знаками "Пламенного кулака". Шаар, да за эти блящки многие проходимцы отдали бы большой палец! Не зря в народе ходила басня о новобранце, который, узнав, что в страже платят за службу, крайне удивился. "Я думал, значок дадите, а дальше вертись, как хочешь", — сказал тогда юнец.
— Как она выглядит? — осторожно спросила Рэйвен, лихорадочно прикидывая уместен ли торг и чего ей хочется больше — аванс или прибавку к награде. Потому что удовольствие удовольствием, а "Медовый цвет" сам себя не купит!

Болезнь отступила, но беспамятство старика было красноречивее любых слов. Смерть стояла на пороге, и запертая на хлипкий засов целебных трав дверь не могла сдержать её надолго.
— Жалеешь, что старик не нашёл дорогу к Единому? — тихо спросил аравиец.
Энн покачала головой.
— Он не юродивый и не дитя. Если в седых волосах человек отрицает Единого, значит он слеп. Даже болезнь не заставила его пойти в храм, лишь погнала к чудотворцу. Он не ищет спасения, только возможность выгадать для себя ещё несколько лет.
— И всё же, ты жалеешь его, — заключил аравиец.
— Он умирает, — тихо сказала Энн, — а я даже не могу молиться о его спасении.
— Но если бы Единый явил чудо, разве эти тёмные язычники не преклонили бы колени, не обратились в истинную веру? Вспомни, даже распятому разбойнику было даровано прощение и обещание попасть на Небо. А этот старик не совершил и десятой части разбойничьих злодейств.
Энн с укоризной посмотрела на спутника.
— Искупитель даровал душегубу прощение, но лишь после того, как несчастный раскаялся и истово уверовал в миг величайшего своего мучения.
— Однако старик не может раскаяться! Он не то что распят, он вовсе лишён сознания! — воскликнул аравиец.
— У него была долгая жизнь,- повторила Энн. — Нельзя оставлять спасение души на последнюю минуту в надежде на чудо.
Аравиец фыркнул.
— Догматики.
— Прекрати, — попросила Энн. — Ты не хуже меня знаешь, нельзя осенить человека мечом без его воли, как нельзя молиться за душу дьяволопоклонника и отпевать людей, наложивших на себя руки.
— Догматики, — с явным неудовольствием повторил аравиец и подался назад.

"Давай, я вещи понесу, а ты возьми меня", — Энн вспомнился сказ о злоключениях беса мелкого и беса зелёного. Как бы ни были храбры больные, в их способности нести друг друга Энн сомневалась.
Она окликнула спутника, который изливал мёд в уши бледнокожей эльфийки.
— Теперь ты Абу?
— Принять чужие слабости — смирение, не грех. — Мужчина тоже перешёл на аравийский. — Кажется, жители срединных земель с трудом удерживают три слога Аб-ду-лы в памяти. К чему подвергать их разум мучительной пытке?
Он замер, как громом поражённый. Аравийцу вдруг пришло в голову, что давешние аристократы при слоне облили его молчаливым презрением не из высокомерия. Его привычное имя, которым он по неосторожности назвался, вызвало излишнее смущение в умах. Неспособные повторить хитросплетение чуждых слов, они предпочли вовсе их игнорировать. Какая непростительная ошибка с его стороны...
— Ты слишком много думаешь о других, — мягко сказала Энн. — Твоя забота требует точки приложения. Отправься в деревню и купи простую повозку с ишаком либо мулом для немощных. Наполни её сеном, раздобудь одеял и свежего хлеба для причастия. Мы же пока отправимся на юг, чтобы уйти подальше от крепости, а после свернём на восток. Тебе не составит труда нагнать нас.
Энн обернулась к прокажённым и перешла на мидландский:
— Я молю Единого, чтобы Он поддержал нас в странствии. Теперь же прошу, поскорее уйдём от ворот, чтобы не гневить правителя и стражу.

— Я лишь нерадивый халдей, способный развести костёр в неблагую погоду, ощипать птицу, да отпугнуть серого разбойника мелкой дробью.
Аравиец склонился в поклоне столь глубоком, что казалось, ещё немного и он сверзится с коня.
— Леди Энн, как рыцарю, не пристало заниматься...
— Его имя Абдула, он мой оруженосец и толмач, — перебила словоохотливого спутника Энн. — В землях, где мне доводилось бывать, дикари мало знают языки и обычаи истинно верующих. Тогда его помощь бывает неоценима.
Она задумалась. Война обернулась досадной преградой. Энн слышала о братской междоусобице, но не знала подробностей. Теперь стало ясно — пикеты ждали и на восточной границе. Притом куда более многочисленные. Выходит, выбор у неё не велик. Либо двинуться в объезд, либо искать аудиенции у барона Маршенранда.
Аравиец, тем временем, вновь распрямился и воровато поглядывая то на стражу, то на прокажённых, подъехал к Энн.
— Если мне дозволят сказать, — замогильным голосом начал он. — Раз границы с землями Мюнценкампа закрыты, без помощи слуг божьих у этих несчастных нет и шанса на спасение. Быть может, в милости солдат сэра Беренда пропустить их в обход селений к монастырю Вегенклостер? Леди Энн желала посетить это богоугодное место и в пути могла бы присмотреть за больными. Пока мы не достигнем монастыря, никто из них не посмеет приблизиться к подданным барона Маршенранда даже на сотню шагов. Большего предложить невозможно, но и негоже оставлять убогих без надежды. Ибо если сегодня мы отвернёмся от больных, завтра настанет черёд немощных стариков, а после бессильных детей.

Слон в Срединных землях — удивительное дело. Даже метлы и ступы в Святых Королевствах жалуют больше, чем это очаровательное животное. Без сомнения его владелец был яркой, неординарной личностью. С живым воображением и увесистым кошельком, помогающим воплощать смелые планы в жизнь.
Помолившись за его душу (ибо всякому известно, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому человеку попасть в рай), женщина поворотила чёрного, как сердце сарацина, скакуна в объезд возникшего вокруг слона столпотворения. Причина задержки стала ясна сразу. Солдаты самоотверженно преграждали путь толпе прокажённых. Прокажённые негодовали. Назревало кровопролитие. Обыкновенное в этих краях дело, это вам не слона встретить.
Хитроглазый аравиец рассудил так же. И вместо того, чтобы последовать за своей спутницей, присоединился к гарцующим вокруг слона эльфам, гоблинам и гномам. Выслушав речь воительницы, он, не покидая седла, склонился в самом почтительном и одновременно полном достоинства поклоне. Слегка поддав коню шпоры, аравиец на полкорпуса опередил замешкавшегося аристократа и возвёл глаза на маринею:
— Ничтожнейший среди ничтожных Абдулвахид ат-Арьяна у ваших ног, прекрасная леди, да умножатся ваши богатства, подобно заглавным буквам в вашем имени.
Говорил аравиец на старолатинском. С непривычным акцентом, но правильно и без всякой заминки.

"Пари, как бабочка, жаль, как пчела!" учили Нейтана в юности, и он усвоил этот урок на отлично. Словно крохотная пёстрая змейка халфлинг скользнул мимо Сайласа, юркнул за спину женщины и нанёс укус. Мимолётный, но оттого не менее ядовитый и болезненный. Острие меча прошло сквозь ткань платья, вонзилось в плоть... и Нейтан почувствовал неожиданное сопротивление. Раздался хруст, будто меч впился не в живое существо, а в хрустальную статую. Нырнув за угол, Нейтан ошарашенно уставился на клинок. Вместо крови лезвие покрывала густая прозрачная жидкость, похожая на карамель и жидкое стекло одновременно.
Внести ясность в происходящее мог бы ринувшийся следом Сайлас, однако тяжёлая рукоять меча столкнулась с неожиданным сопротивлением. Воздух вокруг тифлинши словно бы стал плотнее, превратился в упругую неподатливую подушку, и могучий удар пришёлся в пустоту. Паладин тут же отпрянул назад, отвлекая внимание женщины от халфлинга, и открывая для компаньонов новую цель. А затем... что-то произошло. Бросив взгляд назад, паладин увидел, как вытянулось лицо Джеремии, как седовласый мужчина отчаянно забился в путах, пытаясь вырваться на свободу.
Потом Сайлас увидел Лиану. И бесконечный ужас, застывший в глазах сильвы. Она поняла всё. Она видела это и раньше. Когда порча и гниение пожирали её дом, сородичей, саму жизнь. Видела, но не могла изменить. Ни тогда, ни сейчас.
Демоница злилась. На идиотов-партнёров, выбравших для переговоров не респектабельную гостиницу Невервинтера, а захудалый придорожный трактир. На его тупую хозяйку, предоставившую жалкий номер без всяких удобств. На глупца Джеремию, разбудившего её спозаранку из-за каких-то проходимцев, глупца — забывшего в номере свою копию контракта! Но больше всего она злилась на самих проходимцев, решивших, что могут дерзить ЕЙ...
Укол! Быстрый, болезненный. Женщина обернулась, собираясь разорвать наглеца-халфлинга на части... И зарычала от ярости. Тонкая нить мысленной связи, позволяющая выжимать, словно губку, память Джеремии, оборвалась.
Они издевались. Они просто смялись ей в лицо. Люди. Халфлинги. Эльфы. Ничтожества. Шавки. Неудачники. Она хотела вытереть ими пол. Поставить на место. Показать КТО здесь хозяин. Однако всей боли, всего унижения мира теперь было недостаточно. И вместо того, чтобы сломать чужую волю, заставить наглецов пресмыкаться, моля о пощаде, демоница ударила в полную силу, воззвав ко всей доступной ей мощи.
Волна едкого смрада выплеснулась из бездонно-чёрных глаз, заставляя светильники гаснуть, превращая дерево в труху. Чёрный дым окутал Сайлас и Нейтана, наполнил лёгкие, проник в каждую клеточку, каждый уголок сознания.
Халфлинг сражался. Сражался, как никогда в жизни, без боя не подарив тьме ни капли себя. Вокруг паладина вспыхнуло пламя, Коссут тоже не желал расставаться с проводником своей воли. Безмолвная борьба длилась одну бесконечно долгую секунду, а потом пламя потухло. Исчез черный смерч.
Несколько мгновений халфлинг и полуэльф стояли неподвижными статуями, а потом разом рассыпались, не выдержав собственного веса. На почерневших сгнивших досках остались лишь бесформенные лужицы истлевший плоти.
Джеремия заорал и забился в путах, не сводя безумного взгляда с женщины, но ослабить стягивающий его руки ремень не смог.

Сайлас не был благородным дуэлянтом или могучим широкоплечим бойцом. Он был практиком и выяснить, кто кого заборет на кулачках не стал. Вместо этого, он высоко вскинул двуручный меч и обрушил его на безоружного противника.
Удар полуэльфа был страшен. Таким ударом можно скосить полдюжины кобольдов и не менее двух среднеобычных орков. Однако противник Сайласа не был среднеобычным. Несмотря на жуткую рану, обожжённое лицо и вспыхнувшую одежду, он каким-то чудом устоял на ногах.
— Прекратите, что вы... — Голос Джеремии прервался. Он инстинктивно прикрыл лицо рукой, когда утренний полумрак озарила вспышка пламени, и попятился назад.

Морщины на лбу полуорка немного разгладились. Словно он сообразил что к чему и оттого расслабился.
— Тебе расписка нужна что ли? Чтоб было, что показать, когда за деньгами к ушастой придёшь? — пробурчал он. — Так пиши, как у вас принято. Дескать, Терш Бесхребетный утверждает, что всю ночь спал с нами в комнате нумер 12. Подтвердить не можем, ибо дрыхли без задних ног, однако на оружии крови не найдено, что является несомненным свидетельством его невиновности. Ну а я свой крестик внизу твоей бумажки поставлю, куда ж без подписи.
У полуорка оказалось на удивление человеческое чувство юмора.

Чай и в самом деле был неплох, хотя и чуть резковат на вкус. Мисс Винтер явно не имела большой практики в составлении таких сложных смесей. В ответ же на предложение колдануть, гнома с укоризной посмотрела на Лиану.
— Магия наисложнейшая и наиважнейшая сторона бытия. Истинному магу не пристало использовать её ради легкомысленного развлечения. К тому же, подготовка заклинаний требует определённых умственных упражнений, а я с утра скачу, как нахлыстанная, — наставительно проговорила гнома. — Вы лучше расскажите о себе! Вот, например, как на вас влияет смена сезонов? А что происходит с побегами зимой? И насколько чувствительны бутончики в период...
Последний (между прочим, довольно деликатный) вопрос прервал звук прибитого над дверью колокольчика.
— Симон с Лидой пришли. — Гнома вздохнула. — Сейчас нас с кухни попрут, чтобы не мешали завтрак готовить. Пойдёмте, что ли, в зал?


Пока женщины узнавали друг о друге новое, мужчины тоже занимались делом. А именно, строили планы и решали, как быть. А быть было непросто! К примеру, полуорк — один из тех самых "здоровенных детин" с весьма годным кистенем на поясе — не стал дожидаться конца совещания и покинул номер, направившись куда-то в сторону лестницы.
Таэл же, не удержавшись, всё-таки взял в руки заветную книжку. На поверку та оказалась не древним манускриптом, хранящим все тайны бытия, и не пособием по созданию самого смертельного в Фаеруне оружия, а... записной книжкой? Дневником? Ответить на вопрос было непросто, потому что содержимое оказалось напрочь зашифровано. Буквы определённо были эльфийские, а цифры всеобщие, но понять смысл написанного ни Таэл, ни Сайлас не смогли.
Записи обрывались примерно на середине, чернила на начальных страницах поблекли и выцвели — первым записям был не один год.
Разочарованию полуэльфов не было предела. Они стояли в одном шаге от раскрытия тайны, но сделать этот шаг мешала неожиданно вставшая на пути стена. От отчаяния жреца даже посетила кощунственная мысль — запустить книжку в окно. И тут он заметил странное. Одна из последних страниц была словно бы шире остальных. Пролистав книжку, Таэл обнаружил небольшой чистенький листок, аккуратно вложенный меж книжных страниц.
На этот раз, убористый аккуратный почерк был вполне понятен. И перед глазами полуэльфов предстало письмо. Совершенно площадное по форме и гнуснейшее по содержанию:

Необычайное воодушевление овладело юным жрецом. Казалось, в эту минуту он стал королём всего мира. За его спиной стоял сам Огма, его руками руководило провидение. Таэл вёл расследование, Таэл повелевал.
Изучив замок, полуэльф быстро пришёл к выводу, что этот тонкий механизм создан таким образом, чтобы вращением ободков медного диска собрать определённую комбинацию выцарапанных на них символов. Увы, без точного знания комбинации вскрыть замок одним лишь умственным усилием было невозможно. Зато Таэл весьма к месту вспомнил пословицу: "Где тонко, там и рвётся". Столь хитрые механизмы были весьма хрупки и при должной точности заклинить их не составляло труда.
Вознесся молитву Огме, жрец вооружился спицей попрочнее, вогнал её в скважину, пошурудил вправо-влево и дважды провернул. Раздался характерный хруст, и кожаные створки футляра немного разошлись.
Таэл выдрал спицу, победоносно посмотрел на Сайласа и ощутил лёгкий укол. С удивлением перевёл взгляд вниз и обнаружил тонкую иголку, засевшую между средним и безымянным пальцем.
"Иголка, — догадался Таэл. — Если иголка, значит, ловушка. Если ловушка, значит, с ядом. Если с ядом, значит..."
Додумать мысль он не сумел. Комната погрузилась во тьму, пронзить которую не могло даже эльфийское зрение.
Стоящий рядом Сайлас попытался подхватить падающего жреца, но тот весьма ловко проскользнул меж его рук и распластался на полу, звучно стукнувшись о крепкие доски лбом.

Получатели: Таэл.

На неловкие кульбиты паладина обеденный зал ответил гробовой тишиной. Никто не набросился на него из-за угла и не побежал прочь. Вернув равновесие и меч, Сайлас продолжил путь, потянул за ручку, а потом и вовсе распахнул незапертую дверь. Грудь наполнил непередаваемый, свежий аромат, который бывает лишь летом после дождя. Небо по-прежнему укрывали серые тучи, но ливень прекратился. Перед паладином высилась мрачная в предрассветный час башня, под ногами чернели уложенные в дорожку мокрые камни.
Ни самого убийцы, ни его следов Сайлас не обнаружил, зато за его спиной хлопнула дверь. Обернувшись, он увидел давешнего мальчишку-конюха — взъерошенного, босого, в длинной ночной рубахе.
— Здрасте, — брякнул Корбин, с любопытством глядя на меч. — А вы чо тут делаете?


Таэл на эльфийку старался не смотреть, а вот Нейтан, наблюдавший за ней весьма пристально, внезапно понял — сейчас в туалете станет на один труп больше. Эльфийка, вроде, и не изменилась в лице и даже с места не двинулась, но халфлинг особой халфлингской чуйкой догадался — жрецу конец. Он даже немного зажмурился — нет, не от страха (есть ли в мире кто-то, способный испугать халфлинга?), а потому, что не мог смотреть на предсмертные муки товарища. Однако, когда Нейтан осторожно приоткрыл левый глаз, он с удивлением обнаружил, что полуэльф всё ещё жив, продолжает бормотать что-то несусветное, а женщина смотрит на него с неожиданным любопытством и без всякой угрозы. Как на нечто милое, пушистое и совершенно безобидное.
— Я-то леди Илен, а вот вы кто? — Прервала она поток разномастных вопросов.

На пути к каминам Лиане пришлось обогнуть несколько столов. Сильва с любопытством оглядывала просторный зал.
Служанка не обманула. Для стоящей посреди чистого поля таверны посетителей и впрямь было немало. И каждому из них нашлось бы место на страницах приключенческого романа!
У барной стойки сидел полуорк и сосредоточено дул пиво. Несмотря на бандитскую рожу и висящий на поясе кистень, был он гладко выбрит и одет опрятно, если это слово вообще применимо к представителям его расы.
Рядом расфуфыренный халфлинг в цветастых одеждах разложил на столе карты, разноцветные ленты, кинжалы, шары и прочую цирковую атрибутику. Залихватски подкручивая усы, он выбирал то один, то другой комплект, с одинаковой ловкостью жонглировал что ножами, что миниатюрными булавами, заставлял шарики менять цвет, подкидывал и неуловимым движением вновь собирал в колоду карты.
Вскоре стала ясна и причина такого усердия. Не прекращая козырять всё новыми трюками, халфлинг то и дело оглядывался на сидящую за соседним столом миловидную гномку, всячески стараясь привлечь её внимание. Впустую. Гноме было не до него. Перед ней лежал огромный том в крепком кожаном переплёте, рядом примостились чернильница и абак. Столешница утопала в бумагах, которые гнома непрерывно перекладывала, сверяла, чтобы после, пощёлкав костяшками счёт, внести запись-другую в раскрытую книгу.
Впрочем, без аудитории ловкий халфлинг не остался. Парочка молодых послушников в простых монашеских накидках с совершенно счастливым видом наблюдала за представлением, смеялась, хлопала в ладоши и, кажется, была готова носить престижитатора на руках.
Сидящие чуть поодаль аристократического вида юноши всем своим видом демонстрировали безразличие, однако тоже нет-нет да бросали в сторону халфлинга любопытствующие взгляды.
Последним зрителем был долговязый, худосочный паренёк, курсирующий между кухней, двором и подсобными помещениями то с ведром, то со стопкой дров. Пробираясь через общий зал, он каждый раз замирал, во все глаза наблюдая за представлением, а затем с тяжёлым вздохом продолжал свой путь.
Остальных посетителей фокусник не интересовал. Почтенный жрец в характерной шапочке и дорожном балахоне на повышенных тонах разговаривал с грузным высокомерным торговцем. Одет торговец был — дай Глиттерголд каждому. На груди сверкала усеянная самоцветами золотая цепь, в богато украшенных ножнах покоился тяжёлый меч. Однако вся страсть жреца и всё богатство торговца не могли затмить их соседей — крепкого нахохленного дварфа и дроу, настоящего дроу, невесть как оказавшегося в здешних краях!
Дварф и дроу резались в карты. Количество пустых кружек превышало все мыслимые пределы. Большая их часть покоилась на дварфийской половине, чего нельзя было сказать о деньгах. Жалкая кучка меди перед дварфом не шла ни в какое сравнение с расставленными перед дроу столбиками монет, среди которых поблескивали и несколько золотых кругляшей.
Последняя же пара предпочитала тишину и уединение. Заняв угловой стол, они вели неслышную беседу, не обращая никакого внимания на окружающих. На глазах Лианы почтенный седовласый мужчина подлил портвейна своей спутнице — высокой, узкоплечей женщине с мертвенно бледной кожей и изящными витыми рогами. Шею тифлинга украшало изумрудное ожерелье, острые уши — огромные, искусно исполненные серьги. Пожалуй, за такой комплект можно было купить особняк в Невервинтере. Ну или эту таверну, если предложить небольшую доплату.
За вычетом служанки и стоящего за стойкой бармена других посетителей в зале не было. Если не считать упитанного рыжего кота, который, ничуть не стесняясь, запрыгнул Таэлу на колени и требовательно мяукнул.
Подойдя к камину, Лиана с интересом изучила коллекцию. Тут были и совсем простецкие безделушки вроде кремниевого ножа, ожерелья из чьих-то зубов и отполированного черепа кобольда. Экзотические — навроде гигантского, в локоть длиной, клыка, огромного окаменелого глаза или серебряного колышка с подозрительными бурыми пятнами на острие. И совсем уж непонятные — как то исписанный незнакомыми рунами гадальный набор, пара чёрных, как ночь, игральных кубиков или неумелый рисунок углём на грубо оструганной доске.
Но главная достопримечательность была выставлена на отдельном кованном постаменте. То, что издали могло показаться навершием здоровенной булавы, вблизи оказалось чем-то... иным. Слегка приплюснутый с полюсов шар с неглубокими вмятинами по бокам был усыпан бесформенными наростами. Где-то короткими и толстыми, где-то тонкими, как иглы, где-то похожими на широкие пластины. Однако завораживали не они. Если игральные кубики были черны, как ночь, то "навершие булавы" казалось выковали из самой тьмы. Бездонной, бесконечной, не способной отразить ни один лучик света. Выковали ли?..
Лиана коснулась чёрной поверхности и не почувствовала ничего. Ни холода, ни жара. Из чего эта штука вообще? Металл, камень? Она перевела взгляд на прибитую к постаменту медную табличку, где на нескольких языках была выведена одна и та же надпись. "Падающая звезда".

Они опоздали.
Если б не ротозей торговец, посадивший телегу в придорожную яму. Если б не рыжий охламон, решивший срезать через болото и едва не сгинувший в трясине. Если б не опрятная, с добрыми лучистыми глазами старушка, попросившая перевести её через брод...
Увы, герои не бросают ротозеев, охламонов и старушек в беде. Час тут, два часа там и вот уже ночная мгла настигает путников прямо посреди широкого тракта. Густые облака скрывают Луну — не видно ни зги. Да ещё моросит противный мелкий дождик. Тёплый, летний, но в мгновение ока превративший глинистую землю в чавкающую кашу.
И вот, когда кажется, что спасения ждать неоткуда, впереди вспыхивают огни. Сперва тусклые, но с каждым шагом разгорающиеся всё ярче.
Из темноты, подобно дредноуту, величественно выплывает трёхэтажное здание. За ним — белокаменная башня футов пятьдесят высотой. А вот и освещённая фонарём вывеска "Падающая звезда" и знакомый любому путешественнику рисунок — пивная кружка и сочный окорок.
Не скрипят на совесть смазанные петли. Бумкает, ударившись о косяк, тяжёлая входная дверь и тут...
Трах-бах-бабах!
Симфония запахов ударяет в голову, щекочет ноздри, заставляет жалобно урчать живот. Мясо и овощи! Свежий хлеб и жареный лук! Пиво, вино, эль... Даже Лиана, привыкшая к питательным солнечным ваннам, ощутила лёгкие угрызения в области гетеротрофного желудочка.
Ноги сами несут к ближайшему столику. Тяжелые рюкзаки падают на пол. Голодный взгляд скользит по обеденной зале. А посмотреть есть на что!
Таверна выглядит более чем пристойно. Просторному помещению по силам вместить полсотни человек. Несмотря на слякоть, пол из крепкого морёного дуба чист. Барная стойка из цельного куска розового дерева украшена медными вставками и способна приютить дюжину посетителей. Два огромных камина без труда обогреют комнату в лютые холода, но сейчас, тёплой летней ночью, стоят без дела. Над ними на мраморных полках выложена целая коллекция безделушек, оставленных благодарными постояльцами. Самая приметная установлена на отдельном чугунном постаменте и похожа на навершие огромной булавы бездонно чёрного цвета.
Голодные взгляды невольно останавливаются на исписанной мелом доске. Меню. Меню, Талос его раздери! Как в самом Невервинтере или столичном Амне! И какое меню...
— Добро пожаловать в Падающую Звезду! — бойко выкрикивает совсем ещё юная девица в чистом переднике. Проворно подскакивает к столу и сочувственно добавляет:
— Дорогу совсем развезло? Пусть покаплет немножко. Почитай месяц сушь стояла, не баловала нас Чонти...
Служанка, спохватившись, изо всех сил старается принять серьёзный вид.
— Господа и дама желают ужин на четверых? А может, останетесь на ночь? Токмо у нас сейчас постояльцев тьма, только в общей комнате места остались. Но там очень чисто и простыни свежие, я утром меняла! И недорого — всего три медяка за ночь. За пять ещё и баньку соберём. А за серебрянку вдобавок будет бесплатный завтрак! Это у нас скидка такая специальная. Всёинклюзивная.

Меню:

— Только время.
Виктория вздохнула и направилась к парадному входу, справедливо рассудив, что пока неведомая тварь стоит на верхнем этаже, за дверью её нет. Шанс, что та не заложена на засов, был невелик, однако в этом стоило убедиться. Как учил её один прожжённый картёжник - полшанса тут, четверть шанса там и вот уже твои карманы полны монет, а противники всё ждут, когда им придёт покер.
Подойдя к двери, Виктория дважды выразительно постучала, а потом попыталась распахнуть массивные створки.

Вздрогнув, Виктория нервно оглянулась через плечо. Однако далёкая лавина не спешила хоронить их под собой, по крайней мере немедленно. Хоть одна радостная новость...
Давящая громада особняка пробудила путанные детские воспоминания. Виктория в одной сорочке вновь стояла на остриженной лужайке, глядя на пылающий дом, где вместе с игрушками сгорали papa и его любимый пёс-людоед. Тогда её била дрожь, переполняло возбуждение, мысли превратились в стаю галдящих взбесившихся ворон. Радость, предвкушение, опустошение, восторг, грусть... Наверное, подобное испытывает юный путешественник, впервые покидая родные края ради таинственных земель, где его с равной охотой встретят сокровища и рабство, неземные красавицы и чёрная оспа.
Этот особняк не внушал подобных чувств. Он походил на древнего идола. Грубые черты, сухие трещины, чёрное дерево и слепые глаза, сквозь которые неведомое божество когда-то взирало на паству.
Однако реку времени можно замедлить, но нельзя остановить. И вот уже молодые боги возводят чертоги из костей предтеч. А первые, кто отправляются на костёр новой веры, - юродивые еретики, цепляющиеся за прошлое, и неуклюжие, вытесанные из дерева, образы...
- Не спешите, милая, мне нужно время. После обойдём дом кругом, пока к нам не выслали дворецкого. Как звали того бедного юношу? Мильтон, Мильдорн? Неважно! Вряд ли это имя ему снова понадобится.
Виктория прикрыла глаза и зашептала слова молитвы.

"...Зато теперь я знаю, сколько стою
Без храма за спиной, сестёр, отца.
Немного хлеба, мёд, кувшин с водою.
И две порочных горсти сребреца..."
Вполголоса мурлыкала Амальтея. Вид у неё был чрезвычайно довольный. Как у обожравшейся взбитых сливок тощей египетской кошки. Хотелось обнажённой танцевать при Луне, но если пережить все излишества в один день, что останется на завтра?
Она обернулась к Медее.
- Где, думаешь, нас встретит шлемоносец? Зевс, Посейдон иль, может быть, Гермес?

Помешать Драккейну Майя не успела. В первую очередь потому, что совершенно не ожидала такой подлости. Наверное, в душе, она до конца не верила в намерения драконорождённого, а во время битвы и вовсе забыла о его словах. Ведь вот он - Драккейн, - закрыв собой отряд, рубит мерзких дрейков. Вот падает сражённый, а вот снова поднимается и, забыв о ранах, отшвыривает гадкого крокодила в сторону. Совсем, как настоящий герой.
Бой закончился, и Драккейн не сказал ни слова. Просто рука об руку с варваром направился к драконьей кладке. Наверняка для того, чтобы помочь Брану...
Майя не сразу осознала, что произошло. Даже когда треснуло яйцо, и страшненький чёрный младенец неуклюже попытался расправить крылья. И лишь когда раздался слабый писк, словно спала пелена. Потому что Майя выросла в деревне и прекрасно знала, что случается с глупыми цыплятами, проклюнувшими скорлупу раньше срока.
- Предатель! Убийца! - Драккейн почувствовал чувствительный тычок в спину, когда Майя огрела его факелом и второй, едва заметный, после удара кулаком по броне.
- Мерзавец! Подлец! - Плечи Майи содрогались от беззвучных рыданий. Она не могла объяснить, не понимала, почему эти люди, насмерть бьющиеся со злом, сами не способны на самое малое добро.

- Не трожьте, там гномье заподлицо! Хитрость, то есть, западня! - Майя сама не поняла, почему вдруг выдала гномское словечко вместо нормального человеческого.

Амальтея плавно поднялась на ноги, зашла амазонке за спину и, слегка приобняв, обратила лицом к разоблачившемуся Беллерофону.
- А как же он? - сладко шепнула она. - Красив, как бог, пусть взращен был волчицей. Умен, как Фалес, лёгок, как Арго. Пойти за ним, как следовать за Пирром - ни славы, ни побед не избежать. А с золотом богатым разом станет. Как легендарный Мидас или Крез. Бери, Ксифора, выгодный мужчина...

Не наёмники и тираны, но полуденное солнце - вот истинный бич всякого живого существа. Стонет под тяжестью поклажи мул, падают впряжённые в колесницы кони, изнемогают в панцирях храбрые воины, и даже капли уксуса и выжатый в воду лимон не в силах смирить жажду.
Амальтея, ценившая белую кожу поболе прямого носа и маленькой ножки, поспешила укрыться от гнева Гелиоса. Устроившись под сенью струй, она избавилась от поножей и чешуи доспехов (отчего обрела вид вольный и неприличный) и в ожидании новых стратегем занялась стихосложением.
Был ли тому виною острый на язык сатир, неприступная амазонка или сочный персик, выходило весьма недурно.

Майе снова стало страшно. Она вдруг с необычной остротой ощутила свою беззащитность. Стоящие рядом люди сражались за её город, у них был общий жестокий и отвратительный враг, они не боялись смотреть смерти в лицо. Совсем, как настоящие герои. И вместе с тем, между ними была бездонная пропасть.
У этих людей была цель. Наверное, даже Цель, к которой они шли. Не глядя под ноги, не разбирая дороги. Убийство пленных, казнь нерождённых птенцов - всё это не имело значения. Как не имели значения люди и гномы, за обочиной ведущей к Цели тропы. И самое жуткое, Майя поняла, что в их глазах она тоже не имеет значения. И если Драккейн внезапно решит, что она враг - он без колебаний свернёт ей шею. Бесстрашный Бран хмыкнет и вернётся к исполнению пророчества. Чиара, не отрываясь от чтения, скажет что-нибудь осуждающее. Катрана, как и всегда, промолчит, а Велия, может быть, наорёт на драконорождённого, после чего они спокойно уложат её тело на кровать рядом с телом Брока, накроют одеялом, потому что так принято, и отправятся дальше. Сражаться со злом и вершить судьбы мира.
Майя сглотнула и судорожно кивнула Драккейну, расставившему точки над i.

Смешались в кучу эльфы, люди,
Полудраконы и жрецы,
И только Майя Вуд спокойно
Пускала за стрелой стрелу.
Впрочем, всё оказалось не так просто. Лишившийся разума ящер, содрогаясь от хохота, повалился на пол, почти скрывшись из виду. Стрелять по такому было неосмотрительно - не ровен час засадишь компаньону стрелу в колено, - поэтому Майя принялась спасать эльфа от яростного мужика. Тот был груб, раскрашен в боевое и чем-то смутно напоминал Брана. Однако сходство было только внешним. Бран бы никогда не набросился на Арлорасила, он убивал только злодеев и то не со зла, а наоборот - в рамках борьбы с оным. В этом Майя была совершенно уверена.
Увы, сердцу не прикажешь, и хочешь-не хочешь, а на месте варвара немножко представлялся Бран. Оттого стрелы летели куда угодно, но только не в цель.

Майя зябко передёрнула плечами. Чем глубже они спускались в драконью пещеру, тем меньше их странная война походила на великие битвы прошлого. Благородство и честь, доблесть и хитроумие - добродетели, воспетые в книгах и легендах, казались здесь неловкими и неуместными. Никто не желал брать пленных, не принуждал врага сложить оружие, не искал способа решить дело хитростью. И можно было сто раз повторять, что за этим они и пришли. Нанести ответный удар, лишить фанатиков главарей, отомстить за ночную резню... Но разве может месть служить мотивом для героя? Разве не было возможности сделать всё иначе? Хотя бы чуть-чуть?
Майя с завистью посмотрела на Катрану. За весь поход та, кажется, ни разу не усомнилась в содеянном. Хорошо, когда ты служишь богу, а бог поддерживает тебя. Ты точно знаешь, что такое хорошо, а что такое плохо, с одинаковой спокойной улыбкой раздаёшь милостыню и отрубаешь врагам головы, не допуская в сердце скверну сомнений. Хорошо быть праведником...
Майя вздохнула, мысленно сжала факел и направила его вперёд. Призрачные пальцы подхватили и понесли деревяшку к статуе многоглавой богини. Её слуги тоже не терзались ерундой, жгли дома и убивали безоружных ради мелкой наживы. Какие сокровища они хотели найти в Гринесте? Бочки с маринованными огурцами? Глиняные плошки и горшки или редкие - по одной на избу - фарфоровые тарелки, которые доставали по праздникам? Зелень и овощи, идущие по пятачок за пучок? Семейную заначку из десятка потёртых монет?
Но та злобная баба или этот чешуйчатый с мечом сказали идти и грабить, и послушники пошли. Потому что служители Тиамат не могут ошибаться. Потому что нельзя допускать в сердце скверну сомнений.
Майя тряхнула головой и выкинула глупые мысли из головы. Сейчас точно не до них. И вообще, всё это чушь. Здесь нельзя сравнивать. Есть мы, а есть они. И ничего общего между нами и ими нет. Поэтому нужно просто решить, что делать с лестницами.
В глубине души Майя сомневалась, что получив щелчок по носу, враги сунутся ещё раз. Однако соратники демонстрировали редкое единодушие и уверенность в повторном наскоке. Не могут же все они ошибаться!
- Хотите, я факел вперёд пошлю? - спросила она. - Увидим всё на тыщу футов вперёд. А они нас нет.

"Думай о карамели, - шептал внутренний голос. - Ты карамель. Вокруг карамель. Весь мир карамель. Карамель-карамель-карамель..." И Майя думала. Даже губу сосредоточенно прикусила.
Пока она думала, чёрные тени эльфов растворились в чёрной комнате, оставив её в одиночестве с арбалетом в одной руке и факелом в другой. О том, чтобы помочь зажечь факел или хотя бы подержать арбалет, пока Майя будет зажигать факел сама, они, конечно, забыли. Как не подумали о том, что без света люди ничем не смогут им помочь. Чудовище их тоже не интересовало. Во всяком случае, куда меньше погони, которая то ли будет, то ли нет, то ли сейчас, то ли через час, а чудовище - вот оно, за углом, на твоих глазах собирается сожрать твоих компаньонов.
Но мифическая погоня была важнее. Одно слово - эльфы.
Продолжая нашёптывать "карамель", Майя отступила чуть дальше в темноту. Прислонила арбалет к стене, достала огниво и разожгла факел в гордом одиночестве - как сильная, независимая женщина!

"Все сюда!" - раздался из-под земли рёв Брана, и Майя сразу поняла, что у варвара есть план. Даже в лаз заглянула, но увидела лишь увенчанную шлемом голову Катраны.
На мгновение у Майи появилась непростительно сумасбродная и совершенно хулиганская мысль - по шлему постучать, чтобы послушать, как звенит. Но хулиганкой в полном смысле Майя не была (в неполном была, конечно), поэтому мысли устыдилась и принялась смиренно ждать рядом с Броком, которому всё было нипочём.

- Дамбратский волк вам собрат! - дерзко и невпопад выкрикнула Майя из-за спин компаньонов.
Уважительное "вы" вырвалось у неё непроизвольно. Уверенность наглеца обескураживала и немного пугала. Некстати вспомнились рассказы о драконах, способных принимать человеческое обличье. Майя, будучи девочкой рассудительной, не очень в них верила. По преданиям кто только в людей не обращался: и ангелы, и демоны, и джинны... И всё ради чего? Чтобы обрюхатить очередную наивную крестьянку! Да кто только такое придумывает!?
Однако тифлинги и драконорождённые откуда-то брались и это наводило на размышления.
- Немедленно сдавайтесь и никто не пострадает, - проговорила Майя тоном ниже.

Свет значит огонь. Огонь значит тепло. Тепло значит жизнь. Это отрадное наблюдение в драконьей пещере оборачивалось жуткой стороной. Ибо жизнь здесь принимала две формы: безумных разбойников с ятаганами и непоротых в детстве кровожадных кобольдов. Но Майя привыкла мыслить позитивно. Поэтому воображение тут же нарисовало ей пещеру полную сокровищ, продав которые жители Гринеста с лёгкостью отстроили бы город заново, да ещё проложили мраморную мостовую - от дома губернатора до самой новой мельницы, взамен старой, сожжённой ночью хулиганами. Но главное, воображаемая сокровищница была совершенно беззащитной, ведь бандитов они только что разгромили!
- Бран, - прошептала Майя, - там никого нет. Иди первый.

В иное время слова гнома вызвали бы у Майи бурный протест. Росла она в крестьяно-рыночной среде и экономических отношений сложнее товар-деньги-товар не признавала. При том первый товар надо было обязательно произвести своими руками, а второй употребить для личных нужд, ни в коем случае не для перепродажи.
В предложении же Брока смутно мерещилось зловещее. Не то "отнять и поделить", не то "грабь награбленное". А может и вовсе "экспроприировать экспроприаторов"! Очень, очень опасная затея. Но зато она натолкнула Майю на мысль, которую Майя придумала ещё раньше, потом забыла, а теперь опять вспомнила.
Настоящий герой ходит с мечом, это все знают. С луками, булавами и копьями, конечно, тоже ходит, но меч - это главное. Во всяком случае, для нормального героя, у эльфов ясно дело всё по-другому. Однако меча у Майи не было, и вот подвернулся шанс это упущение исправить. Пусть сабля не меч, а в прошлом и вовсе орудие преступления. Однако убивает не сталь, убивают люди! Оказавшись в руках Майи, сабля культиста полностью реабилитировалась и более не несла горе и смерть. Лишь добро и справедливость.
Не без труда подпоясавшись (спрятать дарёные кинжалы в рюкзак Майя не решалась, боясь обидеть дарителей, поэтому на поясе становилось тесновато), она подошла к Брану и выглянув из-под подмышки варвара, шёпотом спросила:
- Что там?

Кончики ушей покраснели. Так Майю ещё никто никогда не называл. Ну какая из неё леди? Леди обязательны кремовые платья, золотые косы, алые губы и розовые румяна. А у Майи розовыми были только мечты. Даже попытки отца поднять дочери самооценку всегда терпели неудачу.
- Где тут моя принцесса? - спрашивал Рэндал, заходя в дом.
- Я не принцесса, я разбойница! - ликовала пятилетняя Майя, лупцуя младшего брата подушкой.
- Ну как такая сладкая девочка может быть разбойницей? - Рэндал подхватывал дочь и целовал её в щёку.
- Горькая! Горькая! - капризничала Майя и норовила сбежать.
Однако слова Дэймона неожиданно заставили смутиться. Майя даже потянулась за арбалетом, хотя твёрдо знала, в такой тесноте из арбалета можно разве что застрелиться.
Воистину правы те, кто считают - не важно, что говорят, важно кто говорит!

Майя с опаской посмотрела на топор войны. Варвара она не то чтобы боялась, но немножко волновалась в его присутствии. Был он очень... нездешний. Майя повидала немало воинов. Были среди них и благородные сэры, и добродушные простаки, и безнравственные грубияны, но Бран на их фоне стоял особняком. Словно дикий медведь-шатун рядом с мускулистыми дрессированными волкодавами. Секира тоже внушала. Отец учил, что воин без алебарды и щита не воин, а суть дурак. Эскоберт и вовсе любил нарядить солдат во всё железное и построить хирдом - это напоминало ему о доме. Бран же хирдом не ходил и щитов чурался, но выглядел при этом ужасно органично. Будто, так и должно быть.
Если бы не истории о дикарях, пожирающих сердце и мозг врагов без всяких приправ - сырыми, Майя наверняка пристала бы (и не раз) с расспросами о кочевниках и личной жизни. Но правда пугала. И хотя Майя не верила каждой рассказанной байке, она также знала, что дыма без огня не бывает...
Она чутко повела носом. От Брана явственно пахло дымом и жареным мясом. По-домашнему, очень вкусно. Майя вспомнила, как намедни тоже жарила на углях вислоухого крола и загрустила. Всего три дня прошло, а кажется, что вечность.
Она шмыгнула носом, отвернулась от варвара и как можно безразличнее бросила:
- Я лаз нашла. Там ящики, охранник спящий и вообще.
Придумать эффектную концовку не получилось. Пришлось хвастаться как попало.

В свете было отказано, и Майя погрустнела. Она вдруг с удивительной ясностью представила, как будет идти по извилистым подземным ходам час, другой, третий... Вокруг не видно ни зги, разговаривать нельзя, лишь ориентироваться по тихим командам проводника и тяжёлому дыханию товарищей. Не так, ох не так представляла она свой первый подвиг.
Ища поддержки, Майя обернулась к другим слепышам, но тем было не до неё. Бран разоблачался, открывая широкую, в меру волосатую и, чего греха таить, мускулистую грудь. Пухленькая же жрица упражнялась в искусстве магии, разжигая фонарь одной лишь силой доброты. Майя хотела было показать, как опускаются шторки и как приглушить свет, но Катрана умело обернула фонарь юбкой - так ей было сподручнее, - и пещера снова погрузилась во тьму.
Зато у Майи появился конкурент.
- Дуй к остальным, дай зрячая посмотрит, как тут чего, - раздался голос полуэльфийки. Пользуясь природным даром, та лихо проскользнула мимо и устремилась навстречу приключениям.
"Ты чо такая дерзкая?" - хотела было возмутиться Майя, но Алира уже растворилась в сумраке и не кричать же в темноту. Только завидовать и дуться.

Адам маялся. Для успокоения ума он дважды досчитал до ста, вознёс короткую молитву Шар и мысленно перечислил семь основных постулатов чародейства. Не помогло. Разум и душа по-прежнему томились от желания дать стрелкам совет. Напомнить про поправку на ветер, уточнить геометрический угол и рассказать о преломлении существ в воде, отчего те кажутся больше, чем на самом деле.
К несчастью, преломление не пользовалось на корабле успехом, а за упоминание геометрии и вовсе можно было получить по шее.
Чтобы немного отвлечься, Адам принялся сочинять стихи. Он хотел посвятить их сверкающей россыпью бриллиантовых брызг Церес, но не мог выкинуть из головы тунца. Строки словно бы складывались сами:
"Забавы ради - не мясца
Пронзили гарпуном тунца.
Мораль отсюда такова:
Одним - тунец,
Другим..."
Взгляд Адама пал на бесхитростное в своём вероломстве животное. Пушистая мерзавка, пользуясь врождённой способностью выдавать коварство за невинную шалость, воплощала в жизнь то, о чём на корабле мечтали не только лишь все. Однако не отдавать же первенство кошаку?
Над талисманом возникла призрачная рука, подхватила хвостатое за шкирку, подняла в воздух и повернула к Адаму мордой лица. Их глаза встретились.
"Не ты. Не здесь. И не сейчас," - выразительно посмотрел на кошку Адам.
Кошка обиженно мяукнула и насупилась.

За спиной раздался голос Эадиана, и Майя немного приободрилась. Если человек кричит, значит жив, даже если полуэльф. А вот второй голос - женский - был незнаком. Майя хотела возразить, что бежать к крепости лучше вдоль реки, но вовремя сообразила, что главное сейчас не разделяться и не путать без того перепуганных людей.
- Быстрее, быстрее, шевелись! - Она пихнула в спину прыщавого белобрысого Алана, задавая верное направление. Алан жил в Западном Гринесте, с которым дети Восточного, где проживала Майя, бились насмерть (за исключением выходных и праздников, разумеется). Но сейчас было не до ссор.
Майя побежала дальше, лавируя между домами. "Ничего страшного, - подумала она. - Добежим до хижины блудливого Пита, что на отшибе, и повернём к крепости."

Многие считают, что короли и губернаторы сущие бездельники. Ведь управлять городами и весями - плёвое дело. "Попробуйте поработать как мы, - говорят критики. - Вспашите и засейте землю. Пробейте штольню и добудьте уголь. Постройте дом, взрастите дерево... сделайте хоть что-нибудь!"
Наивные! Они не знают, что критиковать легко, а руководить ой как непросто. Майя занималась этим всего минуту, а уже притомилась. Чтобы немного развеяться, она поставила подсвечник на пол, поднырнула под одну из скамей-опорок и выглянула через щель на улицу.
А на улице явно что-то происходило. Звучали голоса, слышалась ругань, затем раздался характерный стук. С таким пронзённые насквозь кобольды частенько бьются о стены осаждённых храмов. Жаль, в полутьме ничего не разобрать.
Ежесекундно стукаясь о возводимую над головой баррикаду, Майя елозила и так и сяк, в надежде рассмотреть что-нибудь путное.

Удивительно, но Майя совсем не боялась. Или просто не сознавала, насколько на самом деле боится.
...Они возвращались с рынка нагруженные, как два худеньких, очень рыжих ослика. Рон бурчал, что за выправленный после пьяной драки светильник стоило запросить не пять, а семь монет. Майя радовалась, что картошка им досталась без глазков и не битая.
У храма они разделились. Идти на боевую вылазку с мешком за спиной было решительно невозможно. Поэтому Рон остался при картошке, зелени и муке, а Майя с выражением чрезвычайной сосредоточенности на лице отправилась на операцию "вжух". И всё шло как нельзя лучше. "Кольцо последнего желания" перекочевало на полку, Майя облегчённо выдохнула и тут же принялась выбирать следующую жертву в переплёте покрепче, а затем... Что-то произошло. Только совсем непонятно что.
Кто-то вопил от боли, кривые клинки людей в масках разрубали рубахи и платья. Просто так, без всякого смысла. Сама собой Майя оказалась у двери, и тут же в дубовую створку вонзилась стрела. Совсем рядом, в каком-то дюйме от шапки лохматых волос. И всё окончательно перемешалось. За спиной что-то кричал Эадиан. Незнакомый косматый мужик куда-то тащил отбивающегося Рона. Майя бросилась к брату и тут же отлетела вглубь храма, больно ударившись о скамью. Толстопузый, покрытый красной чешуёй Баласар отпихнул её от двери. На голове библиотекаря красовался рогатый шлем, в когтистой лапе зажата дубина. Выглядел грузный послушник настолько нелепо, что в другое время Майя непременно бы расхохоталась. А тут даже возмутиться не успела. Потому что в следующий миг в грудь драконорождённого вошло копьё, и он упал на низкие ступени храма, так ни разу и не взмахнув своим неуклюжим оружием...
Двери закрылись. Лязгнул тяжёлый засов. Теперь лишь тусклые огоньки свечей разгоняли тьму, высвечивая бледные, испуганные лица.
За все следующие часы Майя не произнесла ни слова. Неумело, но старательно перевязывала раны. Подносила воду. Несколько раз подбегала то к одной, то к другой двери, пытаясь через щели выглядеть идущий им на помощь отряд. То что отряд придёт, она не сомневалась. Гринест это вам не какой-нибудь Коллвиль. Здесь есть целая крепость. А в ней гарнизон, огромная оружейная комната (где Майя бывала не раз) и самая настоящая баллиста (пострелять из которой ей так и не дали). Когда отец узнает, что на город напали, он с Эскобертом обязательно возглавит солдат, и они выкинут этих шелудивых псов с улиц. Нужно только дождаться.
Майю даже не обескуражила темнота, так проще разглядеть, что снаружи. А ядовитых игл на хвостах кобольдов она не боялась, потому что в свитке "Сто мифов о рептилоидах" чёрным по белому написали - никакого яда у драконов и их отпрысков нет, если это не виверны.
Словом, если бы не дым, она бы вовсе не волновалась. Но дым... Дым это плохо. Так на охоте выкуривают хитрых барсуков и лисиц. Разжигают костёр у одного входа в нору, а сами ждут у другого. Храм с двумя выходами не сильно отличался от норы. Конечно, он большой, и заполнится гарью не скоро, но перепуганные люди не станут терпеть до последнего и сами откроют главную дверь, спасаясь от удушья.
На ощупь, вдоль стеночки, Майя перебралась от чёрного хода на другую сторону храма и уверенно проговорила в темноту:
- Не бойтесь, нас вот-вот спасут. По моим расчётам солдаты в крепости уже всё поняли и теперь убивают бандитов. Сначала отобьют площадь, потом улицы, а потом доберутся до нас. Главное немножко потерпеть. У нас же не деревня из трёх дворов, а настоящий город! Вот и задержались чуть-чуть.

Предложение оказалось не новым. За время странствий Алия в разных формах слышала его бесчисленное множество раз. От слащавых красавчиков, мнящих себя неотразимыми, от краснощёких купцов, считающих, что за золото можно купить всё, от честных мужей, предлагавших вместе с сеновалом руку и сердце. Новый ухажёр однако поразил её не оригинальным объяснением благих постельных намерений - дескать с ним безопаснее - а тем, с какой лёгкостью записал её в свои помощницы.
Алия недобро усмехнулась, отставила тарелку и, стиснув зубы (рёбрышки по-прежнему болели), подошла к мешку со спасённым из болота оружием. Подхватила лёгкий тонкий клинок и повернулась к Гаррету.
- Доставай меч. Сумеешь лишить меня оружия, тогда и поговорим.

Певцы сладкоголосы пока трезвы, о том знает каждая женщина. Нет, энтузиазма у них не убавляется. Наоборот, с каждым выпитым бокалом восхваления становятся всё более цветастыми, пока, наконец, язык не начинает заплетаться, и бард, заканчивая комплимент, не забывает о том, с чего начал.
За долгое своё путешествие Алие довелось выслушать немало. О том, что лик её подобен полной Луне (полной, полной!). О том, что кожа её бела, как весенний снег (вы видели насколько "бел" по весне снег?!). А уж, о том, что случилось с певцом, сообщившим Алие, что у неё глаза - два бриллианта в три карата, лучше не вспоминать. Однако Гаррет одним словом обесценил все прошлые обиды.
Ибо с каргой Алию сравнили впервые!
- Ты... Да как ты... Да кто ты такой? Как ты смеешь?! - Алия искала и не находила слов. - Наглец! Мужлан! Земляной пельмень! Это осьминог! Не гуи! Не могуай! Болотный осьминог! Осьминоги не служат феям! Осьминоги жрут дураков! Черепашье яйцо!
Она размахнулась с явным намерением дать воину по морде.

Получатели: Алия, Хранитель.

Алия, наконец, открыла глаза. Над ней склонился гном. Тот самый, который звал глабрезу. Тот самый, который божился, что лишившись щупалец, отродье Хадара отстанет.
"Вот погоди, - мстительно подумала Алия, - на ноги встану, научу тебя кальмаров варить."
Она сделала осторожный глоток. Вода и вода - ни горького яда, ни терпкого вина. Пить лёжа было неудобно и девушка ухватилась за маленькую, будто детскую ручку гнома и села. Больно, но дышать можно. И даже двигаться. Она снова подхватила бурдюк.
За время беспамятства крошечный островок изменился самым жутким образом. Теперь на одном его краю громоздилась изрубленная и выпотрошенная туша осьминога. На другом печально догорали человеческие останки. По середине же в котелке бодро булькало огромное щупальце.
Вопреки советам гнома Алия сделала несколько больших глотков, вздохнула, переводя дух, и указав на котелок, спросила:
- Ваши традиции велят есть тела убитых врагов?

Ночь. Прохладная, близкая, почти родная. Северный ветер робко перебирает волосы, и льётся из ниоткуда безликая музыка.
...В прошлом печали, не каркает ворон, в небе ни звёзд, ни луны.
Тёмной тропой по бескрайнему полю, сшитому из тишины,
Шла - безразличная к свету и тени, в сердце ни зла, ни любви...
Тьма рассмеялась.
- Жаль, не откроют для шлюхи ворота с аркой златой, как Аи!
Бесплотные ледяные руки сдавили горло. Разорвали кожу, выдрали кости, сжали сердце.
- Высокомерная дрянь! Без крыльев на небо захотела? Сумей для начала сдохнуть!
Ааааххх!
Воздух с хрипом ворвался в измученные лёгкие. Болел каждый дюйм тела. Рёбра горели огнём, губы высохли, во рту - будто иволга жёлтая из пуха гнездо свила. И тут же в него нагадила.
Не открывая глаз, Алия провела ладонью по земле. К пальцам прилипала мокрая болотная ряска. Выходит, они по-прежнему на острове. И она не связана - это главное.
Неподалёку слышались голоса. Трещал огонь. Запах - густой, тяжёлый. Так пахнут старые кальмары, если ленивый повар разделает и бросит мясо в котёл без всякой обработки. Значит, выжила не только она. Это хорошо. Или плохо? Шихуанди его разбери...
- Воды, - беззвучно прошептала Алия. С усилием сглотнула, разминая горло, и уже громче простонала:
- Воды... Пожалуйста.

Как лист увядший, речкою носимый, скользил проворный плотик по воде. До обеда скользил. Пока не улегся ветер, и не обернулся ловкий змей болотной черепахою, принеся уныние. Ибо всякий знает, что чувствовать себя водным змеем много приятнее, чем черепахой. Особенно болотной. Особенно в болоте. Где шест то бьётся о подводную корягу, то вязнет в коварном иле, а то и вовсе до дна не достаёт.
Однако даже самое чёрное уныние не длится вечно. И вот уже туман впереди колыхнулся, и над водой пронёсся протяжный вопль: "Аааа!"
"Сюда, Глабрезу! Ступай на берег, незамедлительно!" - ревел незнакомец.
"Культисты", - догадалась Алия.
Она не была Могуай Сюань Ся* - охотницей на демонов - и, сказать по правде, смотрела на их клан с лёгким презрением. Однако основы демонологии знала и знала сколько хаоса и разрушения может принести в мир призванный глабрезу. Безрассудного заклинателя следовало укорить и если не осознает - наказать.
Алия спешно вооружилась, оттолкнулась посильнее и оказалась перед крошечным островком, торчащим из болота, будто волосатая бородавка на благородном лице мудреца Ли Бо.
Девушка облегчённо вздохнула. Никаким глабрезу тут и не пахло. Дьяволопоклонники оказались неразумными новичками и вместо половозрелой девственницы использовали для призыва жертвенного осла. Неудивительно, что глабрезу не откликнулся на их зов. Вместо этого недотёпам явилось одно из младших порождений Хадара, нечестивыми щупальцами располовинившее одного неумеху и теперь подбирающееся к остальным.
Культисты сражались. Чем могли и как могли. Великий полководец Сунь Цзы полагал, что в таких случаях следует дождаться, когда враги измотают друг друга, а после добить обескровленного победителя. В ответ мудрец Ли Бо непременно бы возразил, что лучше без промедления направить плот к островку - а ну как осаждающее его порождение Хадара решит, что одинокая беззащитная девушка посреди болота доступнее и приятнее на вкус.
Однако всё это было как-то не по-женски.
"И потом, - подумала Алия, когда волна энергии уже сорвалась с её пальцев, - вотрусь культистам в доверие, а потом под покровом ночи свяжу и примерно покараю."


*Калимшанский акцент.

Во взгляде дивы неожиданно появилась жалость. Казалось невообразимым, что жуткие нечеловеческие глаза способны хранить это простое, свойственное лишь людям чувство. Однако это было так.
- Лорд-регент, это не игра, - мягко проговорила она. - Мы не торгуемся и не ищем сходную цену. Величайший из богов - Тир - направил меня в эти земли, чтобы спасти их от наступающей армии, и с первого мгновения, как я оказалась здесь, я не увидела ни одного человека, достойного того, чтобы проливать за него кровь. Я видела безумцев, возомнивший себя судьями, что святее ангелов. Я видела дураков, готовых вцепиться в глотку, лишь бы сохранить проклятые богами вещи. Я видела бьющихся в экстазе эпилептиков, убийц, для которых раскроить череп сродни спорту, глупцов, для которых нет ни добра, ни зла, лишь золото и желание потешить своё остроумие.
Чьё будущее я должна спасти? Наследника престола, бьющего в спину верного рыцаря своего отца? Старика, убивающего безоружного человека и мнящего себя при этом рыцарем, повергающим дракона? Вас, лорда-регента, который торгует словами, словно ювелир гранёными камнями?
Это не мой мир. Это не мой дом. Я не спускалась с небес Селестии много лет. Я не знаю ваших укладов и порядков. Я не знала ни вас, ни покойного барона, ни его сына и рыцарей. До этого момента я даже не знала о Кольце Желаний и о том, что люди в отряде барона служили двум разным господам. Но вместо того, чтобы просто говорить, вы играете в свои словесные игры. Так же, как играл сэр Юсташ.
Реуэль отступила в сторону, освобождая Дилмену дорогу.
- Вы вольны идти, Дилмен Джиан-Вос. Я не буду вам препятствовать. Что до Кольца - на пальце сэра Юсташа было украшенное бриллиантами кольцо. Должно быть, вас волнует именно его судьба.

Льющийся с небес свет померк. Поблекли чужие звёзды. Застывший средь облаков колдовской мираж покрылся серыми разводами, раскололся на сотню бесформенных осколков, растаял в чёрной дымке.
Вновь наступила ночь.
Парящая над башней фигура опустилась ниже. Разлившееся вокруг неё сияние сделалось тихим, словно отблеск свечи и вместе с тем обрело плотность. Стало осязаемым - потянись и коснёшься рукой. С тихим вздохом раскрылись огромные белоснежные крылья; в лицо ударил порыв ветра.
На тёмный, покрытый сколами зубец башни опустилась одетая в чёрные одежды женщина. Не будь крыльев, издали её можно было принять за человека, назвать красивой или даже прекрасной. Ведь у обычных людей не бывает настолько чистой мраморно-белой кожи. Безупречной стройной фигуры. Отливающих золотом и перламутром волос...
Женщина подняла взгляд, и всё очарование исчезло. Лишённые радужки опалесцирующие глаза смотрели без всякого выражения. Будто и не глаза вовсе, а полированные самоцветы. Такие зашивают в глазницы дорогих кукол для детей зажиточных купцов.
Она огляделась словно бы лёгком недоумении. Несколько секунд всматривалась в темноту, потом перевела взгляд на воинов. Ненадолго задержала на дроу, едва заметно нахмурилась, увидев окровавленную культю Сиула, повернулась к сэру Юсташу.
- Вы взывали к Тиру, вы сражались, это не Троллклав, - утвердительно проговорила женщина. Голос у неё был мягкий, мелодичный, совершенно не вяжущийся с пустым безжизненным взглядом. Она слабо улыбнулась.
- Не бойтесь, я не дракон и не демон. В церемониях и ритуальных речах нет нужды. Где мы?

-Вот вы, эльфы, всё-таки эльфы.- Жаклин смотрела на Либе с явным осуждением. -Ты бы хоть подумал, что будет, когда пропажа золота обнаружится. Он же всю гостиницу по брёвнышку разнесёт. А если и не разнесёт, в краже обвинят прислугу или горничных! И что им потом делать? Они за месяц столько не зарабатывают. И слава воровки на всю деревню обеспечена. Кто их потом на работу возьмёт? Это если сразу стражу не позовут...
Жаклин говорила сбивчиво и совсем не в той манере, в которой общалась последние дни. Кажется, слова или действия Либе задели её куда больше, чем можно было ожидать. Впрочем, более к этой теме она не возвращалась. Как не прокомментировала короткий разговор с Гектором, несмотря на собственные сомнения. Правда, в обоих случаях молчание объяснялось не сдержанностью или благоразумием, а необходимостью беречь дыхание.
Путешествие давалось нелегко. Если вестник с акульей пастью носил свои доспехи с лёгкостью броненосца, то Жаклин недалеко ушла от черепахи. Даже на лесные красоты внимания не хватало. Да и много ли разглядишь, когда на голове железная чушка, пусть даже сверкающая и отделанная золотом? Даже не оглядеться толком, не то что вечными кронами в небесах любоваться. Только и остаётся, что брести от привала до привала.

Обгонять собратьев на узком мосту - дурной тоном. Одно неловкое движение и кто-нибудь обязательно сверзится вниз, изрядно убившись при падении. Фрейя, будучи чрезвычайно осторожной, ни за что не стала бы подвергать опасности остальных (про дракона и реморхазов она уже успела позабыть). Тем более, что оснований для волнений не было. Йорк, пусть мельком, заглянул в башню и вернулся совершенно невредимым. Потому Фрейя атипично шла позади. Аккурат за боевитым щитоносным гномом.
Чрезвычайная крутость моста скрадывала вид на башню и открывала оный на бронированную попу Миккена. Которая, конечно, была по-своему интересна, но и провоцировала желание слегка по ней наподдать, чтобы двигалась побыстрее!

Дождавшись Гектора и дав тому возможность распахнуть дверь, Жаклин требовательно подхватила его под руку. С крайним подозрением присмотрелась к одинокому облачку - не прольётся ли то холодным дождём и без лишних слов повела мага вдоль улицы.
Впрочем, затянуться молчание не успело.
-Гектор, тысячу раз прошу простить мою фамильярность,- мягко проговорила Жаклин. -Должно быть, вы смущены и раздражены происходящим, но я не смогла придумать ничего путного, чтобы поскорее избавить вас от общества курьера.
Она немного отстранилась, чтобы не сковывать движения кавалера.
-Не сочтите меня впечатлительной особой, мне многое довелось повидать. Однако столь мерзкое и опасное чудовище я видела лишь однажды. Оно... он использовал внутренности пленников для гаданий. Ещё живых пленников. Я надеялась, что более не встречу кого-то столь отвратительного. Почти поверила в это...
Жаклин ненадолго замолчала, опустила взгляд.
-Послушайте, Гектор, пока этот человек рядом, вы в опасности. Не знаю, что вас связывает, но никогда не оставайтесь с ним наедине. И не поворачивайтесь спиной. Потому что нелюди не бросают перчатку для вызова на поединок.
Она остановилась и повернулась к магу, взглянула ему в глаза:
-И самое главное, прошу вас, не бросайте ему перчатку сами. Я знаю, вы храбрый воин, прошедший через многое, и чародей, владеющий тайным искусством. Но, поверьте, иногда храбрости и мастерства недостаточно. И даже магия порой не в силах помочь.
Жаклин отвернулась, неспешно пошла дальше и после заметных колебаний добавила:
-Ещё раз простите, если мои слова пробудят тяжёлые воспоминания. Я знаю, как погиб ваш отец. Он был Алым Рыцарем. Его смерть стала утратой для всей Империи. И он носил прозвище. Конечно, не для семейного круга, но, должно быть, вы не раз слышали его от других офицеров и солдат. Маркидий Кесон Яростный. Так прозвали его в имперской гвардии; со всем возможным уважением. Сегодня это прозвище прозвучало вновь.
Быть может, это лишь безумное совпадение, но оставить его без внимания я не смогла.

-Я говорила о письме,- с лукавой полуулыбкой пояснила Зорану Жаклин. Кажется, замечание священника пришлось ей по душе.
Оставив мужчин наедине с тайной и Роуз, она поднялась в комнату. Поправила причёску, добавила пудры и румян, сменила туфли на сапоги на высоком каблуке. Погоды стояли тёплые, однако в качестве вискийских дорог Жаклин сомневалась и уляпать подол сверх неизбежного не хотела. Подумала, не взять ли кинжал, но решила, что после ночного инцидента с дварфами вся окрестная стража на ушах и опасаться нечего.
Либе так и не появился. И чего, спрашивается, трогал?
Бросив последний взгляд в зеркальце, Жаклин заперла комнату на ключ и направилась к лестнице, когда снизу раздался громовой крик. По инерции сделав несколько шагов, она остановилась на верхнем пролёте, не торопясь спуститься и с удовольствием наблюдая, как Гектор принял перчатку.

-Разговор не был безрезультатным,- вскинулась было Жаклин, но тут же продолжила задумчиво,- просто это трудно выразить в словах. Этот человек - он был... странным. С ним определённо что-то не так. Может, он и не человек вовсе. Даже если не брать неуместность подобного поведения после совершённого преступления, подумайте хотя бы вот о чём. Если у него не было империалов, значит, он редкий гость в Септии. Но при этом он знал, где находится это ваше заведение. А ведь тот дом не назовёшь приметным. Есть и другие странности...
Жаклин при помощи новоявленного "оруженосца" наконец справилась с наплечниками. Либе мог заметить, что жемчужное ожерелье уступило место мифриловой цепочке. По-видимому, с кулоном того или иного сорта, сейчас укрытого одеждой.
Убедившись, что все ремешки затянуты должным образом, Жаклин распахнула шкаф и извлекла на свет перевязь с мечами. Мечи внушали. Пожалуй, Либе пришлось бы держать такой двумя руками, а что делать с двумя вообще было не ясно. Впрочем, вскоре перевязь скрылась под длинным алым плащом, украшенным золотым узором в виде собранных из языков пламени огромных крыльев.
-Кажется, всё. - Жаклин на прощание окинула взглядом опустевшую комнату. Закинула на плечо рюкзак и поправила волосы, чтобы ничто нигде не зацепить. -Идёмте.
Спустившись, она расплатилась, отдала Джону ключи и отправилась в стойло, откуда вывела осёдланного породистого скакуна.
-Насколько я поняла, почтальон и стражник разговаривали с тем же человеком, о котором рассказала Лили?

'Я - поэт,
Зовусь Арак.
Денег нет,
Но всех вам благ.'
Немедленно сочинила в ответ Фрейя и даже собралась было прицарапать этот ответ под виршами рейнджера, но быстро сообразила, что на это уйдёт добрые полдня и сдержалась.
-Вот нет бы, что полезное написать,- посетовала она. -На север пойдёшь - в водопад попадёшь. Или ещё что-то нам неизвестное... Но теперь мы хотя бы знаем, что от местных обитателей он сбежал. Причём куда-то сюда. Значит надо идти дальше и ждать следующего приступа вдохновения!
И пошла дальше, поглядывая по сторонам, в том числе и себе под ноги.

Альлиррин только фыркнула в ответ на пантомиму мага. Сделала несколько шагов и плавно извлекла шпагу из ножен. Раздавшаяся туша Шак'Сена с глефой, более похожей на засов от городских ворот, маячила впереди, служа щитом и в то же время не слишком закрывая обзор.

По мере того, как огни богатых районов оставались позади, лицо Альлиррин каменело. Когда начался последний спуск, и в тяжёлый воздух ремесленного района вплелись ароматы выгребной ямы, она заметно побледнела.
До самой последней секунды, самого последнего момента происходящее представлялось ей нелепым чудовищным недоразумением, которое должно было вот-вот разрешиться. Нельзя, невозможно было представить, чтобы она - дочь высокородной жрицы и лучшая выпускница академии оказалось тут просто... потому что. Череда немыслимых событий, над которыми она не имела власти, закончилась в Финдаре, месте, в котором она не то, что не бывала, но и знать о нём не хотела. Зловонная клоака не интересовала её в той же мере, в которой не интересовали особенности спаривания рофов или разновидности чесотки гноллов. Она до самого конца верила, что этот надуманный и нелепый карнавал, наконец, закончится. На вечернем или утреннем собрании, после него или даже здесь, в кабинете сержанта. Однако время шло, а кошмар не думал развеиваться. Наоборот, он набирал силу, становился всё более материальным, добавляя к своей первооснове новые краски.
За время обучения в академии, несмотря на особое положение (а, отчасти, и благодаря ему) Альлиррин немало натерпелась, но тогда в происходящим был смысл, а у её наставников цель. Сейчас же... сейчас положение, в котором она оказалась, было квинтэссенцией абсолютного кристально чистого безумия.
Она механически опустилась на стул. Слова сержанта скользили по границе сознание, касаясь его, но, ускользая, стоило ей напрячься и попытаться их осмыслить. Словно в дурном наркотическом дурмане.

Когда Линир назвала имя Шак'Сена, Альлиррин почувствовала себя оплёванной. Случись дуэль получасом ранее, она бы и ухом не повела, "бои в яме" - удел мужчин. Однако слова были сказаны, и слова были отвергнуты. Линир предпочла Шак'Сена. То, что в этом выборе был совсем другой смысл, Альлиррин поняла минутой позже, когда поединок, который она и смотреть-то не собиралась, неожиданно превратился в череду экспромтов. А разменной монетой стал Эрсвенспир, чья голова после недолгих раздумий самонадеянно решила расстаться с телом.
Альлиррин вновь испытала хорошо знакомый и необычайно раздражающий дискомфорт, который, кажется, вызывало всё, к чему прикасался Миртеран. Сейчас его не было в комнате, но воцарившийся хаос определённо был следствием его утреннего выступления. Умом она понимала и попытку Эрайи извлечь выгоду в почти безвыходной ситуации, и желание Линир заставить соперницу заплатить, лишив одного из бойцов, и даже выбор Шак'Сена, который невольно оказался инструментом для весьма сомнительного разрешения жреческого конфликта. Однако ощущение, что ситуация понемногу выходит из-под контроля, становилось всё острее. И, судя по действиям Кетана и Кев'Рена, подобное ощущала не одна она.
Исполнить приказ Линир она не успела. Глефа Шак'Сена поднялась и опустилась, оставив на полу обезглавленное тело. Альлиррин почувствовала мимолётное прикосновение богини, отступила на шаг в сторону и положила руку на рукоять шпаги.

Альлиррин едва не рассмеялась, когда назначенный Эльшабет говорец назвал Белаэрн. Кажется, район чернорабочих и в самом деле стоял у жриц на особом счету. Расскажи об этом жителям Эриндена, подняли бы на смех. Или того хуже - сообщили служителям богини, что завёлся шутник, выставляющий жриц на посмешище с их якобы желанием проливать кровь за возможность копаться в грязи, когда безвозмездно предлагают место куда более чистое.
Не меньше её удивило, что Надирду вообще дали слово и не просто дали, а приняли во внимание. Впрочем, последовавшая вскоре расправа немного примирила Альлиррин с действительностью. По крайней мере, говорить Надирд мог ровно до тех пор, пока его речь устраивала Линир, ни секундой более.
Она прислонилась к шершавому деревянному щиту, служившему мишенью для не слишком искушённых метателей ножей, и с унылым видом принялась разглядывать каменный пол. Пол был откровенно грязным. Грязь приносили на сапогах курсанты. Тщательно растаптывали, забивали в каждую щёлочку между неплотно пригнанными плитами. Но, по крайней мере, воздух не был спёртым и не вонял потом, как частенько бывало во время тренировок, когда десятки новобранцев одновременно отрабатывали приёмы в замкнутом помещении. Альлиррин всегда была на особом положении и как правило общих тренировок избегала. Но полностью отвертеться от групповых занятий не удавалось и ей.
Жрицы, между тем, приступили к делёжке шкуры Надирда, которому, кажется, предстояло расплатиться за своё назначение втройне.

Альлиррин проводила стервеца Миртерана долгим взглядом, не сулившим лейтенанту ничего хорошего. Первое назначение осталось в её памяти надолго и нынешнее было немногим лучше. Если не по содержания, то уж точно по форме. Бросить сладкий кусочек и поспешно ретироваться, в душе хихикая над жрицами, которые будут этот кусочек делить...
Альлиррин скривилась. Хихиканье в её воображение вышло особенно мерзким. Расфуфыренный павлин, дорвавшийся до крох со стола чужой власти...
Она без особого удовольствия смерила Ната и Кетана взглядом, отмечая ширину плеч и крепость мускулов. Эти двое могли бросить вызов их дуболомам.
Альлиррин снова скривилась. Мужланы, предпочитающие тяжёлое оружие и огромные мечи, вызывали у неё презрение. Они немногим отличались от огров и троглодитов с их дубинами и каменными топорами. Та же ярость, напор и грубая сила. Ни малейшего изящества. Казалось, самим фактом своего существования они принижают всю расу и культуру дроу, низводя древнюю воинскую науку до уровня дикарей. Даже Кев'Рен с его копьём на их фоне смотрелся образцом грации. Быть может, Линир стоит сделать ставку не на Шак'Сена, а на него?

Склонив голову, Альлиррин отступила со смесью облегчения и недоумения. Она не ждала такой реакции жрицы и, признаться, ответ Квийри её слегка озадачил. Словно бы слушая Альлиррин, та думала о чём-то своём, и ответ больше перекликался с мыслями жрицы, нежели с прозвучавшей речью. Однако всё, что могла, Альлиррин сказала и теперь ей оставалось лишь наблюдать за окончанием допроса.
Отступившее было раздражение начало возвращаться, но тусклое, серое. Альлиррин устала, а события последнего часа опустошили её окончательно. Даже на злость сил не осталось, а ведь вечер ещё не закончился и наверняка не закончится, когда дознавательница оставит их наконец в покое...

Фрейя задумалась.
-Сначала я, конечно, замуж за капитана хотела,- сказала она. -И чтобы шхуна обязательно с тремя мачтами. Ещё мне очень этот разбойник нравился - Роберт из Овлмуна, - который отнимал деньги у богатых и раздавал верным ему людям. Помните, лет десять назад весь город объявлениями о розыске был заклеен? Я даже пару раз сбежать порывалась и в шайку вступить. Но потом дядя рассказал, что, на самом деле, богатых он не грабит, а находится у них на содержании, и с его помощью они уклоняются от налогов, потому что заплатить налог с украденного как? Тогда я, конечно, сразу в нём разочаровалась и все плакаты с его гнусной рожей сожгла в печи.
Или вот ещё к нам труппа приезжала. Какой там был Венецио...- Фрейя зажмурилась:
-Я видел сон.
-Представь себе, и я.
-Что видел ты?
-Что сны - галиматья.
Я даже копилку разбила, пять раз ходила. И плакала каждый раз, когда подлец этот - Кробальд - его в спину ударил. Подлец же настоящий! В честном бою он бы никогда не победил, уж я-то видела, кто из них фехтовать умеет!
Фрейя вздохнула.
-Но капитан, конечно, тоже ничего. Если с тремя мачтами.

Гномы вокруг всё падали и падали, небо хмурилось, палуба качалась. Хотелось размахивать саблей и петь пиратские песни. Но размахивать запрещал Йорк, а пиратского Фрейя не знала. С горя она попыталась высмотреть Джека, но мало того, что смотрела в другую сторону, так ещё от холода заслезилась глаза, и ослепила особенно яркая вспышка молнии.
Тогда, следуя указаниям Йорка, Фрейя решила ослабить узел на последнем нетронутом мешке, но коварный Пелопидес завязал верёвочку хитрым морским вензелем, для распутывания которого требовалось как минимум знание пиратского!

Жрицы Лолс гордились тем, что жертвоприношения заставляют содрогнуться даже самых безжалостных и стойких воинов. И гордились не зря. Когда пауки облепили жертву, Альлиррин почувствовала, как по спине бежит липкий холодок. Она видела жертвоприношения и раньше, спасибо матери, водившей дочь в церковь, но вот следить за ритуалом из первого ряда, когда ядовитый живой ковер, сплетенный из тысяч лапок, колышется у твоих ног... Альлиррин дважды бывала на краю смерти и обрекла на смерть не одну дюжину рабов, но впервые в жизни она всем своим естеством ощутила, что смерть не худшее, что может случиться с теми, кто подведёт дом Нилгет. Ирония судьбы - она собиралась говорить о верности дому и его интересах, но, увидев, что происходит с предателями, утратила всякое желание раскрывать рот. На миг она даже позавидовала самцам, забившимся по углам и не смеющим взгляда поднять. Это её и разозлило. И вместе со злостью вернулась решимость довести начатое до конца.
-Госпожа, я лишь хотела обратить ваше внимание на документ предъявленный караванщиком,- негромко сказала она. -С подписью благородной госпожи Ивианары и печатью дома Нилгет. Либо подпись настоящая и это означает, что кто-то близкий к правящим кругам сознательно ввёл госпожу Ивианару в заблуждение. Либо это подделка самого высокого уровня, ибо имитирован не только почерк, но и стиль изложения благородной госпожи.- В голосе Альлиррин невольно прозвучало мимолётное злорадство.
-В любом случае, нет никаких сомнений, что организация контрабанды проведена на самом высоком уровне, и организатор без сомнения следил за тем, как караван пройдёт ворота. Если бы рабов задержали, Оршалар, возможно, сэкономил бы несколько золотых, однако кукловод, узнав о провале, в тот же час ушёл бы в тень. Сейчас, когда караван покинул город, он не видит угрозы, считая, что все идёт по плану. До тех пор, пока известия о наказании Килрин не достигло его ушей, он уязвим. И лучшего момента для устранения угрозы не найти. Потому что сегодня мастер подделает накладную, а завтра - приказ, отправляющий наших воинов в ловушку. Печать дома Нилгет обладает большой силой и в корыстных руках способна принести больше бед, чем любое оружие врага.
Мы принимаем вину за нарушение формальных правил и понесём заслуженное наказание за то, что пропустили караван. Но судьба дома важнее судеб отдельных дроу. И, если такова цена, то мы заплатим её, чтобы организатор подлога был пойман и понёс заслуженное наказание.

-А если облака никогда не кончатся?- ужаснулась Фрейя. -Хотя нет, иногда же их вовсе не бывает, и небо до самого Солнца видно... Давайте поскорее ещё мешки скинем!

-Что... Какого?..
Не веря своим ушам, отчётливо уведомившим о лязге засова, Альлиррин подошла к двери подёргала за ручку, а потом пнула бездушную деревяшку. Деревяшка откликнулась сдержанным гулом.
Это было настолько невозможно и нелепо, что казалось бриллиантом, венчавшим корону бездарно потраченного дня. Их заперли словно выводок нашкодивших паучков, не прошедших тренировку арахноманта и не приученных к стойлу. Зачем, ради чего? Разумеется, она видела творившуюся за воротами сутолку, но какое отношение та суета имела к ней, и почему она должна торчать в этом зале, вместо того, чтобы скинуть осточертевшую кольчугу и залезать в ванну, Альлиррин не понимала решительно. В отчаянии она посмотрела на статую богини, но та, занятая трапезой, предпочла отмолчаться, оставив объяснение для своей служительницы, которая пока так и не явилась.
-Что здесь происходит?- Спросила Альлиррин вслух и достаточно громко, чтобы услышали остальные. Растерянно перевела взгляд с Линир на отряд Эрайи, словно его члены знали, чем она заслужила такое наказание по окончании трудового дня.

-Да помолчи уже. - Альлиррин легко сбила мага с ног, приложила палец к его губам. Несмотря на небольшой рост она была заметно сильнее, хотя тело женщины оказалось неожиданно хрупким, и каждое рёбрышко проглядывало под прохладной пахнущей благовониями кожей. Но самым удивительным было даже не это, а то, что Альлиррин оказалась - нет, не нежной - чуткой. Внимательной. Угадывающей движения и желания партнёра. Иногда поддающейся им, иногда пресекающей, но никогда не оставляющей без внимания. Совсем не похожей на властных жестоких жриц и дворянок, какими их рисовали бесчисленные легенды и слухи. Во всяком случае, ни ожогов, ни ран на теле Ксариуса не прибавилось. Если не считать тонкой царапины, оставленной на щеке колючей серебряной серёжкой в форме расправившего лапки паучка. Лолс не упустила возможности собрать кровавую дань и здесь.

Альлиррин зачаровано смотрела на демона. Он был огромен и невероятно уродлив. Настолько, что казался гармоничным в своём безобразии. Она вдруг осознала, что понимает жриц, решивших дать жизнь драеглотам. В отвратительных порождениях бездны была своя увечная красота. Сердце забилось чаще, в животе зашевелились паучки. Тревожно и сладостно одновременно.
Песнь закончилась. Жрицы разрывали круг, расходились в поисках достойных партнёров. Альлиррин со злорадством подумала, что сегодня многих ждёт разочарование. В том, что воины трахаются немногим лучше животных, она убеждалась неоднократно. Резкие движение, грубая сила - никакой фантазии. Хотя та, которую подцепит братишка, не пожалеет. Или тот малыш с его длииинным мечом. Наивный, но старательный. А сегодня и вовсе в лепёшку расшибётся, чтобы угодить своей богине и её служительницам. Главное, чтобы меч от волнения в ножнах не застрял.
Альлиррин отделилась от основного потока. Взгляд скользнул по сгрудившимся в кучке мальчишкам в мантиях. По тонким рукам, не знавшим оружия, по хрупким плечам, не сгибавшимся под тяжестью доспехов. Интересно, что за книжки они читали перед сном? Говорят, в библиотеке академии много обучающей литературы с прекрасными иллюстрациями. И, наверняка, у этих славных ребятишек недостаток практики...
-Знаешь, что мне сейчас нужно?- Она приобняла за талию и подтянула к себе худощавого колдунца, который был выше её на полголовы.

-Это ты, наверное, с винными духами общался,- подумав, сказала Фрейя. -Они грустные немного. Старик Гагтунгр, когда они приходили, всегда плакал и детишек уличных по головке гладил. Поймает, бывало, и гладит. Пока ужинать не позовут.
А грибные духи, наоборот, весёлые. Меня маминька, когда деньги водились, часто к друиду посылала. Очень он хорошие травки-приправки выращивал. С теми, что на рынке не сравнить. А как грибочек сушёный под язык положит, ещё и весёлый становился. Смеётся от души, заливисто так. Дух гриба ему, значит, историю рассказал.
Так я однажды, пока он травки рвал, кусочек гриба стырила и в початую бутыль Гагтунгра тайком пропихнула. Очень было интересно, кто кого из духов заборет. Старик к ней тем же вечером приложился и тут началось такое...
Фрейя вдруг опомнилась:
-Иуда! Слушайте, у нас пони не поеные. Они же помрут на жаре!

-Ваш муж погиб,- обречённо сказала Фрейя. Каждый раз, когда она участвовала в таком разговоре или слышала его со стороны, любые слова казались вымученными и лживыми.
-Мы проводили расследование и узнали о служителях тёмного бога, которые пытались отравить воду и выморить весь город. Ваш муж и его бригада столкнулись с ними первыми и были убиты. Но даже перед лицом смертью он оставил предупреждение и указание на своих убийц. Благодаря ему нам удалось найти мерзавцев и защитить Хаукмун. Мы решили, что вы должны об этом знать. Ваш муж был настоящим героем и... пожалуйста, не ставьте на себе крест. Марстен спас не только город, он в первую очередь спасал вас, и он ни за что не захотел бы видеть вас такой!
Фрейя говорила сбивчиво, немного непоследовательно и под конец ей ужасно хотелось расплакаться.

-Нет, знаете, на платье одену! - И пояснила со снисходительностью взрослого, обращающегося к ребёнку:
-Оно же замнётся.
Взяв кольчужку, оказавшуюся удивительно лёгкой, Фрейя гордо проследовала в кабинку. Затем аккуратно вогнала кинжал в стену, ведущую в общую комнату, развесила на вешалке кольчугу, а вешалку повесила на кинжал и занялась примеркой.

Фрейя вернулась под вечер. Вид у неё был совершенно умиротворённый, более подходящий священнику, отобедовавшему в чертогах божества, или монаху, достигшему высокой степени просветления. Штопанную походную одёжку сменило шёлковое изумрудное платье. Кожаные сапожки - миниатюрные туфли. Столь высокие, что теперь Фрейя немногим уступала ростом Таару и на полголовы возвышалась над остальными гномами. Было видно, что носить такую обувь ей непривычно, но природная ловкость помогала преодолевать новопридуманные трудности.
Черные волосы гномки были тщательно расчесаны, распушены, завиты и умащены благовониями. Покрытая маслами загорелая кожа матово поблескивала. Завершало образ жемчужное ожерелье и серебряные под расшитый поясок серьги.
Следом за Фрейя семенил лицензированный носильщик-халфлинг, тащивший рюкзак и оружие.
Заказав бокал красного вина и строго-настрого наказав больше не наливать, Фрейя поужинала и поднялась в номер. Спала она плохо. Несколько раз просыпалась, зажигала свет, перепримеряла платье и критически изучала травмируемую подушкой причёску. Ужасно хотелось танцевать и почему-то мороженого. Но мороженого ночью в Хаукмуне было не достать, а танцевать мешала высокая платформа. Приходилось возвращаться в постель и забываться тревожным сном.
Рассвет Фрейя встретила с облегчением. Не в последнюю очередь потому, что причёска сохранила подобие формы. С вечерним вариантом не сравнить, но, хотя бы, не ужас-ужас. Расчесавшись и в меру таланта уложив волосы, гномка в тяжёлых раздумьях - какая еда подобает такому наряду - спустилась к завтраку. Так ничего и не придумав, она ограничилась варёным яичком и горячим хлебом с вареньем.
-Я бы медальон оставила в покое,- сказала она. -Это же явно подарок. Ну найдёте вы женщину, которая дарила, и что скажете: "Мы вашего Марстена нашли выпотрошенным в канализации и выпотрошили ещё раз?"

-Тогда пойдём, а то мы так весь день стоять можем.
И Фрейя отправилась к люку, чтобы повторно посетить лавку страдающего торговца.
Выбравшись в мгновение ока и подивившись зачем Йорк тут падал, она постучала в заднюю дверь Шмеергольца.
-Значит так,- сообщила она, споро отойдя от торговца на пару шагов, едва он открыл дверь,- мы столкнулись с преодолимыми трудностями. Но для их преодоления нужно...
Фрейя выкатила список и добавила:
-И самые высокие резиновые сапоги для гномов, какие вы сможете найти.

Пить Фрейе было нельзя. Вернее, можно, но не всегда. Вернее, всегда, но не везде и уж точно не со всеми...
Солнышко ласково светило в довольное личико. От похмелья гномка не страдала, и рассвет ей был в радость. Тем более, когда волосы пушил ветерок... на удивление крепкий и прохладный для простого гостиничного сквозняка.
Фрейя сладко потянулась и открыла глаза. Взвизгнула и мёртвой хваткой вцепилась в карниз. Забираться на городскую колокольню дозволялось только звонарю - этот урок ей вбили розгами ещё в детстве. Но вот забраться на КРЫШУ колокольни и там уснуть... Кажется, она только что вошла в историю Хаукмуна.
Самое ужасное, Фрейя совершенно не представляла, как туда залезла. В голове крутились какие-то обрывочные картинки. Как спорила сначала в таверне, а потом во дворе с Йорком. Как утверждала, что залезть на крышу гостиницы вообще не подвиг, на ратушу - так, мелкое хулиганство, а вот на колокольню, да ещё повязать платок на шпиль - не каждый сможет. Кажется, билась с кем-то об заклад и грозилась не только платок, но и выпить вина на карнизе. Потом вроде бы Джек принёс ещё один поднос...
Гномка опасливо покосилась на шпиль. Платок гордо развевался, доказывая, что невозможного для Фрейи не существует. Рядом лежала новая фляжка Таара. Гномка смутно помнила, как дварф с вечера демонстрировал, как ловко из неё пьётся что вино, что водка, что 'фирменная ферментированная кислотно-щелочная смесь', намешанная барменом целью с целью дополнительного отъёма денег.
Фрейя осторожно понюхала фляжку. Пахло металлом и почему-то карамелью.
Повесив трофей на шею, гномка, дрожа и с трудом заставляя себя не жмуриться, сползла на край крыши, раскачалась и запрыгнула в помещение, больно стукнувшись лбом о колокол. Колокол загудел. Потирая синяк, Фрейя кубарем скатилась по лестнице, спрятавшись на одном из пролётов, чтобы пропустить горбатого, страшного как смертный грех звонаря. С облегчением вывалилась наружу.
Поминутно оглядываясь, хотя, никто её не преследовал, гномка вприпрыжку добежала до таверны, нырнула в дверь и мрачно заявила во всеуслышание: 'Пила. Повязала'.

-Какая я тебе Фреечка, мы два часа знакомы,- возмутилась Фрейя. -А дварфа я как увижу, так он или за стойкой со стрелой в колене разливает, или про Морадина талдычит, или я меч себе покупаю, а кузница вокруг!

-Вот всё-таки дварфы эти непоследовательные,- проводив взглядом стражников, сказала Фрейя. -Всё хвастаются тем, какие они разумные, экономные и меркантильные. А на деле платят вдвое больше за живого преступника.
И Фрейя принялась загибать пальцы.
-Им его содержать - раз. Кормить - два. Охранять - три. Потом он освободится и опять кого-нибудь убьёт - четыре. А на мёртвого всех расходов - три фута земли на кладбище. Но нет, подавайте живым.
Как говорил дядя, качели качнулись в другую сторону, и, успокоившись после полуденной драмы, гномка впала в чрезвычайный, не свойственный ей цинизм.
-По кфайней мефе, докуфенты не спфосил,- закончила она с набитым ртом. -А то пфишлофь бы зофотые нафад возфращать. В кафну, ага.
Она допила молоко, долго сидела, глядя на бутылку вина в меню, но потом решительно его захлопнула и удалилась в комнату, читать позаимствованный из библиотеки свиток с бойким заголовком: '50 оттенков копыт или как выжить в дикой природе: практические советы для поклонников географии'.

Фрейя напротив никакого восторга не испытала. Её познания в алхимии сводились к рецептам мыловарения, поэтому на первых же цифрах она поскучнела, всучила книжку Йорку и принялась рыться в свитках дальше.
-И чего с этим миллениумом делать? - деловито спросила она, откуда-то из под кучи манускриптов. -Если бы из него доспехи выковать или щит какой, я бы поняла. Но сам же маг сказал, что Звезду ни разбить, ни распилить нельзя.
Из груды бумаг вновь показался курносый нос и рука, державшая пожелтевший листок.
-Проект №34 'Колючий полоз', - с выражением прочитала Фрейя.
"...Прошло две недели, как я, преодолев сопротивление природы, скрестил ежа с ужом. Сегодня я проверил подопытную и с безграничной радостью обнаружил у неё первые признаки беременности.
Не пройдёт и года, как потомство подрастёт, и королевская конница КД будет более не страшна. Хо. Хо. Хо."
Гномка очумело посмотрела на Йорка и покрутила пальцем у виска.
-Сумасшедший какой-то. Откуда в Хаукмуне королевская конница?
Перевернула листок.
-А, это не Ажикежнон писал, Реланиум какой-то. Реланиум, Миллениум... сговорились они что ли?
Она снова нырнула в кипу бумаг, откуда заметила:
-Бери, конечно. Как хозяин может быть против, если ничего не узнает?

Сегодня определённо был день сдержанности, потому что восклицание: 'ах, вы в этом смысле монашка' Фрейя опять каким-то чудом удержала в себе.
Поблагодарив хозяев, она покинула гостеприимный третий этаж, спустилась на негостеприимный второй и помахала ключом.
-Только вам там темно будет,- сказала она. -У меня, конечно, солнечный жезл есть, но, как будто, жалко. Лучше, наверное, свечу у прислуги попросить. Или три. Светильника.

-...сначала я решила, что во всём виноват дварф,- продолжила Фрейя, вновь привлекая внимание халфлинга. -Ну этот, который буйный. Что он проигрался в карты и спьяну решил отомстить. А то и просто столкнулся с ещё живым трупом на пороге туалета и не стерпел после пива-то. Но потом всё оказалось намного запутаннее. Оказывается ученики этого... как его... Куумблы ночью слышали шум во дворе. И, представляешь, оказалось, что убийца ночью выкинул орудие убийство прямо в колодец. Пришлось лезть...
Фрейя вздохнула и зябко поежилась.
-Вода там ледяная, конечно. Зато я вытащила настоящую палицу всю в крови такую. Представляешь? И палица эта была вовсе не дварфа, а как раз этого Куумблы. Только вот и он не убивал! Палицу у него ещё ночью украли, а его подставили, совсем как в книжках! Осталось только понять кто именно. Ну, мы сначала как раз на его учеников подумали, ведь это они нас на палицу навели. Ну и Леопольда, конечно, проверили, эти церковники только с виду мудрые и добрые, а как врага по вере сожрать, только на стол накройте. Только выяснилось, что и они не убивали, прикинь! А убил тот, на кого никто и подумать не мог!..

-Вот-вот,- поддакнула Фрейя,- какие ваши доказательства?

С минотаврами в естественной среде обитания Рин не встречалась. Видела раз в наёмниках, да разок на плахе. Слухи про них ходили самые дурные. Что даже среди варваров славятся свирепым и диким нравом. Что не знают чести и не чтут законов. Что без разбору убивают стариков и женщин, а малых детей едят немытыми. Так что никаких иллюзий Рин не питала. Но то, как безропотно соумышленники согласились исполнять приказ, её покоробило. А если бы это были не минотавры, а тифлинги? Или вовсе дварфы? К тому же рогатые могли пролить свет на творящиеся здесь безобразия...
Додумать (уже какую по счёту!) мысль она не успела, вернулся Лей.
-Тогда лучше и вправду заманить их сюда,- сказала Рин. -Хотите я их на пиво подманю?

-Да как же я им убить друга друга помешаю? - так же шёпотом переспросила Фрейя. -Их же шестеро и они какой-то там ступени. Ещё и меня сожгут божьим гневом за компанию.
И осуждающе добавила:
-Ты прям как паладин какой-то. Они тоже ничего без бумажки не могут. Помню, дядя рассказывал, как в соседнем Иаглмуне дракон в королевском лесу поселился. Так тамошние рыцари в поход собрались, чтобы змея извести, а в лес королевский ступить не могут. Разрешение нужно. Они в канцелярию, а та как раз в новое здание переезжала - обращайтесь завтра. Потом выяснилось, что гербовая бумага закончилась, а на обычной от королевского имени писать не солидно. Так и просидели в приёмной три дня вместе с оруженосцами, пока всё оформили. Дракон в то время, не будь дурак, жрал крестьян от пуза. А как рыцари с подписью и печатями в поход выступили, встал на крыло и упилил в соседний Овлмун, только его и видели.
Фрейя шмыгнула носом и подвела итог:
-В общем, что я хочу сказать, если у этой монашки гербовой бумаги не будет, требуй, чтобы дала расписку на обычной!
Закончив эту поучительную историю, она вздохнула и отправилась коротать время в ожидании, когда закончатся переговоры Джека. Сидеть на попе ровно было скучно (да и попа болела после купания), а гостиничные этажи она уже изучила, поэтому ноги сами собой занесли гномку в комнату, где Джек поутру нашёл ящики с оружием. Заглянула из любопытства - нет ли чего для неё, заодно и мёд из бочки попробовала, а потом из любопытства же, мало ли, может тут и ящик с доспехами неподалёку, забралась на второй этаж.

'Пили, играли в карты и гнули канделябры,'- догадалась Фрейя, заглянула в комнату к товарищам и шикнула Джеку:
-Пссс, давай по-быстрому к главному заглянем.

-Насилие порождает насилие,- покивала Фрейя и сменила тактику. -Слушайте, а что у вас за дубинка? А можно посмотреть? Это же знаменитый миниатюрный дварфийский ослоп с укороченной рукояткой, облегчённым набалдашником и именной гравировкой? Всегда такой хотела!

Фрейя ошалело посмотрела на захлопнувшуюся дверь. Еще никогда она не бывала так подло обманута. Гномка и сама могла обмануть кого угодно, но здесь её надули с такой гениальной простотой, что только и оставалось таращиться на закрытую дверь и строить зловещие планы мести.
Бормоча под нос нехорошие слова, она с сумрачным видом дотопала до двери номер 13 и самым мрачным образом в неё постучала.

'Ага,- подумала Рин,- а потом тебя хоронить.' И заранее себя пожалела, что она, такая маленькая, будет этому лбу здоровому яму копать.
-Ты вдохни поглубже,- посоветовала она вслух - и подумай о хорошем. Или наоборот... Ой.
Земля дрогнула, и Рин опустилась на пятую точку, сама не поняла как. Было не высоко и потому не больно, но ужасно обидно. Гномка считала себя исключительно ловкой, и такие вот казусы неприятно били по самолюбию.
'Зато желание рубаки - остаться в окружении - исполнилось,- тут же пришла в голову позитивная мысль. -Теперь и захочешь - не спасёшь!'
На ноги она всё-таки поднялась, потому что совсем уж неловко вышло, и прошмыгнула мимо Язида, зорко следя и за ним, и за Леем - кому первому понадобится помощь.

Рин улыбнулась. Не очень-то радостно, но не оценить жест было бы свинством. Когда она пила в последний раз? Семнадцать... нет, семнадцать было вчера - восемнадцать дней назад.
Она приняла из рук Язида плошку, слегка прикусила нижнюю губу и прищурила левый глаз. Аккуратно поставила плошку на пол, провела над ней рукой. Вода стремительно потемнела, приобретя малиновый окрас. Рин сделала крошечный глоток, скорчила недовольную гримасу и подула на жидкость. В комнате отчётливо запахло мятой. Гнома многозначительно покачала головой и легонько стукнула ногтем по импровизированной чаше. Малиновая жидкость чуточку посветлела. Стенки чаши покрыла изморозь.
Рин сделала ещё один глоток и удовлетворённо кивнула. Протянула плошку Язиду.
-На. Держу пари, ничего подобного ты не пил. Земляничный морс с черникой, мятой и секретным лантанским ингредиентом!
Глаза гномы вновь светились ярким голубым светом.

Говорящая Штука сногсшибательного эффекта не произвела. Какой-то произвела, конечно, но, кто бы что не думал, Рин села на пол совершенно сознательно. В конце концов, она росла не в каком-нибудь Уотердипе - на Лантане, а там всякое было в ходу. Не Штуки, конечно, но уж штучки точно.
-Есть у папиньки такая... штучка, граммофон называется,- сказала она. -Ящик такой с музыкой. Крутишь ручку, музыка играет...
Рин вздохнула. Её глаза поменяли цвет с ярко-голубого на изумрудно-зелёный, потускнели, став цвета пыльной придорожной травы.
-Помню, поначалу всё эльфийские арии играл. С аккомпанементом арфы и флейты. Пронзительно так, грустно. И такая печаль слышалась в тех песнях, такая тоска неземная, что хотелось снять тапок и в граммофон запустить, чтобы настроение не портил. Маменька на третий день так и поступила...
Рин снова вздохнула, обхватила колени.
-Домой хочу,- пожаловалась она. -Папенькин юбилей пропустила. Дурацкий кашалот. Откуда только взялся?
Она тряхнула головой, потёрла глаза и добавила уже буднично:
-Я к чему всё это рассказала. По-моему, этот дворецкий вроде граммофона только без ручки. Пока всё не скажет, делать ничего не будет. А делать будет только то, чему обучен.
Ну и пускай! Дверь откроет и ладно. С паршивой овцы хоть шерсти клок!
Последнего сравнения Штука явно не заслужила, но Рин в эту минуту страдала и о чувствах Штуки не думала. Замолчала и уставилась на водоплавающую рыбку, чего там лысый мужик нашаманит.

-На обратном?- удивлённо переспросила Фрейя. -А куда вы собрались? На овощную колдунью посмотреть? Ладно, Ворика она в сексуальное рабство заберёт. Артура... усыновит. А остальные на что рассчитывают?

Сердце молодого авантюриста билось столь сильно, что готово было разорвать ему грудь. Видят боги, не от страха - он и тени страха не испытывал, - а от возбуждения. Ворик набросился на гоблина, как разъяренный тигр, готовясь пренебречь всеми общепринятыми правилами, напасть со всех сторон одновременно и в то же время парировать удары, как человек, тщательно оберегающий свою кожу.

Однако парировать не потребовалось. Гоблин только и успел открыть рот, а Ворик, словно змея, уже скользнул меж камней и насквозь пронзил его своей шпагой. Пронзил и уставился на Аметист снизу вверх, раздираемый амбивалентными чувствами. С одной стороны, в ту минуту он был царём мира и гордостью своего наставника, а с другой, подсознательно ощущал, что сделал что-то не так.
-А... Эм...- только и сумел промямлить Ворик в ответ. Всё выходило совсем не так, как он себе представлял. Бремя героя, о котором писали во множестве книг, и которое он всегда считал величайшей чушью, начало давить вот прям сразу, не успел он толком прославиться.
-Прости...

-Скелеты что ли?- Фрейя скорчила Артуру ехидную гримаску. Кровь перестала течь, хотя рука по-прежнему болела, и настроения это не добавляло.
Гнома подошла к собравшимся у могилы компаньонам, посмотрела на гендерные игры и заключила:
-Я рыть яму точно не буду.
Прозвучало не так изящно, как Сигмаровское 'исследование', но плечо ныло и ей было не до того.
-Короче вы идите, а я запру Ворика в склепе, чтобы не убежал с награбленным и догоню.

-Что делать?- зловеще переспросила Фрейя. -Лично я пойду удовлетворю любопытство. Очень хочется узнать, как склеп, в который нас отправил доморощенный мажок, "вдруг" оказался забит скелетами служителей какого-то культа. Из уст самого мажка.

-Проверь, есть ли под штиблетами носки!- на секунду обернувшись, крикнула Аметист Фрейя. -А то знаю я таких. Сначала астролябию продаст, потом про пирата споёт... оглянуться не успеешь, как под венец потащит!

...До Приюта Шаль'Тарин добралась в самом скверном расположении духа. Да что там скверном - злая как собака.
Хлопнув дверью и едва не прищемив неповинному Скавессу ухо, она удостоила топтавшегося Мала лишь мимолётного взгляда и сипло проговорила слугам:
-Ванну.
Выглядела она неважно. Белоснежные волосы слиплись, одежда пропылилась насквозь, в кольцах кольчуги застряли сор и мелкие камни. Распахнув дверцы бара, Шаль'Тарин выбрала бутылку лёгкого вина, сделала несколько больших глотков прямо из горлышка и, не обращая внимания на слуг, потопала наверх в свою комнату.

'Вот же знала, знала, что орков нельзя пугать',- подумала Шаль'Тарин.
-Прекрати, я на вашей стороне!- приструнила она копьеносца.

-Это вроде сахарной пудры, чтобы вкуснее были?- спросила Эрика у Мамбы, когда у входа в пещеру заплясала золотистая пурга.
-Но каковы подлецы,- проговорила она, спрыгнув с камня при появлении в проходе спины Энрике. -Нас значит слушать ниже их достоинства, а вот ушастого пожалуйста.

-Точно,- подтвердила Эрика версию де Тверси. -Сбежала. От мантикор. А родителей мантикоры съели, и теперь у девочки глубокая душевная травма.
Вперёд она не пошла. Спутники умело заходили с двух сторон и никаких шансов сбежать от них у маленькой обессилившей девочки не было.

Едва лучник прицелился в дуэргара, как рядом с дварфом возникла его точная копия, заставляющая задуматься, а в того ли дварфа я стреляю.
Шаль'Тарин быстро огляделась. Большинство занималось своим делом. Жрица лежала мёртвой. Пауки развлекались друг с другом. Орки мародёрствовали. Лучники стреляли, Мал с Ианистой упражнялись в искусстве фехтования. Опасения внушал только голем, зачем-то подобравшийся к беспомощному барду. На миг Шаль'Тарин пришло в голову совсем уж непотребное объяснение его поведению. Но надо было сосредоточиться.
Отступив к стене, она попыталась повторить трюк Маснала.

Шаль'Тарин присела на край стола и ласково проговорила:
-Мне иногда кажется, что вы всей кодлой во главе с Джастей пьёте отупляющее зелье. Ничем другим я ваше поведение объяснить не могу.
Ты знаешь, что ночью на таверну был налёт? Ты помнишь о том, что мы должны были сделать вчера? Помнишь и всё равно приходишь сюда, чтобы требовать вина и приватности?

Калланиэль с любопытством наблюдала за творящийся интермедией. Архимаг Келбен безусловно произвел на неё впечатление, хотя способ, которым он удалился, выглядел изрядным ребячеством. Правда, она уже начала привыкать к тому, что все маги немного дети, вне зависимости от возраста и могущества.
Смущение же леди Алуваны её ничуть не удивило. Стезя волшебниц книги и библиотеки, а не публичные выступления перед толпой разношерстых существ. Преподавательского же опыта леди Алувана явно не имела. Видя её замешательство, Калланиэль отметила мудрость своих законов, по которым каждый молодой маг был обязан прочесть небольшой курс лекций в школе или академии. Таким образом ученики и студенты всегда были в курсе новых веяний, а сам маг не только участвовал в образовательном процессе, но и приобретал бесценный опыт работы с аудиторией.

При виде творящегося на поле боя хаоса Фэй вспомнилось детство. Когда подружки из соседнего квартала нашли в глухой расселине раненого ящера. Искусанный собратом, с перегрызенной безвольной лапой ящер пролежал на дне ущелья несколько дней, будучи не в силах выбраться наружу.
Несмотря на все уговоры и хныканье Фэй старшие подружки буквально затащили её в расселину. У двоих были ножи, и они собирались зарезать обессилевшее животное. Забрать первый в жизни трофей. А ящер не захотел умирать.
Фэй не помнила, как выкарабкалась наружу. Помнила только финал. Как она, тяжело дыша, сидела на краю обрыва, а внизу голодное животное рвало её подружек на части. Фэй досидела до конца. Дождалась, как закончив безумные метания, ящер наконец успокоится и примется неторопливо утолять многодневный голод растерзанными телами дроу. А потом встала и пошла домой.
Тот день стал поворотным в её жизни. Тогда она впервые поняла, что нет ничего опаснее бессмысленных убийств. И нет ничего глупее переоценки своих сил. Когда много лет спустя она услышала эти слова от инструктора в школе асассинов, ей оставалось лишь пожать плечами. Эта нехитрая истина давно стала для неё самоочевидной.
Но сейчас им было не по десять лет. И просто досмотреть, чем закончится увлекательная резня, она не имела права. Поэтому Фэй снова перехватила лук и принялась раздавать сёстрам по серьгам.