Голосование за ходы

Пришла тишина, в которой невыносимо четко различались голоса бандитов, даже сквозь рев бульдозера, заваливающего неподвижные тела снегом. И скрипка, конечно же скрипка. Будто взяла на себя мрачную обязанность сменить похоронный оркестр. Откуда она вообще тут взялась?
А вот потом пришла тьма...
...чтобы исчезнуть в сиянии Райских Врат. Медленно они отворялись, и невыразимо чарующий хор ангелов приветствовал каждую душу.
...чтобы явить ужасные круги Ада. Бесы уже собрались, ожидая души грешных, невыносимая вонь ударила в ноздри.
...а потом под стон херувимов врата закрылись; и ангелы с печальными глазами проводили взглядом удаляющиеся от Божьей Благодати души. Ангелы страдали о душах, навеки обреченных.
...а потом под злорадный хохот бесов Ад начал заволакивать дым, скрывающий даже массивную фигуру Люцифера, закованного в древности в Коцит. Бесы радовались мукам не менее страшным, что ожидали навеки обреченных.
И вновь, будто ураган, налетела она, старая подруга, укутывающая одеялом апатии. Ведь говорят, что она защищает от боли и страха...
...пустые и никчемные разговорчики. Она просто лишила любых отвлекающих от боли вещей. Теперь не на чем было сконцентрировать рвущееся от муки сознание - и боль заполняла все. Мозг, отчаявшийся в этой тьме, создавал иллюзию запаху муки, мираж вкуса агонии и обман её внешности. Он отчаянно пытался отвлечься на что угодно - но любые фантомы, созданные им, тоже были болью.
Агония разливалась кислотой по венам, выжигая разум и сознание.
Внутри сжимались и ссыхались органы, а изо ртов заваленных сверху снегом извергались потоки желчи и гноя, сукровицы и желудочного сока. Организм отторгал излишнее. Новообращенные блевали на себя, пачкая лицо, или на соседей; она перемазались в желчи и сукровице, исторгнутых излишках клетчатки и белка, оставшихся после уменьшение внутренних органов ,ненужных мертвецам.
***
Снег на стройплощадке заходил, зашевелился, будто бы живое покрывало. А после из загаженного серого снега появились руки. Больше, больше, больше. Гадкие, грязные, окровавленные, растрепанные, облеванные уже не смертные вырывались наружу, хрипя и вопя. Ужасающее зрелище.
И вот народившиеся звери замерли на поверхности; глаза их горели огнем и безумием, глотки исторгали звериный рык.
Первым повел ноздрями Хансен; глаза хищника заметались из стороны в сторону, пока не остановились на алой полосе, расплесканной на снегу. Звери в телах людей проследили за его взглядом и тоже потянули воздух.
и первым по алой тропинке застывшей крови бросился Клод, в котором уже не осталось ничего от прежнего красавчика. Он бежал алой тропой из отголосок старого Клода, еще человека, вопил от ужаса: что-то внутри новорожденного чудовища помнило такую же тропу во чрево новостройки, только выстлана она была лепестками роз. А теперь - это были капли замерзшей крови.
Звери, воя и рыча, влетела в темную глотку дома, взбежали по лестнице - Том и Хансен и вовсе почти не пользовались ступенями, прыгая по перилам ввысь; звери домчались до последнего построенного этажа, ведомый Голодом и запахом крови. По пути Алекс растолкал в стороны Бакрама, Грэма и Еву так, что девушка рухнула на пролет ниже, но уже через секунду присоединилась к погоне.
Звери бежали не как стая, а как стадо, пихая и толкая друг друга.
Там, на последнем этаже, из цементного пола уходили ввысь стальные клыки металлоконструкций. По балкам вниз катились капельки крови. Это был Путь, Дорога, Проклятье и Благословение - все одновременно.
И звери устремились ввысь, по ледяным балкам. Они цеплялись за отвесные металлические клыки, перепрыгивали с одной горизонтальной балки на другую, будто бы заправские паркурщики.
А там, наверху, их ждал пир из окоченевших тел официантов и музыкантов Роберта; и горячая, сладкая кровь бригады строителей, заранее схваченная и связанные на верховьях стального скелета. Звери впились в визжащих рабочих; звери разрывали вены остывших тел, чтобы добраться до стылой, замерзшей крови.
А потом они пришил в себя, неустойчивыми горгульями замерев на перекрытиях, в окружении свежих и уже остывших трупов. А где-то внизу играл скрипка.

Кто-то нервно хохотнул; кто-то заматерился тихо, сдавленно. Кажется, один из недоделанных рокеров заплакал. Аромат страха и отчаянья перебивал даже недельный перегар завсегдатаев и медный запах крови.
- Тук-тук, тук-тук! Я слышу как стучат сердца, - завизжала из кабины работающего бульдозера мисс Сука. Вряд ли она могла слышать с такого расстояния, да за работающим мотором техники... но кто поручится, что это не так? Кто знает, что могут эти создания?
Вампиры о чем-то переговаривались на незнакомом языке - в коем некоторые могли бы узнать датский - будто бы друзья, собравшиеся на пикник. Впрочем, это было недалеко от правды. Мистер Канадец что-то отрывисто спрашивал, и остальные отвечали ему коротко, иногда указывая на людей в толпе. А потом грубо всех, кто еще пытался смотреть на захватчиков развернули лицом к яме. Солист рокеров то и дело поворачивался, умоляя отпустить его домой, плача и валяясь в ногах. Когда мистер Пижона это утомило, он вырвал ему челюсть, будто бы разломил пенопласт, и стал острыми обломками бить агонизирующего паренька в лицо.
А потом они начали...
Каждый испытывал одно и тоже, и эта сцена превратилась в размытый кошмар: вампиры хватали по одному человека и, удерживая его за бедро и ключицу подымали вверх головой, будто бы мешок с полиэтиленом. Они ухмылялись в затылок жертвам, а после впивались им в шею. На несчастную дичь накатывала волна экстаза, а после, когда тело смертного бледнело, и последние алые капли жадно поглощались, эти создания надкусывали языки и целовали в засос обескровленные тела. А дальше - небрежный бросок в темные зев ямы. И следующая жертва оказывалась в крепкой хватке.
Играла скрипка, и праздничный ужин подходил к концу. И, как любое удачное свидание, все заканчивалось поцелуем.
Последним в этой жизни.

Роберт свернулся в калачик и плакал. Обида, горе, зависть разорвали ему душу напополам. Когда индиец уводил в темный провал недостроенного здания Клода, Роберт на секунду поймал его взгляд. И в эту секунду в его глазах умерла зависть, скончалась обида. Осталась лишь тоска - непередаваемая тоска человека, уже знающего, что потерял любимого.
Когда Клод и индиец спускались по лестнице, с этажа грянуло шесть выстрелов. По числу официантов и музыкантов. А потом зазвучала скрипка. Одинокая, печальная, горюющая скрипка.
Роберт играл, и его слезы капали на идеально отполированный инструмент. Он играл, и, казалось, это рыдала его душа. Он будет играть долго в холодной комнате среди тел убитой прислуги, запачкав дорогие ботинки кровью. Он будет играть долго - каждую ночь, до конца жизни.
Скрипка рыдала.

Яра стоял, как истукан, опустив руки. Он что-то хрипел, пока кровь жертвы пузырилась на губах и тяжелыми каплями, сродни покаянию, капала вниз. Паренек явно был в шоке от происходящего с ним, с окружающими, с пленниками. Теперь он даже не реагировал на обращения, просто стоял и ждал - или же находился в каком-то виде душевной и интеллектуальной комы.

Если бы Пифий был Цимисхом и страдал Бесконтрольным Перетеканием, то его глаза бы вылезли из орбит, отряхнулись и поползли бить морды тем идиотам. Но он не был Извергом, а потому у него в дополнение еще и челюсть отвисла:
- Что? К-как? Книгу Нод...в сборник анек...
Как ребенок, которому сказали, что дед Мороз - выдумка. Маленький, потерянный каинитик а-черт-его-знает скольких лет отроду. Постепенно глаза его наполнялись яростью - подобного покушения на святое он терпеть не мог, но...
- Бля, хорош! Реально какой-то придурок так обстебался? Вот говнюк, это ж издевательство! Может, он еще Миланским Кодексом подотрется? Ахренеть, дайте две. Неделько, брат, пойдем-ка да объясним пацанам по понятиям, где, как и насколько больно они ошиблись!
К концу яростной реплики Пифий уже выпрямился, осанка его стала гордой, голова чуть вздернута, а во взгляде появился хоть какой-то задор. Пифий умер, да здравствует Сатир.

Хроника Шёпота и Вопля.

Вопите, дети Асов! Вопите что есть мочи! Вопите в ярости битвы! Вопите в экстазе Поцелуя! Вопите в ужасе перед Рагнарёком! ВОПИТЕ! И пусть вопль вас разнесется в ночи, и дойдет до ушей врагов наших. Пусть Допотопные содрогаются в своих склепах - наш вопль значит их гибель! Пусть Камарилья захлопнет врата своей Слоновой Башни - наш вопль значит их прах! Пусть слабовольные независимые обоссутся витэ - наш вопль несет им возмездие за нерешительность! Вопите, дети Каина! Пусть вопль наш дойдет до Темного Отца, и он улыбнется нам. Вопите - пусть сам Бог узнает о нашей радости не-жизни, и ангелы, проклянувшие Каина, поймут: мы не наказаны, мы возвеличен!
Слова Вельвы во время Огненной Пляски стаи на Хэллоуин 1973 года.

Тише! ТИШЕ! Разве вы не слышите? Тс-с-с-с-с! Тихо вам, сдохшие ублюдки! Слушайте. СЛУШАЙТЕ! Вот, сама земля шепчет нам...я боюсь слушать, а вы? Смотрите, тень проститутки нашептывает мусорному баку: "Все не так просто". Ахахахаха...тс-с-с-с! А вот ветер делится с неоновой вывеской порно-магазина: "Они не замечают". Да-да-да, мистер Ветер, да...мы слепые, слепые, слепые! Мы родились слепцами, безглазыми выкидышами, уродами и тупицами. Но ночь, да-да, ночь, мистер Ветер, раскрыла нам глаза. Ахахахаах, что за херню я несу? Мы приоткрыли бледные глазенки, но не видим дальше своего носа. Мы не прозрели, нет, нет, нет! Помните, все не так просто!
Все не так просто...
Прорицание Вельвы, годи стаи Знамя Ворона, от 3 сентября 1986.

Послушайте ночь, мой милый гость. Что вы слышите? Гул автомобилей, проносящихся за окнами? Гудение неоновой рекламы? Пьяные крики скота? Гул электричества в проводах? Ну что вы... Это звуки скота, черни. А как звучит ночь? Он взрывается воплями наших Стай, празднующих посмертие, их боевыми кличами во время осад, предсмертными криками наших врагов. Вот как звучит ночь... А что еще она вам шепчет? Да. Не доверяй. Будь осторожен. Все не так, как кажется. Думаете, Маскарад - способ скрываться от смертных? Лишь официально. Но есть другое представление, ведущееся испокон веков. Когда ты не знаешь, что правда - а что нет; кто друг - и кто враг. Когда все, что ты видишь - искусная ложь. И в эту секунду надейся, что мастер-иллюизонист на твоей стороне.
Венцеслав Прушин, ноддист из клана Цимисхов.

Чо? Звуки ночи? Чо за херню ты несешь? А, а! Я понял, понял! Ну ты фрукт, конечно, головастый. Согласен с тобой, пойдем отпиздим вон те две банки-с-соком.
Неизвестный брат Шабаша.

Сары на кухне не было. Куда она могла унестись? Мало ли какие дела, ведь она - та самая домохозяйка, какой мечтала стать Джун, по-чёрному завидуя.
А в мусорной корзине, стыдливо прикрытая брошенными сверху очистками, лежала кукла-тотем с разноцветными волосами.
Кукла в мусоре.
Прошлое Сары и Джун - в мусоре.
И сама Джун - там же, среди ненужного дерьма, оставшегося от благополучной семейной жизни.

Сладко, сладко потекёт по венам волшебное зелье. Миг - и весь этот сучий мир тает на глазах. Потом будет плохо - Грэм часто просыпался, наблевав на себя. Такая вот особенность этого ебаного организма. Наверняка просто еще один способ ссаного мира испортить кайф. Он только этим и занимается.
Сучка. Вот что: весь этот мирок - просто стервозная сучка. И какой недоёбок-ботаник открыл свою пасть и с умным видом пищит, что мир - мужского рода? Не-е-ет, чувак. Ты можешь поверить тому, кто знает его не по наслышке и фоткам в Playboy. Этот мир - капризная, мстительная, злобная стерва. Ты хочешь доказательств и аргументов?
Иди в жопу.
Сейчас время показать средний палец и поржать над ее разгневанным видом. В шкафчике, в банке из-под хрустящего завтрака с бобром, оставалось немного зелья. Этот бобер - хранитель маленького и единственного счастья Грэма. Маленький пушистый друг хозяина квартиры - хотя будем честны, просто клоповника - был под кайфом не меньше, чем сам Грэм. Или художнику, рисовавшему этого упоротого зверя отдельной статьей расходов выдавали опиум или чем еще предпочитают закидываться эти богемные пидрилы?
О да, маленький зверек. Открой секрет, поделись со страдающей душой несколькими граммами чисто, концентрированного Счастья.

Когда-то доминтр Абу представлялся многими именами. И всех их Гарасану нужно было помнить. Не один мальчишка-слуга исчезал ночью, если вдруг путался и при одних называл хозяина именем, предназначенным для других. Хозяин Абу извивался змеем в обществе смертных и тех, кто перешли эту жалкую грань. Одним улыбался, с другими спорил, третьим продавал, а четвертым делала подарки, выходившие в разы дороже разумного. Скользкий змей обвивался вокруг шей слабых и затягивал кольца. Скользкий змей не ошибался. До тех пор, пока не попал в США.
О ловушке, в кою попал его доминтр, вассал узнал лишь тогда, когда тот уже носил новое имя. Йормунгард. Хотел бы Абу быть рядом, когда возлюбленный господин попал в ловушку. Хотел бы - но тогда он исполнял его поручения в Лос-Анджелесе, сводящих с ума полторы недели мучаясь ночами от жажды рубиновой крови владыки.
Йормунгард не рассказывал подробностей, да Гарасан и не посмел бы спросить. Он ограничился сухими фактами: "теперь я в стае других шабашитов. Они, - после этого он запнулся, поправляясь, - мы называемся Знаменем Ворона. И отныне ты принадлежишь и им тоже". Говоря это, он вроде как был доволен, но это была маска для стоящих сзади каинитов из его новой стаи. По глазам, по тону господина Абу понял: эту ситуацию Йормунгард считает безвыходной. А он ненавидел оказываться в тупике.
Ночь начиналась. Сегодня рано потемнело, и Браги встал раньше обычного, аж в семь часов ночи. Рев гитары и завывания, что он называл викинг-металлом, волей-неволей растормошили всю стаю. Матерясь, ругаясь и проклиная Браги, поднимались каиниты, чудовища, презиравшие "стадо" смертных людей и их законы. Наставала новая ночь, один сплошной хищный оскал, растянувшийся уже на столетия.
Браги увернулся от брякнувшего рядом с ним тостера лишь в последний момент. Тот разлетелся на куски, разбив семейную фотографию в рамочке - хозяевам, у которых стая "позаимствовала" этот дом на день, он уже не понадобится.
- В эту ночь - Новый Год, братья! А вы все спите! Глядите, проснетесь - а Рагнарёк уже прошел, и Допотопные уже сожрали всех на земле и под водой! - заливисто хохотал Браги: высокий, атлетически сложенный блондин с длинными волосами, кристально-голубыми глазами. Красавчик, да?
Брехня.
Когда Абу первый раз увидел его, то проблевался. Сделал это он, конечно же, соблюдая все правила этикета, какие мог, чтобы не уронить репутации доминтра - но еще больше его волновал последний совет Йормунгарда: "Теперь ты гуль стаи. И значит стая может делать с тобой все, что угодно. За любой проступок. Всё, что угодно". А Браги...ну, кажется, его клан называется Носферату. И то, что он выглядел тем еще красавчиком - заслуга одной из этих мистических сил, что сами каиниты называют Дисциплинами. Этот Браги...смеётся, беспредельничает - но в целом, неплохой парень, по крайней мере с точки зрения отношений к слугам. Если ему, конечно, не напоминать про уродства.
- Эй, сарацин, принеся нам с братьями доброго глотка крови! - усмехаясь, обратился Браги к Абу, прикрывая гитару спиной и даже не уворачиваясь от летящего в него хлама, что легко мог оставить на лице обычного смертного синяк в половину головы.