Голосование за ходы

Ни черных мыслей, ни дурных снов, все случилось само собой. Никогда не умела предчувствовать. Может быть сейчас? Ничего. Непонятно, как получается выживать. Совсем недавно стало ясно, что все плохо. Вернее отлично. Никогда так вот прекрасно не было и вдруг стало. Никаких сожалений. Им всем очень повезло умереть мгновенно. Кому-то больше, кому-то меньше, впрочем, какая разница? Будут ли твою голову таскать псы по окраинам Реда, или здесь превратишься в жилище для килограммов опарышей. Главное быстро. Они везунчики, Пустошь их любит. А мы те, кто остается в аду после безжалостного крушения мира. Славное крушение величественное, но отбросив лишнее, мир превраился в Пустошь. У нее своя мудрость. Хватит играться дегуманизацией, пора заняться этим всерьез. Как я рада за Нее, и за них тоже.

Глядя на такой хабар, Мэг хотелось воскликнуть: "Гейдж, теперь мы вообще не шутим! Настало время наведаться к бандитам. Скорее всего мы не выживем, но второго шанса не будет".
Сильная женщина настояла бы на своем. Но что такое "сильная"? Глупейшая фраза, не больше. В чем же сила? Ни в чем не винить, все понять, одобрить, наплевать на свои чувства, стерпеть, справиться, одолеть, решить все самой, не позволить себе опустится до мести... Для кого-то это очень удобно, но последнее почти невыполнимо. Почти..

Все-таки в его взгляде что-то есть. Он говорит без слов, совсем нереально, но очень убедительно. Да, нервы ни к черту. Были. Но ведь Гейдж сейчас рядом, все надежно и спокойно. Можно ехать к Руфусу. Разве не к этому я стремилась?

- Спасибо, Джексон, я думаю, делить пока нечего. Возвращаться в Рэд с таким хабаром, конечно, опасно, но мы сможем выгодно продать это в Хауорте. Дядя Конрад имеет связи везде, даже в НХРАФ, а мне наконец удастся повидать сына. Когда продадим, тогда и поделим. Надеюсь ты не собираешься стрелять из этой штуковины?

Выйдя из короткого оцепенения, Мэгг взяла канистру и направилась к позиции. Неизвестно почему, ей казалось, что Гейдж благотворно влияет на ее отношение к жизни. Дело даже не в этих едва уловимых нотках. У него был какой-то дар сдерживать события, буквально, одним словом или даже молча. Все мы люди и у нас бывают утраты. К сожалению это нормально. Никто не знает, когда прямой счастливый путь сменится уродливой кривой. В большинстве случаев, это происходит спонтанно. На ровном месте Пустошь становиться враждебной, и тебя несет по инерции в ответ. Так было, когда они нашли Кремня, затем словесная перепалка с Денни, необъяснимая трагедия сейчас. Каждый раз хотелось идти до конца, решить все одним махом, сжечь все мосты. Если бы не Гейдж, кто знает, чем это могло обернуться для нее. Мэгг считала себя оптимисткой и твердо верила, неудачи имеют свойство заканчиваться. Но бывали моменты когда, глядя в зеркало, она спрашивала себя: "Ну что ты творишь, зачем так мучаешь себя"? В ответ лишь многозначительное молчание и никакого разумного ответа. Тогда становилось страшно, что делать со всем этим ворохом негатива? Как поступить, если злость и отчаяние ничего не изменят и никого не вернут? Как уберечься от разрушающей мысли "все беды от меня самой". Она отлично помнила, как целый год была мертва изнутри. Как внушала отчужденность одним лишь взглядом. "Но, какая разница, что я это осознаю"? - для окружающих вдовьи слезы противоречивы, как и чужое горе.. В какой-то момент она перестала верить в лучшее.

Изменения начались с Гейджа. Вернее, с его обещания подумать. Именно подумать. Это не похоже было на пустые обещания или отказ. Мэгги никогда не умела держаться молодцом, уж слишком была эмоциональна. А он все понял с первых слов, и видимо раздумывал над тем, как помочь вдове не растратить драгоценное время на тяжкое уныние. Почему-то к таким выводам Мэгги пришла именно рядом с Джексоном. Трудно было сделать это за один раз, но с его помощью, миниатюрными шажками она училась преодолевать депрессию и ненависть к этому миру. Хватит оправдываться агрессией, жалеть себя и обвинять. Сегодня за один день Мегг поняла столько важных вещей, сколько не могла понять за весь год. И все благодаря Джексону.

Рассуждая, Мэгги подошла на угол и заняла позицию.

"Что за день-то такой, пресмыкаться по могильнику", - мысленно возмущаясь, Мэгги ползком пробиралась к биноклю.

Вдалеке раздались выстрелы. Последние метры скомкались в один кувырок, и бинокль оказался в руках, застывшей в стойке кобры, вдовы. Беглого взгляда хватило, чтобы понять, что произошло. Пронзительная боль в глазах и груди усадила с колен на пятки. Все ниже склоняясь к земле, получалось только выдыхать. Беззвучные рыдания сотрясали все тело, выхрипывая из груди остатки воздуха. Кипящие слезы смешались с пылью. Здесь нет источников и дожди большая редкость. Разорванная трещинами пустыня жадно впитывает, и воду, и слезы, и кровь. Перед глазами Мэгг видела распластанного Денни и алую дорожку с черным отливом, струящуюся по асфальту, от которой через пару часов не останется и следа.

Тогда в джипе, вглядываясь в черты его лица, она так и не поняла, готов ли он убивать и быть убитым. Джексон смотрит совсем по другому. Ему не нужно демонстрировать силу. На въезде в могильник он стоял, как будто вернулся в свой мир. Bзгляд видел всю картину, а едва подрагивающие ноздри говорили о том, что он чувствует это место. И Мэгги отлично понимала, он выискивает не только хабар, но и смерть. Для таких сталкеров - это главная добыча. Для Маверика то была еще романтика и некому было пояснить, что такое стезя сталкера. Да и что объяснять, если выживают именно те, кто успеет понять это сам. Здесь смерть и убийство - одно и то же. Вряд ли, напитав Пустошь кровью, выживет твоя душа. Прах праху..

Неизвестно когда и как, рядом оказался Гейдж. Мэгг ничего не могла сказать, лишь, поймав вопросительный взгляд, протянула ему бинокль.

Нереальное напряжение прервал грубый рывок Джексона. Мэгги вдруг решила, что он зол на нее, несмотря на удачное разминирование. Ей и в голову не пришло, что это могла быть мера предосторожности. Оказавшись в соседней комнате, они имели бледный вид, но переживали о своем. Мэгги чуть было не принялась просить прощения: "Так уж вышло, извини. Жили бы, как прежде, если бы банде полоумных наемников не пришло в голову ворваться в мой дом, убить мою семью и устроить войну в Рэде. Это была относительно размеренная жизнь, а теперь это сплошной кошмар. И вряд ли это скоро закончится. И то, что я не одна такая, совсем не облегчает участи. И как больно, что среди убийц оказались даже те, которым когда-то оказывала помощь. Которых оперировал дядя Конрад. Неблагодарные подлые твари! В тот день они забыли обо всем. Так им сказал их главарь. Стадо гиен. Нелюди. Теперь ни у меня, ни и моих выживших побратимов-сталкеров никогда больше не повернется язык назвать их людьми. Они убивают и грабят людей, захватывают караваны, поганят все вокруг, минируют развалины и дороги. Но сталкеры не так просты, иначе их бы уже давно не осталось. Мы разнесем убийц в пух и прах. Многие из этих мутноглазых гнид узнают, что такое АД уже при жизни. Даже для детей Рэда, играющих в похороны и блокпосты, уже не секрет, что уродам пришел конец. Что об этом рассказывать, ты и так все знаешь. Хорошо, что удалось избежать ловушки. Гордится особо нечем, но факт".

По мере того, как удавалось отдышаться и успокоиться, проходила и истерика. Уже через минуту, все казалось не таким уж фатальным. К тому же, Гейдж тоже начал подавать признаки рациональной жизнедеятельности. Глаза приобрели более осмысленное выражение, и было заметно, что он тоже пытается подобрать нужные слова. Отрешенность немного настораживала, но после предложения проверить кучу хлама, Мэгги все же решила оставить его отдышаться.

- Ок, Джексон, спасибо за поддержку, я в тебе не ошиблась. Думаю, что необходимо отойти подальше. Неизвестно сколько еще зарядов может сдетонировать разом.

С этими словами, Мэгги проследовала в комнату с блоками и, глотая пыль, принялась их разбрасывать в разные стороны.

Что произошло с Гейджем, скорее, почувствовала. Это был взгляд в пропасть. Мгновенный. Доли секунды, но выброс подсознания такой, что парализует моторику. Стоишь на краю и молишься, не повторить бы. Смотришь перед собой, а внизу вселенная смерти. Она уже держит тебя за горло, лишая воли. Мгновенья бегут. Они уходят на то, что бы понять, в чем страх. Оказывается боишься себя, боишься сделать шаг навстречу. Даже мысленно. Вернее, своей способности, которая, ты знаешь, готова вырваться. Никуда от нее не деться. Слишком много за гранью, но твой мир не меньше. Борись за него. Все, кроме невозможного, возможно.

- Да, Джексон, сейчас. Вот нож, - подаю привычным движением, пытаюсь подбодрить, - не уходи никуда.

Обычное спокойствие Гейджа немного походит на безразличие. Возможно показалось. Следы на слежанном пепле едва заметны, но есть. Ступаю по ним. Знакомая комната, трупы. Шагаю быстрее. Кладовка. Есть. Винтовку на спину. Ближайший блок врос в хлам. Удар ногой, еще. Ящик немного сдвинулся с места. Вытаскиваю, но десяти кг явно нет. Тащу второй. Тяжелее, не на много. Ладно, пробую дотащить три. А там может чем-нибудь наполню. Осколками, например. Складываю их один на другой. Черт, как неудобно. Слегка подбрасываю коленом, перехватываюсь удобней. Перед носом ничего не вижу. Боком продвигаюсь обратно, стараясь придерживаться уже протоптанной тропки.

"А что я жалуюсь? Что не устраивает? Нет, мне конечно пофиг, я могла быть счастлива, всего лишь, сидя с сыном. Но и это право у меня отняли. И я их найду. А тяжести - ерунда, не мужика из боя вытаскивать". От блоков исходит какой-то мандраж, буд-то они под напряжением. Нет, просто руки устали. Ничего. Немного осталось. Надо спасать нашу жизнь. Может она и не такая значительная, но другой нет. Ни у меня, ни у Джексона. Пробираюсь мимо трупов. Первоначальное волнение уже улеглось.
- Я здесь. Двадцать кг точно есть, а может и больше.

Когда Мэгги была помощницей дяди Конрада, он не раз повторял насколько недопустимо обсуждать течение и перспективы болезни в присутствии пациента. Несколько раз ей даже приходилось уходить от подобных вопросов, но в этот раз Гейдж не оставил выбора. Отзывать его в сторону для разговора было бы неосмотрительно с позиции безопасности. Могильник не место для сомнений и нерешительности. И хотя какая-то ее часть приходила в ужас от таких обстоятельств, Мэгг знала, сталкеры народ грубый и прямолинейный. Это плата за выживание на пустоши. У них всегда слово "Да", значит да, а "Нет", уж не обессудьте, нет. Она не догадывалась, почему это утверждение так знакомо с детства, и причастные к нему люди вызывают симпатию. Возможно это было заложено воспитанием.

"Если я заделалась сердобольной нянькой, то наконец-то дошло, что хреновый медик", - выругалась про себя Мэгг.

- Значит так, Кремень, ты большой мальчик, говорю прямо. Надежда есть, вот только шансов не густо. Кишки наружу не торчат, но неизвестно, что там с повреждениями органов. И опасность даже не в извлечении пули. При таких ранениях летальная причина это осложнения после операции. Боюсь, твоего ствола не хватит даже для медицинских "замазок", которых, кстати, потребуется немало. Но это все, если ты не умрешь еще в джипе. Дальше лирика. Затяжной период реабилитации при котором кто-то должен тебя содержать, и что-то мне подсказывает, среди твоего окружения нет начальника гарнизона НХРАФ с личным хосписом. А теперь итоговый вопрос: можешь назвать хоть одну, в прямом смысле, стоящую причину для масштабной затеи по твоей эвакуации и приведению в человеческий вид? Не спеши подумай, не обещания, а реальную причину. И, сам понимаешь, лучше, что бы она была в кредитном выражении. А когда сообразишь, сперва дай ответ сам себе, хочешь ли ты перед возможной смертью подставить еще и его?

Не останавливаясь, она обратилась к Гейджу. Стало ясно, завелась не на шутку.:

- Теперь ты, Джексон. Не хочу строить из себя командира, но вы мужики блять или нет? "Что скажешь, Мэгги"? Как трогательно! Скажу так: не для того я сюда выбралась, что бы сразу вернуться в клоаку. Поверь, старого дерьма достаточно. Может зря наезжаю, но если удобно, то считай на пустоши синапсы в голове затухают, и мне память отшибло, какие там у нас моральные принципы. Были. А лучше сам взвесь, кто даст гарантию, что он не загнется по дороге или под скальпелем? И сколько тебе заплатит тот, кто так же как мы шакалит по помойкам подобным этой, в надежде хотя бы не остаться в минусе? И еще, я и не думаю указывать, что делать тебе, а что нет. Но если решишь отказаться от Командорского тайника, от которого нас отделяет всего парочка мудаков, которые и застрелить-то толком не могут, то я тебе помогу дотащить мясо до джипа, а потом... справлюсь сама.

Энергичным выдохом Мэгг отбросила прядь челки и внезапно замолчала. Неловкая тишина подчеркивала - кто-то взболтнул лишнего. Но было поздно.

Окончание фразы несколько озадачило Мэгг. Но, некогда вспыльчивая натура проявилась лишь едва заметным румянцем на впалых щеках. Все, о чем говорил напарник было полным полно житейского смысла. Разум снова и снова твердил: очень неплохо было бы ухватить львиную долю, но жар в душе властно требовал иной пищи. В выражении лица не промелькнуло даже намека на заинтересованность коммерческим предложением.

Мэгг не по наслышке знала, если думать исключительно о материальной стороне, то жизнь не замедлит преподать урок, что для тебя важнее сокровеннее. Мрак бесконечных страданий выкристаллизовал только одну уверенность: мгновенно забирая жизни, пустошь неописуемо милосердна. Но только не для нее. Мэгг захотелось сказать все это Гейджу, и как уже бывало, увидеть в его глазах понимание, но тут же почувствовала всю нелепость момента.

Несколько секунд она молчала, будто надеясь, что Гейдж скажет что-нибудь еще. Затем отвела взгляд, снова поднимая винтовку:
- Делай как знаешь, Джексон. То, что нужно мне, за хабар не купишь.

Мэгг и впрям расчувствовалась в достаточно простых вопросах. А что можно было ожидать после такой жизни? Год в людной пустыне палаточного городка Рэд, без возможности проведать кровиночку. Не столько из-за опасности, сколько от перепуганного безразличия бывших "друзей" Командора и просто окружающих. Сталкеры - народ бесстрашный, но маниакально осторожный, даже суеверный. Крыша едет когда по сто раз на день слышишь за спиной шепот раненных: "... вдова, да да та самая...". После счастливой полной жизни это глухой склеп.

Иногда доходило до решительных приступов. После долгих бессонных дежурств Мэгг переступала порог своей палатки, и, окидывая взглядом опостылевшую картину, вдруг энергично принималась собирать какие-то пожитки. В такие моменты ей было все равно насколько опасна поездка. Только бы увидеть сына, как он там, здоров ли? Но уже через минуту слезы капали на пустой рюкзак, отбирая душевные силы. Безысходность не проходит бесследно. Новая жизнь была ампутантом. Раньше она состояла из трех частей, любовь, семья, работа на Пустоши. А теперь из всего этого как минимум половина была удалена. Ее было жаль и постоянно тянуло поплакать. Иногда фантомная боль становилась нестерпимой, но из медицинской практики Мэгг понимала, если ничего не делать, со временем это перейдет в хроническую форму.

Все повернуты на своем в той или иной степени. Одни разговаривают с камнями, другие не видят ничего, кроме выгоды, и все уверены в своей правоте. Вопрос только в том, когда личные заскоки доконают окончательно. Один Гейдж имел какой-то дар успокаивать простыми словами. Возможно, в другой жизни из него получился бы отличный психолог. На самом деле есть всего два пути, спорить или не спорить. Мэгг решила не говорить ничего, что могло быть расценено как возражения. В конце концов все заинтересованы, что бы ходка была безопасной и результативной. А если повезет, то и содержательной в плане расследования. Но это уже ее личный интерес.

- Извини, Джексон, ты прав, осторожность не повредит.

Ожидание показалось долгим. Мэгг оценила возможную огневую позицию, внимательно осмотрела близлежащую местность. Все было спокойно. Снарядила магазин пистолета. Еще раз проверила инвентарь. Но отогнать чувство беспокойства удалось только по возвращении Джексона и Денни. Наблюдение из разных точек и дистанций не принесло никаких результатов. Что же дальше? Проверить высотку или продолжить движение, доверившись видимой тишине? Недавние споры казались бессмысленными. Они оставили неприятный осадок, который, возможно, мешал Джексону принять решение.

Мэгг нарушила, как ей казалось, неловкое молчание:

- После рождения Руфуса я уговаривала Командора уехать в Хауорт и спокойно жить на ферме. Но он даже слышать не хотел. Напротив, с горящими глазами рассказывал, как здорово будет в Рэд, когда сталкеры поймут, насколько важно держаться вместе. Только я это услышала, в запале сказала, что он тут и загнется, думая о ком угодно кроме семьи. Потом конечно жалела об этих словах, но что было делать. Он был одержим своими идеями. Постоянно твердил, что если мы хотим достойного отношения к себе, прежде всего надо самим перестать быть склочными. Нельзя проходить мимо любых унижений, в этом вся суть. Без нее не будет человеческой жизни. Иначе, сперва отдавят ногу, затем залезут в карман, и в конечном итоге сядут на голову. К унижающим себя никто всерьез относиться не будет. Но как только уважение и взаимовыручка вычистят братство, тогда и другие будут вынуждены с нами считаться.
Прошу извинить, что достаю вас рассказами о Командоре. Просто хотела сказать, что вы для меня вторая семья. На въезде в могильник сильно переживала, и наверное обидела тебя, Дэнни, уж прости. Не знаю, что будет дальше, но в одном уверена. Мы сильная команда и сможем понять друг друга, если за излишнюю заботу не будем мстить эгоизмом. Пустошь ничего не прощает, и без взаимной поддержки нам отсюда не выбраться.

Вмешательство было, как нельзя кстати. "Впредь надо избегать прямых споров с Денни, решает все равно Гейдж", - решила про себя Мэгги.

- Да, Джексон, наверно ты прав. Но у меня ничего похожего на бинокль нет, а они тут сидят постоянно с гораздо лучшей оптикой и знают каждый кирпич. Пока нас не видят, мы в относительной безопасности, но стоит приблизится, как они отрежут пути отхода и сказке конец. Поэтому прошу, будь осторожен. Надеюсь ты знаешь, что делаешь. А за пистолет спасибо, - поблагодарила Мэгг, пряча один патрон в отдельный карман.

Переступив порог кабинета, Римма оказалась в атмосфере ответственной деловитости. Строгость интерьера граничила с аскетичностью. Вид немного портил вазон с давно высохшими стеблями. Осторожно ступая, девушка приблизилась к письменному столу. Аккуратно разложенные бланки книг, словно приготовлены для сдачи отчетности. Безучастная надпись на верхней обложке "Журнал-ордер №___ Реализация". Немного склонившись над столом, Римма внимательно осмотрела письменный прибор, состоящий из подставки для шариковых ручек, идеально отточенного карандаша и перекидного календаря с неразборчивой записью на открытой странице. Разобрать можно было только номер телефона внизу 23-78-59. Широкая настольная лампа органично занимала свое место, как бы говоря: "без меня тут ничего не осветится". В какой-то момент девушка заметила, что нигде ни пылинки. Это было странно. Даже телефон вызывал чувство, что вот-вот примется негромко звонить. Не решаясь что-либо трогать, Римма выпрямилась. Шкаф с папками важно возвышался в углу, делая вид, что ему нет никакого дела до нежданной гостьи. Весь кабинет был на виду, но странное чувство не покидало.

Сперва Римма подняла взгляд на белый плафон под потолком. Затем, не шелохнувшись, переместила зрачки в левый нижний угол. Она чувствовала чей-то взгляд, и не решалась повернуться. Ей захотелось громко позвать Алексея, но если он не отозвался в торговом зале, то в закрытом кабинете не отзовется и подавно. В конце концов, любопытство пересилило страх. Медленно поворачиваясь, девушка встретилась глазами с портретом пожилого мужчины. "Наверное это тот самый большой начальник, с которого все должны брать пример. У него даже медаль есть, а ее просто так никому не дают", - но главное было не в награде. Римма пыталась рассмотреть в его глазах, что он за человек. Холеная для старика внешность, безупречный галстук и костюм, но выражение глаз ни о чем не говорит. "Наверное я чего-то не знаю", - решила она и принялась представлять, кем бы он мог быть. Строгим не назовешь, но и родной дедушка так смотреть бы не стал. "Просто глиняный кот какой-то", - пожала плечами Римма.

Натура и характер, даже чудовищно исковерканные судьбой, неистребимы. Услышав предложение Дэнни, Мэгг пришла в ужас. Она вполоборота повернулась к нему, и, деловито подперев талию правой рукой, слегка наклонила голову для большей убедительности ответного спича. Весь ворох очевидных на первый взгляд аргументов был готов сорваться с губ. И то что, для точного выстрела с такой дистанции, стрелку надо сделать необходимые поправки. Что для движущейся цели весьма проблематично. И что, вероятность встретить бандитов из засады, которая осталась далеко в предместьях, ничтожно мала. Но самое главное, высотка явно выполняет роль наблюдательного пункта, тактически защищенного снайперами. Штурмовать ее нашими силами - верная смерть. Ясно конечно, что остаться незамеченными вряд ли получится, но у нас транспорт. Если сделать все быстро, то вполне реально, забрав Командорский хабар, выйти на точку сбора без потерь.
А там на открытой местности преследование уровняет шансы.

Но набрав воздух в легкие, Мэгги на мгновенье закрыла глаза: "Нет, это уже было. Много раз. Мужикам ничего не докажешь, сделают все наоборот. Они смелые опытные, но иногда такие безрассудные". Надежда, на Гейджа. Он старший и все уже высказались. Если даже примет иное решение, то никаких "сам пойду" или "ждите здесь" он не допустит. На то она и команда, что бы действовать вместе и слаженно, а не разбредаться на радость стервятникам.

Вместо длинной тирады Мэгг произнесла:
- Денни, не спеши на зло маме отморозить уши. Наша задача не убить побольше бандитов, а забрать хабар.

Среди развалин легкий ветер перемещал пыльные массы. Это снижало видимость, но могло послужить и укрытием. Мэгг задумчиво смотрела на карту, пытаясь оживить в памяти рассказы Командора о снайперах Старлайта. Она сверяла местность на схеме с тем, что видела перед глазами. Но кроме того, что они не стреляют ночью, ничего вспомнить не удавалось. Это могло означать только одно: тот момент у них не было контрастных прицелов. Что там сейчас, никто поручиться не может. Взгляд остановился на странной полуразрушенной высотке: "Хотя нет. Есть еще кое-что".

Мэгг обратилась к Гейджу:

- Командор говорил, что огневая позиция снайперов расположена в здании, напоминающем полуразрушенную этажерку. Вон в том районе, левее, есть похожее. Но какие этажи доступны, и как высоко можно забраться, нам не известно. Еще он упоминал, что для сильной оптики слишком большой угол обзора только мешает. Ее обычно применяют в заранее выбранном, стратегическом направлении. Это может означать, Джексон, что снайперы простреливают боковые просветы промквартала, или, что у них слабая оптика исключительно для контроля прилежащей территории. Хотя, кому она нужна? Вывод: днем приближаться слишком опасно - все как на ладони. До ночи ждать, не зная для чего, тоже бессмысленно. Если допустить, что ограбив Гитару, бандиты на время сняли засаду, то лучше спуститься южнее и пролететь прямо по кварталу с ветерком. Под прикрытием зданий шансов у них не будет, независимо от качества оптики.


Немного помолчав, Мэгг добавила:
- Из хабара Кремня я взяла тампоны для носа и жгут. Как распределить патроны и остальное, решать конечно тебе.

Свои и без того тающие силы Кремень тратил на попытки говорить. Словно что-то потеряв, он метался, блуждая невидящими глазами, и судорожно сжимал пистолет. Прижимая к себе, Мэгги шептала, что не оставит его. Постепенно, сталкер затих и без проверки было понятно, что он умер. Но Кремень оставил в душе неизгладимый след. Может это были угрызения, может прозрение. Их тяжесть была настолько сильной, что первые мгновенья она так и сидела в обнимку со смертью. Это чувство было уже знакомо. Казалось вся жизнь прошла бессмысленно и безнадежно. Кто она сейчас? Кому нужна? Что сделала для того, что бы стать счастливой? Вернулись все страхи, как в тот роковой день. Зловещими призраками обступили сомнения. Тяжелый надрывный вздох вырвался из груди, глаза наполнились влагой.

Человек странное существо, задумывается только ощутив потерю: близкого человека, смысла, времени, всего, что удалось другим. Парень сокрушается, что еще никем не стал. Одинокий старик, в прошлом энергичный добытчик, не может найти себе места при виде, не имеющей ничего, счастливой молодой семьи. Девушка ломает голову как превзойти подруг в глазах потенциального избранника. А зажиточная пожилая торговка пристально рассматривает кусок зеркала, сожалея, что без того единственного, жизнь пролетела зря и ничего уже не вернуть. Никто толком не знает, что такое счастье. Ясно одно - жизнь не сказочка со счастливым концом.

Мэгг все смотрела и смотрела на провал, в который вышел Гейдж. Она знала, что он где-то рядом и пора возвращаться к джипу. Приподнявшись, аккуратно положила Кремня вдоль стены. Неторопливо провела рукой, закрывая приоткрытые веки. Скорбь в душе достигла апогея... но в этот момент ее взгляд остановился на стволе Кремня. Кровь мощным потоком прилила к лицу: "Эти сволочи где-то недалеко". Не мешкая ни секунды, Мэгги подобрала оружие.
В этот момент негромко прозвучал голос Джексона:
- Идем.
Замерла на секунду: "Надо обыскать Кремня, может еще что сможет помочь". Снова страдальческая гримаса тенью пробежала по лицу. В кого мы превратились? Но давать шанс убийцам она не собиралась.

Подтверждая неутешительные прогнозы, цвет лица Кремня приобретал землистый оттенок. Но его близкая смерть не была напрасной. И дело даже не в том, что они предупреждены о засаде. Этот случай позволил всем еще раз задуматься и скорректировать приоритеты. Несмотря на видимые разногласия, оказалось, идеи способны возвращать к человечности. Пережитая только что тревога еще не осела, но озлобления не было. Наоборот, уверенно выступала гордость, что они решили именно так, а не иначе, и без Кремня это вряд ли бы удалось.

Подняться над собачьей житухой и почувствовать сострадание, это как взобраться на вершину самой высокой горы, над облаками и смотреть. Вроде бы нет ничего особенного, но это остается навсегда и потом живешь по-другому. Мэгги видела высоту в Командоре и за это любила его. Глядя на муки Кремня, Мэгг чувствовала боль в груди и ком подступающий к горлу. Опустившись в пыль рядом со сталкером, нежно прислонила его голову к груди и заплакала. Она, случалось, и раньше плакала от боли или обиды, тихо или навзрыд. Но так, как сейчас, научилась плакать после смерти Командора, с неподвижным лицом и без слез. Тогда, год назад, она не знала, что привыкнуть к такому будет невозможно, и что теперь она будет плакать душой.

Спокойный уверенный тон был весьма кстати. Это помогло Мэгг справиться с эмоциями. Секунду назад она была готова послать все, вместе с картой, отговорками о морали, и от души поохотиться на участников засады. Стремление высоким не назовешь, но казалось, осуществив его, боль уйдет, вернется равновесие и уверенность. Смертельная опасность стать жертвой не пугала, ясно было одно, пока жива, они не узнают покоя. Никакие доводы не удержат... кроме одного. Если отомстит ценой своей жизни, то Руфус останется сиротой, как и она когда-то. Это главное, что действительно имеет смысл. Снова, целуя, прижать его, услышать звонкий смех и восторженные рассказы взахлеб, как они с Джинни играют в слова. Быть рядом и, каждый день укладывая, наблюдать, как свет от Кретея меняет рисунок на пижамке. А месть, будет иметь гораздо большее значение, если они просто будут жить.

Что поделать, сталкеры вспоминают слова Командора о единстве только перед лицом смерти. Такова их натура, пока нет явной опасности, нет и особых угрызений. Они не считают смену жизни одиночек на сильное братство, чем-то достойным внимания. Во всяком случае, не важнее сиюминутного хабара. Вот и доят их по одному, по два. Командор говорил, в этом их уязвимость. Он не хотел грубой власти и насилия, всего лишь взаимопомощи и организации. Откровенно, Мэгг не верила, что сталкеры видят все именно так, но, слыша последние слова Гейджа, поняла как ошибалась. И совсем не важно, своя это идея или подпривитая извне, главное есть единомышленники. Да и сам факт, такой помощи, пусть даже небескорыстной, не оставит равнодушным ни одного сталкера, каждый может оказаться в шкуре Кремня.

Мэгг посмотрела на Гейджа по-другому:

- Давай тогда поспешим, Джексон, по дороге к джипу решу.

Израненная пустошь в утренних сумерках. Казалось даже звезды не спешили таять, завороженные грандиозным зрелищем. Через несколько мгновений тишина уступила место отдаленному реву двигателя. Облако пыли на горизонте превратилось в расползающийся рубец, который едва поспевал за стремительным джипом. Удобно расположившись на заднем сиденье, Мэгг отрешенно наблюдала за силуэтом могильника. Он возник из-за плеча Гейджа с первыми лучами и угрожающе приближался. Но она не жалела. В числе важных целей на ближайшие дни, прозябание в палаточном городке Рэда явно не значилось.

Уют командорской палатки, которым она некогда так гордилась, последние месяцы доводил до отчаяния. Каждая деталь, любой след мужской руки возвращал к мыслям о Командоре, а затем Мэгг тихо плакала, думая о сыне. Целый год нечеловеческих мучений. А ведь все могло сложиться иначе. Она бы смогла защитить, почувствовать, предупредить... смогла, если бы была рядом. Гейдж прав, если поехать к Руфусу, ее могут выследить. Возможно, поэтому она и жива до сих пор. Так не могло дальше продолжаться.

Настало время вернуться к сталкерской жизни. Только так можно отыскать убийц и быть рядом с сыном. В одиночку это не под силу, но спасибо Гейджу, что не остался в стороне. Главное, что бы с ним и Дэнни ничего плохого не случилось. Тут уж многое зависит и от нее - не допустить повторения роковой ошибки. По лицу скользнула гримаса боли, хорошо что они не видят этих страданий. Мэгги так погрузилась в переживания, что не заметила, как машина почти вплотную приблизилась к окрестностям могильника. Впереди возвышались останки города, темнели провалы развалин, но это совсем не означало, что они остались только втроем.

Пока Гейдж продвигался вдоль одного из домов, Мэгг пристально наблюдала за возможными секторами нападения. Справляться с норадреналиновым выбросом было не вновь. Как учил Командор, главное, не делать скоропостижных движений - это снижает меткость. Кроме того, один вырвень, если он один, особой опасности не представляет, но она совсем не против запастись теплым волчьим одеяльцем для маленького Руфуса. Приклад штурмовой винтовки легко и привычно вжался в плечо.

- Ты выбрал удачный момент, Джексон, не скажешь ничего лишнего. После нападения на Командора большинство карт исчезло, но некоторые все же остались. Судя по клочку, в этой части города есть отмеченный участок. Утверждать не могу, но очень похоже на тайник, и, если добраться до восточной части квартала, то не удивлюсь неплохому хабару.

Что я себе думаю? Снова наговорила не весть чего. Но как думать связно, когда переполняет... Что? Я наконец-то вижу себя настоящую. Не такую, как обычно, а ту, которую никто не знает. Я и раньше знала это, но не хотела задумываться. Это была не просто отстраненность, но леденящий эгоизм, как верхний гардероб, по которому кто-то там должен встречать. Но на самом деле, это не интересно. Я сама могу высмеять любого человека лишь циничным движением уголка рта. Моя внешняя сторона, словно твердый искристый бриллиант, который как бы говорит: "Те, кто хочет тепла, пусть ищут батарею, а тебе не нужно никого искать. Каждый мечтает о такой, как ты". Это подтверждалось ревностью окружающих.

В памяти всплывали обрывки перепалок:
- О чем это ты с ним говорила?
- Просто подсказала, где искать Генку. Мне разве надо извиняться за желание быть более конкретной?
- Ты хотела сказать, более кокетной.
- Если ты так видишь, надо это использовать.
- Не думал, что ты захочешь использовать меня .
- Прекрати. Ревность и неуверенность - одно и тоже, об этом знают все.
- Ты слишком хорошо о них думаешь.
- А тебе не "идинаково", или как ты там говоришь?
- Я не могу тебе больше доверять.
- Ну и что? ТЫ же любишь меня, или соврал?
- Нет, то есть Да, то есть ...
- Так, кто кому должен не доверять?

Что же в итоге? Генки больше нет. Я одна, здесь, и никто не знает о моей душевной мягкой стороне. О тех переживаниях, которые терзали меня все это время, и о том, что всего можно было избежать, будь я тогда другой... Хотя нет, Алексей не просто подарил мне колокольчик, это не обычный знак внимания. Он видит мою внутреннюю сторону, знает, как та, внешняя половина всегда побеждает другую, настоящую. Но как он узнал? Даже себе немного неловко признаваться в этом. Почему я всегда боялась быть чистой и глубокой, доброй и сентиментальной, боялась, что все узнают и примут это за слабость? А потом будут насмехаться по углам или даже в лицо. В такие моменты вперед выступает моя внешняя, агрессивная сторона. Она-то в обиду не даст.

Но его взгляд, еще тогда у ворот, за несколько секунд изменил все. Его нет надобности водить за нос ужимками и напускной легкостью. Всепонимающие глаза не требуют ничего. Это просто не имеет значения для выживания. Он такой, как есть, и может даже Она сделала его таким. Но, значит, и во мне он увидел что-то свое, равное своей силе. Когда он смотрел в мои испуганные после аномалии глаза, его взгляд говорил: "Ну, ты чего? Все ведь нормально". А теперь он сидит возле Федора хмурый и молчаливый. Наверное, думает о том, как сохранить жизнь, нам, дерзким и равнодушным.

Так привычно, пролетает стрекоза, видимо, дождь скоро закончится.

Разглядывая отполированный временем металл, вязь, тесьму, чувствую долгожданное спокойствие. Оно передается от колокольчика, который, словно, нашел, что искал. Да-да, теперь я вижу его совсем другим, нежели издали. Мне даже не кажется, что меня, как беспокойного ребенка, просто заинтересовали яркой игрушкой. Это совсем не то. Как жаль, что я не могу разобрать вязь, но он так ревниво захватил все мое внимание! Беседка, виноград, окружающие, все отступило. И даже горизонт отодвинулся следом. Несравнимое, но все же, знакомое чувство высоты. Смотрю на себя и колокольчик со стороны стремительно парящего ястреба. Горы не скалистые, более древние. Удивительно! Вальяжно вращаясь, проносится грандиозный ландшафт древнего ледника, черно-белой бородой неисследимо сползающего в зеленую чашу долины. Но сейчас центр всего – восхитительный колокольчик! Без сомнений, у него есть свой норов. Не у каждого человека можно заметить такое. И как он умудряется это передавать? Ничего подобного мне никто не дарил. Ах, Алексей! Это благодаря Ей я познакомилась с тобой. Не перестану благодарить!

Гроза всегда заставляет поднять взгляд к небу. Даже если находишься в помещении. Звуки грома, глухие отдаленные, заставляют внутренне напрячься. Внезапный раскат прямо над головой замирает вместе с сердцем, и неведомо когда захлопнувшимися веками. Слепящие вспышки сбивают с толку. К этому невозможно привыкнуть.
Не успела отойти от зеркального путешествия, новое испытание. И это при том, что в Зоне ничего не происходит случайно. Что же это значит, и на самом деле происходит? Всю дорогу от "Русского леса" ждала удобного момента поговорить с Алексеем. Но он казался настолько хмурым и занятым, что ему было не до нас.
Однако, это оказалось совсем не так: "Он преспокойно судачит с Альбиной, а я как будто умерла вместе с ... Нет, так нельзя думать. Я должна себя сдерживать, вернее вынуждена. Это знакомое чувство, когда с тобой обращаются, как с ребенком. Разорвала бы в клочья за такое. Стоит что-то сказать, в ответ слышишь: "Не умничай". Промолчишь - сразу упрек: "Слушай, что тебе говорят", любой вопрос звучит не вовремя, или его просто не замечают. Так поступают только чужие люди, учителя-воспитатели, которым вообще нет до тебя дела. Но так ведь нельзя, сперва быть заботливым и внимательным, а через минуту не замечать вообще! Будь у меня возможность, попросила бы у Нее умение никого не нервировать, и вообще обходится без них. Быть сильной и независимой".

Ужасное зрелище для тех, кто подобного не видел. Это не внезапный случай, и не болезненное противоречие видеть трупы людей. Это смерть целого мира, которая не может быть воспринята, как норма. Все эти сказки о привыкании представителей некоторых профессий к частым смертям. Только ущербные могут выдержать подобное без моральных потерь. Римма знала это не столько по воспитанию, сколько по опыту общения. У одноклассницы Светки мама работала медсестрой в кардио реанимации, и Римма с подругой хорошо понимали этот усталый измотанный взгляд. Он словно говорил: "Да о чем вы все говорите? Разве вся эта суета может имеет значение..". Хочешь ты того или нет, но каждый смертельный случай произошедший на твоих глазах, отнимает часть жизненной силы. Он настолько удручающ, что не важно, умер случайный попутчик на перроне от сердечного приступа, или измученный долгой болезнью пациент в палате. Для них форма не имеет никакого значения. Это для нас, кто продолжает бежать, преодолевая препятствия, и думая, что успеет хоть что-то...

Алексей, очевидно, имел большой опыт в оказании первой неотложной помощи. Он уверенно действовал по инструкции. Можно даже сказать на автомате, но со знанием дела. Т.е. не оставалось сомнений, что конкретно и для чего именно он делает. Это ценное качество дано не всем. Да и инструкции пишут извращенцы. В этом Римма убедилась, когда впервые увидела у подруги баллончик с газом для самообороны. Тогда внимательно прочла на боковой стенке мелкий шрифт руководства по применению. Получила шок от последних слов: "Запрещено к применению против беременных женщин, за исключением случаев их нападения группами"(!) Конечно, всякое в жизни случается, но это был явный перебор. В плане адекватности автора. Алексей использовал все шансы вернуть к жизни коллегу. Видимо изначально их не было вовсе.
Слова Алексея эхом отзывались в сознании: "послушайте..., напрямик..., близким...". Римма не могла отвести взгляд от того, что еще мгновенье назад было Федором. "Значит Она от него избавилась. Как от чего-то противоречащего, или сделавшего что-то не так. Как это страшно, когда редчайшие нормальные места на планете, взимают такую высокую плату за пребывание".

На свежем воздухе Римма успокоилась и даже почувствовала душевный подъем. Смертельная опасность миновала, но случай тут при чем? Приоткрылась тайна. Соприкоснулась с Ней, и поняла, что принимала Ее за другого. А случай обманул. Значит опять наврал. Он только и делает, что всем врет, пытаясь выставить себя главным. Он пытается выдать себя за второе имя судьбы, но на самом деле это Она разбирается в событиях. Принято считать, что история твориться людьми, вернее их поступками. Действие и одержимость. Но кто же главнее? Спор религий или просто неразрешимая задача. Теперь ответ лежал на поверхности: человек и судьба это дуэль. Можно крепко держать поводья своей судьбы, но когда их бросить решает все же человек.
"Дуэль! Нечто мушкетерское. Откуда взялось это слово здесь? И почему Алексей так долго не выходит"?

Из "Русского леса" послышались отрывистые крики и шум торопливых шагов: "Что произошло"? Состояние менялось, как у ребенка. Разные лица Римма ощущала буквально. Вот спокойствие и тут же тревога. Неужели кто-то не смог выбраться? Это не магазин, а ловушка какая-то! Девушка сделала два решительных шага к входным дверям, но остановилась, словно, наткнувшись на преграду. Инстинкт и чувство опасности. "Как быть? Второй раз может не повезти, но я же сама на это решилась. Решай: вернусь ли обратно, поджав хвост, и буду убивать себя ненавистью или останусь здесь, хотя бы потому, что некуда идти. Там, за периметром такой же склеп и неважно, насколько медленно он убивает. Разница в том, что обычная жизнь не щадит по-настоящему отчаявшуюся душу. А здесь, хоть и один раз, но это произошло. Убить ровно половину себя и поместить на это место страх? Ну, уж нет"!

"Я же стажируюсь на сталкера. Значит должна справляться с нерешительностью и уметь помогать туристам. Ведь в обычной экскурсии кроме меня им рассчитывать не на кого". Девушка преодолела мгновенное оцепенение и вбежала в источник недавних кошмаров. Она увидела сталкера неестественно опавшего под стену. Алексея, пытающегося оказать первую помощь, и Кирила стоящего рядом. Все выглядело как-то неприкаянно.
- Медлить нельзя, каждая секунда на счету!, - быстро снимая рюкзак, проговорила Римма, - Алексей, в аптечке есть противошоковое средство.
Рюкзак выпал из рук, звякнув чем-то металлическим. Упав на колени, Римма принялась энергично рыться в вещах. Аптечки как на зло выскальзывали из рук, снова теряясь в пожитках и продуктах:
- Сейчас... сейчас... вот...
Она протянула открытую пластиковую коробочку, стараясь унять нервную дрожь, и в этот момент ей показалось, что Алексей - хирург, которого в разгар операции срочно куда-то вызвали, а тут еще она со своей нелепой аптечкой...

"Черт, как все не вовремя! Он так смотрел, с такой укоризной и сожалением, словно в муляж превратилась. Ясно, что видит насквозь, опыта хоть отбавляй. Не пойму почему, но в глубине души приятно. Целую вечность никто не проявлял заботы. Близкий человек. Но как?
Не могу поверить, что люди вовсе не безжалостный монстр. Привыкла совершенно к другому. Слишком долго жила в этой уверенности. Не раз убеждалась, хотя вполне хватило бы и одного.

Очевидно в Зоне все по-другому. Не ожидала. Шло как обычно, входила с прижимистым нагловатым американцем, но здешняя Она, наверное, таких далеко не пускает. Интересно, почему тогда не задумалась о странной замене? Понятно, конечно, офис прислал, все такое.. Но сколько совпадений должно произойти, что бы результатом был вот такой взгляд! При том, что случайностей не бывает. Выходит он близкий, а я оказалась далекой... Он рассказывал об учителе, который научил заботится о других и выживать в этом бесприютном месте. Я тоже пережила потерю, и теперь для меня учитель он. Благодаря ему поняла - человечность не миф.

Вот черт, теперь буду за него переживать.
При случае обязательно надо расспросить о случившемся. Он лучше знает Зону, а без Нее все это не обошлось... Одни вопросы".

Казалось Лиза изнемогла. От усталости и непривычных движений подкашивались лапы. Проскользнув в арку, рысь растворилась в истоме парующих волн. Синяя вода влекла сиянием, но отталкивала кипящим видом. Древние термы были знакомы. Как бывают узнаваемы многовековые, обживаемые тысячелетиями, сооружения. "Может здесь обитали мои прежние воплощения..? Разве это вопрос"?
Другая ванна безудержно манила изумрудным оттенком и запахом свежести. Удобно расположившись, рысь устало прищурила глаза. Чуткий поверхностный сон одолевал. Лиза видела девушку, беспечно гуляющую по лесу, залитому светом. Ослепительные лучики, пробиваясь сквозь листву, ласкали лицо и шелковистые пряди. Когда-то, ей нравилось путешествовать, но с тех пор мир изменился и преисполнился печали. Почти не осталось спокойных мест, где можно встретить добрых людей.

"Ниэн, сила в тебе, но мы не такие уж и разные. Я часть всего, как и ты. Когда-то я управляла стихиями, но только сама не догадывалась насколько. Знаю, это настораживает, но однажды в момент смертельной опасности, дыхание порывистого ветра стало моим. Вторя гневу, небеса потемнели и насупились. Казалось сверху вот-вот обрушится разрушительный поток. Слепящие молнии разбили цепи сковавшие душу. Стихия была продолжением моих сил. Кто может победить стихию? Кто не боится ее"?
Видела душой образы древних магов. Каждого во время совершения отдельного ритуала. Они задумали захватить мир и первыми призвали Его. Зло затмило их разум, поскольку это была крайне неудачная идея, и даже безумие. Повелитель ужаса сам не знает страха, и они погибли раньше, чем доказали, кто из них прав. Он испепелил непокорных, а покорившихся сделал рабами. Но главное, те времена не ушли. Ведь забытье это свобода, иначе, корни воспоминаний намертво впиваются в сердце. Во всех концах света зло процветает. Я буду осторожной, ты мне поможешь, подскажешь...

Боюсь шелохнуться. Пульс усиливается в висках, переходя в стук мертвой костяшки. Зеркала подступают ближе, а может просто увеличивают изображение. Резкие, недобрые черты безапелляционно врезаются в сетчатку. Страдальческие морщинки, на глазах превращаются в огромный пересеченный ландшафт, заполняя болью сознание. Боль ширится буквальная, физическая, еще немного и будет шок. Но, словно чувствуя и зная предел, замирает в теле натянутой тетивой или сжатой пружиной. Отрывисто дышу, стараясь двигаться как можно меньше в ожидании отлива. Не может же это продолжаться вечно. Уверенность зиждется на надежде, что все периодично.

Но взгляд говорит об обратном. Нет, не может быть! Закрываю глаза, он не исчезает. Сверлит все сильнее, одновременно усиливая стук метронома-качалки, и, давая понять, что не будет никакого отлива, отступления, прощения... Поблажки - это продукт недалеких мыслей. Это хуже физического убийства, потому, что убивают силу души. Теперь я это вижу и чувствую. Наскоро выставленный частокол оптимистической уверенности, сметает ураганном настоящей душевной боли. Она не ограничивается рецепторами, а ширится заполняя пространство и время. Как настоящее, так и будущее. Боль непрерывна бесконечна, и даже воображение не может увидеть ее край. Нет горизонта, нет направления, нет цели - одна безысходность и бесконечная тьма.... Воля парализована. Куда же двигаться? Я погибаю?

Значит это правда. Главное свобода воли. Только она может преодолеть все. Тело изнашивается, взгляды рассеиваются, погибают галактики. Но она все равно существует и может дать начало одним единственным импульсом, брошенном в пустоту. Он как белая точка в бесконечном мраке. Хватаюсь за нее. Мне уже нет дела до края, она внутри, в центре. Пока ее вижу - живу, так или иначе. Значит тьма не смогла до конца раздавить и уничтожить. Не теперь. К этой мысли тут же прикрепляется маленькая ячейка надежды. Затем еще лавинообразно. Свет нарастает. Нестерпимо бьет в глаза. Отражение возвращается, теряющими резкость и разлетающимися, обрывками огромного экрана.

Римма с детства любила ходить на аттракционы. Но только с папой. Снова и снова перед глазами проплывали счастливые воспоминания. Яркий летний день, белые банты и гольфы. Большая грубая, но уютная папина ладонь. Первое посещение кинотеатра "Донецк". Дух захватывало от стремительной кручи зрительного зала, множества софитов, огромного белоснежного экрана, клеток с попугайчиками в фойе, пузатого шимпанзе Яши, вечно жующего за стеклянной перегородкой, и сладкой ваты перед входом. Но самым сказочным был фасад. Сложен из больших зеркальных стекол, слегка наклоненных вперед. Десятки тиражей людной пестрой площадки перед входом, множили толпу до бесконечности, и, главное, в них можно было разыскать папу, а значит и себя.

- Пойдем, - согласилась, неожиданно для себя, - меня Риммой зовут.

Коротко кивнула в знак одобрения маршрута и направилась к беседке вслед за Алексеем.

"Как-то обреченно звучит его голос при слове семья, по крайней мере, так показалось. Неужели он себя убедил, что в этом нет смысла? Ну, болтают люди, что сталкеры не могут иметь семьи. Но, он же не сталкером родился. Наверное просто говорить об этом не хочет. Это понятно. С какой стати рассказывать биографию? У самой есть моменты, о которых и вспоминать не хочется. Разница только в том, что, несмотря на слухи, нельзя поддаваться гипнозу фатума. Хотя никто не доказал, что его нет. Как-то читала, Наполеон, будучи в Египте, не смог разграбить самых богачей. Они были идейными фаталистами и на пытки отвечали примерно так: Если мне суждено умереть от твоих солдат, это все равно произойдет. Но если суждено выжить, то к чему отдавать золото? Получается, Судьба всесильна, как и Бог, и сам Человек, или Зона. Вопрос лишь в том, кому я отдам предпочтение. Вот и выбор, возможно, безрассудный.

Алексей очевидно считает, что Зона решила за него сама. И Она настолько могущественна, что изменить ничего нельзя. Но если Она действительно такова, то может и разрешить. Кто знает? Возможно, еще не задумывалась, насколько это нужно Ей. Пусть исключения подтверждают правило, но ценность их в том, что они случаются. Мне рано еще ставить крест вообще на чем-либо".

- С вами, Алексей, ни сколько не волнуюсь.

Рысь. Её глаза обжигали и завораживали одновременно. Но их огонь нельзя было назвать магическим, мудрым или властным. Любопытство девочки в считанные мгновенья выросло до верхушек самых гигантских деревьев. Этот взгляд захватил все внимание. Он говорил о бесконечном разнообразии стихий, на арене которых ведут извечное соперничество сила, власть, магия и мудрость. Об источнике всех явлений и начале всего. Расплывчатые образы остальных тотемов укоризненно проплывали мимо, тая в ледяном полумраке башни. Сияние мела растворялось в глазах кошки ослепительными блестками, не позволяя отвести взгляд. Покрытая искрящимся инеем, она грациозно двигалась вдоль невидимой линии, соединяющей их. Еще немного и дыхание кошки коснется лица. Лиза щурилась, пытаясь сообразить, что произойдет дальше? Ноги предательски норовили бежать. Удары сердца, усиленные эхом, не давали сосредоточится. Она зажмурилась, вдыхая ледяной воздух и почувствовала обжигающий жар внутри себя. Мощным взрывом он внезапно наполнил тело. Открыв глаза, Лиза четко увидела, все детали грандиозного интерьера башни. Мрак словно испарился. Ранее темные углы оказались залиты мягким сиреневым светом. Тени почтительно отступили назад. Слух обострился, различая хрустальные мелодии сталкивающихся снежинок. Но главное было не это. Энергия взорванной плотины разливалась устрашающе свободно, сметая на пути остатки неуверенности и страхов. Новое существо, взгляд, восприятие: "Кто я..? Неужели Я это Она, Она это Я"?! Опустив голову, рысь уставилась на стройные лапы, затем повернулась, и, слегка взмахнув хвостом, в один прыжок оказалась у огромных ворот. Восторгу не было предела! Надо поведать всем, как я преобразилась. Сдерживая в себе первозданную силу ветра, Лиза сделала крадущийся шаг. Затем еще один, и, наконец, отбросив сомнения, стрелой помчалась в сторону леса. Лапы мягко погружались в разлетающиеся стаи опавших листьев. Все чаще перепрыгивая по зарослям, она летела не разбирая дороги, изредка касаясь земли. Деревья словно сами подставляли удобные ветви, давая возможность отталкиваться и набирать скорость. Вот ее стихия! Она вспомнила всё. Как когда-то в вечной жизни была лесной нимфой и полноправной хозяйкой этих мест. В той жизни Лиза не знала родителей, но в ней жила уверенность, что Природа и есть они. Инстинктивно, она искала свое жилище на живописном холме, некогда поросшем лозами винограда, которые простирались до самого подножья. В памяти всплывал аромат фиалок, окруженных кольцом играющих с ветром кипарисов. Два стройных тополя, будто стражники, замыкали круг, в центре которого располагался живительный источник.

А что они? Все также бегут. От чего или куда? Красные облака. Всегда в движении. Зона реагирует на всё. Быть может, это единственный искренний мир, который не лицемерит, как и его творец. Больше никто. Об этом даже негде сказать, кроме самой Зоны. Никто не услышит. Как всегда, пройдут мимо, считая несущественным. Божечка, как был прав Мудрец, который сказал: «Человечество в целом - слишком стационарная система, ее ничем не проймешь».

Грандиозный вид башни нисколько не пугал Лизу и даже создал ощущение чего-то знакомого, но не видом, а предчувствием магии. Зрелище древнего бельведера органично вписывалось в ландшафт вальяжно раскинувшихся отрогов скальной гряды. Ласковый ветер поигрывал локонами девочки, внимательно скользящей восторженными глазами по кладке идеально тесанных камней. Пытливый взгляд достиг вершины и замер. Голова башни, словно вершина огромной мачты рассекала стремительно несущиеся облака. Дух захватывало гораздо сильней, чем от раскачивания на подвесных качелях. Солнечные лучи ослепительно сверкали, на мгновенье пробиваясь, сквозь расклоченное одеяло небесного пара. Долгое время Лиза как завороженная не мигая смотрела вверх, не ощущая под ногами земной тверди. Ей стало казаться, что это небо и башня летят в пространстве друг на встречу другу, и, захотелось быть там, на самом верху и видеть всё. Лететь вместе с ними. Подальше от обыденной обстановки и надоевших поучениями домашних. Ей было совсем не жаль расставаться со всем этим. Наоборот, даже радостно представлять, как они переполошатся и будут её искать. Поймут, как ей было одиноко... Ведь было одиноко? Вдруг Лиза почувствовала, в груди что-то больно кольнуло. Она вспомнила. После обид и упреков, опустив голову, выходила из городка, и, сломя голову, бежала к лесу. На опушке падала в высокую траву и часами наблюдала, как в зарослях зеленых стеблей кипит своя интересная жизнь. Она понимала всех обитателей. Кто, за чем и куда идет. Спешат они или прогуливаются. Держат путь домой или выходят в свет. Проявляют к ней интерес или верх безразличия. Откуда у неё, эти особо доверительные отношения с природой, она не знала, но чувствовала тепла больше, чем от людей. Этого общения будет нехватать. "Я буду скучать по лесу, но однажды вернусь", - решила она и сделала решительный шаг вперед. Массивные, наглухо закрытые ворота преградили путь. Желание Лизы попасть в башню, было настолько сильным, что она даже не почувствовала их, как преграду. "Свои искренние желания надо переносить во внешний мир. Я это знаю", - она подняла ладонь и пристально посмотрела на мел. "Пожалуй, начну с написания и обязательно с волшебным словом", - решила Лиза. Набравшись решимости, она подошла к воротам вплотную и написала: "Пожалуйста, откройтесь"!

Ладонь Алексея большая и грубая прикоснулась заботливым теплом. Отчетливо вспомнились натруженные шахтерские руки отца. Они были сильными, с заскорузлыми мозолями и запахом табака. Линии глубокими трещинами ложились, разрезая мышцы широкой кисти. Испещренные черными точками мельчайших угольных осколков проникших под кожу, шрамы напоминали о долгих годах подземной каторги. Но для нее эти ладони были самыми нежными. Римма держалась за руку отца, разглядывая короткую ладонную мышцу, раздавленную когда-то вагонеточным тросом. На глаза навернулись слезы. Он уходил каждый раз на смену, не зная вернется ли. Наверное чувствуя это, она быстро бежала раскинув рученки, что бы поцеловать стоящего на пороге самого дорогого человека и оставалась одна с неотвязной мыслью: "Папа скоро придет". Тогда она еще не знала сколько парней гибло в бесконечных выбросах метана и обвалах кровли. Эта страшная могила пополнялась все новыми. Молодыми и сильными. Они шли из забоя громко беспечно смеясь. Сверкая ослепительными улыбками, на лицах, покрытых слоем угольной пыли. Лишь с годами ей довелось узнать, что с ними делает мрак. Отец чудом дожил до пятидесяти, но с легкими, наполненными той самой пылью, жидкостью в локтях и коленях, перебитым подъемом на ступне и сломанной ключицей.

А они живы и лоснятся.
Это они сделали из него безмолвную развалину с потухшим взглядом. Это ими не были организованы все меры безопасности и страховочные мероприятия. Это им было наплевать, когда предупреждающие о метановой концентрации лампы, горели постоянно, много смен подряд. Это от них не доходили до выплат осиротевшим семьям средства, выделенные на погребение заживо похороненных рабов. Это их надо вешать! Кто они? Она даже не знала...

Римма, привыкшая быть сильной, на этот раз не смогла справиться с наплывом почти реальных воспоминаний. Слезы беззвучно катились по щекам горячими струйками. Ей казалось, что туман скрыл ее от такого безжалостного и жестокого мира и не за чем больше сдерживаться. Она видела лишь протянутый Алексеем свитер, но не понимала что происходит.

Приходя в себя, замедляю шаги. Жесты Алексея расцениваю, как сдерживающе успокаивающие. "Да, я знаю, суетится нельзя". Место, где разошлись с ним, узнаю по ощущению на щеках. Периферийные потоки холода, втягиваемые в аномалию. Танцующие листочки словно путь указывают. А может все это... просто рябь в глазах. Внутренности зависли. Нет, это дрожь. Понимаю, надо шаг сделать. Не могу заставить себя, преодолеть. Но что? Ничего как бы не держит. "Он прошел. Так вот просто. И в то же время было заметно, что не знал эту аномалию. Рискнул? Не похоже. Но как..? - Доверился? Абсурд. Доверился, я же видела! Других объяснений нет. А мне теперь как? Мне бы так. Вроде просто всё, но Это надо пустить в себя. Без оглядки и надежды. Как же так, я не...", - вижу взгляд Алексея. Он знает. Он не подведет, - "Могу"! На миг опускаю веки и делаю первый неторопливый, но твердый шаг в направлении сталкера.

Миг расступается. Вижу себя со стороны. После тех событий с Генкой. Милиция. Бесконечные опросы, как будто погружали во что-то липкое. Дома. Обхватив плечи, стою под теплым душем. Никак не могу избавиться от мерзкого ощущения. Тонкие струйки тонут в намокших прядях, разглаживая их по вздрагивающим плечам. Капельки разлетаются сквозь пар невидимой россыпью, ударяясь о полиэтиленовую занавеску. Стою так долго, что кажется, вода шумит внутри меня, но выходить не буду. Никогда. Пусть. Я растворяюсь, слышу ее, только шумные струи и грохот капель. Все равно. Я доверяюсь ей и чувствую, ее движение. Она течет сквозь меня. Как здорово! Тепло наполняет. Глаза открывать не хочу. Сквозь дождливое окошко ресниц молча наблюдаю за уходящими в сток черными, как смола, змеистыми потоками отчаяния, зла и ненависти. Прозрачна. Прозрачна и чиста.
Открываю глаза и вижу Алексея.
- Неужели я пройду поляну? И жива ли я?

Иду, наблюдая, как Алексей побрасывает гайки. Дышится легко. Всё великолепие леса выразить даже не берусь. Слова теряют значение, пытаюсь подобрать пару эпитетов и начинаю их ненавидеть. Содержание эмоций. Чувства где? Нет, фразы только отвлекают.

А, катись оно все ко всем чертям! Для чего вся жизнь без таких минут? Ведь в других формах существования такого кайфа не будет. Будет свой. Другой. Но такого уже не будет. Может, и останусь в этом мире, и наблюдать буду с завистью, как другим это достается. Жалеть, что скрипела мозгами, вместо свободного полета. Человек не может не летать. Он прыгает с высоты в несколько тысяч метров, зная, что шанс погибнуть есть всегда. Но остановиться, значит похоронить себя заживо. Пусть падение, зато свободное. Там нет этих рож, этого извращенного гипертрофированного стремления все подсчитать и подытожить. Нет времени на раздумья. Только восторг от возможности испортить утро путешествием в вечность.

Пытаюсь запомнить ощущение. Спасибо ему. Он хороший. Она его наверно любит, раз позволяет такие подарки. Может быть после, она взыщет плату. Пошлет… непосильное испытание, но сейчас… Не хочу ни о чем думать! Должно быть, Она это знает.

Римма пыталась сосредоточиться на своих новых обязанностях, но мысли перегоняя одна другую, все больше уходили в сознание. Времени она не замечала. Весь окружающий мир ушел на второй план и все настойчивее подступали сомнения. Ей не нравилось, что последнее время она все меньше задумывается о будущем. Точнее о будущем, как у всех. Причем вариантов его обустроить предостаточно. Нынешнее время открывает бескрайние возможности людям, которые считают советь трусостью.

Она не могла забыть слова отца: "Люди не хотят быть счастливыми, они хотят быть счастливее других". Тогда не придала этому значения, но через время понимание пришло. Имея все богатства мира, никто не хочет оказаться, к примеру, на безлюдном острове. Ведь некому будет оценить и позавидовать. Да при чем тут богатства? Любая деятельность теряет всякий смысл. Написать умную книжонку или душещипательный роман, кому это надо? Любое собственное произведение, пусть даже сверх гениальное, способно вызвать отвращение именно за то, что его некому прочесть. Вся идеальность, как досадный промах. Человеку просто необходим социум для самоутверждения, самовозвышения, унижения других... Что же может означать безразличие к нему? Да попросту его подмену. "Как же я раньше не догадалась"? - удивилась Римма, - "это же ясно, как день". Смотреть на весь этот бардак, словно на гнилое болото, стоя на маленьком островке. "Хорошо", - воодушевилась она, - "Что же это за остров? Вернее, что я получила взамен"? Она так близко подошла к ответу на мучивший ее вопрос, что боялась даже подумать.

"Давай, скажи это", - уговаривала она себя, - "все равно придется, рано или поздно. К чему ты готовишься? К этой долбаной Зоне? Испражнениям пришельцев"? Римма почувствовала, как лицо горит от внутреннего возмущения. Но злилась она на саму себя: "Какая разница, почему я сюда пришла? Подойдет любая причина, что бы не оставаться там. Где нельзя быть другой, стоя рядом со всеми по горло в житейской мудрости". Разобравшись в себе, она вдруг почувствовала душевный покой и олимпийскую уверенность. Теперь она четко знала, что, для кого и почему вообще это делает: "Здесь есть шанс обрести свободу и судить меня строго не им".

Набросок карандашом отнял некоторое время. Разглядывая карту, Римма определила, что до АТП при нормальном темпе не более получаса ходьбы.
"Но это при обычном. А какой может быть темп в Зоне? - размышляла она, - в том-то и дело, что самый непредсказуемый. Еще этот маменькин сынок где-то запропастился. Видимо, пака все памперсы перепроверит, как раз и будет 22:00. То кофе, то эта дымящая вонючая дрянь, то водка для водилы, как будто впереди полярный день. А еще опытного из себя строит. Его и мужиком-то назвать можно лишь с большой натяжкой. Работал бы себе за чаевые и не морочил людям голову. Они наверное в своей Америке все такие, комнатно-тряпошные. Нет, наши все-таки намного лучше. Натуральнее, что ли. Даже несмотря на то, что иногда фаллософствуют вслух. Зато на них положиться можно. Ни слова, ни пули не боятся. Да и спутницу в обиду не дадут. Расшибутся, а не дадут. Потому что в душе защитники. Ведь как бы там ни было, а Бог создал всех живыми, а не удобными друг для друга".

Да, напряженье нарастает
Ряды редеют. Как чумой
Нас косит. Все переживают
Что выдаст тур очередной

Но только знаю очень точно
Что если бы была строка:
"Пошли вы все подальше срочно"
То голосов наверняка

В ней былоб больше ста процентов
Да и по сути, в бюллетень
Не нужно вовсе и печатать
Всю остальную дребедень

Но процедуру надо строго
Так подготовить, провести
Что бы потом никто не вздумал
Там вякать, будто соблюсти

Не получилось по закону
Всех тонкостей, а значит есть
Фальсификат и нарушенья
И не совсем прозрачна честь

Но что мы дети? Ведь Алиса
Как видим выросла совсем
И понимает, что законом
Не помешать пробраться тем

Кто к власти яростно стремиться
Не разбирая что да как
И не отцепится покуда
Всю кровь не выпьет, вурдалак.

А вы тут плачетесь, что страшно
За шкурку личную свою
Эх, вы! да как же вам не стыдно?
Пойду спиртное всё допью!

Компашка та ешё собралась
Сплошная скромность, дивный шарм
Но если каждого скелеты
Из шкафа вынуть, то по швам

Трещит всё это благочестье
От фраз таких плывут мозги
Но те, кто видел продолженье
В игре Америкэн Макги,

Тот знает, кто чего достоин
И разобраться кто есть кто
Не сложно. Вывести из тени
Всё "пресвятое" шапито.

Вот взять хотя бы тот окурок
Который сжег Алисы дом
А с ним родителей и челядь
Кто часто курит? И потом

Куда спешит наш белый кролик?
Где ни зайдешь, он только был
Решить вопросы невозможно
Чуть что - и сразу же свалил.

Спешить вобще плохое дело
Как можно правила блюсти?
Попал под Шляпника с разбегу
На перекресточке пути

Еще и сделал виноватым
И неизвестно, что потом
Могло случайно приключиться
С его огромным сапогом.

А кролик словно из цилиндра
В конце спокойненько воскрес
И за углом внезапно скрылся
Как белоснежный мерседес.

Вот Бармаглот совсем продался.
Он главным стражником теперь
В строю Червоной королевы
Попробуй что-нибудь доверь

Такому. Даже не прилично
Свой жезл на части разделил
Потом заныкал где попало
И просто напросто забыл.

Девчонка мучается, ищет -
Не удивительно, когда
Найдет и свяжет части вместе
Замочит хама без труда.

Вот расходилась! Экономить
На правде явно не моё
Всем надоело, что поделать,
Когда вокруг одно жульё.

Я тоже, впрочем, в исключенье
Совсем никак не подхожу
И каюсь, что у черепахи
Украла панцирь. Лишь скажу:

Она, так медленно бежала
Что грех не стырить было всё
Что плохо на ходу лежало
Не черепаха, а осёл.

Никто я думаю не будет
Мне в этом деле возражать
Ведь аморально, согласитесь,
Лоху пожитки оставлять.

Но это маленькая пакость
(Ну, не считая мелких брызг)
На фоне целой вереницы
Дел эпохальных и больших.

Кто лучше многих кандидатов
Так это мой Чиширский Кот
(Он, если станет королевой
Меня в советницы возьмет).

Ах, выборы! Такое дело!
О демократии буклет
Сложить так модно, что прервала
На время партию в крокет.

Все метят трон у королевы
Забрать, не ведая зачем.
Хоть метить всё - собачье дело,
Но обещают перемен.

Ведь согласитесь, как-то глупо
На этой гонке победить
И вдруг оставить все, как было,
А всем прилюдно объявить,

Что воз проблем остался в прошлом,
Дела у всех пошли на лад
И в Зазеркалье больше нечем
Потешить свой электорат.

Хотя наверное достойной
Житухи все хотят, но как
Нам совместить с большим порядком
Своих причуд большой бардак.

Не ждите чуда! Если думать,
Что жизнь предложит вариант,
То не заметите, как быстро
Придет от скуки секундант.

А с ней бороться бесполезно
Уж коль пустили на порог
Развеять можно лишь на время,
Затем опять в её острог.

А по сему чудите сами
Пусть оппоненты говорят,
Что это как-то неприлично
И шутки только навредят.

Ведь как забудешь, королева
Казнить хотела лишь за то,
Что я отшлепала за дело
Её величество. Никто

Вступиться даже не подумал.
И только мой любимый кот
Так расходился, исчезая,
Что случай принял поворот

Совсем иной. Меня позвали
Чтоб дебошира приструнить
А за одно помочь советом,
Девчонке тайну приоткрыть.

Но перейдем к вещам серьезным.
Сначала я хочу казнить
Того пройдоху-визажиста
Что умудрился наложить

Мой макияж так неумело
И пусть его побьют вальтом
(Льстецы в глубоком восхищеньи!)
В отбой отбросят. И потом,

Таким настойчивым советом
Мой имиджмейкер уверял:
Последний писк - тату цветное,
Вот современный идеал.

"Я снова что-то сделала не так...", - разочарованно подумала Амата, наблюдая за лицами "Юных любителей пустоши". Звенящая тишина казалась бесконечной. Время как будто остановилось и даже немного двигалось в обратном направлении. Усталость после долгого пути давала знать о себе всё сильней. Словно отражаясь от осколков камней, шум в ушах нарастал тысячей стрекочущих сверчков и мешал сосредоточится. Солнце нещадно обдавало жаром. Мышцы гудели, но это был не звук, а скорее, внутреннее ощущение сейсмической активности. За последние несколько дней, она пережила столько событий, что их смело можно бросить на чашу весов против всей прошлой жизни. Откуда она могла знать, что её стремление и мечта закончат так трагически. И кому это интересно? Все заняты личным выживанием и вымораживанием денег из окружающего сурового мира.

Пустошь, пустошь... пустота. Светлые образы детства застилали воспаленные глаза. Дни рождения. Подарочные комиксы. Как они с Фей носились по, казавшимся бесконечными, коридорам убежища, рассыпая звонкий смех. Первые выстрелы из пневматической винтовки. Столько восторга! И надо же было ее папаше так внезапно сделать ноги! С этого дня все и пошло наперекосяк. Нет более леденящего ужаса, чем ужас одиночества. Все эти люди, встречавшиеся ей во время поисков подруги, были по-своему добры и благожелательны. Но если только это было им выгодно. Это нормально, это везде, это формула жизни. Все поучают и твердят только об этом. Даже родители, говоря: "Я хочу тебе добра", - в конечном счете имеют ввиду его физическое значение. Но ведь тогда, в ранней юности, мы никакой выгоды не искали. Были сами собой и только за это уважали друг друга. Значит есть и другой мир. Тот, к которому я стремилась, разыскивая Фей. Людей нельзя упрекать за эту реальность, безжалостно требующую выживания. Пусть даже они ее авторы. Все имеют право быть такими, какими хотят. Это их неприкосновенное право. Непонятно только, почему они с такой патологической настойчивостью, пытаются навязать это всем с самого детства. Тем самым, не давая шансов на жизнь в настоящем искреннем мире, полном красок и светлых эмоций. Когда я разыщу Фей, все вернется. Она сильная, им не удастся сделать из нее бесчувственный арифмометр! Эта уверенность грела душу и выметала из нее лишний хлам.

Амата была готова ползти из последних сил. Что бы увидеть свою подругу и хоть на мгновенье снова ощутить ту атмосферу, в которой нет места фальши. По сути из-за этого она и стояла сейчас перед ними. Пережившая в душе галактический взрыв, унесший в ледяную бесконечность все иллюзии.
Крышки? Какие еще крышки? Ах да, крышки. Меня нет. Возьмите все. Не знаю, много это или мало. Впрочем, какая разница? То, что нужно мне, на крышки не купишь.

При виде уже знакомых улиц захолустного городка, Римма чувствовала внутреннее напряжение. Она много раз бывала в подобных местах. Маленькие городки схожи с одним большим домом, где всё обо всех знают. И чужаков привечают, как очередной повод посудачить. Поэтому, она почти привыкла: и к косым взглядам старушек, торгующих семечками, и к нагловато оценивающему лицезрению местных гопников.
Неторопливо шагая через стихийный рыночек, Римма увидела сталкера, невозмутимо дымящего сигаретой. Узнать его можно было по взгляду, спокойному и в тоже время настороженному. Она понимала этот взгляд, как никто другой. После нескольких посещений Зоны, выяснилось, что настоящий сталкер не может позволить себе лишнего. Именно оно есть самой смертельной опасностью в Зоне. Причем главным излишеством являются слова. Но весомым аргументом, после которого Римма осознала себя таким же сталкером, как и они, стала уверенность в том, что на самом деле резервация - это весь внешний мир.

Ей становилось не по себе именно вне Зоны. Смотреть по ящику светские сплетни, в которых расхваливали какую-нибудь сумочку стоимостью, соизмеримой с годовым бюджетом такого же городка, было отвратно. Зона, как и она сама, не терпела лицемерия.

Размышляя в этом ключе, она поднялась в комнату ожидания. Но ждала она не столько приема, сколько потенциального спутника. Целью последнего посещения офиса, было собеседование по поводу приема на работу в качестве сталкера. После аудиенции Римма немного злилась, что с неё требуют еще какой-то проверочный рейд. Но, глядя из окна коридора на работу пропускного шлагбаума автостоянки, успокоилась. Было понятно, что не все так уверены в её навыках, как она сама. - Хорошо! Будет вам результат, - снова зардевшись, решила она...

В этот момент в комнату вошел авантюрного вида парень, с улыбкой иностранца. Римма сдержано улыбнулась в ответ. Интересно: это только вид, или содержание?