Голосование за ходы

Вздрогнув от неожиданного хлопка, втопил спуск. С неудовольствием проследил за улетевшей кепкой. Приманка? Что-то новое, рейдеры для этого слишком тупые. И вообще непонятно это все. Услышал выстрел, но не было свиста пули поблизости. Зато - крик чей-то. Значит, подстрелили кого-то из рейдеров. Того, за камнем, надо полагать. Кто и зачем? Сложный вопрос. А позиция-то скомпрометирована уже. Впрочем, есть идея. Выщелкнул пустую гильзу привычным движением. Если кто-то гасит рейдеров - хочет ли он загасить старину Митча? Приспустил противогаз на грудь, и вдохнул поглубже.
- Эй, человек! Давай разойдемся!
Слышимость вроде должна быть. И мозг у неизвестного стрелка, возможно, тоже есть. Возможно.

Борьба продолжилась. Живет отчаянный федерат пока что, пусть и с не самыми хорошими перспективами. В чем-то был рад за него - решил тот для себя пойти, и идет до конца, причем даже небезуспешно. Только вот во всем этом движении жирную точку поставил кнехт. Тот самый, и, похоже, снова не в духе. Наблюдая, как тот совершает лихую посадку, сплюнул, зло и горько. Решили люди выделываться, и довыделывались. Не судьба.
- Кхм.
Сделал железный рыцарь предложение федерату. Неизвестно Арчи, как там у мидов с ценностью слова, особенно данного федератам. Может, не кривит душой, а может и наебывает отчаянного, чтобы послушника выручить. Неизвестно. Ну и, само собой, не обошел вниманием самого Сверчка. Тут он уже предельно конкретен. Убивать, значит, будет.
- Я уж думал, тебе надоело.
И теперь что? А ничего. Босыми ногами в горячий песок.

Поскреб подбородок гладкий. Если так подумать, то все даже неплохо. Умирать - не страшно. Последний раз даже понять ничего не успел. А еще можно и ожить, как сейчас. Найти кольцо золотое на ровном месте, и там же проебать. И, наверное, много чего еще. Раньше такого не было. Раньше было хмурое праймовское утро, не лезущая в глотку пища на завтрак, нудная работа, возвращение домой, опять пища, тяжелый и тревожный сон. А еще пропуск разок подрезали вместе с лопатником. Так целенаправленно не стыдили даже в школе, как тогда с этой карточкой ебаной. Кохельман такой-сякой, проебал корпоративную собственность, поставил под угрозу безопасность организации. Ну да, ну да. У организаций такого порядка есть армии собственные, а Кохельман вон что отмочил - одной карточкой все чуть не похерил, ну конечно. Радостно стало, что вся эта противоестественная чушь осталась где-то далеко. Было бы еще ясно, что впереди ждет, кхм. Просятся люди наружу. Будто бы по нужде. Что-то сомнительно звучит, что этим все ограничится. Напряглись все сидельцы так, будто нужда там не малая далеко. Один так вообще елдой трясет. Видимо, в прошлой жизни развлекал перезрелых теток стриптизом, поднимая барыши недурные. Хорошая работа, наверное. И обстановка веселая, и пропуск не проебешь. Но сейчас у Арчи все еще лучше - работа отсутствует как понятие, а проебать вообще нечего, так как никакого имущества нет и в помине. Только жизнь. Ну, с этим уж как повезет.

Дата: 26.05.12
Время: 13:24
Местоположение: ул. Пудовкина, д.9

Общее

Сознание медленно возвращается в словно набитые ватой головы. Мучительно вливается, тонкой струйкой, как фильтрующаяся вода, внутрь. Чувства оживают, и темнота под сомкнутыми веками расцвечивается более резвыми чувствами, нежели зрение. Спертый воздух, после которого (а может, он тут и не при чем) голова словно не своя, отдает чем-то солоноватым. И весьма, весьма неприятственным. Подоспевшая чувствительность выдает твердую поверхность, лежать на которой не таким молодым и гибким уже, в общем-то, телам совсем неприятно - чуть-чуть ломит спину. Размяться бы, чтоб вновь пришла бодрость. Гибкость. Спутники незаметно пролетевшего времени. Беззаботного времени, и такой же любви.
Веки разлепляются с трудом. Мерзкие засохшие слезы, явно с примесью гноя, как при гриппе. Собрались неровными сгустками между ресниц. Колют и без того подслеповато всматривающиеся в окружающее глаза.

Юрий

Чувствуешь, что правая рука затекла. Не сказать, чтоб уж жутко, но по ощущениям - вата, напиханная иголками. Вытянута вперед. А левая опущена вниз, касается холодного пола. Взгляд показывает почти невероятное. Неужели...ИВС? Старый, явно совдеповский, так что его можно и КПЗ обозвать. Безразличный кафель стен, неудобная скамейка, на которой ты, кстати, лежишь. И такая ведь блядская, что ни лечь на ней толком, ни сесть нормально, похоже. Только сейчас довелось узнать. И еще одно. На скамейке напротив тебя, у противоположной стены, лежит еще кто-то. Коллега, судя по форме. Но. Глаз зацепился за отсутствие знаков различия, которые за годы службы приучился читать не хуже выражений лиц. Гладкий в своей асфальтовой серости китель в районе плеч был изуродован - казенные погоны выдраны, что называется, с мясом. Перевел взгляд вперед. А там решетка. Незнакомый вид - решетка изнутри обезьянника, родных пенатов дешевых шалав, бомжей и нарколыг. А за ней сидит какой-то парень, брюнет, коротко подстриженный. На стуле, повернутом спинкой к тебе. Вольготно сидит, оперев на эту спинку руки. Лицо его закрывает до глаз черный платок с какой-то белой хреновиной - не пришедший в себя взор пока не хочет различать столь мелкие подробности. Как у бандита какого-то из вестерна, или нацбола-лоботряса. Смотрит на тебя. Исподлобья.

Чекан

Холодный пол под тобой. Проскользнувшая отблеском мысль об опасности переохлаждения при длительном контакте с такой поверхностью. Но тело ощущает себя нормально, хотя...что уж там, все равно не ахти. Не те уже года, чтобы на таком спать. Будь в добавку к этому сквозняк - все, может и ранний радикулит разбить, чем черт не шутит. Потянуться попробовала, разогнать застоявшуюся кровь, начиная с малого. Правая рука уперлась во что-то массивное и довольно мягкое. Податливое, но при этом ни на йоту не сдвинувшееся. Ткань. Неясные, и потому тревожные мысли о вреде холодного пола куда-то сгинули. Неужели Юра опять не переоделся? Пижаму для него, поросенка, ведь купила такую симпатичную. Ему даже понравилась, что редко бывает. Полотно дремы рассасывалось, как клочок сахарной ваты во рту. Повернув голову, открыла наконец глаза, хотя и далось это с некоторым трудом. Чертовы комочки. Не заболеть бы, а то отпуск на носу. На тебя невидящими глазами смотрел довольно тучный мужчина. Не Юрий, точно. Глазами выкатившимися, с посиневшего, и без того одутловатого лица. Распухший, отечный язык, приобревший некоторое сходство с губкой для мытья посуды, лениво выдавался из-под густых усов, поблескивающим сводом скрывая нижнюю губу. Ниже подбородка темнела довольно широкая странгуляционная борозда густо-фиолетового, почти черного цвета.

- Кхм.
Вздохнул невесело. Так и лежат те пилотские часики в опустевшей ячейке на Ауриге, поди. Сейчас вернул бы, окажись в такой ситуации, а тогда как-то не до этого было. Не пришло в голову даже поискать кого-то из семьи той. Хотелось как можно дальше быть. Не самое глупое решение. Появишься не там, скажешь не то - и ты следующий. Такая вот веселая школа была. Не школа жизни - просто школа. Это уже как подрос - стал меньше о себе волноваться. А точнее - с тех пор, как потерял единственный постоянный источник хороших мыслей и воспоминаний. Без семьи жить незачем. Если ее не было вообще - наверное, просто не знаешь, что это такое. Но если была, и вдруг не стало - все поглощает пустота и бессмысленность. "Что имеем - не храним, потерявши -плачем", хм? А ведь хранил. Но толку-то.
Шевельнулось что-то в сознании. Внутренний монолог. Только не свой собственный, будто. Андрей? Глянул на него с некоторой опаской, но ничего не сказал. Быть этого не может. Но это есть. Возможно, последствия предыдущей, "фруктовой" жизни, оказавшейся столь недолгой. Подумал про себя "Напугал немного. Удачи, да" - вдруг он еще и мысли читать умеет. Итак, Яоминск. Это если снова отпустят на все четыре. Не отпустят - и проблемы с выбором пути не будет. Привык за время жизни, что все плохо - и теперь спокойствие. А вокруг все на нервах. Ну, почти все. Остановка. Кого-то наружу зовут. Андрея в том числе. Вида о том, что знакомы, лучше не подавать - мало ли что. Будь что будет.

Встал на колени, собираясь ложиться. Плохо. Слишком медленно тянутся все эти формальности. И место плохое. И стоим плохо. Надо действовать. Что знает горожанин, пусть и не местный, и чего не может знать тот, кто всю жизнь шатается по Пустоши, но нигде не оседает? Имена.
- Вот уж не знаю, за кого вы нас тут принимаете. Надо - берите оружие до выяснения, нет проблем - здесь ваши правила. Но дайте мне поговорить с шерифом Бумхауэром - он с первого взгляда поймет, что не тех людей вы в пыль носом укладываете.
И похер, что будет дальше. Про шерифа этого слышал только краем уха - мол, суровый тип. Похер. Лишь бы попасть за стены города.

Ну точно. Он. Хадар убил Арчи. Арчи ожил. Что теперь делать Арчи? Мстить? Смешно. Грустить? Надоело уже. О, точно. Можно надуться и сидеть в углу. Глядишь, икнется ему с этого. Еще бы с удовольствием потер в руках добро золотое. Да только и его уже нет. Вообще ничего нет, кроме жизни, разве что.
- Ну да, как тогда. Только без всей этой хрени с растением. То я был фруктом, а теперь, значит, обратно в мыслящее животное превратился. Не знаю, что по поводу этого всего думать.
Улыбнулся не очень весело. Хотелось пошутить в духе комедии положений, но, похоже, не вышло.

Очнулся. Как-то тесно тут, да и темно тоже. Знакомо. То ли капсула, то ли броневик. Броневик это, точно - тут все кругом мидмирское, кроме наваленных внутри людей. Был же здесь только что вот. А теперь - ощущение, будто весь мир облетел, прежде чем снова в десантном отсеке оказаться. Что-то не так, что-то тут не сходится. Неужели...
- Кхм.
Не торопился шевелиться. Сперва надо хоть мысли в порядок привести. И, блин, опять с голым задом. Теперь уже - не привыкать. Впрочем, тут почти все такие. Помнится четко, что нашел себе тогда кое-какие приятные безделушки. Кольцо с камнем массивным, серьгу. И нож, кстати. А теперь нету этого всего. И опять куда-то кривая ведет. Лишь бы вывела, впрочем.
Так что случилось? Стоял там, на песке. А потом раз - и здесь. Как топором, хм. Хотя, ни разу в жизни топором не получал, насколько память говорит. Ну это хорошо, конечно, но все равно, похоже, умер уже второй раз за...
Буркнув что-то невнятное, чуть повернулся, поскольку рука начала затекать. Как быть дальше? Приедем, вот. А дальше, поди, опять суд. Или мемосканирование, от которого чуть мозги через нос не вытекли. Или еще что. А потом? Неизвестность. Не понятно, как быть.
А тут кто-то его схватил, и встряхнул. Не успев испугаться, понял, что это Омар. Интересно, он тоже уже второй раз с того света возвращается? Уселся, привалившись к стене.
- Э-э...привет. Не знаю, что тут еще можно сказать.

Вертел старина Митч гайки одной рукой, а сам думал, что за ними-то едут. Уже вовсю едут. Так, что пыльный столб видно за километры. Но ничего. Ничего страшного. Есть одна только проблема - рука левая не слушается. Значит, если подберутся близко, придется отстреливаться, оставив машинку без управления. Если будем ехать по ровному месту, на квадрике такой фокус даже пройдет. Да и руль можно зафиксировать. Да еще и турбинный гранатой поможет. Хм.
- Двинули-двинули. Я к этому месту уже прирастать начал. В Лирвиль, он ближе. Вооон там он, - махнул рукой.
Ящик привязан, и неплохо так. Ключ - в карман. Жопу, которая к месту чуть не приросла, - на положенное путешественнику место. Маску поправил. Шляпу надвинул. Газу. Мотоцикл от квадрика точно не отстанет.

Складно выходит. Хотя, может, врет все. Какая уже разница?
- Ты что, не с теми тремя? Сразу бы сказал.
Хмыкнул, прочищая сохлое горло.
- Мне тут уже надоело торчать. Курить хочется. Пить. И есть тоже. А теперь у нас тут вон что. Знаешь, что? Если есть охота - стреляй. Не знаю, какой тебе в этом интерес. Может есть он, а может нет его. Мне все равно.
И палец со спуска снял. Курок, придавив чуть книзу, и проводив обратно, на место вернул. Повернулся к собеседнику правым боком, и сел на горячий камень.

Ухмыльнулся, когда девчачьим цветом разлетелись мозги. Трудно в наши дни найти одежду яркого цвета, и потому если в походе набредешь на какую-нибудь аляповатую синтетическую блузку - смело бери, поскольку за нее можно попросить отличную сумму. Да и карман не тянет. Но тут же вспомнил, что надо будет занести пыльник портному, да еще и обновить футболку, и даже немного затосковал. Вечно эти накладные расходы. Горючку покупай, патроны покупай, лечись, техосмотр своевременно устраивай, оружие перебирай. Теперь вот еще и с одежкой проблемы появились. Да и винтарь по новой пристреливать надо. Конечно, в итоге все равно в плюсе остаешься. Но и то зачастую больше из-за везения. Лишний аргумент в пользу оседлой жизни, что ни говори. Пощелкал затвором, и стал заряжать. Выудив из кармана планочку, пристроил ее над открывшимся магазином, и плавным движением скормил ему пять новеньких патронов. Защелкнул обратно, а планочку - в карман. Так-то лучше. Хоть и не очень было пошла стрельба сегодня, но вот - пять выстрелов, три попадания. Нормально. Сойдет. Далее стал осматриваться окрестности. Жмурик лежит как лежал, а подранок за камнем спрятался. Ну, долго он не протянет, да и угрозы особой уже не представляет. Вроде все. Или нет, еще чья-то голова виднеется. Это уже интереснее. Хватило же ума у него не лезть под пули, а затаиться. Ну ничего. Он-то думает, что его не видно, а значит скоро подставится. Жаль, оптика не у дел - а то прям сейчас бы ему прописал. А так придется еще потерпеть жару. Да и курить уже хочется...

Брел, размышляя о действительном положении дел в Пустоши, и еще немножко - о своей мечте. Пытаясь как-то связать первое со вторым. Всегда так делал, возвращаясь из похода, пока впечатления и наблюдения из головы не выветрились. Получалось пока с переменным успехом. Ясно было, что потребуется много оружия, денег, и мозгов. Оружия от древней войны осталось порядочно, деньги можно найти или привлечь. А вот с мозгами у человечества проблемы. Как еще объяснить тот факт, что до сих пор вне городов и Города балом правят многочисленные банды полуебков-рейдеров? Да в таких бандах каждого явно зачали в сельском сортире, и родили там же. Как водится, головой вниз. Нет, с мозгами у людей большие проблемы. Вместо того, чтобы вновь пробивать себе дорогу к звездам, друг у друга блестящие побрякушки отнимают. Одна надежда - что рано или поздно тупые и агрессивные уроды перебьют друг друга, и останутся только умные и толковые. Но сильно надеяться на это просто глупо - слишком долгий процесс. Результат такого на своем веку увидеть не случится. С такими тяжкими мыслями собиратель брел к стоянке, стараясь не тревожить безвольно висящую левую руку.
Но еще более тяжкие мысли полезли, когда услышал рев двигателя. Кто-то с той стороны холма тусуется.
- Так, блядь.
Первые осмысленные слова за весь поход. Если они там, , то придется лезть на самый верх, и оттуда уже смотреть, что да как. Ну и полез. Трудно было. На левую руку было нельзя рассчитывать, и потому получалось совсем медленно. Вымотался вконец, и тащился уже на одном только лимоннике. Но все же смог. Мда, а ведь холмик-то совсем небольшой. В лучшие дни взял бы такой за считанные минуты. Пригнувшись, чтобы не выделиться, стал осматриваться, и почти сразу же обнаружил мутного типа. Сидит и палит в сторону квадрика. Так-так. А что у самой машины делается? Прополз чуть дальше, и выглянул - и ничего не увидел. Что имеем в итоге? Есть один педрила, который явно караулит старого Митча. Еще где-то рычал мотор, и, судя по звуку, никуда не уехал. Значит их минимум двое. И наверняка все засели где-то там, в камнях. Рейдеры ебаные. Слишком тупые, чтобы устроить нормальную засаду. Слишком тупые, чтобы как следует оглядывать местность. Тупые и стадные вырожденцы. Не могут и двух минут помолчать без того, чтобы не развести очередной уебанский разговор. Слышали когда-нибудь, о чем между собой говорят рейдеры? О телках, пушках, тачках, и, само собой, убийствах. При этом процент не особо умелого пиздежа и ущербной фантазии в таких байках доходит до 90%. Вот и сейчас, надо полагать, они сидят за камнями, болтают о том, как круто "оттянулись" на днях, и возмущаются слишком долгому, по их мнению, отсутствию "лоха". Ну что, посмотрим сейчас, кто тут лох.
Отодвинулся чуть дальше от края, устроил тело на камнях получше. Стрелять придется без помощи левой руки, от которой сейчас одни проблемы, и это значит, что надо иметь максимально устойчивое положение, чтобы сильнее вжимать приклад. Это из минусов. А плюс - утреннее солнце у него за спиной. При таком раскладе его хрена с два смогут заметить. Расположил винтовку перед собой, нашел в перекрестии прицела полуголого наблюдателя, как следует вмял приклад в относительную мягкость плеча. Промахнуться будет не страшно, но все равно плохо. Один раз промахнулся, всего один - и вот что уже получилось. Вдохнул поглубже, и поймал момент между ударами порядком уставшего сердца. Только бы прицел от всех этих городских передряг не сбился.

Доковылял до школы, и вроде живой. Даже странно как-то. Школа. Приятное место, по-своему. Сухое здание, разве что несколько пыльное. А городские твари предпочитают сырость. Здесь в свое время книжек набрал, и продал мэру. Как примерный отец большущего семейства, тот отвалил очень солидные бабки, чтобы детишкам было, что почитать. Теперь они уже подросли, научились грамоте, и книжки эти читает новое поколение карапузов. Что ни говори, а знания всегда были прерогативой элиты - об этом говорили книги прошлого, и это же подтверждается настоящим. А элитой себя считать очень приятно. И, кстати сказать, элите ни в коем случае нельзя отдавать концы от кровопотери - слишком ценна жизнь каждого грамотного и башковитого человека. Поэтому зашел в здание школы, настороженно прислушиваясь. Но вроде тихо. Не иначе, как здоровая тварь всех распугала. Да. Сел на ветхую скамейку, устало разложил свой шмот, и стал делать перевязку. Употребил на это кусок футболки. Почему? В среде собирателей, или, как их еще называли, сталкеров, бытовало мнение, что брать с собой в Город перевязочные материалы - плохая примета. Мол, обязательно пригодятся. Как оказалось, хуй там - в итоге и в плече дыра, и бинтов нет. Суеверия до добра редко доводят. Знания, знания - вот что правит миром. Ведь есть у Митча мечта - чтобы люди отвоевали Город себе. Хотя бы частично. И со временем зажили так же, как жили когда-то давно. А без знаний и толковых людей это провернуть точно не выйдет. Да. Закончив с перевязкой, пошел прочь. В груди разгорелся приятный жар - это дал о себе знать лимонник. Второе дыхание, да посильней первого. Так, может, и выйдет дотянуть до квадрика. И даже удрать от неприятностей.

По лестнице не бежал, а буквально летел. В очередной раз порадовался, что при первой возможности обзавелся квадроциклом - ведь отпала нужда таскать на себе рюкзак. А с рюкзаком летать по лестницам уже не получится - слишком велик риск оступиться. Да и просто бегать куда хуже с ним. Ни далеко не выйдет, ни быстро. Услышав поблизости тварь, не стал рисковать, и выпрыгнул со второго, проехавшись по удачно расположенной плите, и придерживая винтовку. С определенным удовольствием пронаблюдал "полет шмеля", исполненный торопливой тварью (а ведь и сам мог бы исполнить подобный на лестнице, не будь налегке). Одной меньше, но все равно остается слишком много. Вот одна возникла в том же окне, откуда сам выскочил. Другая из-за угла выруливает. Снова дернул револьвер из кобуры, и наскоро пальнул в ту, что из окна пялилась. А после развернулся, и дернул как следует. Все хорошо, что хорошо кончается, как сказал бы папаша.

Идем вперед, вроде. Или назад. Не очень понятно, где зад, а где перед, когда ты пребываешь в середине нигде. Йошимо смотрит по сторонам взглядом пристальным, Вито считает (и хорошо хоть, что про себя). А сам как задумался о былом, так и захватил поток мыслей. Закрутил, завертел. Швыряет от одного к другому, показывая яркие картины, на удивление яркие, будто только вчера место имевшие. Хотя все это вообще в другой жизни было. Вот школа, рожи одноклассников и одноклассниц, которых можно по совокупности правонарушений уже сейчас лет на пятнадцать в орбитальную колонию. И перед всеми, на месте учителя - не очень осмотрительно пришедший в "общеобразовательное учреждение" святой отец. Не до конца ясно было, чего он добиться хотел, в таком месте показавшись. Наверняка ведь и сам понимал, что в такой-то парашной дыре, какой является их школа, не внемлют словам о силе добра, том, другом Эдеме, и (что уже совсем не укладывалось в местные головы) неотвратимости кары за дурные поступки. Еще бы. Уже в институте, на социологии, довелось узнать, что главным движителем правонарушений является ощущение безнаказанности. Бей, кради, убивай, обманывай, а поймать - может и не поймают. А если и поймают - так и накажут несильно. А если сильно - значит не повезло просто, и в следующий раз лучше будет. Нехитрая такая логическая цепочка, а между тем на ней миллиарды граждан в одной только Федерации всю свою жизнь топчутся. Как откровенные дегенераты, так и просто заложники, скажем, своего места рождения. Первых, впрочем, однозначно больше. Так что священнослужителем двигало? Самонадеянность? Упрямство банальное? Долг? Не очень понятно было. Но как начали топить его всем стадом, не увидев привычного бритого "преподавательского" затылка - понятно стало, что это не какая-то лично-шкурного характера шняга была. С ней если обламываются, то так себя не ведут. Не выругался, получив из маркера. Только книгу выронил свою, Библию. Едва ли не древнейший из сохранившихся текстов вообще, пусть и переживший несчетное множество редакций. Не продохнуть стало разом - так густо зарядило. Вот нагнулся священник, поднял - а все ржут. Гогочут. Куда ни глянь вокруг - везде перекошенные, покрасневшие от натужного смеха рожи. Рыла. А самому - не смешно. И дышать нечем. Привычно было зарычал охранник быковатый. А что же святой отец? "Нет, не нужно. Давайте просто продолжим лекцию в другой аудитории". Уважать его начал после этого. Да и мысль сама по себе неплохая. Вот только сменить аудиторию тут можно лишь в плане помещения, а не присутствующих в нем лиц. Стадо уже совсем разошлось, распоясалось, почуяв уже привычно щекочущую булки безнаказанность. А святой отец все так же вещал о Боге, и ниспосланном им учении, хотя за шумом, производимым "аудиторией", его было почти не расслышать. Репликант-переросток по прозванью "ЗиТи" под восторженные возгласы этой "аудитории" оглоблей нумерованной помахивал еще. Хм. Всегда хотелось спросить после этого, не серийный ли это его номер там выбит. Фигура священника непреклонного темнеет, как молчаливый укор совести, который почему-то на одного только Арчи, ни разу за всю лекцию не пикнувшего, всей своей накопленной мощью обрушился. Шум кругом. Гогот. Душно. Не слышно. Не смешно.
Душно. Только это уже не маркер. Нос забивают пряные, тягучие ароматы, заполнившие все пространство под высоким потолком. Имбирь. Гвоздика. Амбра. Все натуральное. Полная противоположность современной аромасинтетике, объединяющей в маленьких флакончиках сотни разных ароматов в один неопределенный, но, по мнению экспертов, "неповторимый". Она такие любила. Концентрированные духи-селективы, масла, благовония всяческие. Целый стеллаж в ее непривычно просторной квартире был отведен под это дело. Повезло - унаследовала от родителей, которые, в свою очередь, унаследовали от своих родителей, и так далее. Не сравнить с собственной каморкой (где и то ухитрялись размещаться вчетвером), куда ее не водил ни разу, чтобы лицом в грязь не бить ни в буквальном, ни в переносном смысле. В тамошнюю срань и самому возвращаться не хотелось, потому часто оставался у нее на ночь, а с утра вместе шли на работу. За ручки держась, ага. Поход давался без особого труда, ведь целый скучный день можно было думать не про то, за чем его проводишь, а о том, чем он закончится. Вместе отмокнуть в невиданных доселе размеров ванне (с добавлением гвоздичного масла, разумеется), раскурить благовоний, надышаться ими, приходя в себя после отупляющего труда, и, наконец, до изнеможения тестировать на прочность потрясную двуспальную кровать. На такой ложишься поперек, и ноги не свисают - нечто небывалое для обитателя ячкейки. А потом до поздней ночи лежать, обнявшись, и разговаривать шепотом. И плевать, что выспаться не выйдет. И без этого хорошо. Что еще поделывали? Искусством интересовались. Авангардизм смотреть ходили. Ни хера с ним, правда, не понятно, кроме того, что каждая представляющая такое направление картина должна храниться под герметичным колпаком, поскольку представляет собой источник биологической опасности. А на презентации сами художники, одетые и размалеванные по последней нонконформистской моде, все, как один, заламывая руки, завывали о творческих муках и непроходящем кризисе жанра. И хер с ними. Вот на выходных в киношку частенько ходили. В основном, конечно, в Федерации как снимали хуйню, так ее и крутили, что уж поделать. На редкие сеансы хороших доисходных картин как-то стеснялся ее звать - они в то время были не очень модными, а ретроградом или интеллектуальным снобом перед ней показаться хотелось меньше всего. Ладно хоть и среди современного кинематографа попадались ничего так вещи. Неоднозначно принятая критиками "Fuck-Ugly-Duck", например - там в кои-то веки поднималась тема психологии, и она не подгонялась так, чтобы быть введением к очередному остопизденевшему боевику, а была вполне самостоятельна и самоценна. Или картина Арклитова, лаконично сократившего рабочее название своего фильма до многозначного "A.U.", и было это не то воплощением доисходного сценария, не то даже ремейком тогдашней ленты. В меру боевик, немного мистики, триллера - всего понемногу. В сюжете присутствовало много чего - и волшебные китайские собачки, и маленькие девочки со сверхспособностями, и безупречно одетый пожилой ученый муж, что тайком ото всех возглавлял тоталитарную секту. Характеры второстепенных персонажей в кои-то веки удостоились внимания. Понравилось и ему, и ей. Вот и весь досуг, по большому счету. Ну а после выходных - снова на работу. В подобном духе недели сменяли недели, и был момент - даже показалось, что так будет всегда. Только какой там. В один вполне заурядный понедельник, придя на работу из своей конуры, не обнаружил ее в столовой на обеденном перерыве, что на предприятии всегда начинался в полдень. Пришел в отдел кадров, спросил - и как из ведра окатили. Доработал топорно день. Пришел домой. Не ел и не спал двое суток, только пил чай, вкуса не чувствуя, и втыкал в пустоту. А потом неделю бухал по-черному, разом проебав всю завязку, почти год державшуюся. Поперся затем на нетвердых ногах больничный покупать. Купил. И еще неделю, этим нехитрым маневром выбитую, синячил. А потом средства свободные вышли все. Резервный фонд свой на подарки слил почти весь, держа про запас самый мизер. И - снова на работу. Отдал заверенную справочку - а отсутствия и не заметил считай никто. И с тех пор все на работе про нее напоминало. Каждый угол, который огибал, направляясь на перерыв. Ее излюбленные пункты в меню на каждый из пяти дней. И запахи амбры, гвоздики, имбиря, и всего такого еще долго вздрагивать заставляли, вызывая внутри очень неприятное чувство. Все равно, что кусок от самого оторвали. Вспоминаешь про то, что грело раньше - и будто без ножа режут. Столько было моментов, вместе пережитых. Столько слов теплых пущено на воды любви корабликами, что в одну сторону, что в другую. Сколько было чувств, и каких. Мысли были, и до сих пор остаются. Было в жизни светлое пятно, рыжее - а и то оказалось ржавчиной. Хорошо, что постепенно обесцвечивается все, стирается. Сейчас уже не то. Как картинки, слайд-шоу. А было долгое время виртуальной реальностью, в которой безнадежно залипал день за днем. Хорошо, что уже не то все это. Очень хорошо.
Еще что-то. Взять. Обед. Под ноги. Заморгал удивленно. Глазами стрельнул влево, вправо. Вот тебе и на. Может, виртуальная реальность никуда и не делась? Совсем потерял ощущение себя в этом мире. Как отчалил из Эдема на лодке воспоминаний, так и проплавал на ней хер знает сколько. Сколько мы идем уже? Час, или полдня? Черт знает, как по этим двум солнцам ориентироваться. Может, они и не заходят никогда. Шел незнамо сколько, и вообще ничего вокруг не замечал, так как воспоминания усилились до уровня зрительно-тактильно-обонятельно-слуховых галлюцинаций. И тебе зарядка, и тебе интерактивное кино. Крыша точно протекла, ставьте тазики. Кхм. Так что там за обед-то под ногами? Взглядом, хлестнувшим по земле, сразу зацепился за яркое пятно - овощ, или фрукт неопределенный, что и правда буквально под ногами был. Удивительно вообще, что не растоптал его, пока был, как бы помягче сказать, поглощен раздумьями. Присел, протянул руки, и взял. Плотный, грубоватый на ощупь. Спелый определенно - даже срывать не потребовалось, сам отсох уже. И тут Йошимо тревожную новость сообщил - впереди мины. Сразу как-то овощефрукт к груди прижал, неведомо от чего оберегая. Протопай еще десяток-другой шагов отрешенно - и наверняка бы напоролся. Боууум. И валяйся без ног по колено, медленно подыхая. Так мечтать в этих краях - непозволительная роскошь даже в то время, когда рядом есть другие, более внимательные люди. Ну, на них сейчас вся надежда - на внимательного азиата, и вечно бодрого Марцинкези. А чтобы самому не быть балластом - вот, плод эдемских кущ можно транспортировать. Посмотрел настороженно вокруг, больше собственный настрой выражая, чем что-то разглядеть пытаясь. Мины, блин. Зло кругом, да и только. Хорошо, что сейчас лишь нехитрая задача стоит - тыкводыню сохранить. С этим-то уж можно справиться. Наверное. Если не думать много, и от подсчетов воздержаться.

Движение началось. Наводка с живительным растением пришлась ко двору, что и говорить. Хадар с личным составом попутно работу провел. Кто-то даже на повышение пошел - не иначе, как отличился в бою. И логичным было, что закончив с послушниками, кнехт приступил к разбору полетов с федератами. Поставил перед выбором. Будь полезным, возьми и убей латиноса. Добей, точнее. Вообще, много за последние деньки произошло всего. Да и за жизнь всю - тоже. Неперегоревшим адреналином, наверное, от него уже за версту прет. И много кому хотелось бы мозги выбить. Или хотя бы просто по душам потолковать. А тут, значит, предложение. Возьми, да убей. Только вопрос на уме крутится: а зачем? Этого дядьку вообще раньше не видел. Полезный или нет, какая разница? Уйдет себе куда-нибудь, и не будет отсвечивать. И вообще, все это на какую-то церемонию похоже. А у мидмирцев вроде садистских традиций нет. Попутно еще здоровый негр буянить начал. Поединок подавай ему, туда-сюда. На что он рассчитывает вообще? Впрочем, дело его. Старому Арчи сейчас свой выбор сделать надо.
Посмотрел еще разок на Хадара, на послушника, на пистолет предлагаемый. Головой качнул.
- Не хочу. Он мне ничего не сделал. Полечится пусть, и идет себе на все четыре стороны.
И добавил, чуть погодя.
- Но от пушки и одежи какой не откажусь, если есть лишние. Тяжко жить с голым задом, да.
Усмехнулся слегка. Вот и сделаны ставки. Посмотрим, что и как выйдет теперь.

Общее

Пальцы, железной хваткой сжимавшие приготовленное для сокрушительного удара оружие, едва повиновались, когда потребовалось перехватить короткий автомат для стрельбы, когда счет шел на доли секунды.
Выстрел, толчок в грудь, и ощущаемое самыми задворками сознания жжение.
- Сука.
Вороватый металлический перезвон желтизны гильзы, отпрыгнувшей от свежего синюшно-черного дорожного покрытия. Выстрел, еще толчок, и асфальт бьет в спину. Чувствуешь, как силы покидают тело, будто утекая через новые отверстия, что появились в нем.
- Блядина.
Вскочивший убийца наводит провал ствола прямо на лицо. Темнота, захватывающая призрачной пеленой взор, скрывает его лицо, так и не запомнившееся. Выстрел, расколовший нижнюю челюсть, и наполнивший рот кровью, костяным крошевом, и высвободившимися из десен зубами. Выстрел, расплескавший уже не ничего видящий глаз, и ворвавшийся в обреченный мозг. Выстрел.
- Курва. Пизда чеченская. Сука.
Пнув изуродованное смертельными ранениями тело, увлажняющее себя уже бесполезной кровью, убийца ушел к торговому центру. Через некоторое время тела Софьи и Ольги, покачиваясь, плыли по зеленовато-бурым волнам Москвы-реки, стиснутой камнем набережных.

Здесь будут размещаться различные тематические творения игроков, мастера, да и других желающих, если таковые найдутся.

Мои:

Есть проблема


Развлечения мастера


Гомофобия


Ронхейма:

Плюс и минус


Правда жизни

Поглядел в окуляры зеркальные, не без некоторого безучастия. Ну да, вот он я, а вот и ты. Вообще, желание пристально рассмотреть человека возникает, когда не понятно, знаешь ты его, или нет. Может, послушник этот присутствовал на суде? Вот, наверное, удивился, увидев старого Арчи без бороды. Да и сам себя, наверное, уже не сможешь узнать. Лицо незнакомое, да и нутро тоже, должно быть, не то, что было.
Выбрался, стал помаленьку наводить порядок. Выволок еще теплых девок, безвольно шлепнувшихся на землю. Цинично как-то получилось, но на фоне раскиданного вокруг человечьего фарша - не слишком. Покидал в нутро броневика пыли с песком. Нож подобрал. Да что там, тесак, если по нашим меркам. Вроде не полимеры и легированная сталь, а выглядит острым и прочным. Ну и размерчик, конечно, способен в чем-то компенсировать возможные конструктивные недостатки. Срезал фартук, который определил под половую тряпку, и внутрь закинул. Глаз неожиданно зацепился за что-то блестящее. Кольцо, однако. Снял тут же с туземного пальца, под довольное трепыхание сердца. Золото. Есть в нем что-то такое, играющее на струнах инстинктов. Только увидел - и хочется прикарманить. Набрать, сколько спина выдержит, и не отдавать. Сложить в безопасном месте - а потом снова. Злой, по-своему, металл - не хуже свинца какого-нибудь. Людей уж точно не меньше убил. Но это, конечно, золото невысокой пробы. Не такое тяжелое, да и структурой не идеальное. Цветная металлургия - все же не конек дикарей. Ртутью бы потравились. Зато колечко-то еще и с камнем. Изумруд, пусть и необработанный. Вот, значит, какой-то неграмотный абориген ходил по пустоши, и щеголял таким кольцом. А грамотному и цивилизованному Арчи, коль приспичит обзавестись аналогом, да чтобы из приличного золота и с ограненным камнем (других ведь не делают), придется батрачить на заводе как минимум квартал, и жрать при этом одни лишь концентраты. Недовольно оглядел порубанные тела, и по итогам разжился еще и серьгой. Тоже золото, такой же выделки. Посмотрел еще кругом - вроде все, нечем больше разжиться. Видно, как добивают выживших дикарей. И как к людям у лозы жизнь возвращается. Ну, жизнь-то такая штука, умеет уйти, а потом вернуться. И у Арчи она, вроде как, в целом налаживается. Кольцо надел на безымянный палец левой руки, тесак - на скамейку, а серьгу, потерев как следует в руках, зажал зубами, чтобы не посеять. И - полез обратно в броневик, пидорить обстановку. Выталкивать обрезком фартука труху из напитанного кровью песка, беспорядочно намешавшегося с зубами и темными лесками волос, как паэлья какая-то. Неприятно, но уж лучше, чем в этом босыми ногами стоять. Выгреб культурный слой этот, потом - затер сохранившиеся следы. Передохнуть надо. Сплюнул серьгу в руку.
Кнехт пришел. И голос его - голос из прошлого.
- Хадар?
Вопрос больше к самому себе.
- Жизнь налаживается - ведь новая она. Я ведь это, помер недавно. И не от старости, - поморщился.
И как бы невзначай продемонстрировал ныне чистый участок руки, на котором некогда чернела армейская татуировка.
- Кстати, если у вас это не возбраняется, то можно и с павшими похожую штуку провернуть. Здесь какое-то живительное дерево растет, и один его корень - или что там у него - вышел как раз сюда. Почуял, что ли, что много народу убудет...
На скамью присел. Осмотрел салон, теперь уже подчищенный. Тесак, под рукой лежащий, тоже оглядел. Кольцо с серьгой рука чувствует приятно. Да и сам живой-здоровый. Неплохо. А всего-то надо было делом заняться.

ZINGER

Закурил, привычным вполне образом. После непродолжительных увещеваний табачный дым прорвался вниз по горлу, и оккупировал оба легких. Так же легко - назад. Еще, еще, и еще раз. Приятная расслабуха накатывает, будто первая сигарета за день. Может, так оно и есть.
Комлинк ответил молчанием. Даже не квакнул в ответ на прикосновение. Связи нет. Про ионные бури вспомнилось. Может, когда свет включится, будет смысл попробовать.

POPEYE

Куришь. Курить - здоровью вредить. А пинков хороших получать - тоже. Если ты избегаешь чего-то одного - то второе можно себе и позволить. Примерился еще к двустволочке. Навевает что-то, из воспоминаний, наверное. Своих или чужих? Сложно сказать. Сам ведь тут не свой, как-то. Хотя курево курится совершенно по-обычному. Понимаешь только, что пока у тебя эта штука в руках - ты непобедим. Ну, почти. Особенно если патроны не забыть взять.

Общее

Гнилостная фигура застывает. Как оказалось, лишь для того, чтобы произвести выстрел от бедра, пользуясь промедлением Филиппа, из не внушавшего опасений автомата. Громыхнуло в хлеву оглушительно. В дрянного вида АК что-то скрежетнуло металлом по металлу. А пуля вошла под левую грудь, проломив ребро, и выйдя наружу через спину. Резкая боль, пронзившая тело, заставила выронить оружие. А фигура была уже тут как тут. Расщепленный приклад тараном обрушился на грудь, разом сбивая на землю. Тяжелый шаг дырявого сапога ОЗК на живот, впечатавающий в пол, и засочившаяся из его прорех слизь с частицами чего-то явно органического. Еще один удар приклада, пригодный для забития свай, пришелся в верхнюю челюсть, выбивая зубы, и раскалывая череп. Затем - в переносицу, окончательно смешав дробленую кость, кровь, и мозговое вещество. Мрак.

Одно из худших пробуждений за всю жизнь. Вернее, за весь жизненный опыт. В голове мрак, да еще и в брюхо тычок. И по лицу хлестко так. А то Омар, обеспокоенный чем-то. Хотя, уже понятно, чем. Орудие шарашит энергетическое, откуда-то сверху, но снаружи. Доносится шум рукопашной. Буря песчаная хуячит. А мы тут, внутри. Броневик, стало быть. Не иначе, как снова в руках Миддерхата. Ну и хорошо - целее будем. Тут же еще две девки сидят, и пялятся на что бы вы думали. Что смотрите? В одежде даже в наш продвинутый век не рождаются. Присесть попробовал. Медленно, но получилось. А там уже и затихать начало все. Орудие умолкло, боя ожесточенного тоже не слышно. Буря - и та на глазах успокоилась. Хорошо. Не хотелось голышом и без оружия в драку лезть. Убить так могут, запросто. Без особой надобности или смысла. Как тогда. Положили в пыль дороги, и перебили всех, сперва просканировав. Страшно тогда не было, страшно стало сейчас. От бессмысленности. И еще воздух что-то испортился, сам собой, вдруг. Как будто свежий ветерок со свалки подул. Однако, пах он не столько мусором, сколько смертью. Совсем не по себе стало. Посмотрел на девок, на их реакцию. Хм. Одна точно знакомая, по плену.
- Эй...
Никакой реакции. На первый взгляд. Потом началось нечто. Как одна разорвала себе рот. Как другая в стенку бронированную забилась. Без смысла. Без повода. Ужас.
- БЛЯ!!!
Изуродованные тела. Следы на стене. Кровь темная, пятном на полу расплывающаяся. Вжался в противоположную стену, поги под себя подобрав. Жаль, нельзя было так же сознание подобрать, от паники защищая.
- ААА БЛЯ! ПОМОГИТЕ КТО-НИБУДЬ!!!
И воздух этот дрянной в легкие совсем не лезет. Дышать нечем. И страшно. Кровь. Тела остывающие. И смысла нет. Только смерть и ужас - и ничего больше. "Две школьницы прыгнули со здания центра логистической аналитики ZILON Industries, поцеловавшись, и взявшись за руки, сообщает нам Primer Bugle. Оставайтесь на связи, и всегда будете в курсе свежих новостей!". Бля.

Общее. Андреева.

Отошел Алексей чуть в сторону. Повел взглядом из стороны в сторону, будто решение какому незримому вопросу выискивая. Еще раз издав неопределенный, приглушенный маской до состояния белого шума звук, плавным движением навел на тебя заправочный пистолет, и издал с его помощью странное клацанье. Кусты, тропинка, и вы оба - весь сузившийся до маленького пятачка озарился прерывистой синевой электрических вспышек. Секундой позже, с переходящим в рев шипением, из пистолета рванулась пылающая огнесмесь, и поглотила девушку. Занялись, разом вспыхнув, крашеные волосы. Одежда пропиталась нестерпимо жаркой густотой. Пошла глубокими трещинами бледная кожа, обнажая запекающуюся под собой плоть. Лопнули, растекшись по щекам, и тотчас же испарившись, глазные яблоки, не защищаемые уже обугливающимися веками.
Через минуту в лесопарке снова повисла тишина. Алексей, приподняв с лица маску, потер подбородок рукой в перчатке, произведя этим характерно "небритый" звук. И потянул носом воздух.
- Утка подгорает.

Только-только было улегся - как выкатилась, выползла буквально из ниоткуда недружелюбного вида машина. Не гусеничная. Ослышался японец, или может, самое веселое впереди еще? Похоже, второе - эта уж больно тихо едет. С такой шумностью хода она могла бы со спины подобраться, и в зад бампером бортануть, будь на то необходимость. Не шевельнуться бы неловко. Или не бзднуть ненароком. Будет очень, очень неловко и стыдно, если всю группу выдаст малый, но резкий выброс пердежа в атмосферу, что своим возмутительным пятном испортит кислотных цветов пейзаж на дисплее тепловизора. Ох, что за мысли такие пошли. Не свихнуться бы совсем тут. Будет помимо чисел еще параноидальный страх перед, как ее там...в общем, газификацией - вообще полный комплект. Возможно. До всего этого надо хоть как-то дотянуть. Давно не хотелось в буквальном смысле провалиться сквозь землю, к которой сейчас все жмутся. Непривычный, незнакомый запах у нее. Вряд ли у рядового праймера до этого был шанс так близко ее узнать. А если и было дело - то выпало из памяти, и потому - приятно познакомиться, мадам. До последнего момента будет надежда, что совсем уж надолго мы друг друга не задержим.

Дошли до указателя. Ничего не говорящие названия. Решил поразвлечься, и стал переиначивать топонимы на по-детски охальный лад, как все, наверное, когда-то делали. "Нью-Задрищенск", "Пиздопроебинск", "Блядовилль", "Форт Жопный Пират". Весело. Или не очень. С нарастающим беспокойством взирал на все происходящее Арчи. Сверчок. "Кохебальд". Грохочет что-то вдали. Гроза в сложившихся условиях - кот в мешке. Или свежесть и вода, или какая херь вроде кислотного дождика. А то и вовсе молния в репу - ведь тут нет для нее более подходящих целей вроде деревьев. Или что там еще бывает в грозу на дикой местности, хм. Хотя. Местность дикая. А вот гремит вовсе даже не гром. Взрывы, все больше похожие на лопающиеся в размеренном темпе воздушные шары. Стоит прислушаться - ощутишь разницу, и отличишь от грома. Как-то нехорошо это все. Наверное. Стали выяснять, как быть. И тут Инвертон с таинственным предложением выступил. Чересчур таинственным. Будто решил всех одним махом угробить. Спор начался опять. Встрял в него, и голос подал, поначалу не очень уверенно:
- Э-э, это...я понимаю, хорошее место Фортом не назовут, но под обстрел-то, может, не надо идти? Основательно ведь бабахают. Если даже "дождик" кончится, то это будет лишь означать подход наземных сил, целью которых будет вынос всего, что там еще шевелится - неспроста ведь так усердно обстреливают, не для потехи же. А мы будем шевелиться - и нас вынесут. Я бы куда подальше оттуда пошел. Хоть в ту же фортецию. Посмотрим на нее издали, и не понравится если - пройдем себе мимо.
Интересно, что в этом Форте-то такое. Стена, наверное, есть - иначе какой это форт. Люди, возможно даже не очень злобные. Или - свистящий в развалинах ветер. А может быть его облюбовали голубоглазые черныши вроде того, встреченного в пути. Что ни возьми - все лучше, чем бомбы на голову.

Вернулся Йошимо, уверенно преодолев путь через смертоносное поле во второй раз. А сам что? А сам как обычно - провтыкал все. И даже не поймешь уже, о чем думал. Если вообще думал. Решил ведь поменьше мозгами скрипеть. Хм. Стало быть, вместо обмысливания нужного и не очень - простое втыкание в пустоту. К этому тоже не привыкать. Жизнь вообще состояла из изнурительного мышления и такого вот оглушенного втыкания в качестве отдыха от мышления. Вот и все. А. Еще спал и бухал иногда. И пиздострадал тоже.
- Ну, двинули, - сказал негромко, скорее самому себе.
Глянул по сторонам было - а там все то же. Да и изменись какая малая, но значительная деталь - что, приметил бы ее? Вряд ли. Нет таких навыков по части наблюдательности в числе профессиональных у него. Да и места тут совсем чужие. Глушь, степь. Вот на прайме - то ли дело. Там себя чувствуешь как рыба в воде. Пускай в воду эту срали не один десяток лет. Там и внутренний компас всегда поможет, и интуиция из незнакомого места выведет, и все дела. А тут - вообще хер знает, куда идем, и что впереди. Не своя тарелка. И шарик тоже не свой. Фамильный склеп это, а не Эдем.

Вглядывался пристально в трубу странную. Да, ретранслятор. И действует. Логично выходит - вот теплицы, вот и "погодоузнаватель" для них, и все окружено минами. И мины появились позже первых двух вещей - это логично, т.к. агропромкомплекс точно не поверх них возводили. К чему такой вывод? Да просто так. Потом, может, прояснится что.
- Не гуманитарий я, увы, а клерк из заводской администрации. Там-то мне числа и настоебали, - задумчиво ответил все так же шутливому Вито, - Надо было действительно в художники идти. Чтобы...э-э...авангардизм. Или там, антисемизм. Или еще чего.
Пока говорил, провожал взглядом командира. Уверенность в нем, и так немалая, крепла с каждым его шагом. Идет так аккуратненько, и ничего, не подрывается. Значит не так страшны минные поля, как про них обыватели думают. Нет, правда, уверенности, что у самого выйдет такой поход повторить, не подорвавшись. Но поглядим еще, что там и как. Попробовал немного хоть запомнить, как Ямоото продвигался. Хотя в точности повторить вряд ли выйдет, не ориентируясь на следы. На них вся надежда, как и на удачу. Конечно, хорошо было бы след-в-след идти прям, друг за другом. Но так если кто ошибется - заденет всех. Потому и говорят, что хрен редьки не слаще.

Папай

Поднявшись, обшаривать помещение стал. Шкафчики, десятка два их. На каждом - табличка с, видимо, условным обозначением владельца - встретились "Hawk", "Sync", "Gringo", и многие другие. Не закрыты, а некоторые и вовсе распахнуты. Почти в каждом есть что-то по мелочи - например, у "Bailout" в шкапике оказалась голографическая блондинка полуодетая на заднюю стенку налеплена. А у "Moon" таким же манером - корейский, вроде, красно-синий кружок, и ниже подпись "아리랑". Но существенного ничего не находилось - будто вынесли. Пока шкафчик "Popeye" не осмотрел. Пачка сигарет с какими-то замороченными иероглифами вместо логотипа. Зажигалка металлическая, старомодного вида. Фонарик Г-образный тут же. И стоит, прислонившись к стенке ячейки, сиротливо темнеющая хреновина. Массивный и несколько толстый ствол, приклад из пластика "под дерево". Пояс-бандольер с радостно краснеющими пузатыми бочонками патронов рядышком спящей змеей лежит. И слово какое знакомое на дверце. Глянул на свой "наряд" повнимательнее - рядом со шкафчиками побольше от скудного освещения достается. А на нем и выведено, в правой части, строго чернеющими буквами - POPEYE.

POPEYE

Ну точно, вот же и "Шихуан" в мягкой пачке, и зажигалка кислородная, и верная двустволочка. Как долбанет - только держись. Жаль, перезаряжать надо после каждого в буквальном смысле сногсшибательного выстрела, но это все херня рядом с уймой достоинств. С такой ходил неподражаемый Стив Дженкинс в блокбастере "Один в адской заднице". И еще - в универсальных игровых автоматах часто встречается "Большая охота Саржа", где энергичного вида дядя сбивает летающих на воздушных шарах медведей именно из такой хреновины. Само же по себе это оружие много критиковалось за малую тактическую гибкость. Но так же и заслуживало похвалу - за обеспечение надежного поражения целей, использующих современные средства индивидуальной защиты, прогресс в области которых и не думал останавливаться, а только набирал обороты. Плюс, простота конструкции, использования, и высокая надежность. По сути, охотничья двустволка нового поколения. Предназначается для боя в помещении. Название твоей - "Maul-TX". Прототип ("Maul") был разработан и сконструирован целых 23 стандартных года назад специалистами компании "Big Bang Theorem", мысли которых принадлежит и сама концепция этого оружия, а ныне же этот крепкий привет из прошлого производится преимущественно небольшими предприятиями по лицензии, малыми партиями, в виде модификаций исходного дробовика. На лицензиях ранее малоизвестная компания-разработчик подняла очень неплохие деньги (больше, чем за все свои предыдущие, не заслужившие такого внимания разработки, вместе взятые), и продолжает радовать любителей нестандартных решений проблемы превосходства в огневой мощи своим новинками. Твой вариант обладает тактической рукояткой, позволяющей лучше справляться с мощной отдачей, и облегчающей наведение на цель в условиях тесного помещения, и укороченными, по сравнению с оригиналом, стволами. Сам, помнится, выбрал такую хреновину себе. Только откуда это все помнится - черт знает.

ZINGER

Присел, за бритоголовым понаблюдал. Тот, поначалу безрезультатно оглядывая шкафчики, в итоге нашел угрожающего вида явно огнестрельную хреновину, патроны. И сигареты с зажигалкой. Под ложечкой сразу привычно засосало, только их углядел.

Не понял юмора

Что-то загудело в затылке. Недобро. Полезли мысли, и не сдержать их.
"Я - демографическая единица Федерации. 1. Рядовой. Класс второй. 2. Номер 5-98-9447-17."
Зачесалась татуировка. Начал скрести. Все сильнее. Сквозь рубашку.
"Упал вчера. 1 день назад. В спасательной капсуле номер 04 было 10 человек. 6 человек ушло. 4 осталось. 1 ушел. 3 осталось. 2 ушло. 1 остался. 1 взрыв прозвучал. 0 осталось. 2 человека были пойманы кнехтом Хадаром. 2 осталось. 2 человека были помещены в камеру, где было еще 2 человека. 4 осталось. В камеру пришли Жрица и кнехт Хадар. 4 человека и 2 постчеловека осталось. Жрица и кнехт Хадар покинули камеру, но в нее попал еще 1 человек. 5 осталось. 5 осталось. 5. 5. 5."
Закатал торопливым движением рукав рубашки. Сил нет, страшно зудит каждая выбитая циферка. Или даже жжет. Числа. Кругом числа. Поток чисел в голове. И вне ее. Закруживает. Все быстрее куда-то влечет. Поглощает. Смывает собой налет личности с разума. Чисто.
"В камеру поместили еще 10 человек. 15 осталось. 3 человека упало. 12 осталось. В камеру зашли 2 послушника. 12 человек и 2 постчеловека осталось. 1 послушник вышел, но вошел кнехт Хадар. Без изменений. Кнехт Хадар выкинул 1 послушника, включил кино, кондиционирование воздуха, и вышел из камеры. 12 человек осталось."
Заморгал часто. Свет яркий такой. В небе же целых два солнца. 2. 2 солнца. 2 звезды. Света в 2 раза больше. Прерывисто бьет в отчаянно хлопающие глаза. Пятнышки радужные проступают. Дыхание учащается. Удары ускорившиеся сердца чувствуются в затылке. Не пятнышки это. Цифры.
"12 человек вывели из камеры один кнехт и два послушника, и повели на трибунал. 0 осталось. 12 человек из камеры 1 кнехт и 2 послушника привели в зал, где была Жрица и 1 болотный волк, и затем 2 послушника привели еще 8 человек...8? и начался трибунал. 12. 8. 1. 2. 1. 1. 20 человек...20?, 4 постчеловека и 1 животное осталось."
Поселяется неуверенность. Необратимость. Память. Память - слабое звено. Память подводит. Нет памяти о нужных вещах. Нужно было запомнить много, а запомнилось так мало. Жжет руку. Свет прерывисто семафорит в глаза. Опаляет. Потерянность. Память - предатель.
"В помещении потолок заменяли тысячи цепочек. Тыся...чи. Некорректно. Порядок. 1. 10. 100. 1000...10000? было цепочек в качестве потолка в зале, где состоялся трибунал. Жрица произнесла 44 слова приговора...44?...43?...45? слов приговора. 1 окно разделилось на 2 части. Свет. Степь. Осталось 5 человек. 5? Остался 1 Фриц, 1 Инвертон, 1 Вито, 1 Йошимо, 1 Сверчок, 1 дорога, 2 солнца..."
Надо обязательно сосчитать травинки. Сухие травинки, что по обе стороны дороги. Голова влево - голова вправо. Надо сосчитать, обязательно. Прекратил моргать. Даже дышать прекратил. Важное дело. 1. 2. 3. 10. 26. 58. 154. 423. 742...2151? Сбился. Сначала. Но так не получится.
Не получится.
Не выйдет.
Невозможно сосчитать.
Бессильно повисли руки. И голова тоже склонилась. А там - ботинки. Высокие. Пара, одинаковые. Левый, правый. Шнурки. И дырки для шнурок. Надо посчитать. Обязательно. Или нет? Считать - плохо? Голова болит. Глаза от солнца устали. Считать нет сил. Считать плохо. Нельзя считать. Поднял руки ладонями к себе. Очень похожи, как ботинки. Одинаковые. 1 палец, 2 пальца, 3...нельзя! Нельзя считать! А еще призывно чернеет татуировка. Расчесана рука. ГОДЕН. И номер. Много цифр. Много. Нельзя считать. Цифры - плохо. И читать их нельзя. И складывать. Вычитать. Умножать. Делить нельзя. Нельзя, нельзя, нельзя!!!

Продвигаемся вглубь. Мутный какой-то этот "Объект". Вроде заброшен, а ведь с первого взгляда и не поймешь точно. В конце концов, могли его сначала одни забросить, а потом другие - обжить. Мусор, неясно когда оставленный людьми.
И, конечно же, мы. Сам. Молотов. И Мстислав. Который наступил на лампочку, произведя резкий хлопок, и обреченно хрустнув стеклом. Вздрогнуть - не вздрогнул. Но моргнул. Движение. Шевеление. И дверь закрывается стремительно, своим металлом по ушам проезжая изо всех сил. Обернулся. Накинул обратно ПНВ, активируя. Оружие вскинул. И подумал спокойно так: "Родионов, ну еб твою мать".

Общее. Диомид.

Поднялся старец, и к столику подошел.
- Ты же знаешь ответ, Диомид. Все мы были обыкновенными людьми, полными греха, не сознающими своего убожества. Такие мы и теперь. Но до того нам был неведом смысл. И бессмысленность - тоже. Бессмысленность нашего бытия была сокрыта от нас. Все мы были охотниками до преходящих ценностей. А стали Его агнцами. И вкушаем теперь пищу нетленную заместо яркой, пахучей обманки.
Посуровел.
- И это ты тоже знаешь. Гонишься за чем-то, а не выходит у тебя. А все потому, что как щенок ты, хвост свой поймать пытающийся. Не поймаешь вовек. А если вдруг сподобишься изловить - то только боль найдешь. У язычников восточных есть мудрость хорошая, про хлопок одной ладони. Так вот, хлопок этот - длани Господа по грешным ягодицам.
Откинув голову, Патриарх рассмеялся. Хрипло, коротко. Продолжил, с веселыми искорками в глазах:
- Так вот когда происходит хлопок этот, сразу становится ясно все. Что жизнь напрасно была, а время-то идет, и не так уж долго осталось. Будет счет подводиться делам твоим, и что же? "Родился, учился, работал, помер"? Не дело это. Потому все мы и пришли к Господу. Он, - кивнул на Святителя, - раньше звался Лаврентием, представь себе. А мы с тобой были тезки. Теперь же он Иннокентий, ты - Диомид, а свое имя я отдал без возврата. Дурными делами я его запятнал, и потому не подлежит оно обмену, но Господь принял и такое. Он готов принять всех под сенью древа Своего. Но готовы ли все принять Его в душе своей? Ты знаешь, что нет. И это мы пытаемся исправить. Чтобы никогда более не отворачивался в отчаянии Он от земли грешной. Никогда более.
Взяв бутылочку, открыл, и наполнил стакан, что был рядом на столике. Взял, да подал тебе.
- Испей, Диомид. Ты теперь домочадец наш. Подадим тебе хлеба, воды, и кров наш теперь и твоим кровом будет. Ибо ты брат наш, и так поступать завещал Господь.

Хороший фильм. С мощным таким маскулинным протагонистом, определенно, сыгранным известным актером своего, доисходного времени. Некоторую зависть вызывает сюжет. Хочется вот как-то так же и мир посмотреть, и себя показать, запиздить плохих парней, и предотвратить Большой Пиздец, уединившись с симпатичнейшей рыжей бабенкой (тоже, надо полагать, именитой актрисой). И чтобы президент Федерации дуба врезал, лакей корпоратский. Как-то. Даллас. Лилу. Мульти-паспорт. Бум! БАДА БУМ!!! Этот ящик пустой. Нет, я шашлык. Забудь о ней, вокруг миллион девчонок. Кошки хотя бы домой возвращаются. Четыре камня - четыре ящика. ZF-1. Ну просто, супер супер! Хочешь сделать что-то хорошо - сделай сам. Спасти мир. Хм. Наверное, смотрел раньше этот фильм - больно знакомым, и даже родным кажется. В детстве, значит, дело было. Смотрел на пару с мелкой, и с удивлением узнал тогда, что пятый элемент - Любовь. Наверное, так и было. Краем глаза поглядывал, как там Итан. Оживел вроде, тоже киняку смотрит. Порядок.
Кончается фильмец. И сразу кнехт. Хадар или нет - не понять, в броне ведь, а голос вербализатором искажен. Дубье при нем. Видимо, элемент статуса, больше ни к чему оно. Он тут всех одним мизинцем прихлопнуть может. Ну ладно, Инвертона - двумя мизинцами. А еще с ним два послушника со смурными рожами. Дрожат небось, как бы еще кому тут не поплохело. Кому-кому, а самому-то не поплохеет - голова отходит понемногу, это чувствуется. Потому просто поднялся, покрутил головой, шею разминая, и в цепи тел свое место занял. На выход. Завтрак же. А там и трибунал. Жрица на нем будет, наверное. Есть надежда, что память ее не слишком коротка.

Общее. Диомид.

Окинул взглядом скупо обставленное помещение старик, будто приглашая и тебя сделать это. Кровать твоя. Несколько стульев, на одном из которых он сидит. Столик на колесиках небольшой из блестящего металла. На нем бутылочка минеральной воды, стакан. На потолке - светильник типовой с лампой дневного света.
- Мы в безопасности. На своей земле. Скажу больше - отсюда начался победоносный путь, указанный нам Господом. В кропотливом труде проводили верные святому делу люди дни и ночи. И вот, первые шаги уже сделаны.
Вздохнул. Видна в седовласом усталость, явно не за один день накопившаяся. Но улыбнулся он кончиками рта. Посмотрел на тебя. И продекламировал негромко:
- А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной, -
Улыбнулся ль наконец
Делу рук своих творец?

Совсем душевным челом оказался кнехт. Порядок навел, подрубил кондиционирование, и...поставил кино! Доисходное еще. Вроде, люди-современники этого фильма только-только попробовали в космос летать, и прообраз современной электронной коммуникационной сети сделали. Да и, собственно, кинокартины-то создавать не так давно научились. Однако, вот, дошли многие плоды тогдашнего прогресса и до этих времен, зачастую и не очень-то изменившись. Обалдеть. Мидам определенно не чуждо ничто человеческое. Поесть ведь еще дадут. Правда, потом трибунал. Так что, возможно, кино - это последняя милость, или что-то вроде. Как когда-то, в те же доисходные времена, перед смертной казнью осужденному предоставляли полную свободу в выборе последнего ужина. Но вряд ли всех прям казнят. Еще же был вариант с работами. И вообще с освобождением. Так что поглядим, что да как будет.
Потемнело в камере. Титры вступительные на потолке, на удивление многофункциональном, высвечиваются. С удовольствием отметил, что вокруг так и не оклемавшегося Фрица началось оживление. Вито, Йошимо, Аза - все поспешили помочь. Тоже хотелось вклад какой-то внести, но было немного боязно. Они знают, что делают. А сам давеча отжаться не смог без получения бытовой травмы. Ну нахуй. Как бы ненароком хуже не сделать. Хм.
Кино - добро. Надо было, однако, еще кое-что сделать. В темноте, стараясь никого не задеть, подполз к Висмуччи. Потыкал мизинцем в плечо осторожно, привлекая внимание. Обратился шепотом.
- Виолетта Висмуччи. "Аза". Я Арчи, "Сверчок". Узнал тебя. В одном отделении были. Может, и ты меня узнаешь. Только вспомнить не пытайся, голову не напрягай. Я тебя так узнал, по внешности. Хм. Вот такие дела.
Улегся рядом на прохладный пол. В потолок уставился внимательно. Классику ведь знать надо.

Вяло началось утро. Которое уже к вечеру идет, кхм. Ну как всегда. Заебенил под новости поточить. Ебанул назаебененное. Ну как всегда. А потом понял, что блясуканахяопаздываюаааааааа. Быстро втиснулся в костюм пафосный, и полетел. Сегодня будет играть ебучий Кирпич. Шерстистый. Гвоздя будто просит. Хм. А это значит, что будет полно залупоглазых и членоголовых мальков человека. Как бы не отчебучили чего. Метро. Людские потоки, гладкие линии эскалаторов и электропоездов. Не едешь в них, а будто летишь. Прилетел. А они уже чебучат во всю. Хуярят какого-то лошка по полной программе. Ну блять. Ну делать вам нечего. Ну совсем опустились уже. Бьете человека. У МОЕГО, БЛЯТЬ, КЛУБА!!!
- Так, я не понял!
Резким голосом привлек к себе внимание. Подошел поближе. Никакого страха компашка долбоебов не вызывала. И не с такими дело имел.
- Что за дела, вас спрашиваю? Здесь вам не помойка, а "Белая лошадь". И я здесь дела делаю. Пока я не позвал посонов из комнаты охраны, берите этого утырка, - кивнул на лысого бедолагу, - И уебывайте куда-нибудь отсюда. И делайте там что хотите. Хоть в рабство его продайте. У вас пятнадцать секунд.
Встал, скрестив руки на груди. Обвел непотребство взглядом повелительным.

Хор гудящих браслетов. Вибрируют. Началось, значит. Сейчас распнет, как Вито тогда.
- БлеАААДЬ!!! - дернуло, едва не разорвав.
И в стену вжало. Ад. Хорошо, что голову к груди пригнул, и затылком не стукнулся. Захрустели поочередно задеревеневшие за ночь суставы. Плохо. Хоть бы не пришлось так черти сколько висеть. Но нет, не придется. Ввалился в камеру послушник вооруженный. Какие же они уродливые все. Как будто пожеванные. Хотя этот гордится, наверное, тем, что по роже когтями неведомыми получил. Хотя ему могло голову отчекрыжить. Странные они. Вот он отцепил Ведьмы тело мертвое командой, и шлепнулось оно безвольно на пол. Хм. Явно волнуется парень. Видно же, что молодой совсем, хоть и рожа почище, чем у Инвертона. На спину ее уложил. Проверил пульс. А его, похоже, и нет. И, странное дело, психанул послушник. Реветь на своем наречии страшно звучащем начал. Но в голосе-то не ярость. В голосе - отчаяние. Откачивать принялся ее лихорадочно. Нервничает, хрипит, рычит. Слова надо запомнить - вдруг пригодится еще. Кстати, одно знакомое словцо мелькнуло. Вернее, имя. Хадар. Кнехт, что жрицу на вопросе сопровождал. И тот же, что в плен их взял, похоже. Все. Теперь пассаж послушника можно смело на общефедеральный переводить. "Блядь! Еб твою мать! Сука! Ебаный ваш рот, что же вы передохли, ублюдки?! Из-за вас, блядь, Хадар меня уроет, и на могилу насрет!!! Сука, за что мне это, за что?! Так. Оживай. Оживай давай. Дыши, дыши, ну же, ну...". Искусственное дыхание. Не похоже, что помогает. Тем временем, вторая рожа показалась. Еще краше. Глаза выпучила, и свалила. Видимо, послушники эти за благополучие пленных отвечают головой. Перед Хадаром, а может и перед жрицей. Это хорошо. Плохо, что послушник перепуганный вместо того, чтобы помочь Фрицу хоть как-то, вокруг стопроцентного трупа крутится. Рискнуть надо.
- Эй, Послушник! - закивал, хоть и неловко выходило, на свесившего голову Итана, - Тенненбаум. Офицер. Почти смерть. Надо помощь. А то "Хадар-инхат даам ур", - последнее воспроизвел тщательно, с той же интонацией.
Замолк. Понятными словами вроде сказал, простыми. Но черт знает, как отреагирует лысый. Ну пусть он хотя бы парочку слов знает по-нашему! И еще Фрица фамилию, раз уж отвечает за него. И надеяться еще надо, что сам верно смысл телеги его уловил. И что пленным в присутствии стражи вообще говорить-то разрешается. Сложно все как.

Общее. Хаят.

Рухнула промеж рельсов, прихватив волосы. По станции проносится сигнал знакомый. Протяжный зов до-ля-фа, чуть вибрирующий от дряхлого динамика на последней ноте. Пронесся, и затих, потерявшись в проходах, и растекшись по сводам. Поток затхлого воздуха из тоннеля рванулся. А затем и то, что выталкивало его. Характерный вой. Скрежет. Грохот. Оглушительный. Будто бы внутри головы. Всего тела. Разрывает уже не барабанные перепонки, а нервы. Свет в один момент перекрывает рванувшийся вперед металлический левиафан. Дрожит мир. Держишь волосы, вырываемые потоком воздуха. И сама вжимаешься в полотно, что есть силы - кажется, отрывает от него. Вверх пугающе тянет невидимыми руками. Проносится над тобой червь подземный, ритмично гремя колесами, все больше сбавляя ход. Не тормозит экстренно, а как обычно, вытягивает свое туловище из тоннеля вдоль перрона. Видишь, подняв глаза, что Микки стоит, как будто не при делах, на всех лапках. Остановился поезд. Замерло темное брюхо последнего вагона над тобой. Открыл двери, нестройно громыхнувшие расстрельной командой. И стало очень тихо. Звенящая тишина повисло. А может, это в ушах звон. Слышишь шаги негромкие, удаляющиеся. Будто кто-то из вагона вышел.
Строгие вибрации женского голоса. Избитая фраза. Непривычно слышать ее здесь, в таком положении. Кажется, будто ее произносит целый хор близнецов, разом заполняя мертвым звуком всю пустоту, что кругом. И нет, даже не близняшки это - абсолютно идентичные клоны.
- ОСТОРОЖНО, ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ! СЛЕДУЮЩАЯ СТАНЦИЯ - ДОБРЫНИНСКАЯ.
Так же нестройно звучит канонада захлопываемых дверей. Трогается с места поезд. Медленно стаскивает свою тень с тебя последний вагон. Все быстрее и быстрее удаляется, смотря на тебя пустым окошком. В конце концов, окончательно втягивается во мрак. Все это - на фоне гордо взирающего на все вокруг пекинеса.

Разлепил глаза. Что-то в голове носилось, как обрывки газеты, или осенние листья, ветром раскидываемые. А на каждом листке - по девочке. Но про них помнится ясно. Про каждую мельчайшую деталь, каждое событие. Было еще что-то. Пойди только разбери теперь. Хм.
- Э.
А это Илья. Не девочка. И дядька тоже тут.
- Что-то я прихода словил. Мощного.

Пресс уже устал. Дыхание сбилось. Но зато в остальном - добро. Свет. И теплота. Лапша - путь к Здоровью, Процветанию, Любви! Особенно если, вточив ее, потопать на бодрый концерт. А лучше чтобы вообще опенэйр. Колбаситься. Ты кричишь. Кричит беснующееся море тел вокруг. И кричат парни на сцене. И подвывает им одна гитара. И ревом вторит ей другая. И ударных камнепад своим вселенским охуенским, тримудопрохуебически экзистенциальным сабвуфером легких безвольный студень сотрясает. Чтобы жесткий слэм. Волна человеков туда и обратно. В круг разворачивается. Потом уже какой-то эллипс блядоебский. А потом вовсе черти что. В кашу все. Вверх тянутся сотни рук. Иногда так и вовсе тысячи. Бывает. Лютота. Еще там же можно девчонку зацепить. На плечи посадить. Или просто от слэмящихся тел прикрывать. А потом на прогулку потащить. И доброта. Да. Почаще бы так. Уже по новой хочется. Наверное.
- Хм. Да это я так. Анекдот вспомнил. Про то, откуда у блондинки синяки вокруг пупка. Вот так-то.
А сам задумался о блондинках. И о темненьких. И о рыженьких. О всяких.

Допил сладкий чай, почти что опрокинув в себя кружку. Поставил на стол. Взглядом по телу рыжеволосому вновь провел. Сок.
Скинул куртку. Кеды сбросил. Джинсы порядком настоебавшие, расстегнул, стащил, чтобы не отдавило стержень нефритовый, а то что-то совсем уже. Задумчиво оглядел грудь, чудесно оформившуюся. Следил за ней последние десять лет, за грудью этой. И не зря, получается. Перепрыгнул практически на кровать. Приподняв, обнял за талию безвольную барышню, и слегка на себя навалил, чтобы маечку стащить. Повозился, вытаскивая руки из рукавов. Хм. На ощупь теплая еще, только будто замерзла. Еще бы, на улице так бегать. Ничего-ничего. Глядишь, согреется еще. Бледная, вдобавок, такая. Сахарок просто. Аккуратно поддел большими пальцами косточки лифчика, переворачивая чашечки, и открывая грудь. Тоже через верх стащил. Тут же левой рукой бархатистую мягкость прихватил. Небольшую такую. Но зато сосок изящный почти, с милым глазу розовым кружком. Правой голову Сонькину, на бок свесившуюся, приподнял, и лбом в свой упер. Задумался.

Что-то вокруг. Что-то внутри. Но ничего нет. Только движение вперед. Провал пещеры впереди где-то, в который глаза вперились. Ноги сами несут. Не слышно мыслей. Внутренний наблюдатель уснул, лежа на спине, и не проснулся. Возможно, что совсем умер. Успеть надо. В мире этом везде и всюду надо успеть. Опоздание - смерть. Ошибка - смерть. Неудача - смерть. Что бы ни случилось на пути к цели - смерть.
Слышно сзади, как подотставший Родионов в грязь липкую хлопнулся. А Молотов, с вытаращенными глазищами, пронесся мимо, к сулящему безопасность и даже относительный покой силуэту Арнольда Палыча, как кипятком ошпаренный. А Мстислав не пронесся. И не донесет душонку свою до светлого будущего.
Если только.
Затормозил резко, брызги мерзкие взметнув. И назад рванул тотчас же. Учили на тренировке менять направление движения молниеносно.

Стал облачаться в доспех. Всякие там поножи, кирасу, наплечники, наручи пристегнул кое-как. В ботинки латные втиснулся. Перчатки, симпатично блестящие, одел. В последнюю очередь нахлобучил на голову шлем. Стал на мир через смотровую щель глядеть. Так мир куда лучше, выгодней выглядит. Взял в руки дробовик, за цевье. Теперь это палица воинская. Полный комплект. Хоть иди на Святую Землю пизды магометанцам раздавать. Повернулся, произведя некоторый грохот, к Сэм и Эдди. Два шага сделал. С удивлением отметил, что можно ходить даже в прикиде новом. Просто шик-блеск. Улет. Мощь.
А новый знакомый-то явно что-то мутит. Нехорошо с его стороны. Наставил приклад на коммивояжера смешного.
- Так.
Загудел голос под куполом шлема. Должно быть, совсем внушающий стал.
- Начнем с того, что я король Артур, властелин всей Великой Британии, равно как и земель, что она собрала в веках завоевательных войн. Когда ты стоишь перед своим королем, тебе полагается говорить только правду, и не допускать и малейшей лжи. А теперь отвечай, смерд, да не увиливай - что с рукой твоей случилось на самом деле, а?
Уставился на субчика темнеющим провалом смотровой щели. "Эдди, да ты сегодня охуенен. Лэйн бы гордился".

Общее. Молотов.

Двинулась группа. Дистанцию даже держат, вроде. Закамуфлированный Найкон с ВАЛом ускакал вперед. Эдик неподалеку. Идете. Течет процессия вдоль вокзала. Не беспокоят больше традиционным для вокзальной площади "за цвэтамы да". И не предлагают автобусом до Брянска доехать визгливые женские голоса. Лимонов три штуки по двадцать пять не купить уже. А уж ларьки-то многочисленные еще года полтора назад вымели. Прошагали вокзал, дальше и дальше заходя. Высятся небоскребы Сити спереди, а позади приземистый, но коренастый ТРЦ - как родственники, все из стекла. Идете. Дальше, дальше, за серой фигурой. Что-то как-то в ногах слабость проснулась. Ватность предательская. А вроде тихо все. Гул какой-то. Нарастает. Жужжание. Взрыв. Сзади взрыв. Далеко. Мощный. Бьет по ушам. Обернувшаяся процессия застает взметнувшийся вверх посреди дороги черный столб из дыма и асфальтовой крошки. Хотя местами эта крошка имела внушительный размер. Дребезжит стекло фасада Европейского.
- Всем лечь бля! - чей-то там голос встревоженный.
Еще взрывы где-то вдали. Закапали, как летний грибной дождь, крупно, и все чаще, набирая по экспоненте густоту своего ливня. Тут. Там. Оглушительный треск. Звон тысячи тысяч осколков. Хлопнулся жужжащий сгусток смерти в неприспособленную для этого тушу торгово-развлекательного центра. Обрушиваются сверкающие куски стекла на мостовую перед крыльцом. Скрип. Видно, как к вращающимся дверям подскакивают люди. Еще взрывы в здании. Видно через прозрачные стены, как проломилось три этажа кряду, и затем гром грянул. Стекло. Всюду стекло. Падает с центра. Взметывается взрывом одним, другим. Звенит. Пронзительно стонет. Падает. Взлетает. Люди выскакивают с разных выходов. Или пытаются. Ближайшие к вам двери, похоже, заклинило. Человеческая масса налипла на толстые стекла витрин. Живая. Больше всего выходит с главного. Под козырьком массивнейшим растекаются в разные стороны. И бьет снаряд. Сверху. Взметает плитку. Пудру асфальтовую из-под нее вырывает. Распыляет пульверизатором бордовую взвесь на том месте, где люди только что были. Срывает с козырька остекление - оно падает вниз. Пронзительно звенит. Еще пронзительней кричат под ними выжившие. Натужный скрип. Покачивается нависающая конструкция. Секунда. Лопаются крепления с отчетливым звуком. Неумолимо склоняясь, рушится на землю конструкция из серебристых ребер. Фальшивый металла звук через гуляющее эхо старых взрывов и громоподобные разряды новых. Трещит что-то. Хрупают этажи. Хрустальными бокалами звучат лопающиеся от взрывов витрины. Утробный, будто под землей, звук. Дрожит все под ногами. Звук чего-то лопнувшего пронзительно. Трещина. Точно посередине дороги между вокзалом и ТРЦ. Посередине улицы. С треском ползти начинает. К вам. И от вас. Шатается Европейский, аккомпанируя козырьком рухнувшим. Ползет трещина. Забирает в сторону. Очерчивает домину разбитую. Смыкается в неразрывную черту, описывающую ее. Секунды тишины. Взрывов нет. Только пыль черная и дым. И вот - грохот неописуемый. От скрежета сводит зубы. Будто ныряет под землю вся громада изуродованного левиафана, растерявшего свою стеклянную чешую. Облако пыли из-под земли вырывается. Взмывает ввысь, как ткань невесомая от дыхания. Все. Нет больше ничего. Только по-прежнему отголоски падения великого носятся, из переулка в переулок перелетая. И люди молчат. Смотрят все в одну точку. Которой нет уже.

Стихло все резко. Грохот пулемета, пощелкивание АК, и взрыва отзвуки тоже в воздухе растворились. Непонятно, что было такое, из-за чего стрельба поднялась, и почему замолкла вот сейчас. Только Найдёнов, на спину упав, стонет. Ногу ему кто-то разворотил. А разворотили ли мы кого - черт знает. Лучше бы вообще не высовываться. А то рассказывали про приемчик такой. Засевший в укрытии снайпер ногу одному перебивает, тот орет жалобно, к нему на помощь кто-то вылезает, и тут бам! - ему тоже лепят примочку свинцовую. Вытащил плотно засевшую гранату с бандольера. В жерло гранатомета запихнул, до обнадеживающего щелчка. Стрельнул взглядом по серым окрестностям. Тут предложение деловое последовало. Хм.
- Шутник, да? В нем килограмм сто без обвеса! Мысля есть получше.
Вскинул автомат, на шлем детинушки рыжей навел. Спуск огладил пальцем. И снял. Палец. Зубы сжал, горечь назойливую в глотку загоняя. Плохо все это. Тащить - плохо. Добивать - плохо. Без согласования добивать - очень плохо. А первым в свой персональный ряд людей убитых ставить своего, пусть и умирающего - ужасно. На понятия о хорошем - плевать. Какая-то там мораль непонятная, все это - плевать. А вот представил товарищей, во главе с Арнольдом Палычем, с укоризной глядящих - кольнуло живот. Опустил ствол. Шипит.
- Бля...

Выстрел послышался, пока сигал за корягу страхолюдного, как и все здесь, вида. Ну молодец, что сказать - прозевал самое важное. Увидел только Ивана с ногой развороченной. Не жилец он, хоть и огромен. Но можно будет его съе...нет, нет, нельзя!
- Еб твою мать... - прошипел сквозь зубы, пользуясь отсутствием Арнольда Палыча.
Огляделся, палец на спуск подствольного гранатомета положив. Стрелять товарищи начали. Но вдруг не туда, а вражина уже позицию меняет? Тут-то ему в зад самое время будет болваночку сорокамиллиметровую засадить. Нет, не ту единственную, а другую, которая сама нагонит. Мало тогда не покажется.

Посмотрел на попутчика. Какая-то хреновина у него на шее. Похожа на ту, что на глазу у самого. Хм. Может, у всех тут что-то такое есть? А тот еще возьми, да дыхание попроси задержать, вместо "здрасьте". Заботливый. Глянул на Эпплджуса. Нет, не он это. Взгляд упер в пятно шейное.
- Хм. Ты перданул, что ли?
Замолкнув, вдыхать не стал. Надо все-таки и просьбу уважить.

Прозвенев звоночек, впустила их дверь. Темно тут. И где же сквернослов наш?
А вот он. Смешной такой, толстый. Нервничает. Потеет еще, наверное, от волнения.
- Стрелять не буду. Прикладом забью. Патроны-то вышли все.
Шагнул к нему, перехватывая дробовик на манер дубья.
Рассмеялся негромко. Улыбнулся.
- Да не боись, все в порядке. Шучу я.
Опустил Ремингтон, прикладом в пол стукнув. Еще раз оглядел нового знакомого. Не Рембо, конечно. Но раз до сих пор живой, и говорит членораздельно - как минимум, находчив.
- Как звать-то тебя, человек?
А сам стал оглядывать обстановку. Прихватить захотелось что-нибудь хорошее. Бесплатно же. Уже второй день все на халяву - и в отеле за счет фирмы, и тут, за счет эпидемии зомбирующей. Благодать-то.

Почему-то ассоциации вызвал треугольник. Простая такая фигура. Или не очень. И начал распутываться клубок, котятами перепутанный. Чем дальше распутывался, тем сильнее округлялись глаза. Тройственность. А может, триединство. Боги. Иштаар вверху. Еще два внизу. Все уравновешено. И в центре треугольника, средоточии этого равновесия - пиздец. Перерожденцы. Милитократы. Монархия. Матриархат. Мужчины - воины. Из Послушников в Кнехты, и дальше, по пути Войны. Фанатики. Жрицы. Заведуют чем-то, чего в мире материальном быть вроде бы и не должно. За гранью даже того, что было изведано, открыто, создано в наши продвинутые времена. Взрывают головы на расстоянии тем, кто много, громко и не по делу болтает. Наверняка, еще многое могут. Наверняка, способны исходы целых кампаний решать. Объединив силы, например. Бац - и нет больше армии на планете. Оп - и развалился на куски БДК "Таурман". Хотя может, и не при чем они. Да и не важно это. Важно другое - Федерация с ними воюет. С этими сдвинутыми на войне и своей религии постлюдьми, в руках которых находится сверхъестественная сила, заодно с хуевой тучей фанатичных воинов. Пиздец. Тому, кто придумал эту войну затеять, надо снести полголовы, и насрать в череп, чтобы в нем хоть что-то появилось. Может, конечно, агрессию начали мидмирцы. Но слабо верится. Такие поступки больше характерны государствам, где посылают полные корабли колонистов к планетам, а потом колонисты эти почему-то погибают. Недосмотрели, типа. Бессмысленные нагромождения официальных слов в повестке. О брошенных на произвол судьбы солдатах, на которых враги обратили больше внимания, чем "свои" и говорить нечего - расходный материал. Но тоже по недосмотру их проглядели, скажут потом. Вот и война эта - наверняка тоже по недосмотру началась. Блядь.
А главное - что у мидмирцев этих представления о человечности свои собственные. Воин - хорошо. Жрица - очень хорошо. А федерат - говно. Может, выпустят нас. Может, нет. Остается надеяться, что хоть пару слов дадут от себя вставить до вынесения вердикта. Да. Угораздило к таким в плен попасть. Ладно хоть садизмом вроде не отличаются. В конце концов, как с демографической, а затем боевой единицей с людьми в Федерации и так всю жизнь обращаются. Глядишь, переучиваться не придется.
Выдохнул. Дышать, кажется, забыл, пока все это обдумывал. Хотя, оно всего-то секунды заняло. Так, мелькнуло яркой вспышкой. Уже знал все это, только найти потребовалось. Теперь надо озаботиться тем, что говорить о себе, если все же спросят. Рядовой второго класса Кохельман, Орбительный Десант. А вот о том, что в десанте делал помимо кройки и шитья шевронов, да пришивания к покрывалам старших сержантов - нет в памяти ничего. А надо бы найти. Хотя бы для себя. Ведь если выяснится, что против "этих" уже оружие поднимал, то похоже, что лучше будет соврать. А то как бы на месть не нарваться. Или на прагматичное "ты убивал нас - а мы убьем тебя". Не надо такой справедливости. В жопу ее себе засуньте, и утрамбуйте чем-нибудь.

Вон оно как. Если не гонит Сокоябл, то можно будет стать сюжетом для блокбастера фантастического. Кажется, всегда чего-то такого хотелось. Чтобы захотел - и мир одной мыслью переменил. Все по уму сделал. Ну или душевно. Хм. А если гонит - ну что ж, значит гонит.
- Интересно выходит. Надеюсь, особых побочных эффектов нету у таблеток этих, равно как и у потенциала ментального, если подраскрыть его. Ну. Неспроста же себе сердце тому чуваку захотелось же. Мне, впрочем, пофиг, по большому счету-то - ставки сделаны уже, как понимаю. Так что давай будем дела делать. Да. Дела. Делать. Будем. Мощные дела. Делищи. Только проблемки есть. Например такая - у меня память отшибло. Не помню даже, как выгляжу. Хм. Может это, в зеркало посмотреться?
Как бы намек. Да и правда интересно. Может, страшен, как жопа. А может и красавчик. Лотерея. Или рулетка русская.

Еще разок с удивлением осмотрелся. Прислушался к тому, как сердце ухает. Не разорвалось бы. А то лопнет - и грудную клетку разворотит к ебеням. Кровища и костей обломки во все стороны. Кстати о костях - с ними тоже не то что-то. Или с суставами - хрен поймет. Не хочется двигаться. Ощущение будто затекло все. Все-все. Просто лежать бы. А тебе пусть все подают. Пожрать. Мартини с соком. Или там кофий венский. Хм. Говорят, что подагра, тоже сильно бьющая по мобильности физической - болезнь благородная. Может, поэтому?
Да и вообще, какие-то таинственные метаморфозы с мировосприятием произошли. Все видится ярким. Никакой больше серости и унылости. Все светло. Даже черная броня Эпплджуса - и та светла. Хотя даже дети в наше время знают, что черного света не бывает. В ушах шумит. Или в мозгу. Нет, в мозгу пульсирует. Пульсанет - и в ушах шумит. Хм. И еще пасет чем-то. Вообще. Кто бы объяснил. Но что же, спросить этого броненосца, почему чувство, будто ебу дал? Не понять может.
- Хм. Кхм. Сэ-эр... - протянул задумчиво, пытаясь связать очередной вопрос, - А от чего лекарство-то? Правда что ли, от головы? А то не пойму, то ли нет ее у меня больше, то ли есть, но новая.
Не очень ровная формулировка. Но хоть как-то ощущения передает. Про работу можно потом потолковать. Здоровье будет главнее, все-таки. Хм. И еще интересен мистер Яблочный Сок. Захотелось сочку отведать. Но попросить его "нацедить стаканчик" будет не очень вежливо - подумает еще, что каламбурить решил.

ВМЛ. ВМЛ это...перебрал ум множество разных расшифровок. От Воина Межгалактической Лиги до Вечно Молодого Лентяя и требования "Верните в Мир Любовь!", хм. Остановился на одной, вызывающей ассоциации. Будто знакомой, а не выдуманной только что при помощи довольно развитой фантазии. Вирус "М" Лихорадки. Тут-то и понеслась душа в рай. Голову сжало тесным обручем. Так сильно, что уши будто заложило, как при посадке не так давно. Охнул, согнулся в кресле своем, голову руками поддерживая, будто опасаясь, что отпадет с плеч, и по полу капсулы покатится. Хотя кажется, что лучше бы так и вышло. Боль адская. Наполняет расплавившимся свинцом сосуд черепа. Пульсирующие прожилки кровеносных сосудов головы прокаливает. Перед глазами уже не пол капсулы, а одно большое радужное пятно. Боль. Но вместе с ней приходит Знание. О смертоносной лихорадке, опасаясь которой, всегда по максимуму скоро преодолевал засранный коридор. Федслужбы, настоебавшие всем в этих ячейках. И про сестричку. Это сам ведь ту надпись на стене делал, чтобы хоть как-то ближе стать. К тем, кто улетел уже далеко. Колонии - под ними всегда представлялись зеленые леса, поля. Реки чистые. Корпорации нужно агропромышленность поднимать, потому как не тащат уже имеющиеся мощности. Вот она берет людей, и дергает из таких вот ячеек. Взяли Кохельманов, и отправили осваивать обещанный Эдем. Но не всех. Сам-то остался тут. Учиться. Чтобы потом уже прийти, и квалифицированным трудом их усилия дополнить. Да. Так думал. Ждал, ждал. Считал дни, часы даже. И приходит извещение. Скупые довольно слова. Но смысл ясен. Нет больше Мечты. И семьи тоже. Нет. Ничего нет. Пусто отныне в жизни твоей, Арчи. Только надпись на стене коридора корявая.
Не в силах сдерживаться, завыл. Тихонько, сквозь сомкнутые губы. Замычал скорее. Боль невыносимая почти. Слезы из глаз брызнули. Но уже от другой, куда более страшной боли. Такой, которую вынести нельзя. Такая тебя сама вынесет. Прямиком в кущи эдемские. Никто не должен видеть. Руками лицо закрыть. Нет для других людей горя. Не плачут мужчины. Только если в нос кулаком. Или лука килограмм шинковать мелко надо. Вот так.

Дурачки говорят, что в снах видно другие миры, сказочные, или же просто небывалые. Всякие такие. Чудные. Расписные. Что там цвета, которым нет названия. Животные, которых нет на свете. И солнечный свет.
Брешут все.
В снах то же, что и наяву. Только чуть-чуть другое. Где видел ты, проходя по делам, худого человека, там во сне приметишь бестелесного духа. Чуть мерцающий неверным светом сгусток тумана, посреди густого, осязаемого мрака. Но он точно так же будет смотреть на тебя. Непонимающе. Недоумевая. Не в силах понять, зачем это все. Зачем здесь ты. Зачем здесь оно. И почему все течет. Не бьется, как пульс, соответствующий жизни, а течет гнилой, застоявшейся водой из порванной вены, где крови и не было никогда, ни на чьей памяти. Когда на тебе сошлись несчетные десятки таких взглядов - что ты подумаешь? Они обвиняют. Твой грех один - жизнь. Ты теплый. Вкусный. Ты хотел бы стать такой невесомой тенью, и раствориться в течении, стать парой вечно голодных глаз в общей их бездне, но то лишь хотелка твоя глупая, и не более. Здесь она ничего не значит. Немой укор. От него сознание сворачивается в трубочку. Скручивается. Скрипит. Звенит нещадно терзаемой струной. Рвется.
В землю вжимает дикий, неистовый напор первородного хаоса боли. Под ним расправляется, напитывается, оживает разум. И тело вспоминает о себе же. В глаза летит плевок окружающего мира. Люди. Свои. Воздух ворвался в легкие - все тот же. Все там же. Здесь. И все болит. Приподняться решил. Оперся было на руки. Зря.
Зарычал от боли. Хотя очень уж громко это сказано, зарычал. Захрипел. Или отхаркнул даже.
- Гакх-х-х...
Хлопнулся обратно. Грудь вверх-вниз, а рука будто не своя. Или наоборот, слишком своя. Каждой своей частичкой жалуется на жестокий мир.
И Арнольд Палыч. Он здесь, и ему интересно. Ну что же.
- Всрмлн... - не слушается язык, но надо - Полный порядок, тащполковник. Готов продолжать боевой выход. Рука вот...не готова.
И голова тоже. Гудит, болит. Вертится все в ней и внутри. Мерзкая слабость по телу разливается. Но про голову не надо. Если с головой что не то - то сразу в брак. Сама пускай проходит. Бестолковка.

Хорошо сидится. Воздух влажный, и свежий хоть и не лишенный посторонних запахов. Посвежее, чем в капсуле, на порядок - прочищает измученную воспоминаниями голову. Видимость не ахти, правда - туман, погуще взбитых сливок, скрывает всю панораму. Два солнца зато, разноцветные притом. Трава внизу преинтереснейшая просматривается. Черная с красными бомбошками. Просто какие-то одуванчики в негативе. Хм. Может быть, мы и находимся вот в таком вот мире - негативном, мире наоборот? И попали мы сюда не просто так, а, быть может, за прижизненные прегрешения? Вполне правдоподобно звучит, ведь все в капсуле будто родились заново. И вспоминали что-то, будто из предыдущей жизни. Новая партия покойничков спускается в мир иной на современном средстве передвижения. Символичном средстве. Что если Таурман в самом деле уничтожен, и мы, погибнув вместе с ним, теперь совершаем путешествие на тот свет? Ну, теперь-то прибыли. Видимо, настолько прижизненными делами "отличились", что никто до нас не снизошел. Мда. Ну ничего, посидим-подождем, глядишь туман и рассеется, и тогда откроются какие-нибудь райские кущи. Далеко-далеко и высоко. И бездна адова на глубине будет чернеть провалом своим. А нам - вечно болтаться тут, посерединке. Может и такое быть. Может.
На волне странных мыслей решил вспомнить еще что-нибудь. Жизненное. А лучше - жизнеутверждающее. И вот само как-то всплыло. Ночь в казарме. Шаги осторожные, пол к ступням липнет. Или ступни к полу. Вот он. Присесть, и вытянуть аккуратно впихнутую в резинку форменных трусов иголку. Разжать кулак с катушкой сверхпрочной нитки. На ощупь, не осязанием даже, а каким-то портняжным предвидением вогнать ее в ушко игольное, и за дело. Ложатся стежки темной дорожкой по белизне покрывала. И вокруг них дорожка чуть пошире, и тоже темная, расплывается. Вроде здоровый и жесткий говнюк, а шкура-то как поддается легко - не тяжело идет, и не замечает. Впрочем, иголочка-то тоже что надо - как комарик кусает, не сильнее. Не та толстенная, которой все пальцы, и сейчас страдающие дико, исколол. И ниточка тоненькая и гладенькая. Вот только крепкая-крепкая. Шкуру посильнее оттягивать надо, чтобы в мышцу, отовсюду прущую, не ткнуть. В рост же все у нас ушло, да-да. Ну ничего. Еще шестнадцать минут гробовой казарменной тишины, перерезаемой похрапываниями, и все будет. Запоешь соловьем. Василиском геральдическим закукарекаешь. Добрячок такой большой-пребольшой. Пристрочен хорошо. Что ни движение более-менее серьезное - то будет ему грусть. Теперь закругляем - несколько стежков подряд в покрывальце, обрезать ниточку специальной, предназначенной для этого частью иголки, и узелок организовать усталыми пальцами. Все. Быстро-быстро в койку свою. На следующий день все проснутся от диких визгов. И испугаются, поскольку товарищ старший сержант с пришитым к нему покрывалом будет похож на привидение с детских утренников. И на белом будет кровь видна. И старая, запекшаяся, и новая - от того, что множество мелких ранок растревожил, шевелясь. И неловко ему - срывать с себя обновку страшно, да и нитка эта на разрыв стойкая, а оставлять - еще страшнее. Всех перебудил, и поскакал в санчасть. А там дежурили два фельдшера тупых. И стали белые халаты спорить, как им лучше в такой щекотливой ситуации поступить - разрезать каждый стежок скальпелем, и доставать обрезки ниток (коих будет очень много) пинцетом, или же разрезать ее в самом начале, и с конца дернуть, выпуская, словно шнуровку какую. Товарищ старший сержант, как поговаривают басом, с таких разговоров новый талант в себе открыл, и медики, засвидетельствовавшие его рождение, нарекли оный "энурезом на нервной почве". Черт их всех разберет, медиков этих - энурез-майонез какой-то придумали. В итоге, после получаса пронзительных воплей, сделавших честь всем роддомам Вселенной, был чудесно исцелен страдалец. А подумали, увы, таки на Кохельмана, как на самого лучшего по части шитья, кройки, штопки и вышивки - стежочки-то были ровненькие, безукоризненные. Но обошлось без трибунала. Шуму-то много, а вреду мало. Настоящий терроризм. Портняжный. А звания на такое не жаль. Тем более, что не великое-то оно и было, звание это. Больше не донимал сержант - мудрость обрел житейскую. Не сразу поймал себя на том, что хихикаю глупо, как настоящий дурачок. Как бы соратнички не подумали, что двинулся Арчи, на туман заглядевшись. Ведь объяснять причину смеха им вряд ли будет полезно - не поверят, ох, не поверят в такую историю. А зря.
А лейтеха тем временем слез с капсулы, как...тварюка появилась. Мелкая. На тойтерьера похожа. Фу, блядь, никогда их не любил. Пекинесы - Добро. А тойтерьеры - Гниль. И параша лупоглазая, мелкая и дрожащая. Вот и Фрицу не по душе пришлось животное неясное, но вполне достойное этого "мира наоборот". Снял китель свой, и поймал. Как котенка поймал, завернув. И внутрь капсулы залез. Тем временем, еще один тип, что первым признал во мне Арчи Кохельмана, взвыл. Глянул - не ясно, что с ним стряслось, но летит он вниз, и в местное говнище с размаху. Брызги полетели. С таким интересом наблюдал за этим, что даже помощь предложить забыл. Глянул тут внутрь капсулы - а лейтенант уже мочит котенка своего. Хрустнуло слегка, и все. Красота. Так этим тойтерьерам и надо. Тут вопрос резонный услыхал.
- Э-э, да чет нихуя туман этот не ра...уууйбля!
Вот это уже серьезные зверушки. Злобные. Зубастые. Стражи в нашем мире, вывернутом наизнанку. Рычат, зубищами щелкают. Порвут за нехуй делать, стоит только сунуться. Наверное, съебавших из капсулы уже размотали. И хуй на них. Хорошо, что упавший бодро по лесенке влез. Надо вроде бояться, но как-то не страшно. Мы в капсуле, а они снаружи беснуются. Побегают и свалят. Или нет. Видно будет. Хотя, радоваться тут точно нечему. Нет, не уйдут они - поджидать будут в тумане густом, пока не вылезем мы. А придется ведь, рано или поздно.
Тем временем, закралась в голову идея одна. Отчаянная, но не слишком - как раз под стать положению. Поднялся, уверенно встав на крыше капсулы. Труселя приспустил. И орошать стаю принялся, благо, судя по всему, давно по малой не ходил.
- Съебали нахуй! Это, бля, моя территория, сукины вы дети!

Э. Дядь. Лапку-то прибери. Может, ты старый педик просто? Потянулся так романтичненько, что аж пиздец передернуло. Э. Ну.
- Ручонки-то уВААААААААААААААААААААААААААААААААААА БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯААААААА!!!!!!!!
Вроде не режет ножом, не пилит пилой. Эффект неожиданности куда действеннее. Руку не вырвешь. И имя не скажешь. Надо бы знать. А не знаю.
- ДА НЕ ЗНАЮ Я НИКАКОГО БЛЯТЬ ИМЕНИ ТВОЕГО МОЕГО НАХУЙ РУКУ ПУСТИ БЛЯЯЯЯЯЯЯ!!!

Сестричка? Батя? Куда...
Кончился сон. Кажется. Под глазами песок ощущается. Или кажется. И в теле напряжение - ведь под ним стол. Или кажется. Вдобавок, дед серьезный здесь. Не кажется. Вопрошает про число. С какого вообще перепугу? Откуда взялся ты? Спать не мешай. Сон вижу сто двадцать первый, и почему-то он про тебя. До этого уже этой ночью валялся на столе. Теперь вот снова. Бывают такие дежа вю дремотные. Сгинь.
- Семьдесят девять. Это как восемьдесят, только на один меньше.

Дико, дьявольски протрясло. Внутренности, похоже, бились попеременно о спину и пресс брюшной, до состояния цельного посиневшего комка. В голове стало совсем не тяжело, нет - наоборот, как-то слишком легко. Не сразу заметил, как приземлились. Вообще, не сразу в себя пришел. Муть перед глазами. Мушки-поблядушки всякие. И...ниггер? Мать его, ниггер угнал мой вел...хабар с моего кресла! Даже канистру спиздил! Охуитительно просто, не успел и глазом моргнуть - обнесли, и не почесались. Но, однако, верный признак того, что мир пока что тот, а еще не этот. Бля. Вспомнился некстати тот хмырь здоровенный, с линейкой и ножом, закройщик членоголовый. И сравнение напросилось не в пользу черножопого. Хм. Здоров, конечно. Но не слишком. Больные места ведь у всех людей есть, даже мощных. Колени, пах, "душа", гортань с кадыком. Глаза, в конце-то концов. Раз-раз, и уноси готовенького. Но проблема была в другом. Исходя из разговоров обрывочно услышанных, понял, что еще человек шесть с этой обезьяной в одном взводе. А значит, вступятся, если что. И пизда. Так что бесполезно в этом направлении думать, увы и ах. Забыть решил про происшедшее, как про сон дурацкий. Отстегиваться стал, как ни в чем не бывало.
А люди что-то снуют, из капсулы выглядывают. Про собак судачат, или типа того. У типа смурного детектор в руках пищит натужно. Огнем их прогоняют, судя по всему, и небезуспешно. Какие собаки-то, хоть? Дворняги, что ли? И чего вокруг них такие танцы? Хм.
Отстегнулся вроде, с грехом пополам. И тут разгорелся ярким и тревожным светом маяк организационных вопросов. Лейтенант не поделил полномочия с сержантом. Негровзвод хочет наружу (какая хоть она, эта наружа?), а лейтер против. Хм. Не прихлопнули бы его. Анархисты-пиздархисты, прохвосты промандоблядские, ебучие залупоглазые членоголовые негролюбы, упрятавшие в анале по такой же спасательной капсуле каждый, и, вдобавок, мародерствующие, и по голове своей глупой черной елдой уебанные, вяло онанирующие сеятели раскола, мать их. Плохое что-то настроение, под стать отношению к хуй-взводу, одно из двух черных яиц которого оказалось яйцом вороватым. Млять. Злость бессильная - лучше, чем ничего, наверное. И, наконец, пришло время высказаться.
- Я в капсуле.
Окинул взглядом собравшихся в консервной банке. Решил для себя, что если и пойдет куда-то, то не с намылившимися наружу бодряками. Хотя сейчас карты все у них. Вместе с карабином. Карабин. Откуда это слово знаю? Знакомо выглядит. Кажется.

Вспомнив громаду сержанта, вздрогнул. Не понимал и не понимает, какое может быть дело до того, как нашивка на рукаве приделана - не с отклонением ли по горизонтальной оси? Тем более, что своими же лапищами, и этим же ножом канцелярским ее и отпорол. Мудак. Пришивай, понимаешь, шевроны ему на потеху. Захотелось очень взять, и тихой ночью его самого к чему-нибудь пришить. И тогда хотелось. Так, чтобы по-тихому. Он здоровый, не заметит - очень устает, наблюдая за "белошвейками", от того и спит крепко. А проснется - и обнаружит, что мелкими стежками прихвачен к простынке, наволочке, и даже подушке. Без смещений по осям, ровным рядком стежочки будут. Суровой такой ниткой. Сука. Мудак. Уебок. Ненавижу. Убью. Найду. И убью. Не сейчас. Не сегодня. Но найду. Раскрою. И сошью. Бля. Кулаки сами сжались, как и челюсти. Взгляд уперся куда-то в пол. Дыхание под маской шумно зазвучало.
Как своевременно зубы сжал, оказывается. Встряхнуло так, что ремни в тело врезались. Потряхивать стало. И предупреждение, озвучиваемое женским голосом, оборвало жесткие мысли. Мы летим, летим, и скоро долетим. Приземлимся? Определенно. Что будет? Вопрос хороший. Может и нормально пойдет. А может и омлет.
Тут что-то в животе кольнуло. Холодом разлилось. Почти паника. Не так резко, но глубже, осознаннее. Мы можем упасть не так? Запросто. Все погибнем. Но я даже не знаю, кто я. Исчезну, будто меня и не было. Растворюсь в неизвестности. Ну кто же я? Кто? Голову на спинку откинул, руками подлотники сжал. И зубы тоже. Дыхание ровнее держать, чтобы вдох носом, а выдох ртом, не наоборот. И вспоминать. Скорее. Времени мало. Меньше двух минут.

Странно все. Шесть кресел заняты, четыре человека снаружи. Несоответствие какое-то. Мы ведь определенно находимся в космосе. И если куда-то и движемся - то к поверхности некоей планеты. А когда мы будем входить в атмосферу, незафиксированные креслами люди из-за ничем не унимаемой тряски превратятся в кровавый омлет. Омлет. Взбитые птичьи яйца, с возможным добавлением хлебных гренок, зелени, свиного бекона, и многого другого. Соль и специи по вкусу. М-м-м.
Сквозь апатию, отгораживающую сознание от суеты, воцарившейся в тесноте капсулы, пробивалось беспокойство. Ниггер. Опасный ниггер рядом с подозрительным люком. Не видно отсюда, но на нем ведь наверняка не написано "Не открывать, пока не приземлишься?". А значит 50/50, что черномазый попытается его открыть. Вон, нервничает что-то. Потеет. Вонь характерная. Неприязнь где-то внутри проснулась необъяснимая. Как будто из прошлой жизни. Черножопый, нервный и тупой. Фу таким быть.
Поглядел по сторонам. И увидал почему-то не примеченную ранее фигуру. Здесь практически все были по сути раздетыми - в одном только нижнем белье и майке с рукавами. А фигура эта была запакована в форму и бронезащиту. Более того, была вооружена. Как-то ее идентифицировать не представлялось возможным - каска и та с забралом. Раз экипирован этот человек - может, знает что-нибудь? Просунул руку через прутья защитной "клетки", и легонько толкнул в плечо, чтобы обратить внимание. А то что-то шумно, и черные задницы мелькают - не докричишься.
- Эй! Знаешь, что тут происходит?

Общее. Молотов.

Пострелял немного, но метко, выходило стабильно, и прицел подстроить, на собственный взгляд, вполне таки получилось. В числе прочего ебнул бутылку зеленую. И алюминиевую банку. И еще одну. А гулей всех распугал одним своим видом, еще на подходе. Ладно, хорош. Погас прицел. А душа радуется привычной такой радостью хозяйственного и вдоволь в свое время навоевавшегося мужика - с коллимом-то поди оно веселей пойдет. Вернул щедрому снайперу его оптику. Полюбовался мимоходом на залитый солнцем город. Блистающий чуть поодаль своими почти зеркальными стекляшками Москва-сити, громадный, и так и не достроенный, в лучших традициях этой страны. Нелепо выглядящий рядом со старым зданием вокзала фонтан "Похищение Европы". Гармонирует с Европейским зато. Но появился тут раньше, и своим появлением засрал более-менее пристойный выезд с вокзальной площади. Между прочим, эта уебская конструкция из трубчатого цветмета - "подарок" от какого-то бельгийского пидора. А вы говорите, холодная война кончилась, и англичанка не гадит, и вообще мир-дружба-жвачка и никакого саботажа.
И все блестючее такое, за исключением вокзала - пиздец просто. Даже пешеходный мост - и тот от солнца бликует как ненормальный.

Общее. Диомид.

На считанные секунды все вокруг стихло. Есть только ты, и некто там, в зарослях. Что же он во тьме скрывается, не показывая лика своего? Точно ведь не добрый человек. И вот хрустнула веточка. Долгожданно. Вскинув автомат, выдаешь троечку. Не слышишь ни крика, ни вздоха - только падение. Сразил. Идешь. Раздвигаешь ветви кустов стволом, всматриваешься, насколько это позволяет поздний час - обыкновенный человек пал от твоей руки. В черном платке, повязанном на лицо, правда. Единственно что выделяло его в числе прочих, кого довелось сразить - отсутствие глаза левого, и выпрыгнувший, повисший на ниточке нерва глаз правый. Попадание было единственным, и смертельным без оговорок - на все воля Его. Повернув назад, к братьям и сестрам, застаешь непонятнейшую картину. Некоторое смятение вызывает она.
Пресветлый брат Иосиф, вечная ему память, сидит на земле и ест невесть откуда взятый бутерброд. Торопливо, жадно. А сестры сплелись в поцелуе страстном. Приставили друг дружке к подбородкам длинные, хищно вытянувшиеся стволы. Нелегко, неловко, как и вся их жизнь - но у них вышло. Грянувшие синхронно выстрелы. Почти ничего не изменили - в полутьме сестры оставались все теми же сестрами. Повалились два тела, не разорвавших объятий, будто в продолжении игры. И, запоздалым отзвуком, глянул хлопок пистолетного - Иосиф, прикончив бутерброд, взялся за себя. Развернулось все непонятное и даже пугающее представление за какие-то секунды. Стоило лишь отвернуться, как все переменилось, исказилось, а потом и вовсе разрушилось.
Глаз также уловил Святителя. Он лежал чуть поодаль, черной тенью в своем пальто. Шевелится. Прижимает руку в голове, будто в бесплодной попытке сдержать боль.

Чекан

Саид, только-только отпихнувший плечом тяжелую дверь, развернулся к вам, и, кажется, что-то заподозрил. Взгляд стал поднимать. К тому моменту ты уже подлетела к нему, ведомая неизвестной тебе силой. Взмахнул хозяйственно-бытового назначения режущий инструмент. Отпрянув, чечен выпустил из рук громыхнувшую пластиком канистру, и громко прозвучавшую кружку. Недостаточно быстро. Прыгнула. Обхватила ногами. Летите на пол. А нож - нож летит быстрее. Рукой за шею. И в глаз, в глаз, в глаз. Под чуть затупленным скошенным кончиком лезвия лопается глазное яблоко. Показывается студень стекловидного тела. И тут же - в другой. Разорвала, как упаковку на подарке судьбы. В глазах темнеет. А руки делают. Потемнело в глазах не просто - на секунду будто мелькнула схема кровеносных сосудов человека, наложенная на фигуру террориста. Причудливое переплетение синих и красных изгибов. Плечи закрыты. А шея - призывно белеет. Яремная вена. Сонная артерия. Чавкает, впиваясь, нож. Руки орошает липким теплом. Горло. Трахеотомия, только неровная, и сбоку - не предполагающая дальнейшей жизни для пациента. Хрустит под ножом. Почти как картон, который таким тесачком надо резать. По идее. Хрип, переходящий в бульканье. А в душе - радость. Светлое, захватывающее дух чувство, как на давно забытом дне свадьбы.

Сосновская

Приготовилась к тому, что увидишь. Вернее, думала, что приготовилась. Увиденное просто не укладывалось в голове. Но зато запечатлелось в ней, как на фотопленке. Женщина, прыгнув на опасно выглядящего мужчину, валит его на землю. Наносит два удара, кажется, еще в полете, пока сплетенные тела не коснулись земли. А дальше - буквально разделывает его. Белесая субстанция, затапливающая слепые уже глазницы. Кровь, хлещущая все слабее и слабее, из раскромсанной резкими, но столь...аккуратными ударами. Темная, вишневая, и ярко-алая. Смешивается. Жертва хрипит и дергается. Все тише. Жутко это. Суть произошедшего не уложилась в голове. И ей пошла подмога - из пустого желудка.

Ждите ответа

Торопливыми шагами двигал к кабинету. Вызов. Пойдем. Выйдем. Оглянемся. И вернемся. Ну, наверное. Дадут паек усиленный. Сожрешь, попросишь добавки. Получишь хуй, как всегда. Потом на работы, как всегда. А потом прививочку, как всегда. И, наконец, снова вызов и поход. Как всегда. Горечь во рту появилась. Сплюнул куда-то на пол. И, будто дождавшись сигнала, погас свет. Ебаный свет, которого здесь и так, по сути, нет, и никто его не видел. На этом свете. Даже девчушка, где-то впереди по коридору захныкавшая, хотя ей бы хорошо было на воздухе резвиться, зарабатывать первый в жизни загар, траву с любопытством вырывать, а потом, услышав от мамы, что неправильно это, тщетно пытаться приладить обратно в землю. Не будет ничего этого. Пошел дальше, уже в темноте, чуть выставив руки. И на чью-то ногу наступил. Шипение и нечленораздельное, но недовольное бормотание. Ну хоть не покойник. А то умирают люди иногда. Сидит себе, или даже стоит, прислонившись к стене. А тронешь его - холодный уже, и грудь не поднимается. И падает, заваливается на бок, в последний уже раз. Побрел дальше, уже аккуратнее ноги переставляя, не поднимая почти. Медленно. И вот, свет вернули. Глядь - вот и девчушка. Мама ее успокаивает. Или она маму. Нечаянно встретились взглядами, и кольнуло что-то внутри. Опять горечь. Кивнул чуть, неторопливо. И снялся, рванул дальше. Кабинет. Вход в него невзрачный совершенно, как и все в Девятке - только дверь покрепче обычных, да караульный стоит. Удостоверился, что номер на робе тот разглядел. И внутрь вошел. Людей уже пара. Выпрямился, как смог.
- Номер Р-077 по вызову...
Скосил глаза, торопливо изучая пришедших ранее. Один такой же, как все, недокормыш. А вот другой...сперло даже дыхание. Как богатырь сказочный. Рыжеватый, кровь с молоком, и просто возмутительно упитанный. "Такого бы зажарить, да соли в самый аккурат..." - отозвалось в голове в то время, как рот непроизвольно наполнился слюной. Так, ну-ка тихо, уймись, воображение!
- ...прибыл!
Выдохнул.

Дата: 27.05.12
Время: 02:02
Местоположение: Щемиловский переулок, д. 16С1, кв. 18

Общее

Начали за здравие. Сноровисто, резво. Технично. А кончил Кат, одиноко. Впрочем, оба одинаково сильно вспотели, а Настя, вдобавок, подрастрепала прическу.

Браун

Привычно посылая мини-морпеха в атаку, не заметил за общим возбуждением и thrill, как дико перенапрягся. Завершив кампанию, вдохнул, и ощутил, как кровь приливает к голове. В ушах шуметь начинает, некстати напоминая о той девочке. Чувство, будто каждый кровеносный сосуд в пределах черепной коробки нещадно прокаливается, и ты можешь почувствовать его целиком, до последнего миллиметрика. На глаза резко падает непроницаемая радужная пелена, мерцающая маняще. В висках жмет. Равновесие теряешь практически - но нет, устойчивое положение тела выручает. Отступает пелена постепенно. В голове муть и бардак. Растревоженная рука ноет, чуть пульсируя. Зато оба морпеха довольны.

Ошанина

Приготовилась к весьма рискованному мероприятию. И не зря - с жаром принявшийся за тебя американец, бугрясь мускулами, чуть до смерти не затрахал. Впечатление по первым минутам именно такое было. Но на удивление быстро выдохся он. До финиша дополз, можно сказать, на "нейтралке". И сама тоже никакая - как лимон выжатый. Взбодриться не удалось. Как будто тренировка была после перерыва необоснованно долгого.

Охранник скривился, будто лимон укусил. Мало того, что повел себя как пизда-несушка, сначала опрометчиво решив составить компанию собравшимся в самовольный увал Кимми и Кейт, а потом все же передумал, погнавшись неизвестно пока за чем - так теперь Негодяе, оправдав свое погоняло, заварил еще более горькую кашу. Хотя, что Негодяе, тут все хороши - веди себя осмысленно и действуя без промедления, уже все были бы там, где хотели. И уж доставать ствол Кимми точно не следовало - Негодяе ведь не стал бы стрелять, сто пудов. И вообще, нехорошо это все - надо или всем разбираться с этими тварями, или всем валить. Ну и вот дошло все до ручки-сручки. Мексиканская перестрелка - стволы друг на друга смотрят. Того гляди, перемкнет кого, и пули в полете столкнутся. А он, стало быть, тут свечку держит, рукопожатие разбивает. "Бля-а-адь, ну ебаный ваш рот". Вдохнул поглубже. Сжал очко волевым усилием. И пошел неспешно, с расстановкой, к Кимми, не сводя глаз со ствола. Наконец, встал где-то в полутора шагах перед ним, разделяя его с Негодяе (хотя как эту двухметровую дылду заслонишь?). Протянул руку ладонью вверх. В ушах зазвенело. Словно межушный нервный узел напрягся, как струна. Слова, которые следовало сказать, и правда мешались в голове в неприглядную вида кашу, из которой приходилось выуживать нужное в требуемом порядке.
- Кимми. Э-э...Кимму-рионсен. Вы арестованы за нарушение распорядка службы и угрозу жизни служащих ЧОП. Сдайте оружие, и проследуйте с нами для составления протокола. Вы имеете право отказаться от дачи объяснений, - выдохнул, и потом добавил, - В случае отказа сотрудники охранных ведомств, действующих на территории станции, будут вынуждены принять меры по задержанию вас и Кейт Лайт с использованием силы, включающие в себя огонь без предупреждения.
Вроде все. Куча официальных слов вместо того, чтобы сказать "Хорош стволом размахивать". М-да. "Блядь, что делается...".

Общее. Хаят.

Викентий, уже было скрывшийся из виду, снова ворвался в павильон, на ходу застегивая ветровку.
- Ща...
Подлетев к дивану, вытащил из-под него меч, что дедушка подарил. Схватил со стола зажигалку, сигареты, и убрал в карман.
- У нас тут стрельбу очень не любят. С тех пор, как я Арсенчику переднюю голову улучшил.
С горем пополам заткнул гладкие ножны за клепаный пояс. С другого дивана высунулась чья-то голова. Узнать сразу было непросто, но это оказалась растрепанная и заспанная Лена. Нет, к сожалению, это была та, которую Вик называл Ленточкой.
- Бля...ну и чего ты удумал? Опять перекурил? - протянула сонным голосом.
- Молчи, женщина. Данилку найди с Русом. И пиздуйте на первый, в бельишко. Резче.
- Опять что ли эти? - поморщилась, - Млять...
Чуть не навернувшись с дивана, встала. Одеваться начала - явно не хотела идти хотя бы без нижнего белья. А вы двое, наконец, пошли, едва не переходя на бег - казалось, прошла целая вечность. Едва не упали, оступившись, на эскалаторе - где один, там и второй бы рухнул. Ворвались в ваш павильончик вслед за неугомонным пекинесом. А там было пусто. Никого, только спальники примерно так и лежат, разбросаны немного. Винтовки, к слову, тоже не было. Анархист, похоже, сбросивший оковы наркотического опьянения, заметно помрачнел. Да и Микки приуныл - перестал носиться, сел, и склонил голову, будто грустя.
- Мда. Не подумал я. Нельзя было одну оставлять, тем более спящую. Наивный московский юноша. И, кажется, не лунатизм это, а ниггеры ебаные. Не до всех еще белый человек добрался.

Дата: 26.05.12
Время: 18:52
Местоположение: там же

Викентий собрал свою "бражку", как он выразился. Девочка Ленточка, ранее виданный юноша во цвете лет при пулемете, и некий коренастый кавказец, почему-то не вызывавший у него отторжения. Разойдясь группами (вы с ним да Микки, а остальные отдельно), стали искать. Расспрашивать. Полчаса, а может больше, лихорадочных поисков ничего не дали. Нету, будто сквозь землю провалилась. Тогда Викентий, куривший неизвестно какую по счету сигарету, стал спрашивать еще кое-что - "Кто за последний час покинул северный стан?". Под северным станом понимался, видимо, ТРЦ. Стало быть, был и южный - но это уже детали, потонувшие в буре мыслей, предчувствий и эмоций, не находивших выхода. И вот один из дежурных по первому этажу (здесь были и такие) сказал, что оставшиеся в "Европейском" негры дружно покинули здание, направляясь в подземку. И с ними была белая девчонка, никому не знакомая. Больше он ничего не знал.
- Блять...
Вик посерел, как весенняя туча. Отойдя немного в сторону, сел на лавочку. Подпер голову рукой, и замер.

Вновь тронувшись по команде, Мени не ожидал увидеть что-то новое. Несколько разорванных чем-то крупнокалиберным тел - это совсем не новое, увы. Ну, хоть не сожженные, и то ладно. И не проехались по ним чем вроде нашей малютки. Но, подъезжая к громаде разводного моста, глаза уловили в обзорном окошке кое-что непонятное. Можно сказать, таинственное. Крупная фигура, в плаще, и при оружии - точь в точь герой какого-нибудь постапокалиптического комикса. Стоит себе вдалеке на одном из балкончиков, и как бы не при делах, будто примерз. Нормально? "Нет, это совсем не нормально. Наверняка какой-нибудь дезертир или запатриарховец, и стоит тут не просто так, а дозором. И, возможно, уже позвал по наши души ребят с гранатометом, чтоб его макес* в левое яйцо поразил. Или не макес, а пулька экспансивная - в наших условиях дело нехитрое". Надо дать знать, и побыстрее. И вообще, что-то нехорошо все это. Плавно, но уверенно вжал тормоз. По интеркому:
- Сэр, впереди обнаружен неизвестный поц, триста метров, на балконе. Вооружен. Предположительно, дезертир. Ожидаю приказа продолжить движение.
Что-то в этом непонятном типе очень не нравилось технику. Плащ, наверное. И очень хотелось, чтобы по нему шарахнули. Возможно, даже "ускорителем". Чтобы не носил таких плащей.

Филыч вышел погулять

Хаят

Умиротворенное выражение лица Викентия на миг как-то похолодело. Или охладело. Но тут же вернулось в прежнее состояние, будто ничего и не было. Затянувшись без помощи рук, он продолжил неожиданно томным (и, о боже, эротичным) полушепотом:
- Дааа...некоторые бывают полезны. Люди... - горящий уголек сигареты уставился точно на тебя, - Одинаковы. Все определяет место, которое они занимают. Относительно меня. И некоторые бывают в нужном месте. Иногда даже вовремя. А кто не в том месте...
Полез рукой куда-то за пояс. В области солнечного сплетения нехорошо сжался какой-то комок, холодный и склизкий, принесший ощущение безысходности. И не зря - на свет (если можно так сказать про местный полумрак) показался пистолет. Похоже, тот, который брала в руки Лена. Показался. И, пользуясь твоим оцепенением, плавно поднялся, чтобы упереться тебе чуть ниже подбородка.
- ...тем Викентий Игоревич делает вот так, - анархист издал губами звук, призванный символизировать одиночный выстрел, - Чтобы так не сделали ему. Поэтому самое важное в мире - понять, где твое место. С какой стороны, в каком углу, на какой дороге. Ты хорошая...хорошая...

- Пшли вон, разъебись ваша мамаша! - озлобленно крикнул охранник, протискиваясь через бутылочное горлышко входа, в котором давление толпы достигло невиданной силы, - Аррр, блядины дети!
Действовал локтями, плечами, а потом - даже крепкой головой. Благодаря применению этого арсенала, операция "Съебись, пока можешь" успешно завершилась. Отвалив в сторону от вырывающегося людского потока, Саймон малость перевел дух. Помяли, конечно, будь здоров. Но особого лоску и раньше не было, так что горевать причин нет. Тут своевременно ожила радиостанция, притом голосом самого Негодяе. Вопросец он задал, конечно, из категории "спроси что полегче".
- Шеф, какого хуя, они первые начали! - проорал ответное сообщение Тачбэйн.
Хм. Тут же и Кимми подоспел, с явно пострадавшей Кейт на руках. Ну, уже лучше - на пару с этим верзилой проталкиваться будет куда веселее. Да и вообще, как-то одному существовать стало некомфортно, хотя обычно на станции недоставало как раз уединения. "Харальдсон, еби тебя конь, и зачем ты только приперся на этот стылый шарик?".
- У меня только хуй да кеды, остальное сдал. Ты прав, надо отсюда уваливать. Жопа какая-то понеслась. Хотя еще бы каких-нибудь стволов достать...
Вздохнув о томящихся где-то далеко стволах, Котенок кивнул, выражая всяческую готовность к великим делам.

Чем дальше - тем хуже

Унц-унц, Саймон пришел в танцевальный зал понаблюдать на предмет особо буйных и интересных личностей, и не один, а с чаем. Чаек. Чаек - это хорошо. Делает человеком. Но не очень понятно, каков он. И сахару наверняка не положили, жиды, блядь. И...и вдруг снова этот эликсир несчастья на букву "Л"? Листовой вроде, так сразу не скажешь. Надо аромат попробовать, тогда станет понятно, какая из чайных мегакорпораций одарила нас сырьем для этой порции пойла. Хм. Наклонив голову, Тачбэйн стал принюхиваться. Совсем как тогда, как в тот раз. Вокруг, значит, какая-то движуха, а он стоит и принюхивается, будто один тут. "Нет, ну еб...не может быть!". И тут вырубился свет. Ну, всякое бывает. В темноте, что то тут, то там нарушалась светлячками дисплеев и фонариков, Саймон размышлял о своей нелегкой судьбе. О том, как на этом свете стало страшно жить. О том, что принимать чашку чая из чужих рук, похоже, очень плохая примета. Самое страшное, что нос упрямо твердил: "Тач, у тебя в руках чашка Липтона. Листового. Но Липтона". А где листочки-цветочки - там, как известно, и ягодки. Что-то зазвенело, и в мелькании фонариков проступил некоторый рационализм. В центре внимания оказалась отворившаяся вентиляция, стало быть, переебавшая кого-то из худосочных планктонин по хребтине. Вот только в этой вентиляции что-то было. И показалось. Что-то не такое.
- Ебаный...
Оно спрыгнуло. Забрало кого-то. И рвануло обратно. А вместе с этим рванул и заряд паники, инертно располагающийся в коллективном разуме каждой толпы.
- ...РОТ ЭТОГО КАЗИНО!!!
Сказать, что угрюмый обычно охранник рассвирепел - значит ничего не сказать. Уродские, вымаливающие кирпича рожи, принадлежащие головам собравшегося здесь стада, мелькали вокруг, и бурной рекой из своих тел грозили захватить, завертеть и утянуть вниз даже совсем не хлипкого охранника. Но не тут-то было. Вы, блядь, не на того напали.
- СЪЕБАЛИСЬ ВСЕ НАХУЙ!!!
Первому плеснерожему хмырю, что впалой грудью попер на него, Тач плеснул в хавальник проклятым Липтоном. Это все он, блядь, виноват. Стоит ему появиться, распространяя парашный аромат из чашки, тотчас же начинаются темные делишки, еб твою мать. Какой-то визгливой сучке пришлось вклеить в табло, чтобы поумерила пыл и не мешала отваливать в сторонку - да-да, Саймон признавал абсолютное равенство полов. Все завертелось. Последнее, что отчетливо запомнилось - с грехом пополам отвел руку, и швырнул над морем голов чашку, пустую и скользкую от злодейского настоя на дьявольских листочках. Зачем - сам не понял.

Расположение духа было не очень. Очередной унылый корпоративник, а ты стой и наблюдай, как бы чего не вышло. Начнет какой педрила буянить - а ты должен быть тут как тут, чтобы ему дымоход прочистить. Стой с доброжелательным ебалом, изображай участие в деланном веселии. Вообще, все это категорически не нравилось. Потому что на станции в кои-то веки начались события. Да здесь, где событием месяца могло стать расстройство желудка у какого-нибудь из клерков В-Ю, начался какой-то ебаный водоворот этих событий. Кто-то, или что-то, захотел(о) пизды. А ты должен тут стоять, как дубина стоеросовая. И улыбочку, улыбочку, а то у мягкотелых корпоратиков от вида нашей братии яйки в две горошины жмутся, заодно с мышцей сфинктера.
- Блядь, еб твою мать.
Хм, озвучил последнюю мысль вслух, стало быть. Ну и хер бы с ней. Еще надо бы попить. В обществе этих тухляков даже бухла не хотелось. Вот чайку бы с сахаром - другое дело. И не Липтона. Последнее место, где Тачу предложили Липтон, разлетелось на хуй знает сколько осколков в огромном, по-блядски неебическом взрыве. В поисках чая, окинул собравшихся людей взглядом. "Да я всех вас имел, блядь". Вдохнул поглубже, и...растянул губы в улыбке. Мысль же хорошая в голову пришла - чего бы не улыбнуться?

Общее. Молотов.

- Все свое, выслужено и выстрадано. До сих пор снится, как нас колбасники с подлодки торпедируют...
Ростислав Никифорович с интересом и некоторым недоверием еще раз оглядел тебя, с головы до самых отмороженных ног. Поглядел также на извлеченную емкость маслянистой горючки для двигателя внутреннего переваривания.
- Хм. У меня много чего есть.
Чуть нагнулся, и достал из-под прилавка зеленую каску с красной звездой. Похоже, что она с дедом примерно одних времен, несмотря на свое хорошее состояние. А следом за ней дед извлек...чистенькую и опрятную трехлинейку. Любо-дорого смотреть. Похоже, что оба предмета прошли через чьи-то золотые руки, прежде чем попасть сюда. Выждав немножко, дед убрал артефакты обратно.
- Вот так-то. Сейчас, конечно, всякие шлемы баллистические, кевлар-венлар, да и оружия какого только нет, да только привыкли руки к топорам, - вздохнул престарелый "завскладом", - Хотя каска, конечно, не совсем мое. Эх, хорошо, когда есть ребята знакомые, что этим всем промышляют. Так вот я о чем - если найдете какой пулемет, оптику, винтовки, или еще что интересное - подтаскивайте. А вообще я всему рад. Ну и, конечно, всякие именные образцы, если вдруг. Я решил их коллекционировать, на старости лет-то. А вот пьянствовать...
Нахмурился дедок, смурной стал. Вполне возможно, что трезвенник и спортсмен - бывает же такое. Но неожиданно подал голос Эдик:
- Так ведь познакомиться надо сперва! Извини, Ростислав Никифорыч, не представились, одичали совсем - это вот Филипп, а я Эдуард. Ну, теперь-то как, жахнем на троих-то?
И просветлел орденоносец. В удивительно ясных для явно немалого возраста глазах будто заиграли озорные искорки.
- А ты в приличиях-то понимаешь, Эдуард Батькович, уважаю! И тебя, Филипп, тоже - ты вояка, тебе даже материться разрешается. И для начала...
Отойдя к одному из стеллажиков, Ростислав Никифорович откинул грязно-белую тряпицу, и взял один из соблазнительно поблескивающих металлом предметов с полочки. С другой полки взял кобуру напоясную. И выложил на прилавок.
- Вот, Эдуард, держи. Ребята у полицая одного отобрали. Это тебе вспомогательное оружие, так сказать. Чтобы никакой злодей галстуку твоего не помял. Уж больно он у тебя ладный...
А выложил дед новенький МР-448, коего за последний год у деятелей из МВД действительно стало прилично. Эдик не заставил себя долго ждать, и, сграбастав добро, стал возиться с кобурой.
- Ну что же, сегодня можно и накатить, - дедушка высунулся из павильона, и крикнул в сторону соседней лавочки, - Эй, Летхильен, тут у нас гости ждут!
И в тот же миг из лавочки с иероглифами буквально выпрыгнула девчонка азиатской наружности. Невысокая по отечественным меркам, но, несмотря на свой антропологический тип, очень даже сочно сложенная. Сделав несколько энергичных шажков к вам, она обратилась на довольно понятном русском (хотя и далеко не безупречном) с довольно занятным предложением:
- Пиривет. Хати кусай или делай бум-бум саки-маки долга-долга?
- Э-э... - только и протянул удивленный Эд.


Получатели: Молотов Филипп.

Хаят

Лена охотно приняла приглашение, и улеглась рядом. А Микки подыскивал наиболее удобное местоположение для себя между вами. Хм, как меч между рыцарем и прекрасной девой. Подопытная хотела было что-то сказать, но тут произошло странное. Императорский песик, что курсировал в небольшом "тоннеле", образовавшемся между двумя девичьими станами, вынырнул из-под "одеяла"...и повелительно положил правую лапку на голову Елены. И она тотчас же заснула. Просто прикрыла глаза, и тихо засопела, совсем как ребенок. А хитрый пекинес довольно оглянулся на лаборанта, с выражением морды в духе "видала, как я умею?". Хотя вроде доподлинно известно, что мимика морды лица у собак не очень-то разнообразна. Отметился и еще один странный факт - от него исходил слабый аромат благовоний. Как будто где-то не очень далеко, но и не особо близко, жгут ароматическую палочку. Довольно порисовавшись, чудотворный песик свернулся калачиком, и задремал, очень мило похрапывая.

Дата: 26.05.12
Время: 17:48
Местоположение: там же

Сладко-пресладко поспала. Отдохнула. Нехотя раскрыла глаза, и убедилась, что пекинес с подопытной тут, на месте, в целости и сохранности. Спят все так же мило, как маленькие. Как подобает маленьким, ведь большим Микки назвать никак не выходило, а что до Лены...дите же, хоть и великовозрастное. Значится, надо отправиться за некими "инструкциями" к Викентию Игоревичу. Только ТРЦ огромный...но камуфляжный анархист говорил, что обитает на третьем этаже, в павильоне с табачной лавкой, вроде как. Значит, решено.
Поднявшись по двум эскалаторам, даже в такое нелегкое для инфраструктуры время поглощавшие дармовую электроэнергию, и поблуждав несколько минут по третьему этажу, наконец нашла павильон "Табачный адмирал". Где-то играла музыка, но в искомом ли месте - непонятно. На витринах занавески, из-за них не пробивается никакого света. Все равно вошла - надо же убедиться. Отворила дверь, сделала несколько шагов внутрь. Сразу же по каналам чувств ударили несколько вещей - та самая музыка; теперь уже ничто не мешало ей бить по ушам. И дым. Несмотря на табачный характер этого павильона, курилось здесь явно не (только) пасленовое. И довольно темно - немного света проникает через занавески, и еще музыкальный центр подсвечивает огоньками. В центре павильона стоят два дивана, спинками друг к другу. Вроде даже чем-то застелены, рядом стоит прямоугольный столик. Один из диванов повернут к стене, другой - ко входу. И на нем в полумраке угадывается фигура Викентия. Сидит, поджав ноги, и обхватив себя руками. Подошла чуть поближе, чтобы рассмотреть. А он глядит в одну точку где-то на стене, и не обращает внимания. Но это продолжается недолго. Заморгав, он подхватывает пульт д/у со столика, и заметно приглушает музыку. Откидывается на спинку дивана. Под расстегнутой ветровкой в темноте белеет голое тело. Он достает из кармана пачку сигарет с зажигалкой, закуривает. Зажигалка с поддувом ничуть не разогнала мрака вокруг. Наконец, задумчиво затянувшись, анархист подал голос, негромко заговорив:
- Приветик. Хорошо, что пришла. Не обижал никто?

Общее. Молотов.

Эдуард с удовольствием принял мощный бутерброд, и принялся хомячить на ходу.
- Да, знаешь, я бы не возражал. Хлопнуть маленько, чтобы там пищеварение, все дела. Кстати, я тут довольно часто бывал, по кафешкам там ходил, галстуки в бутичках присматривал с рубашечками. Кажется, понял, куда нас местный Че направил. Давай за мной.
Первое, что вы увидели, входя в громадный ТРЦ, было слово "ХУЙ", стопицотым шрифтом выписанное на гладком участке выложенного плиткой пола, как раз у входа. Вот уж действительно средство от злых духов. Тут и там проходили люди, совершенно разнообразные. Некоторые из них обменивались с Эдиком кивками. И вот, после непродолжительной ходьбы, вы вышли на ресторанный дворик с видом на макдачную через дорогу от Европейского. Кругом столы, стулья, и довольно много. В стороне - павильоны всякие, в свое время выдававшие оголодавшим посетителям поесть. Сейчас они пустовали. За исключением двух - в одном, с какими-то замороченными иероглифами на вывеске, сидела девчонка, тоже какого-то азиатского происхождения. А в другом за прилавком дремал пенсионер. Поскольку с хабаром вроде как последний разбирался, направились к нему. При вашем приближении дед проснулся, и выпрямился. Явив вам во всей красе флотский китель с невероятным изобилием наград. Одел фуражку. Правда, по-прежнему был немного сонным - сморило, видать.
- Приветствую! Меня звать Микула Селяни...оййй, Агафонов, Ростислав Никифорович я. А вы, вижу, хоть и новенькие тут, но не простые, не простые ребята. И принесли всего богато. Я, знаете, не могу в долгу остаться - вы дайте знать, чего душа просит, а я уж помогу, чем смогу.

Дата: 26.05.12
Время: 10:22
Местоположение: ТРЦ "Европейский"

Общее

Паренек как-то сбивчиво пыхнул сигаретой, отправив к высокому потолку павильона неровное сизое облачко. Посмотрел на Лену. На Наилю. Достал что-то из кармана, и стал изучать взглядом. Это была весьма толстая и плотная трубочка, свернутая из зеленых тысячных купюр, и перехваченная обыкновенной резинкой. Поднял взгляд на вас, и глянул как-то даже обвиняюще, словно вы совершили тяжкий проступок перед общечеловеческими ценностями, пошли поперек категорического императива Канта, или сделали нечто еще более ужасное:
- Хули ттк мало?
Развернулся, и пошел к дверям. Однако, на пороге обернулся, и добавил конструктива:
- Вик сказал потом зайти к нему. Поодиночке. В шесть вечера. Инструктировать собрался. Сейчас только свою ту отинструктирует, и сразу за вас.
Нахмурился, будто забыл что-то. И вдруг бесцеремонно посмотрел Лене прямо между глаз. И резко кивнул, исполнившись какой-то внутренней агрессии.
- Как уебу, сука!
И вышел вон.

История одного саботажа

Общее

Дедушка улыбнулся, и в уголках глаз его глаз отчетливо проступили веселые морщинки, как у волшебника из сказки.
- Микки... а ну-ка, Микки, поворотись-ка! - и покрутил пальцем, будто размешивая сахар в кружке.
А пекинес с секунду посмотрел на него, и завертелся юлой, будто гоняясь за своим купированным хвостом-фонтанчиком.
- Ай молодец! А теперь покатайся-то! - и очертил пальцем круг, как изрядный дверной глазок.
И Микки, оставив хвост в покое, повалился на бочок, сверкнув белой шерстью на животике, и перекатился колбасой, снова встав на все четыре лапы.
- Ну вообще чудо, а не песик... На-ка вот тебе, заслужил.
И, выудив из-под прилавка небольшую сушку, бросил ему. А тот поймал, подпрыгнув и клацнув зубками. И принялся уплетать, похрустывая, насколько это позволяли невеликие челюсти. А дедушка, еще раз улыбнувшись, перешел к делу:
- Значит так, Елена Батьковна, у нас тут все просто - находите себе павильончик незанятый, и устраиваетесь. Свободных пока что хватает - много их тут, даже слишком. Как найдете - дайте знать, пришлю ребят со всякими полезностями. Спальник, например - нужная же вещь, а то на полу холодном и простудиться можно, - тут Ростислав Никифорович выразительно глянул на Елену Николаевну, еще сильнее ее смутив, - И, я так понимаю, надо еще вам что-то такое выдать, чтобы жизнь ваша подорожала. Хотя у вас и так имеется кое-что, вижу. Ну, тем не менее, надо еще кой-что. Вот это вам, уважаемая Наиля.
Выложил на прилавок довольно компактный пистолет. Знакомый, из отечественного кино. ПМ, наверное.
- Оружие последней надежды, но она и умирает последней, так что недооценивать не стоит. О, а вот и Викентий Игоревич идет.
И правда, вырулил из того же коридора, что провел вас, вместе со своим мощным товарищем. На вид страшно довольный, даже радостный. Ярко жестикулирует, что-то говорит. Слышно даже стало, когда поближе подошел:
- ...ну бля, ну прям заебись ты их. Тюк-тюк-тюк, бля, ну вообще, то, что доктор прописал.
Подходя к павильончику, и не думал смолкать.
- Ну и разъеби их в Бога душу мать, на...
Хлоп! Вик едва поймал слетевшие с носа очки ("Ай!"), и запоздало прикрыл затылок свободной рукой. А дедушка все так же спокоен:
- Не матерись. И не богохульствуй.
- Ну ладно, бл...блюсти законы нравственности буду.
- Хорошо. Итак, все более-менее знаете. Если что, Викентий Игоревич покажет и расскажет. Ах да, чуть не забыл. Викентий, у меня для тебя кое-что есть. Сегодня, пока вас не было, наши ребята одну новостройку проверили. Нашли там какого-то депутата...или дегенерата. Забаррикадировался, оружием обвесился, коллекционер несчастный, никого не подпускал. Но потом сам себя и убил, заблудшая душа.
И дедушка достал из-под прилавка какой-то сверток. Черная, блестящая как стекло, ткань. Натуральный шелк. Длиннее метра, и изогнутый. Протянул Вику.
- Самурай недоделанный был - говорят, что распороть себя не смог, как следует, и умирал долго. Ну да ладно. Я думаю, тебе понравится - вы, молодежь, любите все японское.
Викентий завороженно развернул шелка. Лакированные ножны, специфические рукоять и гарда. Как в кино. Чуть извлек меч, посмотрел. И еле выдавил:
- Так он же американский.
- Ну, ты ведь не хуже меня знаешь, кому сейчас Япония принадлежит. Я его в порядок-то привел, так что, наслаждайся. Только учти - оружие, что своего хозяина убило, злое очень. А тут еще и сам меч басурманский. Но где же теперь добрую шашку-то взять... - вздохнул о былых временах дедушка.
- Бл...большое тебе спасибо, деда. Приволоку тебе что-нибудь обязательно, ну, получше.
А Микки дохрустел сушкой. Вик глянул на него, положил меч на стойку, схватил шелковую "обертку", и, буквально спикировав на пекинеса, закутал его, как в хламиду. А тот и не возражал.

Маленькое дело

Все вроде закончилось, поутихло. Теперь можно было обратиться к более приятным делишкам - например, прихватизировать чудную тачку. Вот только как всегда самая мякотка досталась кому-то другому. А Райнеру лезть в будку. Где "задремавший" охранничек. Радость-то какая. И еще там жратва, типично охранническая. Нет, со всей этой бодягой аппетита еще долго не будет. Натюрморт в прямом смысле слова. Как бы ненароком не сблевать в противогазе. Этим занимались звезды рок-сцены, это было давно, да и вообще, говорят, неправда - их всех устраняли разведслужбы СССР. По крайней мере, так говорили в школе. Хватит думать. Рожай.
- Есть осмотреть помещение охраны.
Открыл дверцу, втиснулся в будку. Не хотелось возвращаться с пустыми руками. Хотя можно вернуться с бутылочкой колы, и предложить отведать. Чувство юмора в семействе Вольцогенов всегда было превыше всего.
- Так, братюнь, подвинься...
Сгрузив нелегкого покойника на пол, принялся охлопывать карманы в поисках интересных вещей. А потом уже принялся выворачивать обстановку наизнанку.

Общее

Вик вздрогнул, и как-то нервно икнул, когда Лена ткнула его стволом СВУ под бок. И даже малость вспылил. Немудрено, впрочем - у него даже краска с лица схлынула.
- Лять! Елена Батьковна, хули ты творишь, растряси тебя хуе...лихорадка! Ох, йобанэ сэло, напугала. Не вишь, чтоль, на нервах я! Ох, блять, сердце чуть изо рта не выпрыгнуло. Ну предупреждать же нужно, а... Короче, вы пока идите дальше по коридорчику этому, - и махнул рукой в даль блестящих витрин и полированного пола, - Дойдешь до конца - будет макдачную через стену видно - повернешь направо, и там будет лавочка такая, типа...ээ...ну, не пропустишь, в общем. В лавочке этой заправляет пэнсионэр один. Интереснейший человек. Винтовку ему сдай - так надо. И вот там и подождите нас. Кофию откушайте. Булочками похрустите, хехе. А то тут грязновато сейчас станет...
Занимательная картина - пока длинноволосый анархист вещал, могучий юноша подходил все ближе к "трем товарищам", держа пулемет наготове. Хотя в последнем не было никакой нужды - те явно не были готовы оказывать сопротивление. На темной коже афророссиянина нервный пот блестел особенно красноречиво, хотя...остальные тоже не отставали. Примечателен был еще один факт - на поясе юноши болталась резиновая дубинка. А если по науке - то "палка резиновая с дополнительной рукояткой". Палка о трех концах, в буквальном смысле. Такой обычно в фильмах мутузят всяких бандитов и антиглобалистов. Да и в жизни тоже. С каждым шагом юноша мрачнел. Как грозовая туча просто стал. Просветлел, правда, один раз, когда представиться решил лабораторным подружкам. Будто этикет решил соблюсти какой:
- Прывит. Меня Дэн звать.
И опять посуровел. Неожиданно, взял пулемет свой, и взвалил в руки ничего не подозревавшей девочке, так и не застегнувшей свою кожанку. Та только и успела, что руки подставить, и охнуть сдавленно. А Дэн взял дубье в руки, и стал грозно смотреть на троицу молодчиков, еще недавно с уверенностью заявлявших о себе. С позиции силы, притом, заявлявших. И Микки, до этого совершенно неподвижный, залаял, как ненормальный, и описал несколько кругов вприпрыжку, вокруг каждого из схваченных добряков. И...принялся факать ногу черного молодца. А тот ее даже отдернуть побоялся.
- Щиет...холи фак, лук эт зет!
- Хайло завали, гнида черножопая! - резким тычком автомата Вик сбил его на колени, едва не придавив Микки, - Я только твоего дружка-петушка прихлопнул в тот раз, а надо было и тебя! Как же вы у меня в печени уже засели, бля, уже слов не нахожу.
На лице анархиста заиграла какая-то совершенно новая, непередаваемо злая улыбка. От нее будто даже холодок по спине бежал.
- Вот тогда помню поставил его на колени так же, ствол в рот воткнул, и бахнул. И, блядь, зубы-мозги во все стороны, и хлопнулась его голова дерьмовая как только - я сразу радоваться, ведь ну ебать-копать, ну как же хорошо было. А все потому, что правильное дело сделал. Вас, парашников, еще на подходах гасить на...
- Ай донт андестенд! Айм фром Руэнда! - выдал вконец перетрухавший негр, каким-то срывающимся голосом.
- Щас блять, Руэнда-муэнда! Ты в РУДН учился, факультет гуманитарных и социальных наук, кафедра социологии! Попизди еще, блядин сын, давай! Наплети еще, что ты внебрачный сын Обамы! Везде так, еб твою мать: набирают по объявлениям здоровых, а нужны-то умные! Что в универах, что у нас. Думал, принес бабосов, шпалер - и все, будешь снова как в своей Чернозадии по пальмам лазать? Хуем тебе по губам! Щас ты, сука, будешь тут землю рыть! Щас ты бля кишки свои морским узлом будешь вязать! Щас...ох, кх-кх...
Закашлялся. Говорил с жаром, видно, что искренне. Даже дыхание сбил. Дышит Вик, тяжело несколько. И будто бы в себя приходит заодно - не только дыхание, но какой-то ментальный гомеостаз восстанавливает.
- Ой, еп...короче, вы, девочки, идите, а мы тут с мальчикам разберемся.
Смотрит на него девочка Лента. Как-то напуганно немного, но и с вопросом.
- Да, ты их веди, а мы тут управимся по-тихому. Ой, блять, понесло Остапа...
А Микки подбежал к лаборанту, и, встав на задние лапки, передними стал "когтить" брючину. На руки, наверное, хочет, или еще чего.

Отворять такую здоровую дверь было непросто. Однако, техник был ей благодарен - ведь по крайней мере она сохранила петли, и она не рухнула на него, когда был отперт засов. Первым делом всегда прет вал плохих предчувствий, ведь сегодня вторник. И много чего стряслось. Поэтому Мени не очень удивился безголовому телу. Тут, по крайней мере, можно будет чем-нибудь поживиться - ведь не похоже, что имел место капитальный взрыв, как в подвале. Конечно, дышать местной пылью охоты мало. Когда-то тут было свежо, и стояли всякие там капусты брюссельские, в поддончиках. А теперь эта красота нахуй сгнила, и пованивает до сих пор. Как все в этом мире, если подумать. Наглядно прям, как на уроке литературы, иллюстрирует. Подошел. С удовольствием отметил, что шлем, несмотря на отсутствие головы, сохранился отлично. И не просто сам по себе горшок - а со щитком лицевым. Прелестно, прелестно. Теперь все будут бояться "маски Менахема", безликого мстителя поруганного народа, доо. О, да похоже одной обновкой дело не ограничится - у него ведь и Альфатек есть, да с магазином удлинненным. Удача. Давно хотелось отправить Полковника (так Айдельштамм звал свой пистолет) на заслуженную пенсию, и разжиться чем поновей, да помощней. Осторожно похлопав по подсумкам, выудил еще два длинных магазина - жизнь, похоже, совсем наладилась, и в жизни Мени появилась ручная гаубица. Скинул ранец, убрал туда старину Полковника, магазины к нему из подсумков вытряхнул туда же. Расширил универсальную кобуру, чтобы Пушка (да, с большой буквы) уместилась. Задумался над именем новому спутнику непростой жизни. С усилием крутанул его вокруг пальца. Вскинул, примерился, проверяя прицельные приспособления. Вроде целый, не изуродованный, как тот несчастный Традекс. Да и пружина в магазине вряд ли одряхлела - их сейчас делают хорошими. Даже очень. Даже слишком. "Проверить не повредит" - с этой нехитрой мыслью Менахем злосчастный магазин и выщелкнул. А лучше бы так оставил. Все как надо - вот раз, два, три...восемь могучего вида патронов, каждый из которыъ завалит кого угодно, "даже твою ожиревшую маму", как говаривал один сослуживец. Но удлиненный магазин Альфатека, как техник точно помнил, рассчитан на вмещение девяти патронов калибра .454. Что-то не стыкуется. Перевел взгляд со стройного ряда тупоносых патронов на тело бывшего владельца гаубицы. Обратно. Снова. Туда, сюда. И уже в который раз за этот день в голову, прямиком через живое воображение, пришла картина, реконструирующая события.
Дробный топот шагов, и гулкий хлопок массивнейшей двери морозилки. Чернеющий провал ствола, смотрящий прямо туда, на нее. И сам пистолет тоже черный, выглядит забавно и даже красиво среди струящегося на съестное добро беленького "холода". Сбитое дыхание рвется изо рта густым паром, и пот на лбу стремительно холодеет. Ожидание, которого всего так много. Вот сейчас откроется дверь, и гулко вдарит верный Альфатек. Он никогда не подводил на таких расстояниях, ведь им правит наметанный глаз и твердая рука. Но никого нет. Ждать еще. Становится откровенно холодно. Никого. Можно идти? Щелкает хорошо смазанный засов, без усилия перебивая пополам линию жизни. Отчаяние, брошенный на пол шлем. Уже совсем остывший ствол упирается чуть подальше подбородка. Он все-таки выстрелит сегодня. Он-то возьмет свое сегодня, раз уж показался из кобуры. И переживет этот день. Ведь он металлический, и ему не страшен холод. Глуп тот, кто говорит, что мягкое побеждает твердое. Сдави в руке куриное яйцо - символ жизни, и что увидишь? Жидкий белок вытекает, плотный желток остается. Так же и здесь - после бури останется лишь Сила, да сестра ее, Мощь, а все остальное будет сметено. Гулкий хлопок найдет каждого.
Пистолет, казалось, чуть завибрировал в руке, вырывая из тесных объятий раздумий. Орудие убийства - одно, а вот самоубийства - совсем другое. Тут не надо быть суеверным, чтобы почувствовать, какой недобрый дух исходит от и без того зловещего крупнокалиберного пистолета. Но. Пока он на твоей стороне - бояться нечего. Мени резко развернулся вокруг себя, и снова вскинул Альфатек, беря на прицел раскрытую дверь. Пусть этот дух отведают враги. Корпорация. Дезертиры. Эта война уже вдвойне за нами, а и ничего им не останется, кроме как выбить себе мозги в качестве разрешения безвыходной ситуации. Разрубить Гордиев узел, так сказать. А вместе с ним - свою же голову пополам, хе-хе. Черный юмор прилипает к твоему разуму, как черная грязь к одежде - и всегда бросается в глаза. Если только разум не черен. О, да это внушает надежду. Ведь и выход есть, и мир будет, когда-нибудь. Когда выберешься из этого лабиринта - тогда все будет. А в лабиринте Минотавр живет. Можно драться с ним, но это бессмысленно. А можно приручить. Ведь это тоже человек, только голова у него коровья - и не таким бывает Б-жье провидение. "Я буду звать тебя Быком. Тебе идет, правда". Подняв с пола новый шлем (весьма размашистым жестом, надо сказать), Менахем зашагал прочь из морозильной камеры смерти. Которая, как выяснилось, не столь уж ужасна.

Еще раз огляделся. Все-таки загадочную подобрал наниматель компанию. Кого только нет помимо белого населения Штатов - и черный, и азиат, и славянин, и довольно-таки жгучая девушка из латиноамериканцев, судя по всему. Кому-то это ниггер, "чинк", и далее по списку. Но Господь-то учил любить всех ближних своих - а эти не дальние. На данный момент, конечно. И потом, над всем этим стоит наниматель, будь он мистером Фуллборном, или еще кем-то - они каким-то образом выцепили его, Джеремию, из общей серой толпы народу, и предложение сделали. Интересное. И ведь таким людям не отказывают - это даже не глупо, это попросту невежливо. Перспектива увидеть лишенное кожи тело без головы и позвоночника не очень пугало - ведь страх надо гнать подальше. Вот интерес - тот манил. Возможности, грядущие контакты - манили. Ощущение реального дела, участия в нем, а не поисков чего-то более-менее устраивающего - все это манило. Манила и весьма средней руки забегаловка, в которой проходила встреча. И пока что ход дел устраивал - и даже назначенный над группой командир. Какое-то славянское имя, отдающее Балканами. И дико суровый вид. Где-то видел его раньше - не в сводке ли новостей с того вооруженного конфликта? Не суть. Дело было за малым - вопросы. Надо блеснуть, или же узнать что-то по-настоящему нужное. А по возможности - все сразу.
- Прошу прощения, мисс. Ввиду того, что нашей непосредственной задачей является нейтрализация...помех делам мистера Фуллборна, будет ли наниматель обеспечивать нас такими дополнительными услугами, как предоставлением материальной базы для выполнения такого задания?
Витиевато вышло - но это и нравилось. В конце концов, в женщине, представлявшей нанимателя, ощущалась смесь профессионализма и спокойствия, доходящего до равнодушия - ей ли не понять такую формулировку? И потом, не говорить же "Ну, э, нам тут типа нужно побольше пушек чтобы вальнуть этого пидорка, да помощнее чтоб!". Все-таки не в подворотне сидим, а в приличном заведении.

Ах она самка вредоносная. Мало того, что с утра не подмылась, и такой легла - ударить удумала. Запоздалое осознание всей мерзости этого бабьего поступка накрывало сознание прочно, будто медным тазом. Так ведь нельзя. Взять, оскорбить, и свалить в душ. Ни тебе посткоитальных ласк, ни заслуженной похвалы - все это оказалось лишним, только лишь пинок в бочину, его, значит, и оказался достоин!
- Блядина, не...блядища... - как музыкальная шкатулка повторил Викентий, с еще большей глубокомысленностью.
Ну, сссучка. Ну курвища. Взять бы ее за шею, и вытрясти душонку. Или хотя бы куриные мозги. Или ничего не вытрясти - если ни души, ни мозга нету. Позвоночник просто в двух местах сломать, заодно с гортанью. Трахеей. Трахать ее надо - ни на что больше не годна. И даже тут ухитрилась свинью подложить, блядина. Блядища. Тазик, радостно сияя полированным металлом, накрывал сознание.
Но что-то удерживало. Не давало тазику окончательно хлопнуться оземь, изолируя мысли от космических эманаций. Непонятно. Хотя...да ее же можно так убить ненароком. "Какая потеря для общества". Тазик плюхнулся, и дальнейший поток сознания тотчас же пресекся.
Подойдя к двери ванной, спросил негромко, благо шум воды уже не мешал:
- Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

Отпустил перильце. Посмотрел на результат. Вроде удивление какое-то. Но и другое что-то в голове заскреблось. Такое. "Все идет по плану". Расплылся в ухмылке. Перевел взгляд на Анастасию. Смотрит.
- А пошли ко мне? Там и помоешь все, что надо...

Готовка. Готовить Викентий любил. Но очень часто было лень. По сути, при всем переданном батей умении, по существу изъебывался только для гостей, и то не всегда. А обычно наггетсы-шмаггетсы, пиццы-хуиццы (некстати вспомнилось виденное вчера в числе прочих порево, где факер подавал чике прибор, воткнув его в центр добротной "маргариты"), макарошки, хуе-мое. Иногда даже роллтоны. Как после такой диеты находились силы лысого гонять, да на телок заглядываться - загадка. Но отношения после перехода на нее с противоположным полом не ладятся - это факт. То есть, год уже. Печаль. А может наоборот - самостоятельность, еба. Вот поставил макарошек, и давай на нагретую сковородочку наггетсы мерзлые вываливать. Зашипели, зашкворчали. А чтобы хорошие вышли - надо переворачивать почаще. И стал Вик их лопаточкой поддевать, напевая в обычной распиздяйской манере:
- Натрудилась пооооопкаааа девочки Оксаааанкиии!
Тыдыц - и перевернулся желтенький биточек.
- Около ключииицыыыы две маленькие раааанкиииии!
Шур-шур-шур - подергал сковородку, чтобы не пригорели.
- То ли сигареееетоооой прижег сутенееер Дамииииир!
Подкрутил конфорку на "двоечку" - нечего разваленному РАО ЕЭС башлять лишнего.
- То ли этой ноооочьюууууу драл ее вампииииииииииир...
На загадочной ноте задумался. Драл вампир. Ну вампир-то ладно. Но что-то вспомнилось. Драл, точно. Пока харчи шкворчат-бурлят, можно и помечтать. Вот есть соседка. Хорошая деваха, только какая-то такая, пацанка, что ли. И кикбоксер, Г-споди прости. Вроде и нормик общение с ней, и выпивать случалось, но чтобы что-то такое, доброе - ни-ни. Какой уж там доброе, если только и думаешь, что приобними ее пониже талии, отхватишь в зубы, и все, прощай, романтика. А ведь стоило бы и попробовать. Но не сразу. Сначала нарядить ее в костюмчик горничной...нет, не горничной. В офисный костюм! С юбочкой такой аккуратной, до колена или чуть выше, пиджачком и рубашечкой, которую топорщит небольшая и очень аппетитная спортивно подтянутая грудь. Макияжа немного, прическу цивильную. И в офис. Зайти в офис этот шефом, или чем-то вроде. Доклад там попросить, отчет, все такое. Как это "не сделали еще"? Утю-тю, нехорошо выходит, Анастасия! И вот взять ее в этом костюмчике, на стол письменный из монолита темного дерева завалить, юбочку стильную до пояса завернуть и в середине рабочего дня ебатьебатьебатьебатьебатьебатьебатьебатьебатьебатьебать.
- Кхм.
Шаркнул сковородой, переставляя на холодную конфорку. Плиту погасил. Батя-инженер сказал бы, что неплавный реостат переключил. Или потенциометр. А собственный потенциометр-то того, ожил. И охота появилась сделать что-то. Бодрость какую-нибудь. Не додумав толком, Викентий рванул к компу. Написать надо.
Написать надо, да. А там...ильхам желтым подмигивает. Неужто...да, она взяла и написала! Даже странно - подумал про то, что...кхм, подумал в общем, а она и написала сама. Надо что-нибудь катнуть. Такое. С заделом на будущее чтобы.

Время: 09:41

Северина

Вик коротко подмигнул. И тут же погнал своим обычным полуторжественным тоном:
- А то, еще как пришли. Вон там ребята наши сидят, - ткнул пальцем в небольшой придорожный скверик.
И правда, в ответ весело махнула чья-то рука. До этого и вида не было, что кто-то там есть.
- Сейчас время такое, что никто светиться не любит, так чтобы совсем и всегда - не на параде. Пипл старается засесть где-нибудь тихушно так, и маскировку не проебывать до последнего. А то сами понимаете. И из-за таких вот особенностей часто приколы бывают просто адские. Ну, я говорил уже, да и вы видели...хотя тут местечко наше. Вроде на виду, но и попробуй подлезь - жопу табаской смажем и туда клизму самогонную ыть-ыть-ыть...

Общее

Приближается здание центра. Видны тут и там группки людей - довольно разнообразные, более того - разношерстные. Но, в то же время, похожие чем-то. Вот какие-то панки с броскими прическами, вот несколько дядек в камуфляже, поодаль вообще девки какие-то. Два взрослых парня, сопровождаемые упитанным поциком школьного возраста с сигаретой в зубах, несут плотно набитые сумки. Малой громко возмущается:
- Хули тут так мало? Это наша точка блядь! Брать больше надо было! Устал - сядь на пенек, скушай твикс, передохни! Должен теперь косарь отдать!
Деловой, в общем, типчик. Не сразу доходит осознание странного факта - в умершем городе по-прежнему бьет фонтан, а вращающиеся двери приближающегося центра, как это ни странно, вращаются. Значит, коммуникации в порядке, по крайней мере, отчасти. Явно расслабившийся Вик, вышагивая вперед, повел группу в двери, под огромаднейший козырек. Такой козырек, что уже Козырь. Венец эпохи господства лужковской архитектуры, ну и легендарного московского мэра в общем.
- Надо бы еще этих гамадрилов найти, разъеби их якорем... - пробормотал будто бы под нос.
Внутри пустовато. Блеск и лоск выхолощенной сущности, присущий цитадели потребления, сохранился (или еще не исчез), но подрихтованные компьютерной графикой красотки с брендовых реклам куда-то пропали. Да и сами рекламы. Только вывески остались на павильончиках. А безукоризненные стены - расписаны чем-то где отдаленно, а где полноценно являющимся граффити. И даже на полу попадалось. Особо стоило отметить слово "ХУЙ", выписанное с церетелевским размахом на голом пятачке блестящих плиток перед входом, обращенное к прибывающим. Кондовым, консервативным черным цветом выписанное, как Конституция или Уголовный Кодекс. Рукописи, как известно, не горят, а уж фольклор - тем более неискореним.
Несколько групп людей, обособленно кучкующихся то тут то там. Некоторые ходят, несут что-то с деловым видом. Отдельная бражка, впрочем, сразу повернулась к вам. Три рыла. Широкие штаны, просторные майки, новомодного фасона кепарики. И один...негр. Да и другой какой-то явно нерусский. А Вик бредет куда-то, глядя в другую сторону. И те трое с места снялись. Заходят сбоку.

Куда приводят мечты

Общее. Новак.

Тропинка впереди изгибалась, да почти прямым углом. Зашел за нее, и увидал силуэт метрах в пяти от себя, стоящий чуть в стороне дороги. Не сказать, что большой - не то, что оставшийся неназванным дядька в маскировочном костюме. Но и не малый. Будто что-то тащащий на себе - разобрать было непросто, ведь фонарей как не было, так и нет, а темнота будто стала осязаемой, и заполняла пространство как желе. Или мармелад. С каким-нибудь виноградным вкусом, или смородиновым. Фигура повернулась в твою сторону, и подняла руки, направляя что-то на тебя. Защелкал, засверкал прерывистой пронзительно-синей в этой темноте молнией электрический запал. И меньше, чем через секунду рванулась тугая струя огнесмеси. Все вокруг осветилось неверным светом, на тот недолгий миг, пока не лопнули, не выдержав плавящего плоть жара, глазные яблоки. Дьявольская боль, которой в специальных заведениях пугают грешников-рецидивистов. Открывшийся, чтобы в последний раз издать вопль, рот набрал жаркой смерти, забивающейся в горло, выжигающей все внутри. Ноги понесли прочь, но далеко уйти не удалось - чрезвычайно густая огнесмесь продолжала полыхать, оставаясь на одежде, и добравшись сквозь нее до тела. Агония длилась недолго. Дождавшись угасания последнего язычка химического пламени на лежавшем, уже неподвижном теле, незнакомец ушел обратно во тьму.
Взорам двух закамуфлированных мужиков, прибежавших на зарево, и готовившихся к худшему, предстал страшно обгорелый труп, распространивший вонь паленых волос, мяса и жира на десятки метров вокруг, а так же внушительных размеров фаллоимитатор, выпавший из прогоревшего кармана, совершенно нетронутый адским огнем.
- Пиздецы, Кириллыч, - пробубнил сквозь фильтры один из них.
- Жестокий мир жесток, Арсений, - сказал крупный, и ударом заправского футболиста отправил дилдо в кусты, - Этак скоро инопланетян встречать будем, хлебом и солью, да.
Приближалась полночь. В Битцевском лесопарке вновь повисла тишина.

Общее

Тронулись. А вокруг снова тишина - будто и не было никакой стрельбы и кровавых мальчиков в глазах.
- Ну, ээ. Что-то происходит. Вообще, такое впечатление, что в столице готовилась не революция. В смысле, не одна. И даже не две. Но кто-то обставил всех.
Вик потер подбородок, а потом разразился тирадой из разряда "ударный труд агитпропотдела комсомола", только на счет анархизма и адаптации его к сегодняшним реалиям. Со ссылками на научные труды Бакунина, Кропоткина, а так же зарубежных авторов (в частности, Прудона), но отдавая приоритет первым двум, и основываясь на русском менталитете, распространившемся на всех жителей Российской Федерации в той или иной мере, но стремительно деградирующего до менталитета российского. Довольно убедительно, надо сказать. Хотя недоставало статусного вида - какого-нибудь бородатого ученого мужа или президента в костюме, например. Да и как-то вообще странно было выслушивать от очкарика в камуфлете будто бы с чужого плеча, как должно функционировать общество. Тут уж все от настроения зависит. А дорога вела меж жилых домов, мимо школы, пялящей пустые окна на пустые же улицы, петляла и виляла. Завела меж двух лесков, подбитых по периметру кустиками, как шапка мехом.
- ...ну и поэтому я все же еще раз хочу сказать, что отторжение оголтелого индивидуализма - это истинный путь к спасению человека как биологического вида, и, что более важно, спасения человека в се...
В кустах что-то зашуршало, и оба "знаменца" тут же замерли. И Вик тут же наугад вскинул автомат. Но растерялся - ведь и вам не удалось точно понять, где же именно кто-то пошумел. Или что-то пошумело - неясно. И вот опять.
- Назовись и выходи, еб твою мать!
А шорох уже близко. Нервы, нервы где-то на пределе.
И тут из-под приземистого куста показывается круглая мордочка.
- Воф!
Неповторимый тембр лая с легкой хрипотцой и придыханием.
- Апхф!
И такой ведь тоже бывает. Вик выпустил из рук автомат, тотчас хлопнувший его по отсутствующему животу, и на лице его отразилось нечто детское - умиление, наверное.
- Ох ты какая лааааапоськаааааа!
Подбежал к нему. Потянул руки.
- Арр-апф-апф!
- Ну, ну, утититихо-тихонечко, ниааааааа!
И буквально выдернул песика из-под куста. Выдернул, и закружил вокруг себя на вытянутых руках. Развевающаяся шлейфом длинная шерсть. Развевающиеся шлейфом волосы анархиста. Прижимает к груди, держа мордочку на уровне подбородка. Это пекинес, сомнений быть не может. Настоящий, самый натуральнейший. Тонким язычком радостно лижет в лицо. А этот улыбается. У них двоих определенно есть что-то общее. Прическа, наверное.
- Ооох, хорошенький какой...
Девочка со смесью ужаса и непонимания смотрит на эту картину. А Вик прижимает пекинесика к себе, улыбается, и радуется, как ребенок. И этот человек пять минут назад хотел сжечь себе подобного живьем.

Хаят

Выслушивая, нахмурился, когда сказала про артерию. Задрал ветровку, и вытащил из-за пояса пистолет, довольно массивный, но под мешковатой одеждой незаметный. Щелкнул рычажком предохранителя, и сделал длинный шаг к тебе, нависнув. И так заметно превосходящий тебя по росту, казалось, стал еще выше.
- Простота, значит. И грех не надо брать.
Вскинул руку, кажется, направляя на тебя.
И свободно крутанул оружие, захватив в конечном итоге за ствол, и уставив рукоять с вогнанным в нее магазином в небо. Подает. И смотрит уже чуть расслабленно, будто улыбаясь глазами - ведь не убил же. И точно так же посмотрел на Лену.

Общее

Довольно неуверенные шаги, и приближающийся пятачок. Не по себе - вдруг там все еще бдит стрелок? На свой страх и риск. Может быть, отсутствие какого-либо опыта в боевых действиях и помогло удержать себя в руках - так ребенок может погладить тигра, ничуть его не опасаясь, когда у взрослого от одного только вида большой и в общем-то дружелюбно настроенной кисы самопроизвольно опорожнится кишечник. И, к тому же, возглавляла процессию решительно настроенная, хоть и молчаливая, девочка. Хотя какая там девочка - девушка вполне себе. И тут грянул третий выстрел. Заставил вздрогнуть. Но ничего. Будто куда-то в другую сторону был направлен. Или просто так.
Вот она, лестница. И рядом - бездыханный мальчонка, под которым медленно расплывается лужа крови, довольно скромных размеров. Пропитывает ранец, светлые волосы. Из этого ракурса он выглядит совсем ребенком, просто совершенно. Из этого ракурса. Цинично как-то получается - оценивать по существу только после смерти. Но так уж в России заведено.
Громада дома уже высится, даже как-то угрожающе, прямо того гляди изогнется, как резиновая, и прихлопнет. Он неоднократно горел, и всякий раз с человеческими жертвами. Последний раз - лет шесть назад, на самом верхнем этаже. Люди в отчаянии выбрасывались из окон, и местная школота прорывались через оцепление огородами, чтобы заснять попадавшие тут и там, как гнилые яблоки, тела на камеры мобильных телефонов. А яблочко от яблони недалеко падает - около года назад школа, до которой от этого дома три минуты спокойной ходьбы, была посещена одним из ее выпускников, тихим человеком с грустными глазами, принесшим с собой в храм знаний обрез охотничьего ружья и три гранаты оборонительные Ф-1. Тихий микрорайон, и события под стать.
Подъем. Что-то мелькает в высоте. Хлопает дверь. Еще три шага. Девушка с причудливым поясом из патронов срывается с места, и буквально летит вперед. Вот оно что - на аккуратном газончике у самой стены дома лежит человек. Небольшого роста мужчина, с темными волосами, заплетенными на затылке в косичку, одетый в черное с ног до головы. Кстати, ноги. Одна его нога совершенно безвольна, согнута под каким-то противоестественным углом. От этого зрелища чуть не замутило. Куртка, или что это у него, намокает от крови в районе плеч и правой руки. Но человечек только шипит, как перепуганный кот, и пытается ползти в сторону, вырывая дерн кусок за куском левой рукой. Увидев девушку, он замер. Процедил сквозь сжатые зубы:
- Он накажет. Он покарает. Вы умрете, а я не сдамся.
А девочка просто наставляет на него пистолет. Да-да, на поясе снайпера (а это он, сомнений нет) располагается расстегнутая кобура, в которой что-то есть. Под правую руку. Неловкое молчание. И из-за угла дома вылетает Вик. В руках что-то серебристое, при рассмотрении - аккуратной компоновки винтовка при оптическом прицеле. Из которой застрелили мальчика. И топорик тоже при нем.
- Что, пидар, допрыгался? Снайпер ты как из говна пуля - сел хуй знает где, прикрытия не взял, позицию не меняешь. Думал наверное, возьму типа винтовку, всех порву, да? Ха-ха, ворошиловский стрелок, блядь, - опустив ствол на землю, взял топорик поудобнее, и стал неторопливо подходить к человечку, - Ты, урод, сейчас того, дуба врежешь. Но не сразу. Сначала ты врежешь осины, потом березы, потом липы, потом, блядь, пихту тебе в очко запихаю, и уже потом - дуба, как человек. Сука, Сёму убил. Урод, блядь, караулил типа, да? Выманивал? А? А?!
- Не забывайся, пес, - тихо, но отчетливо, и как-то страшно перебил его снайпер, - Грядет Суд, и грехи ваши увлекут души ваши в Преисподнюю. Остановись и покайся.
- Че-е-его бля? - анархист застыл в, похоже, неподдельном недоумении, - Ты что, поп что ли? Лев Толстой? Или хуй простой?
Нарастало предчувствие чего-то нехорошего. Не то, чтобы бури, или опасности. А скорее, что случится что-то нехорошее, противное человеческой природе.

"Э, билядь". На отходняке от боя раны, благодаря засевшей в них шрапнели, начали саднить. Не слабо, не нестерпимо. А как раз так, чтобы "допечь". Радостно было, что мина не приземлилась прямиком на буйну голову. Но не очень. Приземлись она - не болело бы сейчас в ноге. Странно немного, но в ребрах ничего не отдавалось. Видимо, задней лапе досталось сильнее. М-да. Не охрометь бы тут. Надежда вся на эскулапа Сами. Постукивая палкой, заменяющей в здешних условиях трость и костыль, Златан доковылял до неаккуратного стола. Не операционного. А банальнейшего. Хули там, башлять местному костоправу не хотелось, а не хочешь - обходись чем есть. Крякнув, перевалился на него. Подволок поврежденную ногу. И стал ждать.
Вот. Пока подготавливал инструменты, чистил, мыл и обеззараживал, Златан пришёл сам – по виду бедняги было сразу ясно, без каких-либо слов, что он поскорее хочет избавиться от лишних деталей в своём теле и очень хочет, чтобы сам Ярви поскорее этим занялся.  Собственно, сам Ярви не был против, и очень даже за, тем более, что всё уже было готово к тому моменту, когда здоровяк-серб улегся на стол. Принёс лампу настольную, на стол поставил. Всё помыл и подготовил. Руки ополоснул опять с мылом, потом спиртом прошёлся.  Подошёл к пациенту, ножничками разрезал штанину. Рану внимательно осмотрел, чуть наклонившись. Ну, красиво, хотя и грязновато маленько. Марлю смочил раствором перекиси, промыл всё хорошенько. Взял шприц, новокаина вдул. Проверил на пузырьки воздуха, отложил в сторонку. Налил горькой в стакан, сигарету зажёг. Стакан Златану протянул. - Выпей. Хм, - затянулся, - я еще потом налью. Ты, это. Терпи, дружище. Будет немного больно, но рана хорошая, всё гладко пройдет. Я гарантирую.
Ох, итить-растудыть. Наверное, как-то так чувствуют себя коты, которых притащили на кастрацию. И дети в кресле стоматолога. Сейчас будет больно. Будто не хватило уже этого. Ай, Златан, что ты как девка. Выдохнув, хлопнул стакан залпом. Анестезия. Лекарство. Надо быстро глотать, чтобы подействовало.
- Бр-р-р...
А ведь все только начинается. Ладно хоть "рана хорошая". Можно надеяться, что познакомиться с "плохой" не придется. Потом.
 Сами дождался момента осушения, взял пустой стакан из рук товарища, поставил на стол. Налил еще половинку. Отставил в сторону. Взял шприц. Протёр ваткой, спиртом смоченной, необходимое Попросил повернуться на бок. Поправил сигарету, сунутую в уголок рта, пальцами и пробубнил: - Потерпи чуть-чуть, - и вонзил иглу туда, где должен быть бедренный нерв. Прострел весьма болезненный последовал незамедлительно. Финн вогнал двадцать кубиков лидокаина, затем тоже самое проделал с седалищным нервом. По сути, операция, в чем-то схожая с обезболиванием при посещении стоматолога. Только сплевывать никуда ничего не надо, угу. Снижение чувствительности, легкое онемение и прочие симптомы налицо. - Ну, а теперь – самое важное, - взял пинцет, расширитель, который только можно было достать в этих краях. Сунул сербу водки, пожевал сигарету. Наклонился. И начал вынимать всё лишнее из бедра. Всё, что блестело металлическим отблеском и было совсем не к месту.  
- Ай, лять...
Если игла ткнула так больно - что начнется, когда наружу полезут осколочки? Думать не хотелось. Хотелось водки. А Сами тут как тут, снова наливает.
- Хух!
Еще разик. Еще давай.
И вот он приступает к делу. В свое время в учебке довелось услышать от одного офицера, близко знакомого с Катангой, что в такие моменты надо себя чем-нибудь отвлечь, занять, расслабить - если этого не обеспечивают средства анестезии, которых всегда недостаточно. И вот, решился Златан попробовать. Заразительный мотивчик финский дружище иногда напевал. Наверное, к месту будет.
- Як цуп цоп парви каридола, тик паривила тиц тандуБЛЕЕЕЕЕЕАААААААААААААААА!!!
Ничего не вышло. Ногу, казалось, разрывало на части когтями какой-то адской твари. Хотя это был всего лишь пинцет.
Златан решил отвлечься. Решил чем-нибудь себя занять. И это правильно. Главное – чтобы не мешал, ведь такая ювелирная работа не терпит ошибок.  - За стол держись, угу, - пробормотал отвлеченно Сами, доставая еще один осколок из ноги товарища по окопу, которому повезло гораздо меньше, нежели самому эскулапу. Сейчас бы сам лежал на столе и ждал, пока черногорский врачеватель достанет из него всякие ненужные металляшки. А то и в другом месте лежал бы. Кхм. Вытащил. Ушло на всё минут двадцать. Может, чуть больше. Ярви не считал, ибо без разницы. Пару раз успокаивал Застенича, пытался завести разговор, чтобы старый знакомец выговорился, отвлекся и успокоился, но всё время погружался в работу на столько, что внимания на что-либо другое просто не оставалось. Сквозь плотно сомкнутые зубы серба иногда проскакивало мужественное шипение. И больше ничего. Похвально.
 Когда осколки были извлечены, а швы наложены, финн утер лоб тыльной стороной ладони, выбросил окурок в помойку и сунул новую сигарету между зубов, но не закурил. Вылил в стакан еще водки. Выдал порцию живительного наркоза пациенту, сложив руки на груди. Дождался. - А теперь осмотрим бок.  И снова уколы. Снова онемение и боль, словно кто-то методично суёт раскаленные гвозди в плоть, а потом достает обратно, с той лишь разницей, что боль кажется немного притупленной. Если бы не было наркоза, работать из-за криков и спазмов было бы просто невозможно. - Еще чуть-чуть, хм, - пробубнил врач, доставая еще один осколок. Затем наложение швов. Затем окончательная обработка ран, перевязка.
 На всё - что-то около часа или, может быть, чуть больше. Время летит незаметно, когда ты чем-то занят, когда работаешь по профессии. Но Сами был уверен, что Застенич запомнил этот эпизод своей жизни надолго. Осторожно помог подняться из лежачего положения в сидячее. Хлопнул несильно по плечу. Объяснил, что заживать всё будет недели две до того момента, когда раны можно будет невозбранно мочить и чесать. Мышцы будут болеть, но тревожить их нельзя.  Заверил в том, что всё будет просто отлично и всё быстро заживёт. Долил горькую в стакан, выдал пациенту. Стукнул фляжкой об тару, глотнул, не поморщившись. Утёр усы.  - В общем, иди-ка, дружище, отдыхай. А я тут поколдую пока еще. Жрать охота, право слово.

- Кх-кхм. Джентльмены. Я, как вы уже знаете, Златан Застенич. В прошлом - сержант миротворческих сил ООН. Теперь вот командир ваш, типа, - проговорил только-только выползший на "собрание" серб, опираясь на палку - И пулемет тоже у меня. Так что я...
Чуть не так хроманул, и в хмельном, но недостаточно пьяном теле тут же отдалось. "Ай, бля! Осторожней ступай, баранья башка".
- ...приоритетная цель. В любом случае, рад знакомству.

Общее

Вик, шедший чуть впереди, пыхнул сигареткой. Девочка, что все молчала, поежилась, чуть ссутулилась, и обхватила себя руками, скрипнув кожей куртки.
- Холодно что-то...
А малец повернулся к лестнице и как-то удивленно взглянул вверх. Жужжание. Вернее, едва слышный вжик. И в мигом позже его нога дернулась назад. Правая. Пуля выбила лиловую пыль чуть повыше колена. По окрестностям разнесся запоздалый, сухой и щелкнувший звук выстрела. Заплясал на стенах, пролетел через деревья, и понесся вдаль, утекая. В воздух из зарослей поднялась целая туча птиц, доселе не издавших ни звука, и хаотичное карканье, перекрывавшее, казалось, само себя, заполнило все вокруг. Вороны. Серые, с черными головками. Малой лежал на спине и неуклюже ворочался, не в силах сдвинуться с места сколь либо серьезно. И вот, он закричал:
- АААААА! АА-ААА-А-А-АААААААА!!!!
Рвущий барабанные перепонки, по-детски тонкий, исполненный отчаяния и боли крик. Не бессмысленный, не бесполезный. Ор. Сигнал, или даже требование - о помощи. И предупреждение. Старая, как человеческий род, система оповещения сородичей о саблезубых тиграх и прочих добряках. Теперь - со вкусом свинца. Сигарета выпала изо рта Вика, и лизнула красным кончиком его подбородок.
- Ахс-с-с-сука! Всем тихо, ни шагу! - злой громкий шепот.
Развернулся к вам. Глаза горят.
- Я слышал, откуда. Из того дома. Он там. Он выманивает. И тихо, тихо мне!
Стало как-то зябко. Холод поселился между лопаток. Угнездился на загривке. И прочно обосновался в глубине, сковывая нутро. Страх оказаться следующим силен, когда ты ничего не понимаешь. И вообще не ждал ничего подобного. И он не успокаивается при взгляде на зеленые кроны, надежно скрывающие от злых глаз. А камуфляжный анархист присел, скинув рюкзак. Расстегнул, и копается. Едва слышно приговаривает:
- Ну пидар...с-с-сука, желудком у меня обосрешься...задушу гадину, урою, зарою, глаз высосу...не на того напал, мать свою уеб, я тут все знаю, все...всех накроем...
Похоже, нашел что-то. Поднялся. И совсем неожиданно сдернул с себя автомат. Осторожно, держа за цевье, протянул Лене.
- На сохранение. А я пошел. Без глупостей!
Наклонился, и выудил из рюкзака...топорик. И припустил вдоль речки по тропинке, что огибала возвышенность со злосчастным домом. Развевалась грива длинных волос, и просторная ветровка стала что твой парус - ни дать ни взять фурия. Хотя не смешно как-то. Совсем не до смеха. Все произошло слишком быстро, и теперь судьба трех девок получается...лучше и не думать. Третья девка медленно расстегнула куртку. Открывая взору полоску бархатистого вида кожи. Чуть распахнула. А там не футболка, и не майка. Там грудь аккуратная, сочная. И заткнутый за пояс милитари-штанов пистолет, бросается в глаза вороненой сталью. Достала. И как-то выпрямилась. По-прежнему молчала. Молчало все вокруг. Только пацан продолжал бессильно кричать.

- Э...гриш, гостья? Дело хорошее. А я чет проголодался малеха.
Пока два товарища что-то там свое выясняли, Ленни запустил лапу в мешок, и таки выудил оттуда лепешку. Кукурузную. Деликатес, можно сказать, хоть и общедоступный. И принялся подтачивать, наблюдая. Уж очень кушать хотелось.

Вера, Диомид, Ираида

Две девы лежали нагими на сбитой кровати, и дышали. Тихо любили. Но дверь отворилась, и вошел Брат. Тоже совершенно нагой. Громадный, кряжистый. И на рельефной мускулатуре играли отблески свеч. Возвышается, но не несет в себе угрозы и зла вообще. Это брат Диомид, который всегда защитит слабых сестер от любой напасти. Он склоняется, и нежно целует Веру в щечку. Шепчет что-то.

Время: 01:32

Сестры лежат в изнеможении. Сон уже прибирает разгулявшихся было верующих к рукам, потому как час поздний, а пыл весь был истрачен с приходом брата. Истрачен на сей раз окончательно. Осталась только сладость. Нежность. Понимание. Добро. И осознание - что Брат, хоть и немногословен, всегда поддержит. И поможет делом.
А Диомид...Диомид, закончив, помолился.

- О, эта ожила.
Очкастый внимательно всмотрелся куда-то в лоб Лены. Блеснул стеклышками. Перевел взгляд обратно на лаборанта. И тихо пробурчал:
- Что это они, с луны свалились...или память отшибло к чертям...развалились как на пляжу, блять...
Ремень цвета хаки, потертый, выцветший. А на нем - АКСУ-74. Короткий автомат, занимающий тактическую нишу ПП, и при этом являющийся штурмовой винтовкой. В просторечии суровых дядек просто "мамин хуй". Не сказать, что супероружие - уменьшение габаритов не пошло на пользу в плане ТТХ, надежности и прочей оружейной матчасти. С другой стороны, компактность и складной приклад делают его довольно удобным и легким - хороший выбор для боя на малой дистанции, и, особенно, в помещении. Или же если с полноразмерным стволом трудно управляться. А полноценные пистолеты-пулеметы в РФ распространены далеко не так хорошо, как на зажравшемся Западе. И вообще, для гражданского человека автоматическое оружие - это что-то из ряда вон. Что получить - невозможно, что столкнуться - не хочется. Тридцать промежуточных малоимпульсных патронов, наносящих незащищенной цели чрезвычайно плохие ранения. И угостить ими можно хоть всеми сразу. Если задуматься - делается страшно. Чуть-чуть.
А в воздухе ощущается дым. Неприятный, будто горел какой-то пластик.

- Да чтоб у тя хуй во лбу вырос, уебок, блядь!
- Ээ-э, Пинки, милая, ну я не хотел...
- Кобелина чернозадая! Орангутан обосранный! Козел отъебанный! Чтоб я еще раз тебе поверила!
- Ну послушай, крошка, это все не...
- Так, что здесь такое происходит? Что еще за переполох?
- Да этот мудень уже совсем нахуй ошалел, еб мать его в гроб, бога в душу, и ему хуй мамин в рот через уши!
- Э, я, да ничего не...
- Соблюдайте тишину и выясняйте свои отношения в приватной обстановке. Особенно это касается вас, солдат.
- Что?! Да ты и знать не знаешь, какую мне свинью этот ниггер подложил!
- Повторяю, успокойтесь, и добавляйте "сэр", когда обращаетесь к ста...
- Да что вы все, мужики чертовы, заладили! Я спокойна, просто уже не...
- Я сказал РОТ СВОЙ ЗАКРОЙ!!!

И тогда в и без того безрадостной казарме повисла звенящая тишина, а угрюмые солдаты ошалело уставились на проявившего характер еврея. Уши даже заложило - Мени не думал, что может так по-сержантски орать. И с этим, перекрывшим и поставившим на место даже склочную огнеметчицу, криком он будто выплюнул последние силы, что были отпущены ему на этот непростой вторник. Ушел к себе, и почти сразу уснул. Но даже во сне особого покоя не было. Хотелось черной пелены здорового сна, а приснилось совершенно безрадостное. Какое-то одиночество. Или даже больше того - крушение надежд. Хотя, кто знает. Сон - это вообще выражение пережитого, а в нем всего этого было более чем достаточно. Можно и нужно считать, что он как раз знаменует окончание этой черной полосы в жизни техника. Оптимизм - он как любовь, без палки в нужное время потухнет совсем. Хм. Вот и нежные чувства к японке, похоже, сдохли, и начали пованивать. Осталось какое-то отчуждение, и только. Это хорошо, что вчера помимо нее в жизни произошло много хорошего, плохого, опасного, интересного. Иначе так легко Менахему было бы не отделаться - грустил бы еще месяц, не меньше.
И вот мы уже готовы. Мельком глянув на сослуживцев, отметил новый маскировочный костюм - у Герта. Ему шло, кстати. В нем он не выглядел таким...такой жертвой войны, что ли. Мама Мени, Наама, точно воспылала бы желанием накормить несчастного наблюдателя как следует, случись ей увидать его. Пирожками, фаршированным судаком, цимесом, и чаю с лимоном вдоволь налить. Но они друг друга точно не увидят, никогда. Наама...такое теплое имя. А снаружи все уже занесло снегом, почти наверняка. Он еще вчера колол лицо десятками иголочек, когда техник несся назад в бункер на славном квадроцикле. Просто так он не приходит. И сейчас оставалось только подтвердить готовность к нему, стоя прямо здесь, со старым шлемом, к которому вчера присобачил новый для себя лицевой щиток. Перекличка, досмотр...Мени заторопился, занимая место во главе строя, поскольку, будучи вполне среднего роста, хоть чуть-чуть да возвышался над каждым из Отряда. Скинул ранец, примостил перед собой, и раскрыл - пусть все видят, что тут порядок. Попутно покосился на незнакомого...почти незнакомого, вроде виденного раньше чернокожего типа. Похоже, он тоже поедет. "С первым ниггером, блин. Б-же, во что превращается мой уютный "Ти"...".

- Не боись, братюнь, у меня заточа нормально, - в обычной деревенской манере возник рыжий, - Вот воды надо, да. Не выпьешь воды или еще чегось - кишки пересохнут, слипнутся в каменюгу, и живот прорвут. Так мама говорила.

Только техник привалился спиной (вернее, рюкзаком) к чуть шершавой стене коридора, и сполз по ней вниз, как стало очень тихо. Сбившееся, звучащее астматической пилой дыхание разбавляется бульканьем "крови" проклятого синтетического заменителя человека. Руки сжимали Быка так, что даже было больно. От напряжения они дрожат, трясутся. А оно сдохло, едва не добившись исполнения задачи, прописанной в директиве, забитой в электронные мозги года два назад. Блок питания, наверное, расхуячил ему. Но, он ведь уже один раз выключался, и хуй ли толку? Мени поднялся, и уже в который раз, подняв тяжелый пистолет, наставил его на неуклюжее, бесформенное в этом тяжелом бронекомплекте, тело искусственного солдата. И палец втопил спусковой крючок, плавно и уверенно. Не один раз. И не два. Последовательно, неотвратимо, словно копируя бесчувственный алгоритм, едва не лишивший ошалевшего Менахема жизни. За все. За страх, за боль, за это разрывающее разум отчаяние, и даже за простое унижение перед силой и неумолимостью хватки неживой руки. За существование наполовину - в материальном мире, в форме, подобной человеческой, но без души. За покушение на жизнь настоящего, живого человека. И даже не враждебного - стоящего по одну сторону баррикад с чертовыми китайцами. За все это, и за многое другое.
Бах.
Бах.
Бах.
Бах.
Бах.
Бах.
Клац. Клац-клац.
Кончились патроны - кончился и запал в душе. Осталась усталость, обнажаемая адреналином, что вот-вот схлынет окончательно. Осталась боль в правом запястье от могучей отдачи, и звон в ушах от непомерно громких выстрелов, да еще в помещении. И снежинки, что по чуть-чуть залетали сюда, словно желая укрыть погибшее творение людских рук от любопытных глаз. Ствол Быка немножко дымился - не диво. Сердце все так же ухало, и лоб мерз от увлажнившего его пота. Но в душе стало как-то светло. Честная победа утверждает твою правоту - так было всегда, и будет еще долго.
- Ам Исраэль Хай. - прошептал Менахем.
А ведь ему просто хотелось жить, и воля к жизни победила. Ведь что может в этом понимать андроид, тем более боевой, и тем паче китайского производства? Техник обвел комнату глазами еще раз, и с особым удовлетворением задержался на развороченном спинном сегменте бронекостюма "китайца", через который проглядывал густой белый "творог". Чем-то даже напоминавший снег, который потихоньку оседал искрящимся ковриком на полу.

- Ахрене-е-еть...
Богатство. Деньги. Деньжищи. Темно-зеленые бумажки. Много. Тут они не очень в цене - ведь их не съешь, ими не выстрелишь. Хотя подтереться таки можно, с комфортом и пафосом. Но все равно. Никогда не видел столько денег за раз. А может и за всю свою непростую жизнь. Может быть, это награда за все невзгоды, за всю эту грязь и кал? Возможно. В универсальном таком эквиваленте - чтобы уж точно не ушел обиженным. Мда. Еврейское счастье прям. Добро так добро. Куда же столько деть...палевно как-то тащить целый мешок на себе, а банкомата работающего поблизости точно нет. Хм. Мени начал аккуратно выгребать бабочки из сейфа. Попихал во внутренние отделения ранца. Не все. Далеко не все. Пригодятся, как подъемные. Выжить ведь надо. А чем лучше у тебя оружие и чем больше боезапаса взял - тем больше вероятность выживания. Если сам по себе не гондон, конечно. Но, раз смог от синтетика отбиться - наверное не пальцем делан.
А еще тут сигареты. Настоящие. Зажигалка прекрасная, такую и в мирное-то время иметь было круто. Мени как раз хотел взять сигарет где-нибудь в бункере, в дорогу. Чтобы не скучно было. Не факт, что удастся нормально с кем-то поболтать - так сигарета будет собеседником. Хотя медик новый вроде ничего, смышленый. Посмотрим, может и сработаемся. А вообще было немного стремно. Новый командир, медик вот тоже почти незнакомый, снайперы травмированные - а такое важное задание предстоит. Это как с новой и непристрелянной винтовкой пытаться рекорд поставить. Может выйти без труда. А может и нет. Скорее всего "нет".
Разгреб чуть-чуть денежки, и узрел. Ладно дробовичок - похоже, отельчик какой-то мафиозный был, удивляться нечему. Тут можно было бы и раритетный Кольт Анаконда найти, наверное, и не удивиться. Но вот же они - часики. Точно они. Красивые. Отдадим в хорошие руки. Но не сразу.
Присев, и поворошив ранец, Мени запихал в него еще и М37 с патронами. Нечего пропадать хорошему стволу. Поднял с пола VP70 - по аналогичной причине. Достал пачку красных сигарет, прикурил одну. Меланхолично попыхтел, в профилактических целях. Фу, блядь, говно какое, все-таки - сколько не дымишь ими, привыкнуть никак не выходит. Но. Теперь уже пришел черед находки - роскошная Зиппа и отличный табак. Постепенно забивает металлическую оскомину. Дым, заволокший комнату, выделяет снежинки. Прекрасно даже, чего скрывать. Бабки, стволы, дохлый китаец и живой еврей - это вообще чудная картина. Эх, хорошо сидим. Кхм. Ну, ладушки. Пора бы и честь знать.

- Пиздец.
Иных слов не было. Перед глазами уже была новая картина произошедших тут событий. Ожившая история, прямо. Вот один солдат скрылся от и от огня, и от злых, визжащих в рикошете пуль, и запрыгнул сюда. Ствол в руках прыгает, не дает показаться ни одной вражьей морде. А ему подарок кидают. Судя по...ээ, композиции, что тут наблюдается, даже не гранату, а какой-то нахрен взрывпакет. Вот так вот. Не взяли одним, вторым - возьмут третьим. Все потому что нет добра. И не было никогда. И если были у бойца часики, то они тоже в лету канули. Только Традекс валяется, но похоже, больше чем на небольшой памятник неизвестному солдату он не сгодится. Надо отсюда двигать. Уже было повернувшийся обратно Менахем замер. Неожиданно. Они всегда приходят неожиданно. "Еще один паучок? Как мило...". Не тут-то было, подумалось следом, когда веселыми желтенькими огоньками осветился ВЕСЬ ХЕРОВ КОРИДОР. Одно странно было. Одно вызывало сомнения, колебания, все наращивающие амплитуду. "Так они меня видят или нет?". Ведь простой АММ уже сто лет как напал бы. Но простых тостеров датчик обманывает. А слова того загадочного дядьки об особо умных машинах не шли из головы. И становилось откровенно не по себе. Скольких людей машинки, придуманные учеными Коалиции, уже размотали на части? И чего им стоит устроить в этом подвале похороны второму неизвестному солдату? Верно мыслишь, Мени - ровным счетом ничего. Но они ведь не движутся. Значит и самому не стоит. Ни дергаться, ни паниковать. Осторожно разворачиваясь, техник убирал Кольт обратно в кобуру, нож в чехол. И затем - снимал с плеча винтовку. Движения медленные и пластичные, словно в толще воды, или же в какой-то непонятной эквилибристике. Новый раунд, новые правила, новая мощь и новые пиздецы. И робкий свет лампы, скользнувший к скоплению огоньков. Их очень много. Любивший порой откинуть технарскую несуеверность (ведь без чудес и романтизма мир немил) Менахем вдруг представил, что это какие-то стражи бренных останков, коих тут много. Вторжение, словно набат, собирает их из мира духов, и чем дальше текут долгие секунды в этом проклятом месте, тем их больше. И они недовольны, своим молчаливым присутствием говорят "уходи, уходи, тебе здесь не место". Не добрые и не злые, но зловещие. Так все же. "Вы смотрите на меня, я смотрю на вас. Фокус в том, видим ли мы друг друга?".

- Я бы тоже, кстати, потянул немного. Если не против, конечно.
И деловито облегчил пачку на одну сигарету. В конце концов, тут у нас если не хотят делиться - сразу обратно в карман суют. А ведь сигаретки-то у него, поди, добротные. Американские, небось. Особенно сильно к табаку Мени так и не пристрастился, но иногда охота была. Особенно как поддашь. Повертел раковую палочку в руках. Принюхался. Да, то самое, что надо.
- А смартган-то взять мы взяли, а кому с ним потом тра...
Как-то не к месту всплыли свежие эпизоды с тяганием японки. Она легенькая такая, не то, что пулеметчик. Таких только на руках и носить. А они то ли не хотят, то ли непривычные - сами носятся туда-сюда. Со смартганами.
- ...ээ, кому с ним разбираться, как не мне. Кэп, перед тем, как преставиться, дырок в нем понаделал изрядно.
Мда. Сидеть теперь вечером где-нибудь в углу арсенала, и трахаться со смартганом японки. Японки. Но смартганом. Нелегкая еврейская судьба.
Менахем цапнул со стойки зажигалку и оперативно прикурил. Первый раз - не затягиваться, только посмаковать. А потом уже как следует.

Общее

Оставляете кабинет. Как-то лукаво улыбнулся профессор, пододвигая к себе ноутбук. А на стене, рядом с дверью, висит фотопортрет какого-то холеного бородатого (и вообще волосатого) азиата. Мало того, что узкоглазый, так еще и смотрит с прищуром. Как на что-то нехорошее. Настигают переливчатые звуки музыки - видимо, Владислав Петрович не любил тишину. Почему-то. Да и про лагеря что-то говорил, возможно, неспроста. Ну и ладно. Захлопнулась дверь, и начались дела. Сбор на прогулку. Томление. Еще бы - столько тут пробыть. И наверх. К свежему воздуху. Солнцу. И прочим благам нормальной жизни. Тем более, что особой маеты-то и нет - так, сумочку. Не в поход ведь.
Вот и лифт в конце коридора виднеется. Охранник Валера, человек полезный и при этом незаметный, сопровождает. Плавный подъем наверх. Темное помещение. Застоявшийся воздух. И с трудом раскрытые Валей металлические двери. Выпускают. Буквально сами вываливаетесь наружу. Тут же закрываются. Секретность, как ни крути. По началу, состояние какое-то оглушенное. Но уже через считанные секунды начинает проясняться. Воздух, пронизанный утром, сыростью и ароматом свежей зелени. Нависающие над головой ветви тополей. Еле слышно плещущаяся речка. Сырая земля под ногами. Выпирающие из нее то тут то там железобетонные блоки, утопающие в почве больше, чем наполовину. Старые, если на вид. И здание, служащее входом в НИИ тоже довольно характерно выглядит. В таком кроме бомжатника искать нечего. Какое-то неуклюжее, из блеклого силикатного кирпича. В этом месте смотрится более чем странно. Тут ведь природа. Хотя до той же Поклонки два шага. И до Кутузовского. Там асфальтовые джунгли, стада автомобилей и кавказцев. А тут - нет. И вообще, лучше любого парка - слишком уж в них все выхолощено и однообразно. Ну и, конечно же, утро само по себе. Лениво выкатывающееся солнце практически не проникает за укрывающий вашу тропинку тополиный навес. Действительно, это по своей сути тропинка, пускай и просторная - с одной стороны речка, а с другой высится что-то вроде земляного вала. Похоже, когда-то неподалеку всерьез рыли котлованы.
А здорово ведь тут. Даже как-то на душе потеплело.

Как же так?

Несем. Несем его. Ничего не ощущающие пальцы сжаты, и спина одеревенела. Японка, нагруженная как вьючный ослик, пыхтит, и кажется, что слышно, как трещит ее спинка, не приспособленная для такой работы. Или это все в ушах. Длинный ствол смартгана с шорохом волочится по земле. Кисти капитана безвольно вздрагивают с каждым их шагом. Красная повязка на шлеме, кажется, заслоняет собой весь мир. Несем. Несем его. Край домов-призраков, песков. Людей, которые не ходят, и бронетехники, которая никуда не уедет. Край победивших все это визжащих машин. Несем отсюда. Здесь не должно остаться ничего нашего.
Торопливый взгляд через плечо. Вот уже темная фигурка броневика. Хотя какая там фигурка, фигура целая. Еще потащить. Вовнутрь. И плюхнуться. Неловкое молчание. Возня какого-то непонятного фельдшера над ранеными. Все, поехали. Кое-как осмысливая все произошедшее, Менахем откровенно завис, когда мысли дошли до той скрипучей штуки. Что она как-то относилась к крикунам, возможно даже, прямо - сомнений не было. Но...как сказать об этом другим? Что в пустыне завелся крикун, размером так с дом? Вот этим вот людям? Подумают, что совсем крышей съехал. Оглядел присутствующих. Жалкое зрелище. Свесил голову, чтобы не видеть все это. И очень скоро провалился в ватно-глухую полудрему. Силы, которых было столько, что хватило бы дотащить капитана до самой Столовой Горы, куда-то пропали. Растворились в болезненной тишине нутра броневика. Наверное. Потряхивания металлической громады, лениво поддакивающая кивком голова. Вроде все здесь. Раньше уже умел спать где угодно и когда угодно, а как все завертелось, довел это умение до совершенства, граничащего с автоматизмом. И тут.
Негромкий металлический перестук. Поскрипывание. Вскинувший сонную голову Менахем видит страшную картину. На него, будто он рассказывал интересную историю, невидящими глазами смотрят "попутчики", наклонившись со своих мест. С где обгорелых, где просто лишенных кожи лиц. Проглядывают кости и тугие жгуты мышц. Головы покачиваются, то ли от резвой езды броневика, то ли в немом одобрении. К горлу подступил комок. Ох. Конечно, это все чертов сон. Вернее, его подобие. Вокруг все те же рожи, старые и новые. Внутри как-то засвербило, где-то в животе. Техник понял, что сегодня надо выпить. И как следует. Залечить все это обжигающим горючим для человеков. Иначе спать не захочется.
Не помня себя, вытряхнулся. Куда-то уже резво семенила японка. Вокруг он. Да. Бункер. Будто не видел его с год, а не поменялось ничего. И Пилкинс. Как его прозвали, "Котилкинс". И правда, котище такой. Наверное, не от хорошей жизни пришел. Знает ли он, что произошло, или только хочет узнать? Делать нечего. Кому-то в любом случае придется. Подойдя к усатому, Мени выпрямился, и вскинул правую руку в воинском приветствии.
- Мастер сержант Айдельштамм с боевого выхода прибыл! Разрешите доложить?

Ленивый кот Пилкинс. Наверное, целый день только и занимается тем, что жрет мышей. Какие уж там боевые выходы, Роадвилли-Уроадвилли, Кугары и Акас с водкой. Вряд ли отнесется серьезно к тому, что сейчас услышит. Паркетный вояка. Ладно хоть ни единой мыши в бункере нет. Опустив руку, Мени приступил к докладу:
- Сэр, после освобождения младшего лейтенанта Накаоки, Отряд Т прибыл на территорию города Роадвилль. В скором времени после прибытия, произошло боевое столкновение с силами корпорации Alcoua, тайно прибывшими на бронемашине Тип 198. В ходе завязавшегося боя, ВВС Alcoua нанесли по территории Роадвилля неоднократный авиаудар, от чего пострадали находящиеся там силы US SOCOM, а так же получили тяжелые ранения снайперы Отряда - Джейкобс, и Грубер-Новиков, однако корпоратам все равно пришлось отступить. Покидающий предел досягаемости сил Коалиции броневик был поражен капитаном Чеховым из гранатомета SADAR. Несмотря на это, с уцелевшими членами экипажа завязалась перестрелка, и один из них был уничтожен, а второму удалось скрыться. Сэр...в этой перестрелке погиб капитан Чехов. Тело доставлено на борт бронетранспортера М577А мной и младшим лейтенантом Накаокой, и прибыло сюда. На данный момент, Отряд остро нуждается в перевооружении и техобслуживании имеющегося снаряжения, а так же, необходим новый командир. Минувшее столкновение показало полную неспособность Отряда противостоять атакам с воздуха, а так же была выявлена уязвимость для бронетехники, едва не стоившая жизни всем нам. Повторюсь, в связи с этим необходимо провести частичное перевооружение отряда, а так же обеспечить полную инвентаризацию трофейного оружия и снаряжения, для службы оного тактическим нуждам Отряда Т, равно как и делу всей Коалиции. Как отвечающий за техническое обеспечение Отряда, выражаю готовность взять эти обязанности на себя. Мастер сержант Айдельштамм доклад окончил!
Еще раз вскинул руку. Да-да, пост сдал - пост принял. Чувство было, что ближе к концу доклада начинает заговариваться. Но что делать. Внимательно уставился куда-то в усы Котилкинса. Можно подумать, их шевеление может выдать его планы. Черт. Коты, усы, планы. Следствие смыслового ряда "Проповедник, Кугары, Акас&Водка"? Совсем уже. С катушек съезд, как на ледянке. Черт.

Игруны

Иосиф

Хомячишь. Один бутер, второй...благодаря изрядному количеству Виолы, хорошо проскакивают. А сверху - чаек. Липтон. Желтый ярлык. Несравненная синергия ароматов больничного веника и солдатских портянок побуждают к дальнейшему отторжению излишних материальных благ, и принятию в широкую душу ценностей духовных. Все как Патриарх завещал.
Покончив с едой, тихушно рыгнул в кулак. Томление, призванное чувством легкого голода, отступило. Умиротворение же - подкатывает. Все. Дух готов к общению с высшими силами. Снял трубку. Тыцнул кнопочку "1" с карандашной пометкой "Канцелярия". Послышался женский голос. Нет, даже стон. Но не из трубки.
- Мир тебе, брат. С чем обращаешься?
Аппарат тоже говорил женским голосом.

Диомид

Выпрямляешься в постели, будто пресс качнул. Все те же мерные огоньки свечей вокруг. Значит, Иосиф еще даже не пришел для почивания. А ты уже успел увидеть сон, и какой! Собравшееся было напряжение отходит. Это всего лишь сон, а бояться надо людей. И то не всех, а только нечистых перед ликом Господа. Надо все же и ко сну отойти. Без сна нет жизни, а без жизни не бывает Его. И не забыть провидение, посланное Им во сне твоем. Ни за что.

Вера, Ираида

Щелчок закрывшейся за спинами двери, и тут же - две пары столкнувшихся, по-женски мягких губ. Неловкие, но все равно синхронные шаги вглубь комнаты. Отрыв. Спешно стягиваемая, местами даже сдираемая с себя одежда. Привычно? Не впервой. Скучно? Нет. Подсвеченные мягким сиянием свеч округлые формы. И не только. Мгновение. Раствориться в нем, и застыть в этом свете восковыми фигурами, друг напротив друга. В будто бы ощутимом, гуще карамели, этом повисшем вокруг вас блаженстве. Но нет. Навстречу. И назад. Падение в приветственную мягкость постели. Разметавшиеся темные волосы на белизне одеяла. Переплетшиеся стройные ноги. Змейкой скользнувшая вниз ладонь. До боли закушенные губы, и взгляд, не видящий потолка. Границ. Их нет.

Одна на одной. Тяжелое дыхание. Тепло. Не успевшие обсохнуть губы, краснеющие сильнее обычного. Румянец щек. Приятная легкость внутри. Пламя страсти утихло, и ровным жаром рдеют угли куда более ценного чувства.
Умиротворение.

Чадящая и почерневшая коробка броневика. И два тела. Капитана больше нет с нами. А оператора чудовищного умного пулемета - с ними. Да. Сразить Медведя чем-то меньше смартгана вряд ли вышло бы. Еще раз посмотрел. Лежит, неподвижный. Забрыгзанный кровью песок за ним. Водка где-то в рюкзаке, и Акас в руках. Посмотрел. И ничего не почувствовал. Иногда в голове просто выбивает пробки для избежания пиздеца. Ведь волей-неволей ты привязываешься к людям, с которыми проводишь жизнь, даже если эта жизнь состоит из угрюмого молчания и боев. Если пал он, то падем и мы. Когда-нибудь.
Встряска. Еще, еще и еще. Скрежет. Грохот. Прекращается так же резко, как начался. Решивший ничего по этому поводу не думать техник заподозрил сейсмическую активность. Говорили вроде, что с ней со времен бомбардировки что-то наперекосяк пошло. Хорошо, что они сейчас на открытом месте. И без того видавшие лучшие дни домики Роадвилля могли и не выдержать.
Приметив, что японочка устремилась к неизвестному пулеметчику, поспешил за ней. Помог с приватизацией смартгана. Попутно бегло осматривал тело убитого. Обгорелый, и ребра под гарнитурным нагрудником как-то нехорошо проминались. Но он мертв. Его нет. Все это несколько отвлекло от только что мелькавших мыслей. Смартган. Таких в силах Коалиции вообще не встретишь. Если не трофейные. Все хорошо. Но вот обмен жизни капитана на пятнадцать килограмм раритетного раздатчика смерти...
- Надо будет забрать капитана...тело. Нехорошо оставлять его им, - проговорил себе под нос Мени.
Закончив со смартганом, оглядел резко покрутевшую внешне Асами. Ох. Невзначай глянул в сторону, и тут кое-что бросилось ему в глаза. Кричащая "Хей, счастливо оставаться!" дорожка следов. Одна-единственная. Значит какой-то особо везучий корпорат остался в живых. И тут же в голову пришло еще кое-что. Это ведь он мог убить капитана, и удалиться с чувством выполненного долга. Пригнувшись, Менахем припустил рысью прямо по этим следам, и уже на ходу бросил японке одну-единственную фразу:
- Я сейчас.
Корпорат должен умереть.

Общее. Вахтанг.

Вдохнув поглубже, выглянул из-за угла ларька. Бритоголовые явно прихуели с такого расклада. Некоторые даже делали неуверенные шаги назад, затравленно озираясь. Однако, тип, заправлявший ими, оставался невозмутимым. Борщ не думал убегать от длинного ствола пятидесятого калибра, что смотрел на него. Напротив.
Лязгнул затвором автомата. Рычащим голосом рявкнул так, что по ушам долбануло как выстрелом.
- Ебаш черномазых!
- Е-е-еб-а-а-аш! - поначалу нестройный выкрик пополнялся все новыми голосами.
Не остались в долгу и братья-горцы. Грянул слаженный хор. Четыре глотки едва не перекрыли четырнадцать.
- Уалля-а-аху акбар!!!
Тут-то и началось. Камуфляжный главарь вскидывает автомат с угрожающе-рыжими накладками и таким же прикладом...

"ПУБУБУМ!"

Длинный ствол пулемета выплевывает мощную огненную вспышку. Оглушающие слушателей и глухие сами по себе звуки выстрелов рокотом раскатываются по запустению вокруг, заставляя легкие вибрировать, будто прилег отдохнуть на сабвуфер. В двух местах из тела главного выбиваются облачка лиловой, цвета заветренного мяса, пыли. Голова, обтянутая черной балаклавой, просто исчезает, лопнув, как выскользнувший из мокрых рук арбуз. Куски черепной коробки - корки арбуза. Блеснувшие на солнце леденцы зубов. Мозговое вещество, своим видом в полете напомнившее бурную рвоту после закрытой вечеринки у депутатов. Темные змейки, прыснувшие вдаль. Тело с огрызком на шее на фоне всего этого хлопается об асфальт просто беззвучно. С полдюжины бугаев ринулись вперед, остальные дернули кто куда. Молодой парень в кузове вскидывает автомат. Несолидные рядом с пулеметом выстрелы - развернувшись вокруг себя, падает один. Третий обитатель кузова тоже не промах - выстрелами из ружья в туловище опрокинул двоих самых резвых за секунду, не больше, и смешно сверкнули тормашки, обутые в неуклюжие берцы. Целых четыре тормашки.
Снова раскатистая дробь пулемета. Отлично слышные хрупающие звуки. Здоровый, как медведь, громила, валится на колени, выпустив биту, больше похожую на весло. Пытается закрыть руками мощную грудь, в которой образовалась дыра с кулак в просвете. Валится набок. Из кабины "Газели" выпрыгивает бородатый мужик и щедрой стрекочущей очередью короткого автомата успокаивает еще одного, наставив ему с десяток темнеющих дырок на белоснежной футболке. Последний смельчак успокаивается, поймав пулю шеей. Захлебывается, всхрипывает. Обладатель двустволки опускает серенький, невесть когда выхваченный пистолет назад в кобуру, и переламывает ружье об колено. Эжектор выплевывает два красненьких цилиндрика, еще дымящихся. Вдогонку полноватому типчику, неосмотрительно удирающему прямо по улице вдаль, мчится третья порция пулеметного добра. Станок немного подпрыгивает, громыхнув ножками о металл кузова. Пухлик потешно взмахивает руками и падает лицом вниз. Оторванная по колено нога обгоняет своего бывшего хозяина еще метра на два. Больше никого не видно. Молодой радостно вопит и расстреливает остаток магазина в воздух, дергая автоматом влево-вправо, как гонщик бутылью шампанского. Пулеметчик, поднявшись от станка, дает ему оплеуху, едва не сбросившую с кузова. Охотник неторопливо вгоняет в ружье два новых патрона, и защелкивает его обратно. Водила же просто плюет на землю.
Все.
Спрыгнув с кузова, и кивнув на тебя, пулеметчик неспешным шагом направляется к куче изуродованного мяса, только что бывшей "борцами за арийскую расу". Немолодой мужчина, как оказалось, с проседью, тут и там сверкавшей в густых черных волосах и бороде. Подойдя к телу главаря, легко узнаваемого даже теперь, бормочет что-то.
- Саверкхум садак тедеш...
Приспустил просторные штаны цвета хаки. Крякнув, начал мочиться на труп. Звук искрящейся на солнце струи оказался лучше слышен, когда попадал на раны, и совсем звонко зазвучал, когда она устремилась на асфальт, где была бы голова неонациста, не размотай ее к шайтану по всей улице. Довольно наблюдающий за этим водитель взял из кузова флаг, и пару раз взмахнул им. Да, в центре нарисована какая-то фигура, животного, похоже. О, точно, там волк лежащий. К тебе тем временем приближался молодой парень, на ходу лениво меняя магазин. Бледнокожий, темноглазый, с синюшного вида небритостью. Тоже горец. Приветливо улыбается тебе.
- Ты с Волками?

Набрав полную грудь воздуха, Ривет направил резвую махину Громобоя в обход дома. Быстрее, надо успеть, курица Ванкишер пошла вразнос, и теперь утка Клара подгорает. А если не подгорает она, то варится гусь Кшиштоф, в кабине своего птицеподобного, кстати, меха. Ничего, всех вас выручит бодрый пету...голубь мира Джейкоб! Прямо детская сказочка выходит, мать ее. С дружбой толстых домашних котов, смелых бродячих псов, и главным героем в виде семилетнего пиздюка, играющегося в войнушку. Войнушку с маленькими БаттлМехами и совсем крошечными танчиками. Пехотой, напоминающей на игровом столике россыпь бисера.
Вот он, колченогий. Весь раздолбанный, как героиня "В Гостях у Лиры 5: Горячие Федеративные Солнца". И все равно ходит. Захват. Ну же, быстрее. Стареет Громобой, похоже. Не дождавшись своей очереди, отчаянный вобби влепляет капитану от души. А уже потом - заветная красненькая гашетка альфа-удара. Синхронный отжиг лазерами, потрошение кургузой металлической тушки остальным добром.
- Та-та-та! - малец подхватил фигурку Тандерболта, и методичными ударами в область кабины сбил Ванкишер со стола - Бубу-у-у-ух! Федеративные Солнца! Юхууу!
Этот малец - это ведь Джеки. Он всегда любил играть в войнушку. И теперь любит. А сейчас он всплеснул руками, хлопнул в ладоши, поскольку восторг его был безбрежен, как космос. Хотя и ограничен простором тесной кабины, в то же время.
- Аааа бля! Сдохни, сука! Fuck the wobbies! FUCK THEM ALL!!!
От собственного крика тонко зазвенело в ушах. Ой. Кажется, опять забыл передатчик клацнуть. Но это - не словесные излияния на тему говна, косых взглядов за бурную радость не полагается. Такую тушу завалить...
Удовлетворению конца нет, а бою - есть. Пора заканчивать эту веселую прогулку. Кэп знает. Следом за ним. Приметив салют роторкой, Нортроп провел довольно тонкую операцию, нагнувшись над контроллером правого манипулятора. В результате этого, немногочисленные зрители могли наблюдать, как Громобой приподнимает руку с RAC в веселом приветственном жесте. Да, та самая, старая словно мир "коза". Джейк любил ее. Он любил Капитана. И Клару любил. Мозглю смешного. И Медведя тоже, хоть он и неуклюжий долдон. В эти, будто бы тянущиеся медом секунды, он любил всех.

Привычной закорючкой подмахнул бумажки. Вылез. Оглядел других неучаствующих в грядущем балагане. Тут и шеф объявил о некоем "корпоративе". Заподозрил что-то. "Никак Нигодяе решил устроить свой собственный балаган, иначе к чему все это".
- Ладно, корпоратив - так корпоратив.
В конце-то концов, делать все равно нечего. Но не нравилось это все. Крепко. "Что-то начинается" - подсказывал холодок между афедроном и шарами. Тач прислонился к стене возле конторской дверки, и принялся наблюдать. Попутно размышляя. Ну, или делая вид.

Внял мощному голосу. Да, соседи иногда толковые попадаются. Надо будет потом еще с кем-нибудь познакомиться. С этим дядькой, например.
Зашел обратно на кухню. Заинтересовавшись реакцией Наталии, глянул, подойдя сзади и немного наклонившись, чтобы посмотреть в полоску стекла, не залепленную ничем "защитным". Округлились глаза. Сами по себе.
- Халва...вот черт...

- Лучше с говном и аргументами, чем в туалете писать экскрементами, - ни к селу ни к городу пробурчал Боря, провожая уебанов недобрым взглядом.
Закрыл дубье, уперев в корпус. Нелегко, конечно, закрывается, зато работает. Привычным движением натянул чехольчик. Убрал обратно в рюкзак. Похрустев шеей, направился к Авиамоторной. Нормальный денек, в целом. Хотя раздражало, что уже утром залупаются. Совсем совести нет, и ума.

Общее

Пряный вкус, сладкий и тягучий. Долгожданный. Вливается внутрь, и по телу расходится тепло. В голове селится спокойствие и сознание того, что Господь на небесах. С какими мыслями примешь Нектар, с такими и отойдешь ко сну, до коего осталось совсем недолго. Сон этот будет недолгим, ибо не пристало рабам Божьим почивать до полудня, как беспутным развратникам, но принесет свежие силы, и даст передохнуть от многих дел праведных. Все ближе приближается Благодать Божья. Золотым светом озаряет вас, каждого, не забывая никого, кто очистил разум от грязи. Что, как не она, может послужить доказательством сопричастности со светлым и единственно верным, что, вопрошаю я вас?

Дата: 26.05.12
Время: 15:37
Местоположение: бизнес-центр "Наноарбатский", Композиторская ул., д. 17.

Воин! Знай, что если ты окажешься в окружении на ж.д. вокзале
или на высоте 776 под Улус-Кертом, тебя бросят.
А твой Министр обороны скажет сакральное:
"Мальчики умирали с улыбкой на устах."

Общее. Молотов.

Красивые горы. Величественные. Смотрят на всех издали и свысока. Отойдешь от дороги, и найдешь поросль - сочная, изумрудно-зеленая трава. Горные реки, шумно несущие свои воды вниз. По-девичьи скромные ручейки, чище (и куда честнее) девичьих же слез. Ясное небо. Хорошо заметные по ночам звезды. Больше, чем в родном городе. Ярче. И воздух. Такой бодрящий, что хочется просто дышать им, и не думать ни о чем. Лежать на траве, дышать им и смотреть вверх. Когда архангел трубит, люди все-таки смотрят вверх. И все же, как красиво. Как может такое место быть отданным на поругание войне? Вопрос точно не для тебя. Где по-кавказски покатое поле у аула, там тебя за сто верст видать. Где вьющаяся серпантином дорога - там идеальное место для ставших классическими засад. Классическими. Это же надо дать противнику до того много использовать один и тот же прием, чтобы оный не только утвердил свою эффективность, граничащую с безотказностью, но и стал классикой в столь краткий срок! Как так? И снова вопрос не для тебя. В тяжелой, как НСВ на станке, дреме, ты снова трясся в коробке. Вместе с пацанами. Молодыми. Многим и двадцати не было. Могли стать депутатами, космонавтами. Учителями. Отцами. Оказались в солдатах. Очень мало кто тогда вышел из Чечни, ставшей на время Ичкерией. И из тех, кто вышел, совсем немногие сумели как-то вернуться к мирной жизни, хотя бы частично. Военный билет выдается в один конец. Встряска. Все как в первый, тот самый, раз. Холодный пот.
Обнаруживаешь себя в кресле. Кожаное, добротное. Спинка откинута. Вольготно, вольготно расположился. Вот только чувствуешь себя хреново. Перед тобой стол, на нем - компьютер в окружении небольших мониторов. Не горят. Небольшая, в общем-то, комната. Охранка. Сам говорил, что и куда тут ставить, благо опыта достаточно. Херовато все-таки. Еле живой после чертова сна. Можно скрыться от воспоминаний в ворохе повседневных дел, но вот от снов - только в гробу. А еще давит на оба критически важных для человека клапана. Основательно так. Шевелиться даже не хочется, чтобы не тревожить. Но не пошевелишься - будет хуже.

Дата: 26.05.12
Время: 23:57
Местоположение: ул. Островитянова, д. 9.

Общее

Свечи. Толстые и не очень, идеально белые, расставлены по всей обители, порой в самых неожиданных местах. Зажигаются по наступлении двенадцатого часа, заменяя собой электрический свет, и распространяя едва различимый пряный аромат. Они повсюду. И в святилище тоже. Стол, довольно длинный, поперек скупо обставленной комнаты. За ним сидят четверо - двое братьев и две сестры. Стулья жестки, неудобны, испытывают волю. Перед каждым из паствы стоит ждущий своего часа флакончик. Прозрачный, немножко фигурный флакончик. Содержимое его, предстоящее к употреблению братьями, имеет густо-синий цвет, а для сестер же Нектар карминно-алый. Святое таинство нощного причащения свершится как только окончится обращение Святителя. Все взгляды устремлены на стену. Перед столом располагается кафедра, несколько схожая по виду с каким-то алтарем. А за ним немного свободного места. Дальше стена. А на стене - изрядного размера плазменная панель, с которой на собравшихся взирает улыбчивый молодой человек в очках, и привычным, туманящим голову голосом произносит длинное обращение к пастве Белой Церкви. Сидит за круглым столиком, на котором лежит Библия. Держит ухоженные руки домиком. Это не кто иной, как Святитель Иннокентий, Глас Патриарха. Никому из вас еще не доводилось видеть его воочию, но сомнения в искренности речей его близко не подходили к умам праведных даже единожды - всем, кто уверовал, известно, что устами Святителя говорит Патриарх, а устами Патриарха сам Господь несет свое слово на землю, спасая души уповающих на него людей. Каждый вечер полагалось слушать обращения его на сон грядущий, и каждый раз слова его были новы, хотя выражали одни и те же истины. Священные, и прекрасные в своей простоте. Внимать. Усваивать их все крепче и крепче хотелось, затаив дыхание, и потому обитель затихала, когда приходил час отправления ритуала внемления.

- ...и потому спросят многие из вас: "Чем неверующие хуже нас, внимающих слову Господнему?". Отвечу вам, любимые братья и сестры, напомнив слова Спасителя, что страшнейшим грехом для всякого смертного определил грех неверия. Не вняв - не поймешь, и закрывающие уши свои от слов праведников, несущих истину, подобны бешеным собакам, что кусают кормящую их руку. Единожды Он уже сходил на грешную землю, и что он узрел? Грех, распутство, и тлен - вот все дары, что принесло ему обреченное человечество. Произнеся же слова свои светлые, был повержен он безропотными слугами языческой власти римской по навету Каиафы-первосвященника. Свершено это было лишь из корыстных побуждений, бо всяк, неверно захвативший власть, и презрев законы Божьи и человеческие, ежедневно и еженощно трепещет над ней, ибо знает, что час расплаты никогда не далек. Вы понимаете, что почувствовал Господь, и внявший ему народ, братья и сестры мои? Изгнав порочный гнев из разума, потрясенного таким святотатством, оставишь лишь осознание. Осознание того, что едино лишь намереньем верным не свершить дела праведнаго. Господь более не ступит на землю, попираемую негодными стяжателями, продавшими своих матерей, и глупцами, не желающими узреть истину в словах его. Сказую вам, что неверующий может быть достоен лишь коль жаждет он примкнуть к рядам людей светлых, ищущих спасения под сенью зеленого древа Господнего. Коль встретится вам такой человек - не гоните его прочь, а словами, что Спаситель вложит в ваши уста, убедите внять Благой Вести. Но если же видите вы неверующего, чей разум помутился, или же мешает он Замыслу по своей воле - поразите его, изгнав последний морок сомненья из умов ваших, ибо сказано, что Спасение обретет только праведный. Помните, братья и сестры, что Господь ступит на землю грешную только когда будет очищена она от последней пылинки порока. Искореняйте неверие, изгоните с порога сомневающегося в Заповедях, не пускайте в разум свой дух тлена и обуяния мирским, и уповайте на Господа в каждом деле своем, как и в молитвах. И помните, что уповает он на вас в молитвах спасительных.
За сим призываю вас испить Нектар божественный, что послал Спаситель на стол ваш как кровь свою животворящую, и да будет стол праведных полон во веки веков. Испив, покайтесь в каждой мысли порочной, что посетила ум ваш за этот трудный день, и перечтите свершенные вами дела праведные. Завершив таинство, отойдите в мир грез с душой облегченной, ибо вера освобождает думы от тягостности. И помните слова, что услышали сейчас, ибо в них - Воля Божья.
Аминь.

Запечатлев улыбку говорящего, панель гаснет. Остается только темнота, разгоняемая робким огнем свеч. Как и ритуал причащения, времени которого верующие ждут целый день, как неоконченная фраза ждет точки.

- Вот же блин, - выдохнул Айдельштамм.
Причин для огорчения было две - неожиданное пополнение выбывших в отряде, коих уже было двое. Будем надеяться, что временное пополнение. И второе - что, похоже, придется переть на себе крепко сложенного Коэна, да еще и наряженного в М3, который Мени тяжеловато было даже на теле носить. Вроде и не хиленький ведь, развит нормально, но не амбал далеко. А тащить его надо. Бросать товарищей будет себе дороже - совесть заест. И потом, не на полуживую же Асами его сваливать? Надо-надо, надо вытаскивать, тем более что индеец - малый хороший, пусть и немаленький совсем. Проблема с делами праведными всегда была одна - от праведности ноша легче не становится. Эх. Ну, придется поднапрячься.
- Ну, бери тарахтелку, а я уж его самого потащить попробую.
Перекинув ремень японской винтовки через плечо, Менахем подошел к бесчувственному пока что Коэну, присел рядом, и начал переворачивать его, намереваясь понести к точке сбора на закорках. Совсем как на упражнении в футбольной секции. Мда. Инженер, при всех его достоинствах, не был муравьем, чтобы без труда тащить заметно превышающий его вес на себе. Но попробовать можно. Та-ак, повернул его на бок, приподнял немного торс, вот уже плети беспомощных рук перекинулись через плечи...а теперь подхватить под бедрами и встать. Только не надорваться бы. Получится встать с ним нормально - и тащить будет несложно. Надо было все-таки в детстве больше овощей есть, а не на сладкое налегать.

Медведь что-то не отвечал. Ну и ладно. Хотя глухой тетерей его за глаза обозвать захотелось сильно, такой вольности касательно командира допускать было просто нельзя. Эх.
- Момент.
Перекинув почти безвольную ручку японки через плечо, и удерживая ее, Мени осторожно поднялся, тем самым поднимая и ее с земли в положение "стоя". Тут, ни с того ни с сего, в районе...кхм, гульфика произошло некоторое оживление. К счастью, вполне положительного характера. Да и под всей этой одежой все равно никак не заметно. Задумался. После боя такое часто бывает. Ну, адреналиновый раж там на нет сходит, все дела. Но тут причина, кажется, более очевидна, да и рядом совсем находится. Под рукой.. Мда, давно у тебя не было девочки, Мени...стоп, а они вообще были? Ох-хо-хо-хо-хонюшки.
- Ох, - кратко, больше для себя, прокомментировал инженер эту ситуацию, и тут запнулся - Это...идти сможешь?

Общее. Вахтанг.

Ищак Гоги, побрить ему ноги, своей жадностью испортил весь воздух в и без того душноватой кибитке - кошатина пахнет не очень, особенно несвежая. Но. Безвольный после длительного сна толстенький стручок члена начал благодарно оживать в умелой руке. Да и не впервой было своеобразным образом становиться донором генного материала, пользуясь для этого емкостью с майонезом. Внутри каждого вольнолюбивого кавказца живет террорист, жаждущий свободы, и готовый сражаться за нее до последнего, и в нашем случае это был террорист от сферы обслуживания. Что, как-то негусто звучит? Ничего, с фирменным загустителем от компании "Ой-вэй" ваша сочная шаурма станет такой ароматной и питательной, что вы всенепременно оближете пальчики и попросите вторую порцию, которую вам подаст неизменно улыбчивый Вахтанг. Вам в лаваше или пите? Добавить ли еще немножко кетчупа, чтобы получился совсем уж гурманский соус? О, конечно. Кушайте, ведь здесь не Макдоналдс, трансгенной дрянью не накормят. И никаких канцерогенов сверх меры. Только нормальные белки, жиры, углеводы...и богатая калием приправа. Да-да, обычный мужчина в момент семяизвержения исторгает в среднем 3,5 мг спермы, и в такой порции содержится 7% от дневной нормы калия. А Вахтанг - вовсе не обычный мужчина, а настоящий бог секса, сытости и плодородия, и потому исторгает где-то в 2,34 раза больше этой средней нормы, специально заниженной, чтобы польстить женоподобным слабакам. Полезность такого маневра для здоровья истерзанного авитаминозом и постоянными стрессами городского жителя оцените сами. И кющайте, кющайте наздоровие, дорогие клиенты, только не обляпайтесь - даже после замытия с мылом, нейтрализующим в пятне жир, создающий зрительный эффект постоянной влажности поставленной ненароком отметины, белесый след никуда не денется, и придется обратиться к полноценной стирке, что может не входить в ваши планы (если мы говорим о краткосрочной их группировке). Простимулировав солидного калибра елдак, короткими движениями пригласив кровь в доселе сегодня неиспользованную часть тела, ощутил благодатное набухание. Пульсацию. Во-о-о-т, это вам не рюски хюй, который после героина, которым барыжат азерботы с цыганами, совсем никудышен и жалок. Нет, это настоящий, достойный богов агрегат. Поговаривают, что Александр Македонский родился на Украине. Ну что ж, его уже не спросишь. Но в таком случае великий Приап, что имел достоинство изрядного размера и постоянной боеготовности - тот так точно уроженец земель, ныне называющихся Грузией. Кому, как не нашему герою знать это?
Доведя прибор до нужной кондиции, продолжил уже без особенной спешки. День надо начинать с удовольствия. А его, в свою очередь, полагается растягивать. А если растянешь - то и приправы больше получится. Длинные, протяжные в своей сладостности движения сменялись краткоамплитудными, бодрящими. Симулирующее полноценный половой акт потирание основания (не путать с корнем) члена - более осторожными, но не менее приятными оглаживаниями головки. Поскольку крайняя плоть отсутствовала (фымоз плоха слющи, да), в обычных условиях потребовалась бы некоторое количество смазки любого характера (слюна, например, или тот же самый майонез), но после богатырской дремы, проведенной в тесноватых трусах, нефритовый стержень Жыдамханяна был несколько потен, отчего даже малость поблескивал своим тугим, побагровевшим от напруги навершием. И это решало все проблемы с излишним трением, раздражением, сухостью и жжением лучше, чем лосьон после бритья - аналогичные, касающиеся, собственно, бритья.
Увлеченный своим занятием, не замечаешь, как приотворяется дверка в твой дворец чревоугодия. Странно, ведь ты всегда ее запираешь на ночь. Скилироз, слющь. В получившейся щели показывается...нечто ангельское. Белые волосики, аристократичные черные бровки, карие глазки. Бутончики, да что там, бугорочки только-только обозначающихся грудей под легкой белой маечкой. Лет одиннадцать, ну максимум - 12. Юбочка в шотландку. Белые гольфики. Чистота, непорочность. Нежность. Делает шаг внутрь, легко проскальзывая изящно сложенным детским тельцем в твои владения. Тонкий, неиспорченный никакими там гормонами, лишенный лживых интонаций взрослых женщин, и потому ласкающий слух любого педофила голосок:
- А можно мне покушать? Очень кушать хочется...
И тут замечаешь. От неожиданности что-то внутри сжимается. Вздрагиваешь. И член вздрагивает, будто бы тоже сжавшись без помощи рук. Неожиданно, слющь. Но. Такая. Она. Почуяв настоящий объект своего приложения, член набухает еще сильнее. Стал как деревянный. Или каменный. По ощущениям - будто вот-вот лопнет.

Только что внутри бушевал дикий, лихорадочный жар. Потом пришел холод, от которого ломило кости, и пальцы отказывались повиноваться. А теперь пришло тепло, в каждую клеточку тела. Расслабляющее. Усыпляющее. Тепло...

Казалось, что за произошедшим Боря наблюдал откуда-то издали. Со стороны. Будто с камеры скрытого наблюдения, или же в кинотеатре, какие были когда-то давно. Человек. Темные волосы. На заплетающихся ногах поднялся по лестнице, и, едва не падая, поднял металлическую закорючку над головой. А потом рванулся вперед, будто не был еле живой только что. И мягкий пельмень тельца хедкраба будто бы лопнул под ударом монтировки. И тут все, будто из него жилы вынули, или марионетке ниточки обрезали. Кончился энерджайзер. Упал. Глубокий вдох, упор лежа...нет. Похоже, победоносный рывок окончательно разогнал яд по телу, и скоро будет крышка. Не покидало, впрочем, ощущение правильности происходящего, несколько неуместное. Но он-то сделал все правильно, и сколько мог. И все равно лежит без сил, умирает. Можно только смотреть. И мыслить. Пока. Мужик-антисемит. Опять в штаны наложил. Упал, да так, что чуть затылка не пришиб. И получил шапку из краба. Все. Из пересохших губ Рабиновича тихо вылетело:
- Лошара... - неизвестно, кому он это адресовал, однако, - Так тебе и надо...
Закрыл глаза. Собрался помирать.

Общее. Новак.

Не на шутку перепугался. Прикрытый шортами жопец жестковато хлопнулся о землю. Это ж надо чтобы так угораздило. Всегда кажется, что всякие там бомбы, захваты заложников - это все происходит где-то в другом мире, и тебе точно не грозит. А тут. Вибрирует. Но. Молодецкая рука не подкачала. Отвела предательский веник в сторону, и как следует запустила его подальше, за кусты. Террористический подарок взял бодрый разгон, и, уже не так хорошо скованный завлекательной оберткой, раскрылся в полете, осыпав заурядный кустик шиповника ворохом гвоздичек. Красиво. Вот только перед самым броском, когда рука резко рванулась, придавая букету должное ускорение и импульс, что-то из него выскользнуло, значительно облегчив чертову охапку цветов, и шлепнулось с глухим звуком рядом с тобой. Большое, увесистое. И продолжило жужжать сзади тебя. Неужели все, конец, сам себя похоронил? Испуганный взгляд за спину. Рядом с тобой лежит крупный и продолговатый предмет. Абсолютно черный, блестящий. Огромный резиновый долдон. Настоящий африканский гигант. Сантиметров тридцать в длину, а то и больше, и в диаметре не меньше четырех-пяти. Гладкий. Вместе с правильными шарами латексных яиц. Жужжит, мерно движется по земле, пугающим образом нацелив свою головку (хотя уместнее было бы сказать "голову") на твою девственную жопу.
В и без того ошалевшей голове как-то к месту всплыл момент из того самого "Бойцовского Клуба", в аэропорту.

"Знаете, швырялы теперь на тиканье внимания не обращают. Но если чемодан вибрирует - они вызывают полицию. Часто причиной бывает электробритва. Но порой там находят...вибратор."

Последнее слово, сказанное с непередаваемой интонацией, и предваренное красноречивым взглядом по сторонам. Испугался вибратора. К чести твоей сказать, действительно страшного.

Затихал удаляющийся рев двигателей "птичек", умолк гром минометного обстрела. И стрельбы нет уже давно. Хотя как "давно", какие-то минуты. Но давно. И что-то долбануло вдали. Неужели кэп таки влепил им? От такой мысли внутри порядком уставшего и перенервничавшего Мени все аж подпрыгнуло и запело. Если все так, то значит мы не зря сегодня пережили серию стремительных авиаударов. И Герта с Сандером не зря завалило останками дома, не приспособленного к выдерживанию почти что прямых попаданий ракет. И ребята из тех, уже обосновавшихся тут до прихода Отряда Т, не зря полегли. Смысл, найденный в глупом, до отвратительного эпизодичном в этом противостоянии, бою радовал. Вторичный какой-то смысл, но радовал все равно, грел. Подобным образом его искали в вековой вражде стран, народов, семей. А теперь ищут здесь, где, благодаря достижениям науки, яд гнева и алчности выжег землю за считанные дни. Так это. Кэп все-таки влепил им или нет? Рука сама потянулась к гарнитуре.
- Сэр, как там обстановка? Помощь нужна?
Взгляд же в это время не сходил с Асами. Бедняжка, похоже, до сих пор не пришла в себя после плена, и к концу боя совсем ослабла. Могло быть и оглушение, но он-то, Айдельштамм, совсем здоровый, не тряхнуло даже. Подбежал, присел рядом. Легко положил руку ей на плечо.
- Асами, стой... - запнувшись, понял, как глупо прозвучало в данной ситуации, - В смысле, не двигайся. Приложило?
Чертовски хотелось сбегать поглядеть на подбитый броневик проклятых корпоратов. Не факт, ой не факт, что их всех накрыло - японские броневики добротны, как и все остальное их производства. Но и оставлять вот так вот явно обессилевшую, пускай и вооруженную, девушку - тоже как-то нехорошо. Опять неприятный выбор. Только теперь ни за одним вариантом не виднелась безносая.

Общее

Помещение медленно наполнялось терпким, прогоняющим сонливость запахом добротного напитка. Привычно. Это ведь всего лишь незаметное под землей утро, правда? Где-то там, наверху, сейчас чудный в своей свежести воздух, и выкатывающееся из-за горизонта солнце раскрашивает жидкой рыжиной белесые стены однообразных домов в близлежащих спальных районах. Унылая столица в столь ранний час преображается на глазах, и можно лицезреть это, выкроив время и силы для встречи рассвета. А здесь в любое время тебя встретит искусственный свет и атмосфера уюта. Безопасности. Но. С клаустрофобией сюда лучше не ходить. Везде есть свои плюсы и минусы. Каждый волен выбирать.

Хаят

Уже в который раз вспомнилось, что свежесваренный кофе очень любит не только подопытная, но и профессор. И поит им всякого, пришедшего к нему в кабинет, в добровольно-принудительном порядке. Никто, впрочем, не умер. Сегодня утром многое напоминало о седовласом покровителе науки этого места. Но не все.
Пик-пик-пик. Настырные электроды отлипали один за одним, оставляя призрачные отметинки на изящном, по-девичьи красивом стане подопытной. Чистое полотенце прошлось вдоль аккуратной груди, удаляя более ненужный гель. Таящие на глазах следы насыщенно-розового цвета, что естественно, остались. Только что бывшие круглыми, теперь они больше напоминали полумесяцы. Взгляд еще раз скользнул по доверительно открытому телу, уже без особой на то причины. Эти следы. Следы...так похожи на небольшие последствия поцелуев. Засосы, которыми они по существу и являются. Смазавшаяся с губ небольшими порциями помада. Отчетливо темнеют на светлой, нежной коже. Оттеняют правильные круги бледно-розовых сосков. Чувствуешь тепло в районе грудины. Приятное, расслабляющее. Неторопливо расходится по всему телу, будто расползаясь, как пушистый лесной мох по ковру старой, выцветшей хвои.

Северина

Чуешь кофе. Хороший. Бодрящий. Прогоняющий неприятные воспоминания о снах, и, кажется, вперед самого напитка выдворяющий слабость из тела. Наиля явно постаралась, и, за время, проведенное тут, не только узнала твои предпочтения о любимом напитке, но и научилась воплощать их в каждой утренней чашке. Вот уже и тело свободно от прилипал умного аппарата. Чувствуешь в затылке нечто вроде легкой щекотки. И будто бы внутри черепной коробки, а не снаружи, как оно обычно бывает после сна. Замечаешь умиротворенный, но в то же время пристальный взгляд Хаят, обращенный куда-то ниже твоего лица. Ловишь себя на мысли, что ее глаза по цвету очень похожи на кофе, приходящий вместе с ней. Создается даже ощущение, будто приятный кондитерский запах издает не чашка, а сама лаборант. А кофе по утрам очень хочется. Прильнуть губами, сделать первый глоток, оставляющий исключительно приятные ощущения. Для удовольствия. Оценить аромат. А потом - более быстрые глотки, утоляющие жажду. Остывший напиток и вполовину не столь вкусен, как только что прибывший, ждущий своего часа.

Градообразный и градоразрушающий минометный обстрел. Наши артиллеристы тоже молодца, еще бы корпики не поджали хвосты. Свист, взрывы, грохот обломков. Спешащий по важным делам Мени на фоне всего этого выглядел просто незаметным. Как ему казалось. Рефлекторно пугающий звук. Взгляд наверх. К нам на чаепитие снова пожаловало звено серых зверюшек из зоопарка алюминиевых магнатов. А потом случилось нечто, не укладывающееся в голове. Ракета, оружие в условиях данного боя не очень-то персонализированное касательно цели, устремилась прямо к нему. Незаметному и несколько излишне положившемуся на свою незаметность еврейчику. Ноги сразу как-то отказали остальному телу в дальнейшем продвижении. Рационально мыслят. Руки безвольно повисли вдоль тела, ствол японской новинки почти касался земли. Не было никаких там мельканий жизни перед глазами. Эти мелькания не обгонят ракету, которой нужно только одно - поразить цель. Все.
- Ебанись мой дуб зеленый... - из провала рта, растворенного отпавшей челюстью, выползла самая быстрая реакция на очевидное, оставившая остальные, более содержательные, позади.
Еще один смутно знакомый звук. Характерное сияние ослепительной синевы, и требование вновь заработавшего мозга - прикрыть глаза. Все равно по ним дало не хуже, чем фонариком в ночи. Спасение. Время еще не пришло. Мысли вернулись на отсчетную точку, на какие-то полминуты назад, когда было столько задумок и целей. Надо занять позицию. Но осадок остался.
Неожиданно где-то чуть ли не под рукой возникла Асами. Маленькая и шустрая симпатяшка, неизвестно что забывшая в этой заварухе. Айдельштамм был очень рад, что среди бойцов противника подобных не попадалось - неизвестно, осталась бы рука твердой, или твердость у нее похитило бы кое-что иное. Образно говоря. Кто его знает, как было бы. Бы, бы, бы - в этой дерьмовой куче, где они все завязли, везде одни "бы". Что бы было, не будь корпораты такими жадными? А если бы не было их, Коалиции? К черту всю эту драную демагогию. Уже кухонь-то нормальных не осталось, чтобы ею заниматься. И некогда. Время, время! В небе по-прежнему неспокойно. Будто игнорируя красавца-спасителя (наличие плазменного вооружения вызвало несколько усиленное слюноотделение в пересохшем рту техника), вторая птичка зашла на атаку. Сколько уже можно. Себя не жаль - нас пожалейте. Приметив, что японочка мудро устремилась в проход между домами, в одном из которых он планировал занять позицию, дернул за ней. Там нас не тряхнет. Так сильно, как может на открытом месте. Если дом не сложится. Иллюзия выбора - частая ситуация на войне, это Мени знал не понаслышке.

"Секретные сведения!"

Мир куда-то поплыл на "полном вперед", явно оставляя Бориску за бортом, а компактный, в общем-то, ломик тянет ко дну гирей. Ступни будто превратились в дайверские ласты - стали такими же безвольными и дико мешающими на суше. Сейчас цепанешь ими за ступеньку, и все, отправишься считать ступеньки подбородком местному зоопарку на потеху. Сильно захотелось довольно простой вещи - лечь спокойно на пол, и тихо отдать концы. Но никто тут не обеспечит такого удобства. Увы, увы. Память сквозь пелену окосения пыталась докричаться до ума, говоря о двух черных тварях за спиной. Нет, в такой кондиции с ними драться бесполезно. Похоже, это из-за них такое ощущение, будто мешком по голове получил. Яд. Еще пара порций. Смерть.

Ненависть почесала рыхлый бок, и, повернувшись в голове, покосилась заплывшим глазом, нехорошо блеснувшим с опухшей рожи. Выдрыхся, значит? Столик профукал? Да ты...ты ведь смотрел тот фильм, Цельнометалли...нет, не этот пидороватый алхимик, у которого от дрочки рука отвалилась, а "Цельнометаллическая оболочка" Кубрика? Смотрел ведь. Помнишь сержанта Хартмана, который чмырил тупорылых и не очень новобранцев последними словами не затыкаясь? Суровый такой мужик в шляпе, да. Так вот, значит, к чему веду: даже он бы застыл, пытаясь подобрать слова, случись ему столкнуться со всем ослепляющим глаза и выжигающим мозги блеском твоей ничтожности! А теперь слушай сюда. Ты - просто кусок убожества. Ты такой фейл, что даже вин...шуткую, фейл - всегда фейл. А в твоем случае это кромешный и леденяющий душу провал адовой бездны с каннибалами под президентством Иди Амина, Клинтоном, ожидающим тебя в мягком кресле, и миллиардом расстрелянных лично Сталиным! Ты, на фоне величия собравшихся там даунов и мужеложцев (включая даунов-мужеложцев), будешь просто лепком дерьма черепахи, обгаженной тремя слонами, на которых, как твоим куриным мозгам известно, держится этот гребаный мир! Уйди уже с глаз моих долой, видеть тебя не могу, дубина ты стоеросовая. Девушку мало завести, ее гулять надо!

Первый хрипловатый вдох, разорвавший тишину. Тишину, которая длилась где-то один миг для разума, но никак не для хода времени. Стазис - одна из разработок, ставшей основой для возможности эффективного осуществления космических путешествий на дальние расстояния. Так учили на кафедре Шевах Мофет, школы в далеком прошлом, к настоящему разросшейся до целого университета, способного дать комплексное образование любого уровня любому, способному его получить, и достойного его. То есть, еврею. Но сон, от которого можно не проснуться, не нравился Мени. Совсем. Опять мерзкая узкоглазая рожа, на сей раз предлагающая своим соплеменникам увеличение их микроскопических и необрезанных пипок. Взять бы, да снова американцев на них натравить, да только поздно уже, повывелись настоящие звезднополосатые. Чернота бронекостюма, лазоревый магендавид в районе плеча. Космический десант в темно-сером. Воронье слетелось на тушу мастадонта выклевать глазки и мозги, для остального клювики тонковаты. Но, тем не менее, кто-то тут белая ворона, и это даже не Призрак, томившийся до недавнего времени в своей скороварке. Айдельштамм уже видел эту женщину, когда все загружались и непонятно зачем пытались подготовиться к неизбежности стазиса. Казалось, что состоит ее тело из костей и мускулов. Кожи. Ну, и невидимых глазу нервов, видимо. Женственность Венеры Милосской и рядом не стояла. Это даже не человек. Это живое оружие, которое умеет только стрелять и не стрелять. Но это оружие на нашей стороне. И нельзя исключать, что под этим кроется человек. Даже те громилы внизу тоже люди. И тоже живое оружие, пусть и на несколько иной лад. Раньше хоть по-честному брали в рабство, крепостничество, что там еще было. Немногим позже так же честно заводили личных ниггеров. А вот где-то с 21-го века, если верить учебникам истории, которые у нас всегда правдивые, пошла несколько иная тенденция. Ты свободный человек! Думай, говори, пляши, хоть на голове стой. Но работай. А если не подумаешь как следует на счет последнего, то окажешься в таком клейстере, что отлипнешь только вместе с крышкой гроба. Или урны, кому что. Что япошки эти фанатичные, выдумавшие сеппуку, чтобы спастись в бородатые времена от перенаселения, не иначе. Что англосаксонское видение гражданского долга, как и служебных обязанностей, передавшееся массе иных народов. Но не евреям. В противном случае не жили бы б-гоизбранные где-то уже шестую тысячу лет на этом свете. М-ть, да прибудет с нами Ее благое слово, направляет и оберегает, а ты лишь должен не разочаровывать ее.
Тело не ощущало каких-либо нестандартных последствий перелета. Прекрасно. Стазис можно не любить, но ряд его достоинств не принимать во внимание попросту невозможно. Оперативник поднялся со своего места. Нетерпеливо подошел к своему стенду и осмотрел содержимое. Порядок. Девятый корпус Службы Безопасности Открытой Гильдии Сиона к выполнению миссии готов. Звучит немного комично, учитывая что он тут один-одинешенек, гордый представитель корпорации с богатой историей и еще более богатыми факторами ТЗКПИ, щедрыми отчислениями на НИОКР, и так далее и тому подобное. Многие имеют негативные предубеждения против евреев и крупных корпораций, и не засовывают их в заднее отделение долгого ящик даже если эти евреи с корпорациями начинают с ними продуктивное сотрудничество. Так неужели все-таки изгой? Только предстоит узнать. Но даже если и так, то каждый прочий здесь в любом случае просто гой, безо всяких там "из". Хотя, народ тут серьезный, да и сам Менахем тоже не вчера родился. Здесь делают дело, а всякие трения и прения из разряда "кто когда чью политическую обстановку шатал" - уже потом, да и то не факт. И даже это можно сделать без лишних телодвижений и нервов. Но это в том мире. Мире, где корпорации и военные действия, легко дорастающие до планетарных масштабов. Что будет на "Меват Шагалде" ведает только М-ть, да не будет имя Ее помянуто всуе.

- Да мать твою ети раз по девяти, что ж это творится такое, а?! Блядины дети...
Изошедший бранью Борис приготовился уцепиться за жизнь хоть зубами. Но дать отпор противным тварям. Не подставлять же им голову и прочие части тела просто так - пускай постараются.
- Эй, антисемит, еб твою мать, отмахивайся! Вы кровавый навет сделали, вы черту оседлости провели, и вы Холокост устроили!

Пальнул куда-то "туда". Но уже не задумывался по поводу выстрела, не злился даже, что снова в молоко. Ракета. Одно дело, когда она просто подлетает. Это даже красиво. А вот когда после ее взрыва складывается дом, где сидят двое из твоего отряда. Все время работали в паре, и так же парно отправятся в лучший мир...Мени не особенно хорошо знал их, чтобы называть друзьями или даже товарищами, но без колебаний доверял им собственную жизнь не раз и не два. Пессимист скажет, что других вариантов не было. Оптимист подметит, что лучше воюется вместе с командой снайперов, чем без. И все же...Сандер Джейкобс и Герт Грубер. Новиков. Грубер. Никакой не Шикль. Просто Грубер. Нет, Новиков. Черт. "Он унесет неразрешенный вопрос о своей фамилии в импровизированную могилу, которой стал еще минуту назад стоявший чинно и молчаливо дом" - ясная мысль, этакий клочок осознания очевидного, пришедший посреди неразберихи боя, отозвалась прохладными иголками в затылке. А на нее хрипом и шипением отозвалась рация. Живы? Но как? Хотя, к черту вопросы. И сантименты нахлынувшие туда же. Рухни ракета чуть дальше, не было бы вопросов - ни к чему они и сейчас. Радости не было - под таким завалом уцелеть в полном смысле слова невозможно. Но было какое-то удовлетворение. Приятно было сознавать, что корпоративный вестник злого рока с емким названием ASM потерпел неудачу. Частичную, но неудачу. И куда менее грозные представители их живой силы скрылись, когда минометы заговорили точнее. Похоже, уходят, успешно размондячив танк, по-быстрому нащелкав ребят с удобной позиции, и встретив оперативно организованное сопротивление. Неловко выходит - догонять такой броневик нам может выйти себе дороже. Но попытаться стоит. Шанс накрыть всю группу одним махом стоит риска. Врочем, решать Чехову. И он, похоже, решил. Айдельштамм развернулся
- Вас понял, сэр. Занимаю позицию в доме на 10 часов и даю оттуда дым.
Думать о том, что корпоративные ВВС в качестве хобби рассматривают пуск ракет по домам, как-то не хотелось. Потому инженер и не задумывался. Просто развернулся на два против часовой и рванул вперед.

Знакомо прозвучавший хлопок. Едва подавленное желание резко обернуться, и все равно опасно запрыгавшая на блюдце чашка. Вот уж не подумал бы, что удастся ее удержать. Эквилибристика ин да хауз, блин. Тач состроил невозмутимую рожу, будто ничего и не произошло, а все, что может произойти - будет под контролем. А повелительницы чайников и след простыл.
- Простите, мэм. Знакомый запах. На этот сорт у меня...кхм, аллергия, - проговорил Саймон в пустоту и картинно приуныл, опустив книзу уголки губ, став немного похожим на бездомного бульдога из детского мультика.
И так и остался стоять с фарфором. А аромат и правда был знаком. Хотя неуклонно лезли мысли о нежданном выстреле, кое-что их опередило: "Нет, ну надо же, а! Поить гостей Липтоном! Цирк с конями, разъеби их бабку в плешь, да деда в спину, в рот бомбить его, скотину. Сами пусть давятся. Давно не радовался насчет того, что вкалываю на корпорацию - они хоть на чаи не жмутся! Древнии традиции, н-на...". Кое-как отмахнувшись от мыслей о незадавшемся чаепитии, Саймон проводил взглядом непоседу Гастингса. И начал размышлять себе под нос:
- Хм. Запроса на усиление присутствия не поступало. Но та бабца-то вон как припустила...а этот все ищет, куда бы вдунуть. Эх, молодость...

- Благодарю, мэм.
Тач принял кружку, и свободной рукой откинул щиток шлема. Кружечку приподнял, держа на небольшом удалении от головы, и незанятой рукой принялся помахивать над ней к себе, чтобы разобрать аромат. Эксклюзивчик же, тыть-растудыть. И несколько запоздало задумался. "А ведь в последний раз я брал чай из рук узкоглазых на гребаном LV462 в какой-то забегаловке, и после этого дристанул в казарменный сортир так, что чуть на орбиту не взлетел с гальюном в обнимку. Вот, значит, почему у них зенки такие прищуренные - очко держать нелегко, это по себе знаю. То варево отдавало какой-то кирзой, кстати. Блядь, Саймон, не учишься ты ничему, и даже не пытаешься".

"Хм. Ну да хрен с ним, не меня так не меня. Но и тазер пускай ищут где хотят, раз такие дела".
- Эм, мне тоже чаю, мэм.
Вежливость еще никто не отменял. Хотя пугать ухмылками заключенных и нравилось, порой хотелось побыть просто человеком. Порой. "А потравит - убью" - логика Тача всегда оставалась одной и той же.

- Ох ептыть! - краткий и меткий заезд броневичка негромко, но эмоционально прокомментировал инженер.
Кавалерия прибыла, и не к нам. Но не продолжала огонь, похоже, не приметив отряд Медведя, иначе несколько человек, включая Айдельштамма, уже бы щеголяли хорошими дырками в бронежилетах и не только. Пока что не приметив.
Только поползли первые мысли о ближайших действиях, как...
- Мляяять... - тихо и немного устало прошипел Мени, когда Коэн как-то озадаченно кинул взгляд вправо и вверх, и, не говоря ни слова, потянув за взглядом ствол пулемета, потому что сомнений не было.
Хоть бы предупредил. Распугает ведь их как карасей. И вряд ли хоть заденет. Но да ладно, у всех нервы на взводе. Важно другое - вот и пешие корпы объявились. И смотрят, похоже, не на нас, исходя из того же толкования, что и с броневиком - значит инициатива таки в наших руках. А кто первый ударил - тот и ну вы поняли. Хотя первыми-таки ударили как раз корпы. Поди теперь пойми, чья возьмет.
Мени рванул влево, уходя с линии огня броневика, которую неплохо ограничивал стоящий с "нашей" стороны дороги дом. Ничего тут уже не наше. И не их. Ничье. Все равно что нету всех этих ветхих домов и прочих одряхлевших и наводящих тоску следов цивилизации вроде проржавевших качелей у детского сада. И их нет. И нас нет. Все пустое. Левая рука скользнула по оптике Типа, активируя цифровой режим. Асами, кажется, пожелала кому-то сдохнуть. Не знает, кавайка, что все тут и так мертвецы, пляшущие неясно кому на потеху.
- Всё, нахуй, - уставший от войны, но все равно желающий жить еврей разом растерял всю интеллигентность в собственных глазах, когда шепотом поставил точку в размышлениях о текущей ситуации и сути войны в целом.
И упер приклад в плечо, и поднес-таки новый для себя прицел к глазам. Наконец-то. На фоне общей безблагодатности очень хотелось крупным планом увидеть чью-нибудь голову, или хотя бы иную часть тела, и всадить в нее ускоренную электромагнитами пулю. В первый раз.

- Ой, черт! - гаркнул дворф, едва не получив саблей по ногам.
Но вроде обошлось. И снова потянулось напряженное противостояние двух противников, располагающих щитами. В замкнутом пространстве тоннеля тяжелые вдохи и выдохи было слышно особенно хорошо. Альрик, надо сказать, порядком устал в своих доспехах. Но и легче вооруженному Грину, похоже, приходилось не лучше, и вдобавок он все не переставал плеваться кровью. Черт, еще и нога что-то начинает сдавать. Хм.
- Эй, парень, не мельтеши, лучше нападай! Я уже проголодался, пока ты тут выплясываешь.

- Э...ну и дела, парень, - растерянно проговорил бородач в пустоту, но тут же собрался с духом и принялся балагурить дальше - Ладно хоть срам оставили чем прикрыть, иначе все зрители ослепли бы от сияния мужества дворфов! Харр! Ну давай, иди сюда, остроухий! Я сотру тебя в порошок и выкурю в трубке!
Посмотреть было на что. Противник дворфа был высок и величав, а сам Альрик - кряжист, как скала, и бугрился мускулами, будто набитый изнутри камнями. Неизвестно было, имел ли дроу опыт кулачных схваток, сопоставимый с жизненным путем шутника и выпивохи, разгромившего не одну таверну. "Ну вот и увидим" - подумал оголившийся боец - "Главное - отлупить этого гада как следует, чтобы местные заправилы порадовались и вернули мне мое добро".

Вразвалочку, чуть покачиваясь, Альрик вышел на Арену, и даже немного опешил, увидев там дроу. "А они знают, чем меня можно заинтересовать!". Перевел взгляд на служителя. Что-то в них было общее.
- Эй! Вы чего такие черные оба, будто месяц в угольном забое просидели? Тут же такие чудесные бани есть, я бы из них сутками не вылезал! Харр! Ладно уж, бросай, негрила, мой выбор - Дева, пусть она тащит горячего на стол! - прогрохотал дворф.
Всем казалось, что житель гор пребывает в отличном настроении, потому что в густоте лицевой растительности не было видно сведенных злобой челюстей.

"То есть как?" - чуть было не спросил инженер вслух, когда Берн договорил. Гранату он еще мог понять - жизнь ведь дорога, но вот какое-то окончание войны...что это вообще за такое "война уже закончилась"? Он не знает, что это. Вернее, делает вид. Наверное, все, кто слышал эту фразу, делают вид, что не поняли, о чем речь. Никому не хочется признать себя забытым. Или это он просто оговорился так? Мени покосился сначала на Коэна, потом на няку Асами, и, наконец, на Медведя. У всех каменные лица. Как будто прослушали.
- Вас понял, сэр, выдвигаюсь за вами по команде!
Все лучше отдаться привычной рутине беготни и обратной связи, чем думать на предмет "война уже закончилась".

- Агхххс-с-с-с-с...
Опасность. Кривой меч в руках коротышки быстр, как удар молнии. Монах, едва приметив мерзкого вида рану, до скрипа стиснул зубы, ожидая волну боли, что всегда следовала чуть погодя успешного удара врага. Вот и она. Боль. Казалось, что вместе с пульсирующим очагом в руке огнем горит и вся кожа, а внутри наоборот царит холод пустынной ночи. Плохо. В монастыре все проходят испытание болью, и причиняемые там муки были страшны. Если не умеешь сражаться до конца, ты недостоин носить даже робу Ордена, не то, что посох посвященного. На миг почудилось, что Рахан, еще юный послушник, окружен старшими братьями по ордену, с лицами, закрытыми такими же платками, что сейчас носит сам монах. Кажется, будто спину прожигает насквозь свет белого солнца, пойманный в стекло, привезенное из далеких восточных земель, и сжимаются кулаки, и пальцы впиваются в ладони, и смуглое тело заходится в дрожи. Но на деле это не так. Свет не уходит дальше кожи, хоть и нещадно опаляет ее. Так же и всякая другая боль затрагивает тело целиком, и тревожит неискушенный дух, в то время как ее впускает внутрь лишь малая рана. Ты можешь или победить, или погибнуть, и третьего не дано. Монах с благодарностью ощутил, как все изменяется - холод смерти уходит из нутра на поверхность тела, даруя уверенность и облегчая боль, а жар гнева находит себе место в груди. Пусть враг думает, что уже победил. Рахан сделал еще шаг назад и сменил хват поврежденной руки на посохе. Подняв кончик своего оружия, будто приглашая соперника продолжить схватку в полную силу, он молвил:
- Ты достойный враг. Как ты хочешь умереть?

Мощный удар тела, отягощенного бронежилетом и экипировкой, о неприветливую песчаную поверхность, едва не вышиб воздух из легких Мени. Что ж, лучше на пару секунд, чем навсегда. Откатываясь за выглядящий столь родным камень и преследуемый невероятным для таких скромных габаритов оружия грохотом, буквально затылком он почувствовал силу и мощь пуль, вонзающихся туда, где его бренное тело было буквально миг назад. Крохотные по своей сути кусочки металла производили впечатление толстых железных клиньев, забиваемых кувалдой. Вряд ли простеньких бронежилет, который, однако, был уважаем за свое удобство, спас бы от такого. Эта штучка прошила бы и его насквозь, и Армат, и сколько угодно вещей в походном ранце, если бы ей потребовалось. Но ей не потребовалось. Все произошло так быстро, что испугаться даже не нашлось времени. Вот он закатился за камень, уже сомневаясь в надежности предоставляемой им защиты. Прогремели еще выстрелы, уже из других стволов. Под каску от всех этих катаний явно попал песок, и Мени по привычке отфыркнулся, прежде чем подняться. Выглянул из-за камня, надо сказать, с опаской. Все было точно как прежде, до спасительного броска в укрытие, но вот в окне уже было пусто. Почему-то у Айдельштамма не было сомнений о судьбе Патриарха. Нельзя так уверенно показываться в окнах, особенно обладая столь внушительными габаритами. "Пусть на том свете тебе подают рубленую печёнку с луком, жирную селёдку, бульон с клёцками, карпа с хреном, тушёное с цимесом, оладьи, чай с лимоном – и чтоб давился ты каждым куском и чаем обжигался" - Мени мысленно послал ему последний привет.
Камень оказался не только полезным укрытием, но и более чем сносным огневым рубежом. Мени присел за ним, и с большим удовольствием примостил на него Армат. Приказ Медведя пришелся как нельзя кстати. Это место очень нравилось. Примерился к прицелу, проверил, уверенно ли на камне держится оружие. Хорошо. порядок в таких простых вещах здорово успокаивает нервы, а это сейчас очень кстати.

В окне показалась какая-то натуральная жуть. Просто-таки бабай, которым Мени с братишками пугали в детстве. Большой, похожий на виданных в детстве православных попов, угрюмых, пузатых, краснолицых, бородатых, запакованных в черное, порой отдающих чем-то спиртуозным, неизменно кидавших на маленького еврейчика тяжелые взгляды, и казавшихся просто громадными. Заслонявшими солнце в ту пору, когда от него еще был какой-то прок. Кем был этот тип, судя по всему, представившийся Патриархом незнамо чего, и имел ли он какое-то отношение к духовенству той или иной религии, Мени не ведал. Да и не волновало его это. Волновало загадочное оружие, которое он направил в его с Коэном сторону. Машинка, почти игрушечная в лапище Патриарха. Через руки Айдельштамма прошла масса различных образцов вооружения, была тщательно изучена и приведена в соответствующий применению вид, но вот такой штуки он припомнить не мог. Да и будь у него хоть что, раз потерял инициативу - прячься.
- Сrань господня! - в сухой воздух само собой вырвалось богохульство, непростительное, но так соответствующее ситуации.
Коэн, предупредивший об опасности, со всей индейской прытью уже рванул к Капитану, а значит нужно запутать этого Патриарха. Врассыпную. Мени обнял Армат обеими руками, шлепнулся на землю, и, не теряя импульса, покатился по земле за большой камень, кричащий "Я спасу тебя!", как палка хорошей вареной колбасы без растительных белков и искусственных красителей. Только бы успеть.

Ну вот. Опять почти удалось задремать, игнорируя музыку и шахматные партии, как кто-то бесцеремонным топотом прогнал сон о плоскогорье Негева, выбеленном солнцем далекой Земли, на которую так и не удалось слетать. И вот уже официальный подъем. Поджав ноги, Мени крутанулся в койке на 90 градусов по часовой стрелке, и через миг уже убирал изрядно помятую в ходе сна постель, стоя. Нельзя сказать, что вращательный маневр идеально отвечал уставу, но такие вольности только помогали выдерживать давление затянувшейся до неприличного войны, и все это отлично понимали. Да и лично ему нравилось освобождаться ото сна одним махом, чтобы его не оставалось ни в одном глазу до следующего отбоя. А там все будет по новой - палящее солнце, бежевого цвета пески, а может быть и красотка Лернер, а для бодрости духа - преждевременное окончание просмотра. Такой уж установился в жизни порядок.

Как. Так. Можно. Так как можно? Так можно как? Можно ненавидеть себя самого? Запросто! А вот как можно отмочить такой номер - наука не ведает. Поэтому, чувак, делай что можешь - то есть, ненавидь себя. И еще ненавидь это сборище жопоголовых клоунов, которое утягивает тебя от настоящей жизни с неумолимостью бегущего на ворота барана. И ее тоже ненавидь. Да-да. Ведь не будь ее, ты бы не был вынужден ненавидеть себя! Пусть радужная пелена заслонит серый мир, что стоит перед глазами, и под ней родится настоящее, истинное провидение! Отбрось все эти лохмотья, которые старательно напяливает на тебя этот мир. Все эти тусовки, в которых ты что-то должен. Все эти девки, которым ты что-то должен. Все эти заведения учебные, где ты что-то должен. Должен. Должен. Должен. Пусть оно уйдет. Очисти свою голову, чтобы в нее могла войти достойная тебя свобода. Свобода от всех незримых оков, которые стерли твои и без того не дюжие запястья и лодыжки до сухих жгутов сухожилий. Сними с головы непроницаемый колпак, прикипевший к извилинам пузырящимся пластиком, и вдохни воздух полной грудью. Воздух новой жизни. Этот мир с его "хозяевами" и "законами" - не твой любезно предоставленный в кредит хостинг, это ТЫ даешь ему место в своей голове.

- Не поверите, бумажная работа. Это в наш век супертехнологий, да в организации, где братья по разуму приходят на помощь, и на бумажки послали. Уму непостижимо...там какая-то старая автономная станция обрабатывает показания окружающей среды, и раз в месяц надо чтобы какой-то невезучий тип вроде меня прилетел на ковре-самолете, или вот на такой милашке как у вас, проверил их на предмет аномалий, зафиксировал высшие и низшие пределы, и...еще чего-то там. Хорошо хоть меня консультировать обещали удаленно, а то я все что вам сейчас сказал еле запомнил. Говорят, это важно, и что раньше такие штуки не раз предупреждали о ЧП по нашей части. Нет, ну зачем все-таки надо было слать меня, да еще и вас напрягать - ума не приложу, неужели не жалко - тут S наморщил лоб, состроив гримасу муки, сочтенную с улыбкой.
"Еще пусть зарплату за меня получит, любопытный такой. Не распространяться о делах, никогда".

Что такое? Чувак, ты что, пересрал, завидев этих не нюхавших жизни мазуриков? Забыл как с таким дерьмом надо разговаривать? Э-э-э, ты че ваще на кого баллоны катишь, фраерок? Давай по-пацански разберемся, еба! Ща роги тебе поотшибаю в момент одуплишься, петушила! Че пальца раскинул, а? Ща твои кореша поймут, с какой крысой гнилой срослись! О, да я тя помню, мне еба сосед из черных рассказал, как тебя в малолетке на дальняке опустили, хыхыхы!!! Ща, давай, выходи, я тя как дырявого одними чоботами угандошу!!!

Майк чуть поерзал и тем самым устроился на не самом удобном в мире стуле наиболее комфортно. Конечно, после всей этой беготни тело просило как минимум кожаного дивана, но вот когда есть, с кем провести время...
- Хм, идея неплохая, - Смоки, прикрыв глаза, флегматично затянулся, оправдывая свое прозвище, - Но знаешь, тут я в себе не особо уверен: что-то совсем сегодня выдохся, в большой компании веселья ведь не поддержу как следует, а это не дело. А ты как на этот счет?
Надо сказать, он не кривил душой: тело, привычное к ежедневной беготне по улицам, приятно гудело от начавшей сходить на нет усталости. Голова же думать в таких условиях не хотела, и всецело полагалась на интуицию и возлияния. Хотелось тихо и мирно посидеть, вальяжно обмениваясь новостями. Хотя, то, что здесь была именно Микси, несколько бодрило - один только ее энергичный вид настраивал на живой лад.

- Бойцы, когда потребуются ваши "рекомендации", я дам знать. А авторитет мой командирский вы так уже подорвали, что даже если я с инжом скинусь и заложу под него все наши запасы взрывчатки и бабахну, то так не получится ему навредить, как вы ухитрились. Вам очень повезло, что у вас ограниченная ответственность, а у меня ограниченные полномочия. Организовали капеллу мальчиков-зайчиков вместо нормального отряда, ей-богу, а мне ей дирижировать надо еще. Отставить пикник на завалинке! Операцию им подавай, штурм, твоюжразэтак! Я штурм этот рассчитывал с учетом нормальных напарников, а вас если бы знал заранее, то и на кухню за ложкой бы не послал! "Кем надо притворяются, и лазают куда хотят, на любую работу, и нихуя там не делают, играются!", - На сей раз цитатник открылся на странице "Изображая жертву", - Так, прекратили грызню, пьянство, убрали за собой срач и остатки жратвы, и наконец поняли, что мы на задании, а не в боулинге в пятницу!
"Еще один такой анальный фокус, и пойду отсюда на базу. Приведу им инжа вместо технаря, сойдет. А эти двое пусть тут остаются, вдруг и техник выйдет. Такого раздрая я не видел с поры школьного Дня Самоуправления, который был у нас в 11-м классе, и надо было надо всей средней школой держать шефство. Просто пиздец какой-то. Может им еще сюда телик с порнухой поставить, бар, и диванчик кожаный до кучи? Я хуею, просто хуею с них. Им очень повезло, что их нашли и приняли в отряд. Сожрали бы иначе как два пальца об асфальт. Профессионалы, бля...".
Кэт снял беретку и сжал ее в руке. Надо было как-то удержать себя.

"Блядь, как я теперь понимаю всех этих дубоголовых прапоров с сержантами! Уже второй раз на ровном месте цирк с конями! У, Матерь Б-жья, как же я зол! Кина американского насмотрелись, и давай Брюсов Виллисов из себя корчить! Так, раз-два-три, я командир, держи голову в холоде, ноги в тепле, а план при комнатной температуре...". Кэт поморщился.
- Морг, если тут кто-то психованный есть, то это наш Нео со своей хлеборезкой, так что коли охота пострелять, то пристрели лучше его, пока он в более ответственной обстановке не начудил чего, - Кэт уже спокойным тоном передавал по внутренней связи, - Лед, завязывай со своими борзыми приколами, серьезно тебе говорю. Хотя бы потому, что так тебя никто на задания больше не возьмет, и будешь со своим канделябром один ходить фармить трупаков до первой Клавы.
- Так, народ, чего такие агрессивные все? Понятно, что ты на взводе, мы тоже не в себе, но немые сцены-то зачем устраивать? - Кэт заговорил дружелюбным тоном. Но потом собрал все что есть силы, и рявкнул самым командирским из своих командирских голосов, рассчитывая хоть на какой-то успех в незадавшейся работе организатора - А ну отставить кипиш, суицидальные стремления и нереализованную сексуальную энергию! Все поднялись, оружие сховали и давайте нормально говорить как белые люди! "Что вы как черножопые? Не работали с черными никогда? Они только и делают что все время грозятся друг друга поубивать!" - Теперь Кэт цитировал Бешеных Псов.

А Кэт все слушает, да ест. Поглядев на товарищей по оружию, и остановившись взглядом на относительно жизнерадостных друзьях, он решил все же приберечь изрядно протухшие breaking news до более подходящего времени. Не хватало еще чтобы дух боевой упал и началась стандартная паника и спешный обрыв волосяного покрова на пятой точке. И ведь вроде ничего такого, но когда гипотеза превращается в конкретику, часто происходит бурная и не самая положительная реакция.

- НАБИГАЕТ!!! - Рубрику "Спасибо, Кэп" Лолкэт любил, и она нередко оказывалась кстати. Но в этот раз все и так понятно, группа не в самом, но в дерьме.
Ник втопил спуск, приметив циррозную печень Клавы, и начал отходить от нее подальше.